Ненаписанная история

      Все базарные площади похожи одна на другую. Кто бы не стоял за прилавками, какие бы товары не продавали — все они полнялись искрящей бурностью жизни, разбивались множеством отдельных потоков, пахли азартом, усталостью, сосредоточенностью, радостью и разочарованием. Будто в одном месте сходился весь спектр доступных разумным переживаний. Кайрэ впитывала его, распадалась шепотками, сотней мелких радостей и горестей, жадно собирая бурлящий поток жизни, пока не остановилась, словно на стену натолкнулась, и оглушительно чихнула. Потерла переносицу, выискивая, что же так разбередило привычное к самым разным ароматам обоняние, и чихнула снова.       Совсем рядом широкий деревянный лоток пестрел крашенными охрой мешочками, баночками, связками сушеных растений и еще множеством знакомых-незнакомых вещей.       — Специи! Самые лучшие на всем побережье! — надрывалась зазывала, заметивший ее внимание. — Украсят любое блюдо и подарят самый незабываемый ужин в вашей жизни!       — И, наверняка, последний, — Кайрэ беззвучно фыркнула и поспешила отойти подальше, пока окончательно не лишилась обоняния.       Густой запах влажной земли забивался в глотку, смешивался с гнилостно-сладким ароматом разложения, окутывал, давил тяжестью находящихся над головой пластов. Казалось, каменной тверди потолков не удержать их, и вот-вот все обрушится прямо на голову, навсегда погребая в сырости и приторной сладости.       — Зирэ! Ты когда в последний раз проветривал лабораторию? — Кайрэ прижала платок к лицу, стараясь дышать как можно осторожнее и не думать о том, что вместе с воздухом проникает в ее легкие.       Зирэ, надежно закопавшийся в подвешенный под потолком остов дракона, не ответил, зато, среагировав на запах живого, к ней потянулась рука разложенного на операционном столе свеженького зомби. Сгнившие ткани плохо держали тело в целости, и пара фаланг, истекая какой-то слизью, звучно шлепнулась ей на носок туфля.       — Зирэ! — вряд ли брат среагировал бы на крик, но мгновенно разогревшийся воздух, оставивший обнаглевшего зомби без слишком шаловливых рук, не мог не привлечь внимания.       — Зачем ты портишь мне материал? — брат наконец-то оставил дракона в покое и теперь очень укоризненно смотрел на нее.       — Затем, что это очень наглый материал. Разве ему не положено быть… чуть более мертвым? — Кайрэ пересекла лабораторный зал, стараясь, впрочем, держаться подальше от столов и их временных постояльцев.       — Я тебя спрашивала, ты вообще проветриваешь? Тут скоро никакие ловушки не понадобятся — любых гостей будет сносить вонью за полет стрелы.       — Не чувствую, — Зирэ честно попытался принюхаться и как-то очень беспомощно повел живым плечом.       — Зато я чувствую! Проветривай!       — Обязательно, — Зирэ кивнул с такой серьезностью, что Кайрэ поняла: забудет, стоит ей выйти за дверь. А чего помнить, если не чувствует. Да и гости Зирэ совсем ни к чему.       Кайрэ вполне допускала мысль, что угнетенное обоняние для полевых некромантов является профессиональной необходимостью. Но за обонянием следовал вкус, чувствительность… и еще целое море мелочей, что делает живое живым, чутко реагирующим на окружающий мир. Зирэ же словно не замечал изменений, удаляясь все дальше и дальше, будто не существовало для него никаких порогов, только звенящая холодом серая пустошь оказывалась с каждым шагом все ближе и ближе. Кайрэ ненавидела холод. Она подставила лицо ветру, с наслаждением вдыхая разогретый весной воздух. Солнце стояло еще достаточно высоко, чтобы она успела вернуться в город.       — Надумала, дорогая? Подходи-подходи, выбирай! — давешний зазывала улыбнулся, демонстрируя поблескивающие металлом вставки на зубах.       Кайрэ вдохнула последние крупицы чистого воздуха и зарылась в душисто-острое царство запахов. Она почти не слушала продавца, называющего травы, рассказывающего о свойствах и сочетаниях. От обилия запахов слезились глаза, нос казался навечно забитым странными и резкими запахами, а притащенная кем-то из помощников корзина — доверху заполнена разномастными мешочками.       — Зачем тебе столько дорогая, а? — продавец пробовал на зуб щедро отсыпанные ему полновесные золотые монеты. — Дороже меня не продашь.       — И не собираюсь, — Кайрэ задумчиво взвесила на руке корзину, — самой бы хватило.       Самым сложным в задуманном оказалось подловить момент, когда Зирэ наконец-то расстанется со своей драгоценной лабораторией. Увлеченный очередной химерой, брат мог не покидать рабочий стол неделями, прерываясь только за тем, чтобы добыть какой-нибудь невовремя закончившийся ингредиент. Кайрэ потребовалась значительная доля ее искусства, чтобы притащенные из леса мыши согласились войти в вотчину некроманта и сожрать реагенты.       Временно осиротевшая лаборатория встретила ее тишиной и каким-то нервным взглядом уже почти знакомого безрукого зомби. Ему и достался первый из извлеченных из корзины пакетиков. Яркий запах перца вплелся в густую вонь разложения, потом к нему добавились гвоздика, корица, розмарин, шафран… множества других запахов, названия которых Кайрэ не знала. Все они постепенно сливались в дикую какофонию, против которой не помогал никакой платок. Мысленно Кайрэ уже навсегда попрощалась с собственной способностью различать запахи, оставалось только узнать — стоил ли результат затраченных сил. Она устроилась одном из пустых столов и стала ждать.       — Аап-чхи! — резкий высокой звук ворвался в смутный тяжелый сон. Кайрэ открыла глаза, мгновенно находя взглядом источник звука. Зирэ стоял у входа и нервно тер переносицу. Вот он заметил ее, открыл рот, случайно вдохнув при этом чуточку больше воздуха, чем собирался, и снова резко чихнул.       — Кайрэ! — тихий шипящий голос мог напугать кого угодно, но Кайрэ только безмятежно улыбнулась:       — Что-то не так? — виноватой она себя совершенно не чувствовала.       — Что это за отрава? — Зирэ прошел мимо нее, попутно открывая заслонки и активируя вентеляционные амулеты.       — Всего лишь специи.       — Воняет хуже, чем в склепе.       — Но ты их чувствуешь, — Кайрэ ловила кисловато-желтые волны раздражения и недовольства, но ощущала себя абсолютной победительницей. Всего лишь крупинка, отыгранная у серости, но она принадлежала ей.