Ущербная Луна

Ночи Севера не похожи на ночи Юга, где звезды во весь шатёр небес и пьянящая прохлада полны звуков: то птица вскрикнет, то полоз прошуршит по песку, то лис пробежит, охотясь на зазевавшуюся мышь. На Севере ночи иные, холодные, с затянутыми чёрным пологом небесами, полные застывшей в настороженности тишины. Лишь изредка прошелестят над головой совиные крылья, да донесётся издалека волчий вой. Выбравшись из дома, Гаэлль, под присмотром вольфрамовой луны, пробрался вдоль конюшни к амбару. Подняв засов низкого, вросшего в землю бревенчатого сруба, таэт вошёл внутрь и наощупь отыскал выпуклый бок бочки. Открыв крышку, он погрузил руку в прохладную соль и стянул с плеча верёвку. Уложив моток в бочку, альфа принялся валять его в соли. Закончив своё странное занятие, он, покинув амбар, направился к Старой башне. Примыкавшие к ней низкие постройки и пара домишек с провалами окон и дряхлыми крышами пустовали. Мастеровые сюда пока не добрались, что было Ат-Нарашу на руку. В свидетелях своей ночной вылазки он не нуждался. Поправив верёвку на плече, альфа сунул в замок громоздкий ключ. Щелчок затворного механизма показался оглушающе громким. Петли заскрипели. Гаэлль поморщился: стоило взять с собой натопленный жир с кухонь и смазать старое железо. Единственным освещением внутри башни был мягкий свет луны, что лился сквозь узкие окна бойницы, но его оказалось достаточно, чтобы Ат-Нараш уверенно двинулся к люку, который вёл в подземелье. Открыв створки, альфа поджёг факел. Пламя, с треском пожирая смолу, взвилось вверх. Гаэлль ступил на лестницу, ведущую во тьму. Как только его голова исчезла под поверхностью пола, от стены отделилась тень и в полосу лунного света ступил дэл Такар. Тал мор подошёл к люку, выждал время и двинулся следом за хозяином крепости. К усыпальнице Ат-Нараш добрался, не оглядываясь. Тал мор неслышимо крался за ним. Войдя в усыпальницу, Гаэлль закрепил факел на стене и огляделся. Зоркий глаз бывшего «рыскача» сразу выловил, что кое-что со времени его последнего визита изменилось. Альфа подошёл к оружию Ардагала. Секира, копьё, лук, меч и «остроносый» щит, покрытый искусной чеканкой с изображением бегущего волка, были аккуратно расставлены вдоль стены, но Гаэлль помнил, чем закончилось появление разгневанного духа, остановившего его попытку вскрыть гроб. Альф разметало по сторонам, секиру вырвало из рук Гаэлля и отбросило под стену. Там он и оставил её, покинув усыпальницу и заперев дверь на ключ. Нагнувшись, альфа провёл рукой по щиту и потёр пальцы. Ни пылинки. За оружием ухаживали, не позволяя поселиться ржавчине на металле. Рукояти меча обвивали полосы кожи, без следов потёртости, оперение стрел в колчане отливало сизым живым блеском. Оружие будто ждало, когда очнётся от вечного сна древний воин и вновь сядет в седло своего коня, чтобы вести дружину в бой. Гаэлль поднял меч. Широкий клинок поймал на широкие грани его размытое отражение. Попробовав лезвие подушечкой большого пальца, он убедился, что мог с лёгкостью смахнуть с плеч голову врага прадедовским мечом. Оружие не затупилось и не поддалось тлену. Острый край оставил на пальце порез, наполнившийся кровью. Ат-Нараш вытер руку о штаны и вернул меч на место. За усыпальницей ухаживали, бережно и с любовью относясь к тому, кого уже не помнил никто из ныне живущих в крепости Дома Зари. Гаэлль подошёл к стене за гробом Ардагала. Та была сложена из больших, обтесанных до полированной гладкости глыб. Ни стыков, ни выемок. И всё же он был уверен, что в ночь происшествия в усыпальнице именно в этом месте он увидел провал прохода, из которого появился древний омега. Его пальцы прошлись по камню. Идеально ровная поверхность если и скрывала потайной ход, то он его не ощущал. Ат-Нараш поднёс огонь к камню и принялся медленно водить им вдоль швов кладки. Где-то да шевельнётся пламя, жадно потянувшись за потоком воздуха, если за стеной находится проход, ведущий на поверхность. Но не помогла и эта уловка — пламя горело ровно. Он вернулся к каменному гробу и уложил секиру поверх барельефа. Размотав верёвку, альфа принялся выкладывать ею круг у постамента, стараясь охватить как можно большую площадь. Закончив с этим занятием, Ат-Нараш связал концы верёвки в узел, ступил в круг и вставил острый конец секиры в стык под плитой. Альфа поднатужился, силясь поднять крышку. Мускулы на плечах вздулись канатами, проступая под кожей. Гаэлль скалил зубы, кряхтел, потел, но плита не поддавалась. Предприняв ещё несколько столь же бесплодных попыток, он разочарованно отступил назад. Следовало признать, что его сил осуществить задуманное не хватало. Странно, так как на вид плита не казалась неподъёмной. Опустив секиру, альфа присел на корточки, осмотреть крышку снизу и громко хмыкнул. Шов кладки, что тянулся вдоль всей верхней части гроба, тускло светился. Свечения не было видно из-за выступа, однако снизу открывался вид на дело рук могущественного колдуна. — Магия… — Ат-Нараш брезгливо сплюнул. Гробница была запечатана с помощью проклятой волшбы моэрров. И так долго без подпитки могла продержаться лишь магия Перворожденных, к которым принадлежал супруг Ардагала — Даэхо. Что ж, удивлён таэт не был. Гаэлль поднялся на ноги, получив ещё одно подтверждение своей догадке. Он знал, кто осквернил место упокоения второго таэта Дома Зари, и иного выбора ему не оставили. Вернувшись к оружию, Гаэлль подхватил крепкое копьё из стали. Если он прав, то младший Ардагала «заговорил» не только саркофаг, но и оружие супруга, которое должно было беречь его в бою и не позволить отобрать жизнь. Ардагал славился редкой удачливостью, и, по семейным легендам, в сражениях не получил ни единой серьёзной раны. О том, что «виновником» везения предка был его Дарующий, сомнений не имели, пока таэт уже в преклонном возрасте не погиб, упав с лошади во время охоты. Нелепую смерть посчитали расплатой за союз с моэрром и все упоминания о Даэхо были вычеркнуты из летописей рода. По преданию, младший супруг Ардагала был отправлен в дом своего родителя, а править землями Дома Зари остался рождённый им старший сын-альфа. Гаэлль вонзил копьё в щель. Как он и предполагал, заговоренное оружие без труда проникло в магическую печать. Альфа повис на копье всем весом и плита, заскрипев, медленно поддалась, отрываясь от основания. — Да давай же… — альфа едва не крошил зубы. Ещё один рывок, и плита приподнялась на высоту двух пальцев. Этого хватило, чтобы свечение исчезло — заклятье было снято. Альфа вбил копьё глубже, и, оставив его торчать из щели, отошёл назад. Отдышавшись, Ат-Нараш поднял секиру, глянул на стену и исказил рот ухмылкой. — Ну, посмотрим, каков будет расклад на этот раз, — пробормотал он и занёс секиру над головой. Но то, что последовало за этим, он никак не ожидал. Появился не дух, а силуэт в дверях, что выбросил руку в предупреждающем жесте. — Остановись, таэт! — Ты?.. — узнав голос дэл Такара, Гаэлль в сердцах сплюнул. — Уходи, тал мор, — рыкнул альфа, — тебя сюда не звали. — Не делай того, о чём пожалеешь! — И о чём же это я пожалею? — таэт не спешил опустить секиру. — О том, что Печать добыл и нас всех спас? — Тронешь останки своего предка — и познаешь Его гнев, что не будет знать границ! — Мой предок давно обратился в прах, дэл Такар. Нечем ему свой гнев изъявлять. — Да только всё ещё жив тот, кто оплакивает его кончину до сих времён! Гаэлль сузил глаза: — Здрав ли ты головой, Анат? — Здрав, таэт, и прошу тебя не накликать беду. — Если есть тебе что сказать, говори, тал мор, да не загадками, — потребовал он. — От кого беду мне пророчишь? — Не могу сказать, — отказал дэл Такар. — Я принёс клятву. Как и мой отец, и дед. Мои уста должны быть сомкнуты! — Что ж, тогда я сам добуду ответ, — Ат-Нараш крепче перехватил секиру. — Тебе меня не остановить, — сказал, не глядя на горца. Анат прокричал что-то, но Гаэлль не стал слушать. Он знал, что его ждёт, и не ошибся. Однако на этот раз он был готов. Когда его отшвырнуло от гробницы, альфа сгруппировался и, едва приземлившись на пол, перекатился на колени, выхватывая нож из ножен и с силой метнул его в появившуюся из прохода в стене фигуру. Метил в плечо, не намереваясь убить то, что уже считалось мёртвым, и удовлетворённо оскалил зубы, услышав разозлённое шипение, что издал живой, а не дух. Нож был отбит взмахом руки, но проявившийся отвлёкся, и Гаэлль схватил щит Ардагала и занырнул за каменный гроб. Дэл Такар повалился на колени, прикрывая голову руками и голося на родном языке. Судя по интонации, горец умолял о пощаде. Следовать его примеру Ат-Нараш не собирался. Воздух в камере похолодел, альфа выдохнул пар из уст. — Если думаешь заморозить меня, то зря стараешься! — выкрикнул Гаэлль из своего укрытия. — Шкура у меня крепкая, микаэ таэт* Даэхо! Тал мор замолчал, таращась на него с нескрываемым страхом. Ат-Нараш ответил ему угрюмым взглядом, обещавшим, что альфа сломает горцу шею, если тот посмеет вмешаться. Хватит с него чужой лжи. О том, кем был «дух» Старой башни, тал мор знал с самого начала и молчал. Дэл Такар отвернул лицо, демонстрируя покорность. Правильно. Целее будет. Холод ощутимо спал. — Догадался, значит, — прозвучал высокий мелодичный голос омеги. — Или кто подсказал? — Умом не обижен, предок, — Гаэлль перехватил щит в левую руку, — братец твой пять веков прожил, значит, и остальные близнецы тот же дар бессмертия получили. О смерти твоей сведений в летописях рода нет, а кому у гроба Ардагала слёзы проливать, если не супругу его? Я поднимусь, Дарующий, — сказал, сделав паузу, — а ты обещай вести себя, как подобает… любящему деду. Ответа он не дождался, но праздновать труса не стал и поднялся на ноги. Настороженно держась за прикрытием щита, таэт прикипел взглядом к застывшей с другой стороны саркофага лёгкой фигуре. Дарующий был облачён в одежды, что не носили уже века — длиннополое платье цвета дубовой листвы с одним разрезом от правого бедра в пол, узкие штаны, заправленные в сапоги, такие же рукава до локтя. Обнажённые запястья охватывали браслеты наподобие наручей, что носили альфы. Две светлых косы падали на грудь, спускаясь до талии, обвязанной кушаком из чёрного шёлка. Концы кос обхватывали закрепы с опалами. С белого как мрамор лица с безупречными чертами на таэта смотрели глаза цвета лазурита, такие знакомые и… ненавидимые Ат-Нарашем до зубовного скрежета на ином лике. — Словно горошины из одного стручка… — вырвалось у него. — Ты видел моего брата, — Второй покачал головой, опуская плечи. — Значит, я не ошибся. Сарджар вернулся на Север. Ат-Нараш подтвердил: — Третий занял горную твердыню моэрров и желает открыть Врата. — Таково было наше предназначенье, — изрёк Дарующий. Даэхо опустил глаза, изучая верёвочный круг. — Это соль? — Я слышал, что она способна сдержать… — …всякую нечисть, — договорил омега, небрежным жестом обрывая его объяснение. — Вот только я не нечисть. — И не дух. — Это был единственный способ остаться рядом. — Даэхо перешагнул просоленную верёвку и протянул длань к лицу Ардагала, высеченному на надгробье. Пальцы с ласкающей нежностью прошлись по орлиному носу, плотно сомкнутым губам и спустились на бороду с завитками. — Вечность становится мукой после того, как ты хоронишь своё сердце рядом с любимым. Я должен был уйти, чтобы позволить своему сыну править землями отца. Вот только ему так и не забыли того, что его родитель-омега был моэрром. Всю жизнь Брайяну пришлось доказывать, что он не несёт в себе зла, как и его сыну, и сыну его сына. Я велел стереть обо мне всякую память и на смертном одре передавать от таэта наследнику завет беречь Старую башню и гробницу Ардагала. — Мне этот завет передать не успели, — едко завершил альфа. — Я любил Ардагала всем своим естеством, — Перворожденный его не слушал. — И должен был иметь возможность приходить к месту его упокоения, чтобы оплакать свою утрату. — Но ты не пришёл тогда, когда был нужен своим потомкам, — бросил своё обвинение Ат-Нараш, — тогда, когда убивали твоего праправнука, его омегу и детей! Даэхо поднял на него усталый, полный печали взор. Но печалился омега лишь о своём старшем. — Я был слишком далеко, когда почувствовал их смерть. Я ничем не мог помочь, потому не стал вмешиваться. О тебе было кому позаботиться. — Почему ты не спас их, если знал, что за ними придут?! — сказал Гаэлль, задыхаясь от горя. Каждый слог давался альфе с трудом. — С твоей-то силой! Ты мог защитить их, сохранив кровь своей крови! — Это мог сделать и твой родитель-омега, однако он отказался от своей силы, а твой отец не пожелал развить собственный дар. — Голос Второго был сух, как ветра, что дули с пустынь Кэсса. — Почему я должен был помогать тем, кто отказался от собственных корней? — Потому что был мудрее! — Меня не пожелали слушать. — Не пожелали?.. — Я открылся твоему родителю, однако несчастный в страхе бежал от меня. Затем он вернулся, чтобы сказать, что отринул свой дар и не позволит взрастить его в своих детях. Сила моэрр присуща от рождения и тебе, Гаэлль, и твоим братьям. Но твой глупец-родитель наложил на вас запирающую печать, дабы ни один из вас не превратился в чудовище, каким был его старший брат. Впрочем, от своей печати ты избавился, хоть это и не спасло твою семью. Лишь тебя, потомок. — Одного меня, — вытолкнул он из сжавшегося горла. — И где же ты был, когда я так нуждался в тебе? Мой единственный кровный родич, почему ты не пришёл и не забрал меня? Кто оказался для тебя важнее, чем я?.. Он осекся, заметив, что Дарующий неотрывно смотрит на тал мора. Дэл Такар продолжал гнуть шею, не смея поднять глаза на того, кого считал едва ли не живым богом. Гаэлля пронзило догадкой, что хлестнула, словно пощечина: — Ты жил с ними. С тал мор! — Я не мог вернуться в Маклахан халл, и не мог остаться в Доме Зари, — подтвердил Даэхо. — Вскоре разгорелась война, я не желал принимать ничьей стороны. Потеря старшего раздавила меня, но когда мой народ потерял своё лицо, творя бесчестье, я примкнул к тем, кто выступил против Третьего и его союзников. — Так появились тал мор, — подхватил дэл Такар. — Если бы не принц Даэхо, мы до сих пор гнули бы шею, как наши братья тал линге. — Таково стало моё новое предназначение, что перевесило привязанность к семье, — Даэхо вернул взгляд на Гаэлля. — Ты должен понять это, Гаэлль. Ат-Нараш скрипнул зубами. — Не пойму, — выцедил он. — Мальчишка во мне, потерявший в одночасье всех, кого любил, того не позволит! Перворожденный не спешил проявить сожаление. — В тебе так много от твоего отца, Гаэлль. Он был столь же горяч и недальновиден. — Мне нужна Печать, магрис Даэхо, — Ат-Нараш не собирался слушать, как оскорбляют его отца. — Поэтому ты пойдёшь со мной и исправишь зло, нанесённое твоим народом. Ты запечатаешь Врата и предотвратишь исход моэрров, так же как и их возвращение в Триземелье во главе армии. — Исход неотвратим, Гаэлль. Я видел это. — Видел? — Мой дар — предвидение будущего. Оно предстает моим глазам туманным и неопределенным и сбывается не всегда, но одно видение всегда было неизменным. Я видел, как твой супруг принесёт Жезл Третьему, и он откроет Врата. — Ты пойдёшь со мной и не дашь этому случиться! — Третий не отступится. — Тогда я убью его! — Я не пойду с тобой, — запал таэта оставил Второго безучастным. — И не стану способствовать гибели моего брата. Наш родитель связал нас клятвой — ни один из нас не может поднять руку на другого. Мы связаны друг с другом, именно поэтому гибель Первого ослабила нас на целый век. Сила вернулась к нам, но не до конца. Третий пополнил её за счёт чёрной волшбы и сейчас он сильнее меня во сто крат. Никто не сможет остановить его. — Я не сдамся, — таэт был не менее упрям, чем Третий. — И не позволю твоему брату поработить эти земли. — Я знаю, — Даэхо поднял руку, разговор его утомил. — Ты будешь там, когда Сарджар откроет Врата. Что будет дальше, я не видел. Я же должен остаться здесь, рядом со своим старшим. Когда этому миру придёт конец, он наступит и для меня, принеся мне покой. Ты хочешь получить Печать? Я не отдам её тебе. Для тебя она бесполезна, а я не пойду против брата. Хватит с меня потерь. Гаэлль, вспыхнув, подался к предку, но тут же отступил. Даэхо не изменит своего решения. Ат-Нараш уложил щит на гробницу и повернул к выходу, но голос Второго остановил его. Повернувшись, он уставился на протянутый ему рукоятью вперёд нож. Дарующий оказался за его спиной совершенно бесшумно. — Немногие знают то, что моэрры долгие годы хранили в тайне, — произнёс Даэхо. — Соль против магии Перворожденных бесполезна, но я не смог бы взять твой нож за рукоять. Скажи ему, почему, — бросил он тал мору. — Потому что рукоять сделана из серебра, — послушно пояснил Анат. — Верно, — подтвердил Дарующий. — В нашем родном мире серебра нет. Придя сюда, мы обнаружили, что касаясь серебра, слабеем, а при большом его скоплении не можем творить свою магию. Тебе не нужна Печать, Гаэлль, ты уже имеешь всё, что сможет остановить задуманное Третьим и изменить будущее. Я снимаю с тебя твои клятвы, тал мор, — Даэхо повысил голос, — отныне мой внук берёт на себя заботу о твоём народе. Служите ему так, как служили мне. — Да будет так, мой господин, — дэл Такар склонил голову в знак послушания. — Ты расскажешь ему всё, что знаешь сам. Гаэлль потянулся забрать нож и Даэхо цепко ухватил его за запястье. Ат-Нараш вздрогнул — его руку словно сковало ледяным браслетом. Кисть и предплечье онемели. Моэрр пристально смотрел в его глаза, внутри зрачков Второго, фиолетовых, не чёрных, разрослось сперва удивление, а затем полыхнуло гневом. — Сарджар… Как ты посмел, брат? — прошептал он одними губами. — Почему ты не сказал мне, потомок? — продолжил Даэхо уже громче. — Не сказал о чём? Гаэлль подавился вдохом, когда ледяные пальцы обхватили его голову, сжав виски. Ат-Нараш стиснул зубы, чтобы не закричать от пронзившей его пульсирующей, потрошащей мозг боли. Даэхо тут же выпустил его и отступил назад, цедя проклятья сквозь зубы. Таэт схватился за край гроба, чтобы не рухнуть на колени. — Что ты со мной сделал? — прохрипел он: сознание наполняли обрывки из смутных образов, в которых мелькали лица: Сарджара в венце с сапфирами, белоголового моэрра с красными глазами, Рамира в колыбели. Третий сидел на нём, закусив губы, закрыв глаза — шелка обнимали узкие белые плечи, розовые соски призывно торчали, омежий сок пачкал кулак Перворожденного, сжимавшего своё естество. Чресла распятого под ним Гаэлля полыхали жаром, член распирал горячую дыру, наливаясь узлом. Белоголовый следил за ними из угла, скрытый тенью, источая ненависть из пор, к нему — к Гаэллю. — Что… это было? — То, чего не должно было случиться. — Даэхо трепетал ноздрями, сжав кулаки. — Третий презрел клятву. Уходи, потомок, я должен подумать. Ноги сами понесли Гаэлля к выходу. Будто отравленный недобрым, скисшим вином, он выбрался наружу, не замечая, что почти висит на плече тал мора. Так и добрались до господского дома: Ат-Нараш брёл не разбирая дороги, Анат крепко держал его под локоть. В собственную опочивальню Гаэлль ввалился, едва не упав через порог. С кровати им навстречу подскочил удивлённый Айлин, поспешно кутая голое тело в расшитый цветами халат. Появления таэта в компании тал мора айха явно не ожидал и решил, что оба пьяны. Ат-Нараш оттолкнул тал мора, показав, что дальше справится сам. Мельтешение в сознании прекратилось, оставив его с ломившей голову мигренью и отрезвляющим осознанием того, что произошло с ним в плену у Третьего. От правды стало дурно, да так, что потянуло опустошить желудок на пол, но альфа сдержался. Чай, не невинный омега, чтобы отнятую против воли честь оплакивать. — Уходи, — сказал он глухо, обращаясь к тал мору. Анат, не произнеся ни слова, исчез за дверьми. Ат-Нараш, рухнув в кресло, закрыл глаза ладонью. Пальцы правой руки, продолжали бессознательно сжимать нож. Айлин, сойдя с ложа, припал к его коленям. — Гаэлль… — позвал бета. Он глянул на него сквозь муть взгляда. — Я ждал тебя, — укорил Айлин, — а ты ради браги меня покинул? Неужели она слаще, чем я? — он накрыл пятернёй его мотню с бугром плоти. — Пойдём в постель, — прошептал жарко. — Я соскучился по нашим ночам… — Оставь меня, Айлин, — он, перехватив его руку, отвёл бесстыжие пальцы от паха. — Одному мне побыть надобно. — Опять от себя гонишь? — красивое лицо беты исказила сварливая гримаса. — Никуда я не пойду, подле тебя моё место! — Север не для тебя, Айлин, как и я, — Ат-Нараш поднялся на ноги, со стуком положив на стол нож. Серебро рукояти сверкнуло, отразив пламя свечи на гравировке бегущего волка, взятого в круг. — Возвращайся на Юг, найди того, кто даст тебе то, о чём ты мечтаешь. Ты, Айлин. Ни король, ни его ослепительное и лживое насквозь окружение, а ты сам. Бета изменился в лице. Показное желание сползло, обнажая растерянность. Гаэлль выбрался из спальни, оставив его в одиночестве. Спустившись по лестнице, Ат-Нараш вышел из дома, следуя настойчивому зову, поселившемуся в сознании. Завернув за угол, альфа поднял взгляд. С тёмного неба спустилась большая тень, неуклюже пробежалась по мощённому камнем двору и остановилась перед таэтом. Ат-Нараш протянул руку к склонившейся голове в манишке густого оперения. На золоте с серебром заплясал звёздный свет. — Карагал… Грифф издал напевное курлыкание, приветствуя своего воина. Альфа закрыл глаза, не отрывая руки от покатого лба. Крылан опустил прозрачные веки вслед за ним. Оба замерли на один краткий вдох и Гаэлль поднял голову. Он получил послание и знал, что следует делать. Летать без седла решался далеко не каждый, но Ат-Нараш был уверен — Карагал не уронит и доставит его туда, где Гаэлля по-настоящему ждали. Поднявшись на спину гриффа, альфа вжался в тёплое оперенье. Под его грудью ровно билось большое верное сердце. Карагал, взмахнув крыльями, оторвался от земли. микаэ таэт* — статус супруга таэта, буквально «младший таэта».