Ущербная Луна

      Солнце уже подползало к зениту, когда встревоженный Кантор разыскал Каллена в комнатушке у кухонь и сообщил, что к господскому дому двигается процессия из крепостников во главе со старейшинами. Наследник, корпевший над хозяйскими книгами, выслушал его с усталостью на лице и велел стоявшему за его креслом Тириту позвать Ансельма. В ожидании жреца Дархан, поднявшись, подошёл к окну и толкнул ставень, открывая обзор на двор. Люд собрался у крыльца, не решаясь войти в дом: топтались, переговаривались, выбирая тех, кто пойдёт к наследнику челом бить. — Они хотят поговорить, — произнёс за его спиной Кантор. — О чём? — Крепость гудит слухами о том, что ты, магрис, отдал приказ пропустить через земли рода Дарханов старого врага Севера — моэрров, следовавших в свою горную твердыню. И знал об их приходе до того, как они объявились. Каллен не сомневался в том, что шила в мешке было не утаить, но не ожидал, что это вызовет столь сильное недовольство. Против его деда ни разу, на его памяти, крепостники не роптали. — Мы не воюем с Перворождёнными, — напомнил он. — Война закончилась века назад. — А что думают об этом сами моэрры? Считают ли войну, которую они проиграли, завершённой? — осмелился возразить Кантор. — Возможно здесь, на Севере, память о зле, причинённом Перворождёнными, и ослабла, но на Юге и Средиземье, где состоялись великие битвы при Рэйвэре и Тавори, о нём никогда не забывали. Писарь знал о чём говорил. Кантор родился в славном вольном граде Средиземья — Марувэ, что был оплотом сопротивления власти моэрров в Смутные времена. Перворождённые разрушили город и устлали его улицы окровавленными телами, но марувэне не пали на колени и дали отпор, став примером для остальных вольных городов. Чтобы восстановить Марувэ, понадобились века, но и сейчас его стены хранили следы сокрушающей битвы между Перворождёнными и Средиземьем, отстоявшим свою свободу великими жертвами. Каллен перевёл глаза на ходоков. Те наконец определились с выбором. От толпы отошли пятеро — все немолодые альфы, пользовавшиеся особым уважением среди жителей крепости. Выбранные служить голосами поднялись на крыльцо. Взгляд наследника скользнул по двору. У сложенных под стеной казармы дров стояли Нарэт с Морисом. Альфа, сложив руки на груди, с кривой усмешкой наблюдал за бурлившим людом. Бета, приподнявшись на цыпочки, шепнул что-то воину на ухо и Броган повернул голову. Пойманный на подглядывании, Каллен встретил усмешку альфы с деланным безразличием. — Отведи посланцев в зал тэра, — приказал он секретарю. — Там их выслушаю. Галхама туда же призови, — бросил, когда Писарь уже был у двери. Присутствие воеводы, умевшего говорить с людьми куда лучше затворника-Каллена, будет нелишним. — Ратт уже ждёт тебя в зале, — услышав из-за спины голос Салема, Дархан развернулся. Бета, облачённый в лёгкие доспехи, вошёл в комнату. Салем только что вернулся с объезда долины с конным дозором. В услугах домина Дархан больше не нуждался, и бета вернулся к своему прежнему образу жизни. — Ты знал? — спросил его Каллен, когда дверь за секретарём закрылась. — О брожении умов? — бета снизал плечами. Наплечники из наслоения металлических пластин, нашитых на кожу, скрежетнули. — А чего ты ждал, наследник? — Того, что моей воле будут следовать беспрекословно. — Так было с твоим дедом, — уточнил домин. — А тебе уважение, которое испытывали к Каэллу, ещё заслужить надобно. — Я — омега, посмевший командовать альфами, — с горечью сказал наследник, — и что бы ни делал, мне никогда не добиться их полного подчинения. Защищающие сгибают голову только перед равными. — Согнутая альфья шея… — губы беты тронула ироничная кривизна, — эка невидаль. Не повиновение тебе их надобно, а вера. Вера в твоё право править крепостью. А обязанность гнуть закостенелые хребты оставь своему старшему, у него это получится куда лучше. — Теперь ты на его стороне? — упрекнул омега. Салем отстегнул крепежи нагрудника, стащил его вместе с наплечниками и с наслаждением покрутил головой, разминая затёкшие мышцы. — Я прожил долгую жизнь, мал хаиме, — сказал, закинув амуницию на плечо, — и давно понял, что богами каждому определено своё место. Через свою голову не перепрыгнуть. Тебе, в отличие от других, повезло — твой старший слушает тебя и не пытается отнять власть над крепостью силой. — Я — наследник… — вспыхнул Дархан. — А он — тот, кому твой род принёс вассальную клятву, — ввернул домин. — Гаэлль мог сместить тебя, и Совет стражей Севера поддержал бы его притязания. Да и воинов, что встали бы на его сторону, в крепости хватает. Горное гнездо приняло многих из тех, кто служил под знамёнами отца Гаэлля. Кинул бы Ат-Нараш клич — и пришли бы по его зову. Но он не стал поднимать смуту, уступил и разделил с тобой власть. — Потому что нуждался в серебре Дарханов, — Каллен не желал признавать за супругом бескорыстных мотивов. Салем вздохнул, покачав головой. Дархан упорно отворачивался от правды. — Может, так и было поначалу, но не после того, как альфа провёл с тобой твоё первое цветение. Послушай мой совет, магрис, призови своего старшего обратно. Признай, что он тебе нужен. Если не как супруг на ложе, то как соправитель. Не чужой он тебе боле… Не чужой… Каллен ухватился за его слова, но возразить не успел. К ним присоединился Ансельм. Жрец склонил голову, приветствуя наследника уважительным бормотанием. — Ты не торопился, — упрекнул бету Дархан. — Я опрашивал челядь, — оправдался Хранитель. — Омега Айязи так и не был найден и я осмелился взять на себя обязанность разобраться в этом деле. — Пропал наложник Каэлла? — удивился Салем. — Куда он мог деться? — Последним его видел служка Раус, который сказал, что омега был оживлён и уверял, что вскоре выловит из реки жирную рыбу. — Выражение, означающее в Средиземье то же, что и большая удача, — домин нахмурился. Ранее из господского дома никто не пропадал. И уж тем более с омежьей половины. — Говорят, что Айязи мог удрать с одним из пришлых, что прибыли в крепость на праздник урожая. Но я позволю высказать своё сомнение, — Ансельм в побег наложника не верил. — Я осмотрел его покои. Айязи не забрал ни дорогих нарядов, ни драгоценностей, которыми его облагодетельствовал тэр, всё осталось на своих местах. — А Айзи нажитого добра не оставил бы, — подхватил его мысль домин. — Ликом этот омега красен, да жаден и тщеславен сверх меры. Ни с поселянином, ни с воином он бы не ушёл. Позволь мне заняться его поиском, магрис. Каллен в его просьбе не отказал. Меньше всего его интересовал сейчас пропавший наложник. Загулял, видать, соскучившись по ласке альф. Дед Каллена не часто своих Дарующих визитами жаловал, исключением был только Леам, да и с тем тэр делил ложе лишь изредка: возраст и болезнь сказывались на альфьей силе. После смерти тэра за наложниками и вовсе следить перестали. Верность блюсти было некому и каждый получил право устроить жизнь по своему разумению. Загубить Дарующего, лишив того возможности дать потомство, было для Севера преступлением. — Если нашёл омега для себя пару в крепости, к нему и отпустим без наказания, — порешил Дархан. — А если с пришлым Горное гнездо покинул, так тому и быть. О дурном не думал. Что могло случиться с Дарующим, пребывавшим под защитой Дарханов? Обидеть Айязи никто бы не посмел. За насилие над омегой карали отсечением причинного места, если в младшие обидчик не позовёт и пострадавший своего согласия на брачный союз не даст. Потому подобное в крепости происходило редко. Тэр был суров, только единожды отступив от собственного указа: молодому Нарэту насилие над Дарующим обошлось в кошель серебра, да ободранную кнутом дядюшки спину. Достоинство в мотне сберёг, но обиду на Каэлла Броган затаил на долгие годы. — Что делал мой дед, чтобы получить поддержку дружины? — спросил Дархан у жреца, задумчиво пожевав губу. — Задабривал звонкой монетой, — ответил тот, не задумываясь. — Закатывал знатный пир, а после позволял пар спустить — к степнякам с дружиной жаловал и гонял кобыльников по всей Степи. — Пить с альфами мне не по плечу, — пробормотал омега, — да и кобыльников уже не погонять: Орда крепче стала. А вот монетой… — этого добра у них хватало, благодаря бережливости его предков. И казначеем при тэре был Ансельм. Никому другому подсчёт казны Дархан не доверял. — К завтрашнему утру отсчитай тысячу монет золотом, — распорядился он, — и две — серебром. — Могу ли я узнать, на что они пойдут? — осторожно полюбопытствовал жрец. — Дружине раздам, каждому воину по дюжине полновесных монет серебром и по пять золотых. Остальное между ранеными и семьями погибших разделишь. — Брожения умов этим не унять, — предупредил Салем. Недовольство унять Каллен был намерен иным способом, а вот верность дружины подкормить лишним не будет. Его дед знал простую истину — «сытый не бунтует и руку кормящую не отсечёт», про что не раз вещал внуку. Каллен направился к двери и едва выйдя в коридор, столкнулся с преградившим ему путь высоким альфой с обезображенным лицом. Дарующий отшатнулся. Салем тут же загородил наследника собой, потянув руку к мечу. — Ты кто таков? — рыкнул бета. — Хаэлл я, магрис, — альфа грузно опустился на колени. — Прости, что напугал своим ликом. В бою степняк мне кусок носа отхватил, сотворив из меня страшилище. О милости пришёл просить тебя, наследник, совсем отчаявшись. — Ты не из крепости. — Нет, — подтвердил слова Ансельма Хаэлл, — в сие благодатное место я со своим омегой давеча прибыл, товар свой продать. Но сторговали сущие гроши. Пришлось и коня продать, и телегу, совсем обнищали. Прими нас под свою руку, магрис. Позволь остаться в крепости. — Ишь, какой быстрый, — Салем не спешил отступить в сторону, — под руку захотел. А в дом как попал? — Милостью господина Брогана, — ответил альфа. — Пожалел нас, сирых, велел приютить на ночь стылую. — Броган тут не хозяин, — проворчал домин, — и бродяг всяких в господский дом таскать не должен. — Оставь, Салем, — вступился за чужака Каллен. — Где твой супруг, Защищающий? Альфа будто только этого вопроса и ждал. Поднялся с колен, отступил назад и вытянул из-за угла худощавого омегу с накинутым на голову платом, скрывавшим лицо Дарующего до подбородка. — Стеснительный он у меня, — проворчал Хаэлл с нежностью. — Ну, же, Ольгас, расскажи наследнику о наших горестях. Кинемся оба ему в ноги, прося о милости. — Не нужно, — остановил его Каллен, разглядывая омегу. Ольгас не спешил падать ему в ноги, лишь отвёл край плата, сверкнул темным глазом и вновь опустил голову. — В Горном гнезде места хватит. Освобожусь и решу, что с вами делать. А сейчас отправляйтесь на кухни, Аргас вас накормит. Хаэлл, кланяясь и бормоча благодарности, подхватил своего Дарующего под локоток и потащил того в сторону кухонь. — Слишком ты добр, магрис, — Салем неодобрительно покачал головой. — Гляди, как бы доброта твоя до беды не довела. Каллен лишь пожал плечами. В зале тэра их уже ожидали. Пятеро старейшин потянули шапки с голов. Ратт поднялся с кресла и опустился обратно, когда наследник занял место деда. Ансельм встал за спиной Дархана, спрятав руки в рукава балахона. Салем остался стоять у двери, зорко наблюдая за посланцами. Стиснув подлокотники холодными пальцами, Каллен рассматривал переминавшихся с ноги на ногу немолодых альф. Он открыл было рот и тут же закрыл его. В зал вошёл Алатар с сыном. Дархан свёл брови к переносице. — Я слышал, что к тебе пришли посланцы, племянник, — произнёс старший омега высоким звонким голосом. — Нечасто люд крепости призывал своего тэра к ответу. — Никто ещё и слова не молвил, — проскрипел воевода. — Что ж, значит им и слова не дали? Взашей, наследник, велишь посланцев прогнать? — Никто никого не гонит, дядюшка, — Каллен чувствовал повисшее в зале напряжение — «челобитные» расправили плечи, готовые отстаивать своё право обратиться к наследнику. — Можешь и сам остаться, — сказал обречённо, лелея надежду, что тот откажется. Надеялся зря. Алатар, шурша подолом многослойных одежд, угнездился по правую руку от Дархана. Нарэт встал рядом с креслом родителя. Алатар сплёл руки на животе, на пальцах омеги сверкнули тяжёлые перстни, слишком массивные для изящных перстов Дарующего, но иных бывший праймер не носил. Нарэт не забывал напомнить, к какому роду принадлежит по праву рождения.  — О чём поведать нам пришли, почтенные старцы? — важно изрёк Алатар, «забыв», что право дать позволение говорить принадлежало Каллену. Дархан покосился на дядюшку, но пресекать нахальство старшего омеги не стал. Вперёд выступил седовласый, дородный альфа в богатых одеждах — купец Гуннар, и поведал, что люд в крепости обеспокоен появлением на землях долины моэрров, что сопротивления от крепости не встречают. — А и вправду, — встрял Броган, — с чего себя проклятые колдуны столь храбро ведут? Предки наши их из предгорий изгнали, а мы обратно впускаем. — Всего-то и прошёл один караван, — воевода зыркнул на альфу из-под кустистых бровей. — А право вольного прохода через долину в горы мы столетиями позволяли. — Охотникам, пастухам да рудокопам, но не моэррам! Посланники поддержали Нарэта нестройными голосами. — Вреда крепости они не причинят, — заговорил Каллен. — Закона, что запрещал бы им перемещаться по землям Севера, нет. А войну с Перворождёнными мы оставили позади. — Война утихла, вот только моэрры не изменились. Каждый знает, на что способны Перворождённые, — вкрадчиво подлил масла в огонь Алатар. — И как разум туманят, и как своей воле подчиняют. Может, и с тобой это произошло, наследник? Завладели моэрры твоей душой и вершат через тебя своё чёрное дело… Посланники дружно осенили себя защитным знаком, отступая от стола. Каллен запоздало пожалел, что не накинул плат. Видел, с каким затаённым страхом смотрят на него старейшины, будто уродовавшие его лицо пятна были подтверждением не воздействия огня, а связи Дархана с нечестивой магией моэрр. Быстро же ему его верность крепости, доказанную в борьбе с Ордой, позабыли. Горечь, опалив язык, сдавила горло. — Следи за своими словами, дядюшка, — произнёс он тихо. — Лгунам на Севере языки режут, дабы неповадно было чужое имя чернить. Нарэт, смешавшись, отвёл взгляд. Что Каллен подобный тон в их разговоре возьмёт, не ожидал — выросло дитятко, кусаться научилось. — Моэрры в своей крепости в горах заперты, — продолжил Дархан, возвращаясь к посланникам, — и под стены Горного гнезда не подступят. А если задумают что плохое, то у нас на то свой колдун имеется. Азагар — из «серых», мною в крепостные маги взят. Коли почует он опасность — крепость предупредит и врага отвадит. Не о чём люду волноваться. Старейшины заговорили между собой, обсуждая услышанное. «Серый» был меньшим злом, а о силе адептов Айноши только глухой не слышал. Закончив обсуждение, альфы вновь вытолкнули вперёд Гуннара-купца. — Не следует ли за старшим твоим послать, магрис? — спросил тот. — Вернуть в крепость вместе с «барсами». Неспокойные времена настали: по трактам торговым разбойники шастают, Орда оживилась, а появление моэрров — знак и вовсе не к добру. — Нужды в этом нет, мой супруг делом занят, отцов дом из праха поднимает. Незачем его обратно звать. Каллен замолчал, заметив с каким недоверием переглянулись между собой посланники. — Разве я не доказал того, что Горное гнездо и под моей рукой защитить себя способно? — выпалил он, не сдержав гнева. — Разве не отбила крепость нападение степняков и без Ат-Нараша? — коротка же была память у альф! — Не держи на нас обиду, наследник, но кобыльники не чета моэррам будут, — ответствовал купец, глядя на наследника, как на дитя неразумное. — Люд послал нас сюда своё опасение выразить, прими наши слова и обдумай. Старейшины, посчитав свою миссию выполненной, поклонились с достоинством и покинули зал. Первым из-за стола поднялся Алатар. Омега не скрывал своего удовлетворения, тонко улыбаясь. — Не всё, племянничек, наш народ готов стерпеть, — сказал он с ехидством. — Вот что бывает, ежели старших не слушать. — Тебя что ли, дядюшка? — Тех, кто жизнь прожил и опыта имеет побольше твоего, — заносчиво подтвердил Алатар. — Твоё неумелое правление может довести крепость до бунта, поднимутся все как один и изгонят тебя из долины. Не позорь имя Дарханов, Каллен, займи своё место рядом с супругом в Доме Зари и оставь Горное гнездо под твёрдой рукой альфы из нашего рода. Галхам с грохотом обрушил кулак на стол. — Не твоё дело, Дарующий, решать, кому какое место занимать, — пророкотал Ратт, сверля взглядом зарвавшегося омегу. — Твой брат завещал крепость достойному наследнику, а недостойного — с носом оставил! — Не забывай с кем говоришь, воевода, — Броган встал перед родителем, уложив руку на свой меч. — С тем, кто чистую воду коломутит, — отрезал Ратт. — Видал я, как ты, Броган, в кабаке сброд брагой прикармливал и страшные сказки рассказывал. О том, что наследник с моэррами спелся и готов им крепость сдать вместе со всем честным народом. Каллен встрепенулся. Вот оно значит как. — Подтверждение тому каждый видел, кто на крепостной стене стоял, когда моэрры в долину пришли, — огрызнулся Нарэт. — Наследник наш хвалёный самолично вышел своих хозяев встретить и едва в ножки им не кланялся! Воевода поднялся с кресла, намереваясь подержать Брогана за грудки, но Каллен остановил его, подняв руку. Посчитав свою миссию законченной, Алатар покинул кресло и поплыл к двери. Броган пятился за родителем, не опуская руки с меча. До выхода так и добрался, лицом к столу, скаля зубы, будто бешеный пёс. — Удали их из крепости, наследник, — Галхам, негодуя, обернулся к Дархану. — Иначе горе с ними познаем! — В вотчину Нарэтов они не поедут, — Каллен вздохнул, разговор этот они вели уже не раз. — Отправятся прямиком к Стражам Севера*. И тогда придётся объяснять Совету, как я утратил Рамира и почему не предупредил о возвращении Перворождённых на Север. Пусть уж лучше на глазах будут. — В четыре глаза за ними следить стану, — пообещал воевода, нехотя признавая его правоту. Ратт покинул зал, оставив наследника с домином. Оттолкнувшись от стены, Салем подошёл к столу и сел в кресло, нагретое задом Галхама. — В Небесном дворце с такими, как Алатар поступали просто, — сказал бета, — избавлялись без церемоний. — Это как же? — Яд в чашу и зловредный болтун замолкал навеки. Дархан усмехнулся, посчитав, что он шутит. — Ты предлагаешь мне отравить дядюшку? А затем и самому голову на плаху под карающий меч Стражей положить? — Яды бывают разные, магрис. Есть такие, что порождают знакомую хворь. Никто не докажет, что Алатара убил яд. Решат, что заболел изнеженный Дарующий да и своей смертью помер. — И… у тебя есть такой яд? — Дархан закаменел лицом, не сводя глаз с домина. — У меня много чего имеется… — Замолчи! — резко оборвал его омега, нагнувшись к столу. — И не было между нами этого разговора! Грех на душу никто из нас брать не станет. Иди, Салем, найди для себя дело. Хранитель, поджав губы, поднялся. Послав наследнику короткий отчуждённый поклон, он оставил Дархана в смятении, полным дурных предчувствий. Но обдумать услышанное Дарующему не дали. Каллена отыскал Тирит и сообщил, что мастер над крыланами — Ульфин, просит его прибыть к загону молодняка. Медлить наследник не стал. Крики и клёкот они услышали ещё на подходе к площадке. У ограждения с молодняком сгрудились всадники и зеваки. Завидев Дархана, перед ним расступились и омега беспрепятственно вошёл в ворота ограды. Взгляд омеги сразу выловил нарушителя спокойствия — своём гнезде бушевал грифф Ат-Нараша. Крылан яростно дёргал петлю из толстой верёвки, охватывавшую его заднюю лапу, шипел и издавал пронзительный клёкот. Мастер Ульфин — немолодой, но сохранивший стать воина всадник, с туго стянутыми на затылке в косу седыми волосами, подошёл к Каллену. — Магрис… — альфа ударил себя кулаком в плечо, приветствуя наследника. — Что с ним? — Дархан не спускал глаз с гриффа. — Мы не знаем, наследник, — всадник покачал головой. — Крылан твоего старшего вдруг будто с цепи сорвался. Порывался подняться в небо, не залечив ран. Мы сумели привязать его, да только ещё пуще разозлили… Обрывая его, грифф распластал крылья, топорща перья на макушке гребнем и угрожающе защёлкал клювом, предупреждая, что попыток освободиться не оставит. Каллен встрепенулся, справляясь с охватившим его беспокойством. Грифф, пройдя запечатление, был способен чувствовать своего всадника на расстоянии и если что и сорвало крылана в буйство, то это, скорее всего, касалось Гаэлля… Он шагнул к разорённому гнезду прежде, чем успел додумать мысль до конца и почувствовал ухватившие его за запястье цепкие пальцы. Обернувшись, омега посмотрел на Ульфина. Альфа крепко держал его за руку. — Он меня не тронет, — успокоил он мастера. — Я младший его всадника. Крылан не станет мне вредить. — Каллен и сам не знал, почему был так уверен в своей правоте. Ульфин, поколебавшись, разжал хватку. — Твой старший назвал его Карагал, — сказал он. — Знаю. Карагал неуклюже подпрыгивал, пытаясь взлететь. От отчаянных махов крыльев в воздухе кружили солома и песчаная пыль. Заметив приблизившегося к нему омегу, грифф перестал бить крыльями и настороженно замер, тяжело вздымая грудь. Круглый янтарный глаз уставился на Дарующего. В тёмном зрачке металось пламя. — Не бойся меня, Карагал, — Дархан протянул руку. Грифф прекратил шипеть, нежные розовые ноздри-щели затрепетали. Рука омеги бесстрашно опустилась на гладкий жесткий клюв. — Я связан с ним так же, как и ты. Пальцы Дархана зарылись в нежный золотистый пушок оперения. Гибкий хвост хлестнул воздух и опал на землю. — Скажи, что тревожит тебя?.. — Каллен прервался. Его вдруг окатило горячей, душной волной. Чёрный зрачок гриффа разросся, затягивая его в свою тьму. В сознании Дарующего замелькали бессвязные обрывки образов: серые стены, каменный куб с древними костями и ослепительная вспышка света, обнявшая знакомый тёмный силуэт с мечом в руках… Дархан отшатнулся, разрывая их контакт. — Отвяжите его! — крикнул омега, не оборачиваясь. — Но, магрис, — попытался было возразить Ульфин, — если он уйдёт в небо… — …то лишь для того, чтобы найти своего всадника, — договорил Дарующий и, не слушая уговоры альфы, сам поднял запирающую скобу на столбе и сбросил в истоптанную солому свободный конец верёвки. Шагнув к освобождённому крылану, Каллен обхватил тяжёлую голову гриффа и прижался лбом к мягким тёплым перьям. — Верни его, Карагал, — прошептал Дарующий с жаром истосковавшегося сердца. — Скажи, что он мне нужен! Мне, не крепости! Крылан встряхнул гривой и Дархан отступил назад. Припадая на раненую лапу, Карагал пробежал по площадке несколько шагов и с ликующим клёкотом взмыл в небо. Стражи Севера* — Стражи Севера действовали от имени Совета и вершили его волю и правосудие.