Ущербная Луна

      Приказ наследника предстать пред его очи застал Даннара на открытой площадке под крепостными стенами, где сотник наблюдал за тренировкой новобранцев. Дружина понесла потери, отбив степняков, и Ратт кинул клич, призвав под копьё всех желающих сослужить службу Горному гнезду. Возвращения Орды больше не опасались, но менее тревожно не стало. Теперь дозор поглядывал себе за спины — в сторону гор с твердыней моэрров. В крепости царило тревожное ожидание беды, и слухи о том, что наследник велел пропустить через земли Дарханов извечных врагов Триземелья, надежду на их милость не внушали. Передав свой меч служке, сотник велел ветеранам из дружины продолжать тренировку молодняка, натянул свежую рубаху и направился к господскому дому. Наследника средиземец обнаружил в курятнике на заднем дворе. Каллен, вооружившись корзиной на ремешке, ссыпал зерно квохчущим курам. Подойдя к загородке, сотник ухватился за верх калитки, но прерывать его занятие не стал. Видеть наследника Дархана за столь простой работой было необычно. Каллен был одет в штаны из серой шерсти, долгополую рубаху и жилет. Длинную косу омега подобрал простым белым платом, скрепив кожаным ремешком. Рядом крутился Тирит, подливая воды в поилки. Вдоволь налюбовавшись прозаической идиллией, сотник кашлянул в кулак. Бета, бросив ведро, ухватился за рукоять охотничьего ножа, свисавшего с пояса. — Тише, Тир, — Каллен оказался куда крепче духом — спокойно отставил зерно и вытер руки о передник, укрывавший бёдра. — Тут все свои. — Чужим взяться неоткуда, — подтвердил сотник, открывая калитку перед наследником. — Не знал, магрис, что северные омеги из знатных родов простой работы не гнушаются. — Если рук не хватает, то все за дело берутся, зима безделья не прощает, — Каллен развязал концы передника и повесил его на калитку. — Так уж нас воспитывают на Севере, — омега склонился над кадкой с водой, ополоснул руки и накинул на плечи плащ. — Разговор есть, альфа, пойдём со мной. Дархан двинулся по выложенной камнем тропке, ведущей к молельне. Сотник последовал за ним. У входа в храм Каллен опустился на каменную лавку у стены, увитой плющом. Сотник остался стоять на ногах. — О чём речь пойдет? — спросил Даннар, убедившись, что поблизости нет любопытных ушей. — О твоём знакомце — Арсане, — Каллен усталым жестом расплёл плат и перекинул тяжёлую косу на спину. — Как много ты о нём знаешь? Припирать к стенке Даннара не понадобилось, выложил не скрывая: — Арсан был оставлен Гаэллем капитаном над «барсами», когда король сделал его генералом. Это говорит о многом. — Гаэлль доверял ему. Даннар усмехнулся, складывая руки на груди. — Думаю, что твой старший никому и никогда не доверял полностью. — Даже тебе? — Даже мне, — подтвердил альфа. — Арсан — южанин, родом из Гальвига. Отец его был рыцарем короля, как и дед. А вот внучок честью не вышел, по молодости был бузотёром и гулякой, за что его клан и изгнал. Он подался в наёмники и вскоре снискал славу на полях боёв, сумев сколотить крепкий отряд из таких же сорвиголов, но во время битвы у Самарии почти все они полегли. Сам Арсан продолжал лихо махать мечом, возводя вокруг себя бастионы из тел. Таким мы его и нашли, я и Гаэлль, залитого кровью с головы до ног, со стрелой, торчащей из плеча, и обломком копья в ноге. Страшен был, как древний бог, но не подоспей мы на подмогу, там бы он и сложил голову. Гаэлль укрыл его щитом и встал спиной к спине. Когда бой был закончен, Львиный клык попросился принять его в отряд, так «барсы» стали его новой семьёй. Каллен внимательно слушал, разглаживая ладонью складки верхнего платья. — «Барсы» собраны из разных земель, — заметил он, — но выходцев с Юга среди них меньше всего. — Ты многое подмечаешь, магрис, — уважительно похвалил Даннар. — Южан среди «барсов» и вправду мало. Для них мы чужаки. Наёмник, считай, то же отребье, что служит королю за кровавую плату. — Тогда почему Арсан подался к «барсам»? — О причинах его решения мне неведомо. Но вслед за ним к наёмникам присоединился и остаток его отряда, вместе с племянниками Арсана. Поговаривают, что Эзариус обещал Львиному клыку отдать под начало собственный полк, вернуть в клан, но тот отказался. — Ради службы обычным наёмником, да ещё и под началом чужака-северянина? — Каллен с сомнением покачал головой. — Странный поступок, не находишь? — Тогда он мне странным не казался. Мы считали, что Арсан не желает терять свободу. — А сейчас как думаешь? — пытливо спросил Дарующий. Сотник хмыкнул. Альфа знал, отчего любопытствует омега. — Хочешь узнать о том, не думаю ли я, что Арсан поступил так по приказу короля? — вопросил прозорливо. — Эзариус умеет плести паутину — долго и терпеливо. Если уж попала в его сети жирная муха, до конца дней там трепыхаться будет. Так мой дед любил говаривать. — Весьма похоже на Эзариуса, — согласился сотник. —Мой дед дважды путешествовал на Юг, был и в Йоннете, если верить летописям рода. Возможно ли, что они встречались, Эзариус и Каэлл? — Король любил приглашать к себе знать и купцов из других земель. Подолгу беседовал, вытягивая из них по крупицам то, что было ему нужно. Могло быть и так. Каллен повернул голову. Глаза омеги устремились к горам. — Арсан вмешался в мои переговоры с моэррами, — проговорил он медленно. — Не скажешь почему, сотник? — На Юге слово «моэрр» сродни самому страшному ругательству. Для Арсана союз с моэррами — предательство Триземелья. — Тогда почему королю служат их потомки? — Каллен вернул взгляд на средиземца. — Ты знал одного из них, — уверенно сказал он, — того, кто возглавлял отряд Перворожденных. И он так же тебя узнал. Даннар издал долгий вздох. Как не хотел средиземец избежать этого разговора, а ответить придётся. Дарующий и вправду был глазастым и в дураках не ходил. — Его звать Дхар Мекум дар… — …маг его величества Эзариуса, — подхватил Каллен. — Наргуз, — поправил он. — Дхар возглавлял магов короля. Он полукровка, так говорили. Полукровка, ненавидящий своего отца-моэрра. Он был виновен в гибели его родителя-омеги, бывшего человеком, и Дхар возненавидел всё племя Перворождённых. — Похоже, его ненависть иссякла. — Эзариус слывёт первым врагом моэрров, на его кострах сгорели сотни полукровок и Перворождённых, которых возводил туда именем короля Дхар Мекум дар. — Тогда как же… — Правду знает лишь сам Дхар, магрис, — перебил Даннар и тут же, спохватившись, согнул голову. — Прости, что оборвал тебя. Каллен поднял руку: соблюдение традиций его сейчас не волновало. — Эзариус славится своим коварством. Но в его связь с моэррами мне верится с трудом. — Дхар мог предать короля. Скрывать свою приверженность Перворождённым за маской обличителя и палача. Лучший способ защитить себя от преследования — самому стать преследователем. — Или же план был куда сложнее… — пробормотал Каллен. — А что «барсы»? — он сменил тему. — Прийти сюда действительно было их собственным решением? Даннар потёр шею. — Думаю, их прислал сам король, — неохотно выдал он, вспоминая разговор, что состоялся между ним и Львиным клыком. Расстались они в гневе, давя зубы, с разбитыми костяшками кулаков. — Ослабить своё войско потерей одного из лучших отрядов наёмников… — сотник покачал головой. — В такую «щедрость» верится с трудом. Не удивлюсь, если Арсан был прислан проследить за тем, чтобы Гаэлль восстановил старый купеческий тракт, что идёт через земли Ат-Нарашей. А возможно, планы короля были иными. Есть кое-что, магрис, что тебе следует знать, — Даннар отмёл колебания. — Твой старший вряд ли одобрит мою болтливость, но… — …но сейчас ты служишь крепости, — напомнил Дархан. — И обязан повиноваться мне. — Тогда вели мне не молчать, — попросил он. — Велю, — если Даннару требовалось оправдание, чтобы не чувствовать себя предателем боевого побратима, он возьмёт всю ответственность на себя. Сотник благодарно кивнул: — Некоторое время назад я привёз Гаэллю ржавый шлем наргуза, найденный поселянами Великодубровицы. Его обнаружили в лесу, рядом с костями защитника поселения. Похоже, что в ночь, когда погибла семья твоего старшего, среди убийц пребывал маг короля Эзариуса. Это объясняет то, почему так быстро пала укреплённая крепость Ат-Нарашей. Враг задействовал магию. Дархан ошеломлённо откинулся спиной на холодный камень стены. — Но рассказать об этом мне мой старший… позабыл, — пробормотал омега. — Дело не в том, что он не доверяет тебе, магрис. — Именно в этом, — Каллен отмёл его возражения взмахом руки. — Гаэлль не желает подвергать тебя опасности. А эта правда может оказаться слишком опасна. Так поступают с теми, кто дорог, — Даннар опустился на колено, ставя их лица вровень. — Мой побратим упрям и горд, магрис, и порой бывает излишне резок. Но таким его сделало то, что ему довелось пережить. Ни одному дитя не пожелаешь стать свидетелем жестокой гибели всей своей родни. Именно потому он выбрал для союза бету, а не омегу, — от средиземца не укрылось то, как передёрнул плечами Дарующий, — это его способ избежать новых потерь, новой боли. — Я никак не вписывался в его будущее, — не сдержал горького вывода Каллен. — Однако ты случился в его жизни и изменил её к лучшему. — Разве? — Дархан резанул альфу острым взглядом, но тут же поник плечами, словно сломанный цветок. — Я был навязан ему обманом деда и своим молчанием. Мы лишили его собственной воли, такого не прощают. Даннар, склонившись к нему, позволил себе смелость — обхватил холодные пальцы рук чужого омеги своими. — Поверь мне, магрис, — произнёс он уверенно. — Мой побратим теряет голову рядом с тобой. Его сердце больше не сковано льдом. И если и был в нём укор, то давно растаял, как дым. — Потому в родной дом он с собой Айлина позвал? — Дархана окатило обидой. — Айлин сам напросился. И бета-южанин тебе не соперник, как бы он не трепыхался, а прошлого ему не вернуть. Старший твой лишь тебя взглядом стережёт, Дарующий. Выпустив руки омеги, сотник поднялся с колена. — Я тут слыхал кое-что… Всадники судачат, что тебя крылан Гаэлля послушался, а зверь этот точно знает, что его всадник чувствует. Не признай тебя Ат-Нараш своей парой, младшим не по обязательству, а по велению сердца, Карагал тебя бы и близко не подпустил, не то что командовать собой позволил. Если мне не веришь, то зверю волшебному поверь. Почтительно склонив голову, средиземец направился обратно к воинам, оставив Каллена раздумывать над его словами с гулко бившим в груди сердцем. Голос Салема вывел омегу из кружения мыслей, обратив взгляд к тропинке, что вела к дому. Домин подошёл ближе, глядя на воспитанника с беспокойством с глазах. — О чём задумался, наследник? — спросил бета, опустившись рядом с ним на скамью. — Да так… О том, чего же мы ждём. — Зиму? — изогнул бровь домин. — Времени, что позволит открыть Врата Извечного, — Дархан ушёл от прямого ответа, задав куда более важный вопрос. — Мы говорим о времени Исхода, но никто так и не сказал, когда же наступит Дара кумм. — Потому, что мы можем об этом лишь гадать. — Третий вернулся в твердыню моэрров — Маклахан халл, напитал себя силой проклятой магии крови. Перворожденные вернулись на Север, чтобы присоединиться к нему. Это время уже близко, Салем. И мы должны узнать, когда именно оно наступит. Салем был с ним согласен. — Следует изучить древние писания. Что-нибудь да укажет нам на нужную подсказку. — Или же кто-то знает об этом, но молчит. — Азагар? — предположил домин. — Ансельм. Он всю свою жизнь провёл, копаясь в летописях времён, покрытых вековой пылью. И сейчас я всё чаще думаю, что старик умалчивает правду. Куда исчезала десятая часть серебра? Для чего и чем снаряжали полдюжины подвод каждую полную луну? Всё это есть в записях амбарных книг, но нет главного ответа — почему. Не скажет Ансельм, скажет тот, кто сопровождал каждый обоз. Глава над конюхами — старый Дирт. Расспроси его, Салем. Надо — подкупи, но я хочу знать, куда отсылали подводы. Бета качнул головой, подтверждая, что выполнит его приказ. — Вчера я пытался поговорить с Лиамом об исчезнувшем Айязи, — сказал домин, — но узнал, что он поступил в личное услужение к магрису Алатару. Мне не позволяют увидеться с ним, Алатар держит его в своих покоях. — Хочешь, чтобы я вмешался? — Хочу, чтобы ты сам поговорил с Леамом. Мне не нравится всё, к чему твой проныра-дядюшка и его сынок прикладывают свою руку. Дархан не видел причин ему отказывать. — Пусть его приведут завтра утром в мои покои. Будь там же с рассветом. Поднявшись со скамьи, Салем мазнул ладонью по его плечу и ушёл, но в одиночестве Каллен не остался. Шевеление кустов по соседству давно выдало непрошеного соглядатая с головой. — Выходи, Тирит, — Дарующий повысил голос. — Негоже подслушивать разговор, в который тебя не звали. Бета выбрался из кустов, краснея щеками. — Прости меня, магрис. Не удержался. — Любопытство сгубило не одни уши, — упрекнул Дарующий. Тирит виновато переступил с ноги на ногу. — На омежьей половине в Кессе выжить мог лишь тот, кто оказывался самым осведомлённым. — И чьими же ушами ты был? — полюбопытствовал Дархан. — Родителя-омеги Амариса. — Платой за это едва не стала твоя казнь, — напомнил омега. — Повторись всё снова, и я ничего не смог бы изменить. Я принадлежал отцу Амариса и делал то, что должен, чтобы выжить. Но позволь мне кое-что сказать, магрис. Я мог бы быть полезен в разговоре с Леамом. Ранее мне приходилось общаться с ним, и Дарующий проникся ко мне добрым чувством дружбы. Дархан нахмурился. — Чего ты хочешь? — Разреши прежде поговорить с ним мне. Возможно, мне удастся протоптать дорожку к его откровенности. Каллен задумался. — Как ты проникнешь в покои Алатара? — спросил, колеблясь. Подвергать опасности Тирита не хотелось, хоть его предложение и было разумным. — Если поймают, будешь бит. — Не посмеют, — Тирит расправил плечи. — Я не раб бесправный. Каждый знает — тронет меня, заденет и наследника. Дархан улыбнулся. — Всё верно, Тир, — мягко заверил он. — Вот только Алатар мстителен и безрассуден в гневе. В детстве он трепал меня за косу за любую провинность, не обращая внимания на то, что я был внуком тэра. — Меня не поколотит. А если вздумает… — Тирит недобро хмыкнул. — Я скажу ему, что знаю то, что не позволит ему вовек от земли глаз поднять. Каллен открыл рот, но бета перебил его, не дав задать свой вопрос. — Получил ли я твоё одобрение, магрис? — Получил, однако будь осторожен, — всё ещё с сомнением выдал омега. — Я стану тенью на стене. Неуловимой тенью. Тирит ударил себя кулаком в плечо, как делали воины и, довольный признанием своей нужности, поспешил выполнить взятую на себя миссию. Отряхнув одежду, Каллен поднялся. Зима становилась всё ближе и дел было невпроворот. Войдя в дом, он направился в сторону кухонь, чтобы найти управляющего, но по дороге увидел открытую кладовую, где трудился над перебиранием корнеплодов сгорбленный омега. Дарующий очищал морковь и картофель от комков сухой земли и бормотал что-то под нос, брезгливо кривя рот. Каллен остановился, прикипев взглядом к рукам омеги. Руки тот имел ухоженные, с нежными розовыми ладонями и аккуратно подрезанными ногтями. Дарующий, будто почувствовав его присутствие, бросил бормотать и, потянув потрёпанный плат на лицо, поднял голову. Дархан, застигнутый за подглядыванием, испытал смущение. — Прости, что оторвал тебя от работы, — повинился он. — Ольгас… не так ли? — вспомнил он имя омеги. — Младший Халла. — Хаэлла, — недружелюбно буркнул омега. — Хаэлла, — повторил Каллен, — верно, запамятовал. Вижу работа эта… тебе непривычна, — наследник вновь опустил взгляд на изящные кисти Ольгаса — такими шелка перебирать, а не овощи из грядок тащить. — Отчего же? — омега поспешил спрятать руки под широкими рукавами. — Привычна, магрис. С некоторых пор, — желчь в его тоне от ушей Дархана не ускользнула. — Что же заставило твою жизнь измениться? — Не что, а кто, наследник. Прошлое настигло меня, придавив камнем. Родительский грех и гордыня свергли в грязь, откуда уже самому не выбраться. — Родительский грех? — взгляд Каллена затуманило застарелой болью. — Своих родителей я не помню. Все мои воспоминания начинаются с крепости тэра, — закончил он тихо, но был услышан. — Отчего же так, магрис? — любопытство Ольгаса было непритворным. — Меня привезли сюда ещё малым дитя. После того, как я лишился отца. — А родитель-омега? Каллен закрыл глаза — в сознании вспыхнуло и погасло яркое пламя. Шрамы на щеке опалило пекущей болью, будто кожи коснулся разжаренный металл. — Его я не помню, — Дархан встрепенулся, поднимая веки и сжал пальцы в кулаки. — Вряд ли он был достоин того, чтобы осесть в моей памяти. Тихий скрежещущий смешок заставил наследника нахмурится. — Ты смеешься надо мной? — вырвалось у него скорее с удивлением, чем гневом. — О нет, наследник, — Ольгас смахнул кривую усмешку с губ. — Я смеюсь над тем, как мы бываем громки в своих обличениях. Но знаем ли мы всю правду о тех, кто породил нас на свет, как о самих себе? — вкрадчиво завершил он. Каллен хмуро разглядывал пришлого омегу. Тот не испытывал ни капли страха перед хозяином крепости, говоря с ним, как равный с равным. Кто ты, Ольгас? И отчего от твоих слов меня бьёт озноб? — Тебе нужна новая одежда, — произнёс он вместо иного вопроса. — В такой не перезимуешь. Ступай к управляющему, скажи, что я велел выдать тебе и Хаэллу тёплые плащи и сапоги. Ольгас опустил взгляд на выглядывавшие из-под обтрёпанного подола башмаки со вздёрнутыми носками. Кожа обувки была дорогой, пусть и потёртой, сохранившей следы богатой вышивки и тиснения. Омега молча склонил голову, не слишком низко, но могло сойти за благодарность. Каллен повернул обратно, забыв о своём намерении переговорить с управляющим. Он поспешил оказаться как можно дальше от странного чужака, что внезапно всколыхнул в нём муть прошлого. Выбравшись из дома, Дархан застыл на крыльце, подняв горевшее лицо к небесам. Грудь било сбивчивым дыханием. Ворот душил и он рванул завязки плаща. Тень, мелькнувшая над головой, остановила его порыв сойти со ступней. Пронзительный клёкот вонзился в уши, пустив сердце вскачь. Сделав круг над домом, во двор опустился гриф: пробежал несколько шагов, прихрамывая, и опустил крылья. Сидевший на его спине всадник соскочил на камень, мостивший двор, повёл онемевшими плечами и развернулся к крыльцу. Каллен смотрел во все глаза на своего альфу. Ат-Нараш сощурился, отловив его взглядом, и вдруг растянул губы в призывной улыбке. — Ты позвал меня, младший, — произнёс хрипло и развёл руки. — Вот он я. Каллен издал невнятный полустон-полувздох. Ноги сами сошли со ступеней, Дархан поспешил к супругу — вопреки взлелеяной боли, вопреки бессильному упрямству. Гаэлль был нужен ему, и его старший пришёл, признав за ним право звать и надеяться. Взгляд Ат-Нараша подбадривал, просил — не останавливайся, приди ко мне, младший. И он пришёл, упал на грудь, крепко сжимая в пальцах пропахшую потом рубашку, впитывая всем телом родной запах, тепло дыхания, жажду прикосновения. — Звал, — прошептал отчаянно, утыкаясь лбом в его плечо. — Вернись ко мне, Гаэ. И больше никогда не оставляй одного! — Так тому и быть, — пророкотал альфа, подхватывая ослабевшего коленками Дарующего на руки и неся к дому. Карагал проводил их одобрительным клёкотом и поднялся обратно в небо.