Ущербная Луна

— Ты теряешь хватку, Айлин. Менарх, развалившись на широком ложе, покрытом шерстяным одеялом поверх белых льняных простыней, следил за тем, как бета-айха нервно вышагивает из угла в угол своей спальни. Комнату Айлину отвели на гостевой омежьей половине, отмыв от сажи и очистив от пришедшей в негодность мебели. Гаэлль не поскупился обставить опочивальню любовника со всей возможной роскошью, щедро тратя серебро Дарханов, но сам у него так и не объявился, раз за разом ссылаясь на свою занятость. — Седмица минула, а он так и не лёг с тобою в постель, — Менарх подоткнул под бок набитый шерстью валик с шёлковыми кистями. — Похоже, твои чары на северянина больше не действуют. Тебя бросили, сменив на омегу, яллахэ*. Айлин остановился, негодующе раздув ноздри. — Никто не посмеет бросить меня, воин! Бросаю только я! — Громкое заявление, — Менарх хмыкнул, любуясь бетой — в гневе его взор был по-особому прекрасен, зелень глаз сверкала подобно изумрудам, — но отрицать очевидное бесполезно. Тебя обыграл омега-калека, сумевший влюбить в себя Гаэлля с увечной ногой да потраченным* ликом. — Ты лжёшь! — Айлин сбросил его сапоги со спинки ложа. — Нет никакой влюбленности, они ненавидят друг друга! Менарх сел, опустив ноги на устилавшую пол волчью шкуру. — Я — альфа, мой прекрасный цветочек, и знаю, как Защищающий смотрит на своего омегу. Возможно, что сам Гаэлль ещё не осознал, что прикипел к Каллену намертво, но всякого, кто имеет глаза да ум, — Менарх постучал себя пальцем по виску, — нарочитая холодность супругов не обманет. Дархан насквозь пропах своим старшим, а Гаэлль перегрызёт глотку любому, кто на него покусится. И Тирит, который вьётся вокруг Каллена, будет первым, кому он сломает шею. К бетам-айхам* не ревнуют, Айлин, если в сердце не разгорелся любовный жар. Ты проиграл, яллахэ, признай это и смирись. Айлин метнулся к нему, скаля зубы. Альфа играючи перехватил его за запястья и повалил на кровать. С той же лёгкостью он увернулся от ногтей, метивших выцарапать ему глаза и впился в кривящийся рот, скорее кусая, чем целуя. Айлин задёргался под ним в тщетных попытках освободиться. Менарх отстранился от него, вжимаясь стояком в пах. Айлин тяжело дышал, глядя на него снизу вверх с закушенными губами. — Он никогда не был твоим, — альфа с нежностью провёл костяшкой пальца по его щеке. — А я могу дать тебе то, чего никогда не даст Гаэлль. Я перед всеми объявлю тебя своим супругом. Бета хрипло, зло рассмеялся: — Хранителю не стать супругом Защищающему! — Тогда я увезу тебя туда, где это станет возможным, — заявил альфа без намёка на фальшь. — Туда, куда пожелаешь. — Ты ничего не можешь мне дать, Защищающий, кроме члена в моём заду! — выплюнул бета. — Раньше ты не жаловался, — Менарх помрачнел лицом. — Пока не сменил меня на Гаэлля по приказу короля. — Мы все служим ему. — Будь ты моим, я бы не позволил Эзариусу использовать тебя как шлюху… Менарх запнулся — Айлин сумел из положения лёжа залепить ему звонкую пощечину. Альфа скривился, облизав языком клык. Губа лопнула, окрасив зубы в кровь. — Слезь с меня, — бета брыкнулся, словно норовистая лошадь. — Ты этого не хочешь, — угрюмо отказал он. — Я чувствую твоё желание, — альфа толкнулся бёдрами. — Ты жаждешь развести ноги и принять меня в себя, — он склонился к его лицу. Айлин смотрел на него с яростью, но за сопротивлением беты он видел нарастающее возбуждение. Айха слишком давно не делил с кем-то постель. — Я — не Гаэлль и не оттолкну тебя ради омеги, чьи закрома набиты серебром. Айлин, сдаваясь, отвернул лицо. Воодушевлённый его покорностью, Менарх содрал с плеч беты верхнее платье, обцеловал ключицы и, выпростав подол длиной рубашки, поочерёдно втянул в рот торчащие соски. Рука альфы уверенно пробралась под пояс его штанов. Окрепший член лёг в ладонь, горячий, с шелковистой кожицей. Стянув с Айлина штаны, он толкнул его лечь на живот и налёг сверху. Бета поднял его на себе, задирая задницу кверху. Пальцы, унизанные перстнями, сжали ягодицы, развели бесстыже, открывая доступ к розовому сморщенному отверстию ануса. — Поласкай меня там… — потребовал он то, что дарили лишь течным омегам. Отлипнув от узкой спины, Менарх сполз вниз. Айлин уткнулся лицом в подушки: язык ввинтился в «глазок», растягивая, сводя с ума сладкой пыткой. Вытянув из-под живота член беты, альфа задвигал рукой, заголяя крайнюю плоть и обнажая головку. Доведя строптивца до судорожных вздохов, Менарх, разогнувшись, по-хозяйски ударил его отяжелевшим альфьим естеством по ягодице, одновременно с этим заводя палец в анус. Айлин, вздрогнув, сжал «вторженца» внутренними мышцами и негодующе зашипел, выворачивая голову к плечу. — Ах, ты… Он запнулся, втягивая воздух сквозь зубы, когда альфа толкнулся внутрь, раздвигая влажно блестевшее от слюны кольцо мышц, и сам подался назад, надеваясь на увитый венами стояк с «яблоком» узла. — Давай же, давай… — прохрипел он, подстёгивая любовника. — Докажи мне, что ты сильнее его, Менарх! Альфа вышел наружу и перевернул его на спину. Айлин подхватил себя под коленками, подставляясь вторжению, и тот задвигался в нём жёсткими глубокими рывками, доказывая, что лучше Гаэлля Ат-Нараша. Со всех сторон лучше! Узкие ступни распалившегося айхи били его в поясницу, задавая темп. Звонкие шлепки рвавшихся навстречу бёдер разносились по спальне вперемешку со вскриками беты и надсадными хрипами альфы. Двигаясь, Айлин не забывал сжиматься внутри. Имитировать омегу его учили с тринадцати лет, с тех, пор как взяли в первый раз — насилуя и обучая одновременно. «Дом сладости» — так называли место, где из уличного оборванца-беты Айло создали умелого искусителя-Айлина, вместе с насквозь пропитанной ложью историей и личностью, что вскоре прилипла к телу как вторая кожа. Бета был неутомим: обманчиво-хрупкое тело, казалось, сплошь состояло из железных мышц, что привязали альфу к себе корабельными канатами. Толчок, шлепок, влажное чавканье на выходе, новый толчок и стон. Эту музыку Менарх был готов слушать вечно, но долго не продержался и сорвался первым, спуская в горячее, обжимающее нутро тёплое семя. Айлин ловко снялся с узла до того, как его раздуло, закупоривая прямую кишку, что в отличие от омежьего зева не вела к матке, и столкнул его с себя. Менарх цокнул языком, но возмущаться не стал. Айха умело сдоил альфу до последней капли на мускулистый живот, после чего без церемоний уселся ему на грудь и сунул к его лицу свой торчащий член. Альфа покорно наделся ртом на потемневшую от прилива крови головку, и Айлин кончил, дрожа всем телом, вцепившись в плечи воина. Сглотнув бесплодное семя беты, Менарх перевернул его на спину, и вылизал обмякшую плоть беты, будто пёс сахарную кость. Укротив барабанный бой в висках, альфа лёг рядом, почёсывая курчавую поросль в паху. — Если так же тебя ласкал Гаэлль… — Для этого он слишком горд, — небрежно перебил его Айлин, садясь на подушках и заплетая растрепавшиеся волосы в косу. — Ты куда сговорчивее. — Выходит, я недостаточно гордый? — Менарх сощурил глаза, приподнимаясь на локте. Айлин насмешливо фыркнул: — Ты только что вылизал зад бете-айхе, альфа. — Ты не жаловался, — набычился воин. — Я не отказываю себе в удовольствиях, — Айлин перекинул косу на спину. — Особенно, когда их так настойчиво предлагают… Он вскрикнул, когда альфа сцапал его за запястье и грубо дёрнул к себе. — Хочешь унизить меня, Айлин? — процедил воин, глядя на него со злым оскалом. — Тогда не забывай, что я могу развязать язык и рассказать генералу, какую роль отвёл для тебя при его особе Эзариус Хитромудрый! — И что ты ему скажешь? — в тон отозвался бета. — Что ты шпионил за ним и докладывал о каждом его шаге! — Доносил на него не только я, — Айлин в долгу не остался. — Скажешь ему — и он узнает, что и ты, и Львиный клык делали то же самое. Следили за Ат-Нарашем и на Север пришли не по призыву побратима, а потому, что так велел Эзариус. Менарх изменился в лице: — Ты не посмеешь… — Ещё как посмею, — пообещал Айлин. — Заодно поведаю о том, что видел встречу Арсана с посланцем Орды, которому был передан сундук золотых монет с указанием напасть на крепость Дарханов. И как вовремя мы подоспели! — с издёвкой выцедил он. — В аккурат к концу битвы, чтобы стать спасителями Горного гнезда! Альфа, перехватив его за локти, тряхнул так, что у беты клацнули зубы. — Не плещи языком о том, чего не понимаешь, айха! — Я не дурак, — бета пугаться не стал — знал, что причинить ему вред Менарх не посмеет. —  Вас послал король, так же, как и меня, чтобы каждый сыграл свою роль в постановке, конечную цель которой знает лишь он. Но я разгадаю эту загадку гораздо быстрее вас, глупцов! А теперь уходи, — велел он, толкнув его в грудь. — Ты мне больше не нужен! — Айлин гнал его, как служку, сделав унижение альфы ещё большим. Сорвавшись с постели, Менарх натянул одежду, подхватил сапоги и потопал к двери. — Постой! — властно остановил его Айлин уже у порога. Альфа замер, не оборачиваясь. — Я слышал от Алатара, что дружина Каллена захватила пленника, —надменно продолжил он, — степняка-десятника, который назвался Ахтыром. И если кобыльник знает о договорённости своего вождя Углата Обломанного меча с Арсаном… — бета сделал паузу, давая ему осмыслить услышанное, — предположи сам, альфа, как покарает вас Гаэлль за гибель своих воинов. Не сказав ни слова, Менарх вышел из комнаты. Дверь хлопнула, оставив Айлина наедине с самим собой. *** Неожиданный подарок Ат-Нараш получил уже на закате дня. Управляющий Калеб и незнакомый таэту молодой бета нашли его на заднем дворе господского дома, где Гаэлль в компании Бодвина обсуждал возведение оборонительных сооружений с седовласым альфой — мастером-каменщиком по имени Пирот. Гаэлль учёл ошибки, допущенные его предками, и решил укрепить крепость возведением вала и кольца внешних стен с двумя сторожевыми башнями. Пирот оживлённо чертил планы будущих сооружений на песке острым обломком ветки. Ат-Нараш задумчиво следил за появлением всё новых и новых деталей и приветствовал управляющего взмахом руки. Калеб почтительно попросил позволения прервать их общение. — Можешь говорить, — позволил альфа, отпустив Пирота. Мастер-каменщик с достоинством склонил голову и покинул альф. — Я принёс то, что обрадует моего господина, — управляющий протянул таэту моток замши на вытянутых руках. Ат-Нараш, приняв свёрток, развернул его и задержал дыхание, глядя на длинный тисовый лук со спущенной тетивой. Оружие он узнал сразу. Лук принадлежал его отцу. Гаэлль упёр лук в землю и, размотав тетиву, обвивавшую спинку лука, накинул петлю в прорезь верхнего плеча*. Бодвин принёс колчан и подал ему стрелу. Вскинув оружие, верно служившее не только его отцу, а и деду, Ат-Нараш натянул тетиву за правое ухо. Альфа закрыл глаза. В памяти всплыли слова отца: «Стань единым со своим оружием, сделай его продолжением своих руки и воли. Прочувствуй натяжение тетивы, вибрацию жилы, что передается древку стрелы, вплоть до оперения. А теперь… отпускай». Стрела со свистом разрезала воздух и впилась в деревянную цель, висевшую на стене в пятидесяти локтях от них. Бодвин издал одобрительный возглас. Стрела вошла ровно в середину круга. Опустив лук, Гаэлль с благоговением провёл рукой по отполированному дереву. Он помнил каждый изгиб творения оружейника крепости — мастера Лутора. Старик делал лучшие луки в округе. — Где вы его нашли? — спросил он. Оружие отца он считал утерянным навсегда. — Его принёс Эдрэд, сын Франа, что служил хранителем арсенала при прежнем таэте, милрд, — Калеб подтолкнул бету под спину, вынуждая того сделать шаг к альфе, и мальчишка поспешно сдёрнул колпак с головы. — Они с родителем-омегой прибыли в крепость, прослышав о возвращении вашей светлости и привезли лук с собой. Отдав лук Бодвину, Гаэлль положил руку на плечо юноши. — Благодарю тебя, Эдрэд. Ты вернул мне оружие отца. Проси, что хочешь для себя и родителей. — Мой отец погиб в прошлую зиму, милрд, — на глаза беты навернулись слёзы. — В крепость вернулись лишь я, мой родитель и младший брат. — Что произошло? — Ат-Нараш нахмурился. — Отец провалился под лёд на зимней рыбалке, вытянули его уже бездыханным. — Мне жаль, — искренне огорчился Гаэлль — альфу Франа он помнил. — Отныне твоя семья нужды знать не будет. Калеб, — он, опустив руку, развернулся к управляющему, — пусть дом Франа приведут в порядок и наполнят всем необходимым. Его вдовец с детьми теперь моя забота. Эдрэд повалился в ноги Ат-Нараша, бормоча слова благодарности. Альфа поднял его с колен и отпустил. Калеб ушёл вместе с юношей, проследить за исполнением приказа таэта. Забрав лук, Гаэлль с Бодвином вернулся в господский дом. Оружие отца Ат-Нараш бережно уложил в сундук в оружейной и остановился у висевших на крюках, вбитых в стену, секирах. Их привезли накануне первые торговцы, что пришли по восстановленному тракту с земель Нижнего Дола. Выбрав самую тяжёлую из секир, он взвесил оружие в руке и удовлетворённо кивнул. — Можешь идти отдыхать, — сказал он Бодвину, не оборачиваясь. — Милрд, — воин с тревогой следил за своим господином, Ат-Нараш после происшествия в гробнице ходил мрачнее тучи, явно что-то замыслив, — могу ли я с тобой остаться, пока ко сну не отойдёшь? — Иди отдыхать, Бодвин, — повторил таэт, оставив его вопрос без ответа. — Завтра будет трудный день. Альфа, поколебавшись, вышел за дверь, но совету Ат-Нараша не последовал, а решил отправиться на кухни. Именно там любил засиживаться допоздна тал мор дэл Такар с кружкой бодрящего килса, который готовили из перебродившего мёда и болотных ягод. Бодвин уже ступил на ступени лестницы, когда услышал далёкий хлопок двери и поднял голову. Из погружённого в темень коридора, ведущего на пустовавшую омежью половину, выбрался Менарх. Альфа был бос, растрёпан и зол. Не замечая Бодвина, воин сбросил сапоги на пол и принялся обуваться, бормоча под нос невнятные ругательства. Бодвин разобрал только «исчадье» и «шлюха». Натянув сапоги, он двинулся к лестнице, и Бодвин поспешно занырнул в соседнюю дверь. Южанин прошёл мимо, Бодвин втянул ноздрями исходивший от него шлейф ярого духа недавней случки. Примеси омежьего духа от альфы не исходило. Менарх крыл бету и единственным, кем тот мог быть, являлся Айлин. Омежью половину занимал лишь один жилец. Выждав время, Бодвин вышел в коридор, и, после недолгих раздумий, уверенно потрусил к кухням. Было дело куда важнее гулявого беты-айхи. Гаэлль задержался в оружейной, чтобы прихватить несколько факелов и моток прочной верёвки, после чего поднялся в свои комнаты. Оказавшись внутри, он запер дверь на засов, уложил секиру, верёвку и факела на стол и направился к окну. Открытые створки впускали внутрь ночную прохладу. Ещё немного, и крепость погрузится в сон, позволив ему совершить задуманное. Ат-Нараш решил во чтобы то ни стало вновь проникнуть в гробницу прадеда и узнать, что находится в саркофаге. Он был уверен, что обнаружит там Печать. И на этот раз альфа отправится в старую башню сам. Один. В дальнем конце двора из конюшни, привлекая его внимание, выбрались двое. Молодой альфа, одетый в стёганный камзол дружинника, прижал к груди тоненького омежку и жарко поцеловал в губы. Дарующий поднял руку, придерживая плат на волосах. Таэт усмехнулся. Бесстыдники в конюшнях явно не коней обхаживали. «Молодо — жарко», как говаривали на Севере. Пусть любятся, пока не пришла разлучница Зима. Плат на голове омежки не удержался и сполз на плечи, открыв длинные косы, белые как снег, и улыбка на губах Гаэлля заледенела. Сердце Ат-Нараша заколотилось с удвоенной силой. На мгновение ему показалось, что он видит Каллена Дархана, целующегося с чужаком, и пальцы альфы впились в край стены, едва не кроша камень. Из глотки вырвался короткий рык. Он дёрнулся к окну, забыв, что от земли его отделяет добрых пять мер*, готовый выпрыгнуть наружу и снести альфе голову с плеч. Гаэлль глубоко вдохнул, подавляя окатившую его ярость. Неужели он ревновал того, кто был навязан ему в супруги обманом?! Сына омеги, чей род он считал виновным в гибели своей семьи? Впрочем, в последнем Ат-Нараш уже не был так уверен. Каллен перестал быть для него просто сделкой. Никакой ворох забот, никакой тяжкий труд, которыми он нагружал себя, не мог выбить из его головы мысли о младшем. Он проложил между ними расстояние в сотню лиг, а наследник Дархана незримо присутствовал рядом. Ворошил волосы на потном загривке, когда он наравне с остальными обтёсывал стволы деревьев и клал камень на развалившиеся крепостные стены; разминал плечи в горячих водах купальни после долгого тяжелого дня; приходил в томящих коротких снах, с дразнящим стоном опускаясь на его уд, оставляя поутру влажные пятна на исподнем альфы. Призрачное присутствие Каллена напрочь отбило охоту искать утешение в объятиях Айлина. Айха-южанин, что когда-то одним взмахом ресниц заставлял его кровь течь лавой по венам, больше не волновал его ум и тело. Разделить ложе, распластав и заполнив собой, утверждая своё право Защищающего, хотелось лишь с одним — с тем, кто носил имя Ущербной Луны, а стал для него его землёй под ногами и небом над головой. Не будь Гаэлль уверен в том, что чары приворота — омежьи басни, решил бы, что наследник Дархана околдовал его. Но Каллен держал другим — умом, гордостью, что щедро мешалась с упрямством и смелостью, а ещё пьянящей хрупкостью и красотой, силу которых омега и сам не знал. Больше Гаэлль не обманывался. Ни в себе, ни в том, что тянуло его в Горное гнездо, призывая вернуться к Дарующему. Вовек Каллену не видать своей свободы, пока его — Гаэлля Ат-Нараша, не положат в землю Севера, спев над ним последнюю песнь о его подвигах! Никому он своего младшего не отдаст. Ни богам, ни демонам! Звук горна, что пролился со сторожевой башни, отвлёк альфу от его мыслей. Гаэлль закрыл створки окна. Крепости был дан сигнал отойти ко сну, но сам он ложиться в постель не собирался. Захватив секиру с факелами, альфа повесил на плечо моток верёвки, сунул за пояс охотничий нож и покинул спальню. потраченным* ликом — изуродованным. бетам-айхам не ревнуют* — на Юге к ласкам айх (бет, ложившихся под альф) и омег относились весьма снисходительно, это не считалось адюльтером. Нередко альфы дарили своим омегам бет-айх, чтобы те развивали чувственность юных Дарующих. Менарх считает Тирита бетой-айхой. яллахэ* — на языке Юга цветочек. каглай* — глава кереса, керес — объединённое в одну группу племя кочевников. пять мер* — десять метров.