Ущербная Луна

      Сон окунул Каллена в богатство позднего лета: в тепло земли под босыми ступнями, бескрайнее поле пшеницы, клонившейся под невидимой дланью ветра. Дархан неспешно шёл по живому золоту, рука омеги скользила по тяжёлым колосьям, щекотавшими кожу длинными остьями. Над его головой простиралось небо с редкими перистыми облаками, кутавшими в рваную вуаль вершины далёких горных пиков. Впереди высилась крепость. Он узнал очертания Горного гнезда, но вот широкую реку, что текла по правую сторону, как и густую «поросль» домишек, доверчиво лепившуюся к подножью твердыни Дарханов, видел впервые. Кое-что было иным и в самой крепости, имевшей лишь три угловых башни вместо памятных ему четырех. На шпилях развивались алые стяги с белыми соколами на полотнище. Каллен пребывал в долине предков, но отстоящей от времени его появления на свет на несколько веков. В том, что он прав, Дарующий убедился, увидев, как ворота открываются и оттуда выходит колонна крепостников в старинных одеждах. Такие ему доводилось видеть на старых гобеленах. Впереди двигался зуар, покрытый роскошной попоной. В седле зверя сидел омега в высоком головном уборе, по узкой спине вилась светлая коса, переплетённая лентами с бисером. Дарующий был одет в длинную белую рубашку с разрезами на боках, что открывали стройные ноги, обутые в сапоги. Вслед за зуаром мерно переступал копытами крупный жеребец, несший на своей спине воина-альфу, облачённого в богатые одежды. Грудь альфы укрывало серебряное оплечье — символ власти тэра. С пояса Защищающего свисал короткий меч в ножнах с серебряным устьем. Позади тэра двигались жрецы в серых балахонах, а вслед за ними тянулся длинный шлейф подвод, рядом с которыми шествовали альфы, омеги, беты: все в праздничных одеждах, с венками на головах. Завершал колонну мальчишка, тащивший за собой упирающегося белого козла. Замерев на месте, Дархан следил за приближавшейся процессией. Он уже знал, что наблюдает за праздником Дак дасар — Сбора урожая, чтимым до сих пор, но отмечаемым с куда меньшим размахом. Остановившись у базальтового обломка, поднимавшегося из земли на краю поля, зуар издал долгий рёв и под понукания своего всадника склонил большую шипастую голову. Покинув седло, Дарующий ловко спрыгнул в объятия спешившегося тэра. Поставив омегу на землю, альфа с невыразимой нежностью скользнул тылом ладони по его щеке. Каллен прерывисто вздохнул. Эти двое любили друг друга, а брачные браслеты были свидетельством того, что перед ним стояли молодые супруги. Пока двое миловались, жрецы растянулись в круг у жертвенного камня и затянули заунывную песнь во славу богов. Козла подвели к зубцу, тэр выпустил своего младшего из объятий и взял протянутый ему старшим из жрецов нож. Зная, что последует, Каллен поднял сгиб локтя к лицу. Он знал, что произойдёт дальше. Его дед — Каэлл Дархан принёс в жертву богам трёх козлов и быка — в год, когда небеса за несколько седмиц не пролили ни капли дождя на иссохшиеся земли долины. Дождь пошёл на следующий день, спасая урожай. Вздёрнув голову козла за рог, альфа отточенным движением перерезал ему глотку и направил струю крови в подставленную чашу. Как только та наполнилась до краёв, старший из жрецов поднял чашу и шагнул к жертвенному камню. Жрецы запели громче, призывая богов принять благодарность за богатый урожай. Тёмная кровь потекла по желобу и была впитана землёй. Люд оживился, потянувшись к висевшим на поясе серпам. Омеги и беты принялись разбирать с подвод грабли и рогатины. Сбор урожая начался. Оставив поселян на поле, тэр с молодым супругом направились к узкой полосе недалёкого леса. Каллен последовал за ними одним велением мысли. Скрывшись от чужих глаз под сенью крон, альфа выпустил руку омеги и сбросил на дёрн свой плащ. Повернувшись к Дарующему, он принялся снимать одежду: скинул пояс с мечом, нагрудник, рубашку и потянулся к завязкам штанов. Омега наблюдал за ним, покусывая губы. В голубых глазах младшего плескалось нетерпение, ответом ему служило обожание в зелени взгляда альфы. Оставшись нагим, Защищающий протянул ему руку, и омега, подцепив подол рубахи, стянул своё одеяние через голову, бесстыдно обнажив гибкое белое тело. Оба легли на плащ, переплетаясь телами. Подмяв под себя омегу, старший прикусил затвердевший сосок Дарующего и огладил ходившие ходуном рёбра широкой ладонью. Ободряющий взгляд подстегнул его к большему. Альфа развёл коленки младшего, придавливая его своим весом. Дарующий обвил его поясницу ногами, принимая долгий поцелуй, полный жажды. Ловкие пальчики направили естество альфы к тесному отверстию входа, и омега изогнулся всем телом, принимая желанное вторжение. Благодаря младшего за покорность, альфа прошёлся ласковым касанием губ по открытой изящной шейке, а после, дав привыкнуть к себе, вошёл глубже и принялся двигать бёдрами, срывая с губ любимого стон за стоном. Дархан наблюдал за соитием пары, не в силах отвести взор. Бесстыдство двоих, напоённое взаимным чувством, окатило его жаром и одновременной тоскливой завистью. Его самого никогда не любили, и брали на ложе, лишь потеряв голову в гон. Он отвернулся, не в силах лицезреть чужое счастье, и осознал, что земля под ногами сменилась твердью камня, зелень леса — стенами, а небеса — круглым куполом святилища. Каллен стоял в храме при господском доме. В бронзовых подставках горели факелы, выхватывая из тьмы облачённую в белое фигуру, стоявшую перед алтарем с древним мечом.  — Я смутил тебя, наследник, — фигура развернулась, являя ему лик омеги с тонкими чертами лица и серебром волос, заплетенных во множество кос. — Прости мне эту невинную шалость. — Шалость… — повторил он, глядя в лазоревые глаза принца-моэрра. — Ты вытащил из моей памяти дни, когда я был особенно счастлив, — Первый обхватил себя за запястье, окольцованное знакомым Каллену брачным браслетом. — Я был любим и верил в то, что так будет всегда. — Но ошибся, — подхватил Дархан, уже понимая, кто пришёл к нему в его сон, — тебя предали, Перворожденный. Моэрр кивнул: — Маоэлин — это имя я получил при рождении. Мой старший изменил моё имя. Он звал меня Мао кэ. — «Моё дыханье», — перевёл Каллен. — Я был его дыханьем, пока темноволосый омега-северянин не пробрался змеёй в наш дом и на супружеское ложе, — голос моэрра наполнился гневом, но тут же сполз во вздох смирения. — Мне следовало послушать Даэхо. Второй пытался предупредить меня о том, что мой старший проявит слабость, но я не слушал его, не веря в его дар провидца. — Дары… — Каллен ухватился за главное. — Скажи, зачем ты отдал мне Жезл? — Я не имел выбора. — Не имел выбора? — Жезлу требовался Хранитель. Омега. Второй указал мне на тебя. — Я не понимаю, — Дархан растерянно покачал головой. — Второй указал тебе меня? Но… я родился через века! — Наш брат — Даэхо, предрёк, что когда придёт время Дара кумм и Третий откроет Врата Извечного — Миэлгрин таал, именно ты, а не я, принесёшь Сарджару Жезл. — Я не стану помогать Третьему открыть Врата, — отверг он с гневом. — И больше никто не увидит Жезл! Он захоронен на дне колодца, из которого его никто не достанет! — Жезл вернётся в твои руки, как только ты призовёшь его. Дары никогда не теряют связи со своим Хранителем. Наш отец привязал их к нам, даровав вечность, дабы, когда придёт время, мы втроём открыли Миэлгрин таал и вернули своё наследие. Вот только веру в необходимость этого сохранил только Сарджар. Чтобы вернуть трон отца — ему нужна армия, и он получит её, поработив Триземелье и принеся яд ненависти, что сжигает Айкуму тысячелетней войной, в этот мир. — Как остановить его? — Дархан затаил дыхание, ожидая его ответа. — Третьего не остановить. Дары откроют врата, этого не изменить. Омега, альфа и дитя — решат судьбу Триземелья. Так сказал Даэхо. Большего я не знаю. Маоэлин потянул капюшон, укрывая голову. — Я выполнил уговор, — произнёс он устало, повернувшись к алтарю. — Дальнейшее зависит от живых. Скажи моему брату, что только он из нас троих сумел вынести бремя вечности и не сойти с ума, — бросил он последним. — Я задал не все вопросы! — Дархан шагнул к нему, пытаясь удержать за край одежд. Маоэлин шагнул вперёд и растаял, подобно тени. Рука Дархана ухватила пустоту… *** — Не уходи! Каллен подскочил на постели, вырывая себя из сновидения и протягивая дрожащую руку вслед истаивающему перед его внутренним взором мареву. — Магрис! — встревоженный голос Тирита провёл черту между сном и явью, возвращая его в реальность. Омега в отчаянии вцепился в бету. — Удержи его, — взмолился Дархан так, будто это было в его силах, — удержи его, Тир… — Это был лишь дурной сон, — бета прижал его к себе. Дарующего колотила мелкая дрожь, ночная рубашка взмокла от пота, облепив хрупкое тело. — Здесь никого нет, кроме нас двоих, магрис. Сон ушёл и больше не вернётся. Смотри, — он осторожно обхватил пальцами подбородок наследника и развернул к окну — сквозь цветные стекла в комнату проникал пока слабый, но всё усиливавшийся свет поднимавшегося солнца, — рассветает. Ночь ушла, забрав с собой все страхи. Каллен смотрел в окно, пытаясь собрать путавшиеся мысли. — Я видел его, Тирит, — беспомощно выронил он. — Кого? — бета нагнулся, чтобы заглянуть в застывшее лицо. — Первого. Он пришёл ко мне и сказал, что Жезл вернётся. — Мы надёжно спрятали его. Больше он не увидит свет. Дархан покачал головой. — Жезл подчинится, стоит мне лишь позвать его. Первый сказал, что Третий откроет Врата, как бы мы не сопротивлялись этому. И я… буду там, когда это произойдёт. — Что это значит? — Я не знаю. Второй из братьев предрёк, что судьба мира будет зависеть от омеги, альфы и ребёнка, — Каллен отстранился от беты, осознав, насколько интимной была их близость. Тирит был одет лишь в рубашку и короткие штаны. Босой, с растрёпанными волосами, он прибежал на крик омеги, не успев толком одеться и обуться. — Прости меня, я прервал твой сон, — повинился Дархан. Бета уже несколько дней обживал смежную комнатушку, ранее принадлежавшую Фениксу. Но теперь нардизз проводил ночи с Даннаром, и его место занял верный Тирит. — Я не спал, — соврал бета. — Мне уже давно следовало быть на кухнях. Я принесу завтрак сюда, магрис. — Я поем позже, — остановил его порыв наследник. — Сперва мне следует… Он запнулся, поднеся ладонь к губам. Накатившая тошнота заставила его крепко зажмуриться, задержав дыхание. Тирит с беспокойством смотрел на омегу. — Наследник… Как давно тебя осматривал медикус? Рука Дарующего опала вниз. — У него и без меня хватает забот. Думаю, я съел с вечера что-то несвежее, — он понимал, к чему ведёт бета. — Я лично пробую всё то, что подают к столу, — в его объяснение Тирит не поверил. — Прошло уже достаточно времени с дней омежьего цветения, боги могли благословить тебя… дитём, магрис. Дархан проглотил подкативший к горлу комок. Бета озвучил то, на что он так надеялся, но не позволял себе даже думать. — Салем сказал, что я не мог понести с первого раза. С первого цветения мало кто зачинает жизнь. — И всё же это случается. Тебе следует позвать медикуса, магрис. Если окажется, что ты понёс, — осторожно подтолкнул бета, — мы отправим гонца в крепость твоего старшего. И это вернёт его в Горное гнездо. Дархан вскинул голову: — Думаешь, я ищу повод?.. — он прервался, поникнув плечами. Искал. И страдал в разлуке, терзая себя тяжкой ревностью, помня о том, что вместе с Гаэллем в крепость Ат-Нарашей отправился и Айлин, его любовник-южанин, что был краше Дархана и куда опытнее его в постели. Каллен не сомневался — Айлин не оставит попыток вернуть Ат-Нараша. Причин сохранять верность их браку Гаэлль не имел — он сам, в запале гордыни и гнева позволил ему позвать на своё ложе того, кого пожелает. Дархан хотел бы взять свои слова обратно, но прошлого было не вернуть. — Пелегун осмотрел меня вчера утром, — Каллен отвернул омрачённое тоской лицо к окну. — Он сказал, что я не понёс, Тирит. Моё чрево пусто. — Уверен ли он в своём утверждении? — Пелегун помог сотням младенцев появиться на свет. Лучше него в этом деле не найти. Он сказал, что мои утренние недомогания — ложные признаки. Родовой путь не изменил свой цвет и не закрылся, что произошло бы, завяжись во мне жизнь. — Он покачал головой. — Мне никогда не стать родителем, Тир. — Не говори так, магрис, — с жаром остановил его бета. — Рано ещё пустоцветом себя объявлять! Дархан сгорбил спину. Длинные пряди волос укрыли его лицо. Осторожный стук оборвал их разговор. Тарит открыл дверь. За ней обнаружился служка, сообщивший, что присутствие наследника требуется на крепостных стенах. *** Ансельм тяжело поднялся по ступеням в господский дом и остановился на крыльце, переводя дух. Было время, когда он легко взбегал по ступеням и куда выше, его зрение не уступало орлиному, а ум был острым, как кинжал, однако те времена давно минули. За последние несколько лет жрец крепко сдал и сам понимал, что его светлый разум и память стали угасать. Ещё немного — и он станет совсем не нужен. Бета потянул руку к двери, намереваясь её открыть, но дверь дёрнули внутрь и перед ним предстал старший над купальнями — бета Нураз. Увидев жреца, банщик поспешно склонил голову, пробормотав просьбу благословить его. Ансельм привычно осенил его взмахом руки. Бета поцеловал кончики узловатых пальцев старика и спросил известно ли ему об исчезновении одного из наложников почившего тэра. — Кого именно? — спросил он, удивившись. — Омега Айязи, — ответил бета. — Похоже, нашёл себе альфу среди чужаков, что прибыли на праздник и тайно покинул с ним крепость. — Айязи? — жрец недоверчиво почесал кончик носа. Изнеженный наложник почившего тэра был честолюбив, и в его побег с простым поселянином верилось мало. — Опроси тех, кто ещё не покинул крепость, — велел он, — и за других наложников не забудь. Возможно, он кому-то рассказал о своих планах. Нураз отправился выполнять приказ жреца, а Ансельм вошёл в дом. Но далеко от порога он не ушёл, увидев двигавшегося к выходу Дархана со следовавшим за ним по пятам Тиритом. — Магрис Каллен… — приветствовал Ансельм наследника. — Ты уже слышал новость? — Об Айязи? — неуверенно произнёс жрец, выпрямив спину. — О чужаках за стенами. — Нет, магрис. — Что же, если пожелаешь, можешь сопроводить нас. Дархан, не дожидаясь его ответа, вышел из дома. К нему тут же присоединились несколько дружинников во главе с Ирдизом, а у стены встретил Галхам. Воевода, не произнеся ни слова, пропустил процессию к лестнице. Дархан взобрался на стену, почти не выявив хромоту. Заботами Тирита его походка с каждым днём становилась всё уверенней. Мучавшие его судороги стали слабее, а боли проявлялись всё реже. У зубцов стояли дозорные и дружинники, глядя вниз, на раскинувшуюся у стен долину. Наследник встал у простенка, в волнении сжимая пальцы в кулаки. Ратт занял место за его спиной. — Их заметили у Дозорной башни ещё в ночь, — заговорил воевода. — И пропустили, не задержав. Грифф от дозора прилетел едва рассвело, с пустым седлом. — Всадник выпал? — ужаснулся Каллен. — Вряд ли. В седельной сумке мы обнаружили послание. В нём было указано, что дозор выполнил твой приказ, а так же была вписана численность отряда моэрр. Девятеро Перворожденных, и при них три дюжины воинов. — Не так уж много. — Девятеро моэрр, — с легко читаемым упрёком повторил Галхам, — и каждый из них может наделать вселенских бед. Каллен промолчал, следя за облаком ядовито-жёлтого тумана, что вдруг вполз в долину со стороны прохода между горами. Тирит, стоявший рядом с Раттом, запахнулся в плащ, поёжился и воевода. Наследник накатившего пронзительного холода, казалось, не замечал. — Вон там! — стоявший неподалёку от них дружинник вскинул руку, указывая на стелившийся над землёй туман. — Смотрите! — Луки на изготовку! — одновременно с ним рявкнул Галхам. Воины слаженно сняли со спин длинные луки и натянули тетиву. По стене засновала оружейная обслуга, устанавливая в гнёздах между зубцов конические корзины с пучками стрел. Даннар появился следом и встал у соседнего зубца, вглядываясь, как и остальные, в жёлтую мглу. Каллен поднял голову, увидев то, что и остальные. Из тумана вынырнули всадники, сидевшие в сёдлах высоких скакунов. Впереди следовали воины, в центре на белых жеребцах двигались альфы и несколько омег, облачённых в одинаковые белые одежды. Капюшоны укрывали их лица, а поверх плащей на грудь свисали золотые цепи. Каллен не сомневался, что видит перед собой Перворожденных: жалкие остатки чистокровных, призванных Третьим вернуться в родной мир. — Не густо, — произнёс Галхам, уверившись в правдивости послания Дозорной башни. — Одно твоё слово, магрис, и мы перебьём их ещё на подходе. — Мы не станем этого делать, — разочаровал Каллен. — Вели опустить луки. Мы выедем им навстречу. Воевода вытаращился на него, как на умалишённого: — Навстречу? Зачем? Каллен и сам не знал ответ на его вопрос, но что-то настойчиво гнало его вниз, взглянуть в лица чужаков. — Встретим непрошенных гостей с достоинством, и покажем им, кому принадлежит долина, — ответил он. — Мечей из ножен не вынимать, — добавил непререкаемо. — Мой приказ ясен для тебя, воевода? Ратт проворчал, что да. — Но я пойду с тобой, — упрямо заявил старый воин. — И дружину возьму. Может, время для стали и не пришло, однако на себя навешаем её столько, сколько кости выдержат. — Я с вами, — навязался Даннар. Каллен возражать не стал. Сборы были быстрыми, за ворота выбрались на лошадях, не пренебрегли и пешими. Каллена с ехавшим позади него на муле Ансельмом взяли в окружение, ощетинившись пиками. Особа наследника была ценностью, за которую были готовы сложить головы. Остановившись неподалёку от ворот, Дархан наблюдал за тем, как отряд моэрр становится всё ближе. Даннар сидел рядом в седле гнедого жеребца, уложив руку на рукоять меча. Его глаза так же неотрывно следили за чужаками. Туман теперь полз вслед за группой всадников, подобно шлейфу, позволяя выхватывать всё больше деталей. Воины были вооружены кривыми мечами и короткими, удлиненными к низу щитами, принятыми на Юге. С круглых шлемов с опущенной лицевой маской свисали пучки лошадиных волос, длинные кольчуги отливали серебром, а латы украшал орнамент из цветов, в центре которого размещались сразу два светила. Перворожденные видимого вооружения не имели, очевидно, полагаясь на свою охрану и магию, но грудь каждого обхватывали облегчённые латы с тем же символом двух солнц. Лишь на одном из облачённых в белое имелся шлем, оставлявшим открытым узкую полоску для глаз. С перевязи богатого пояса свисали короткие ножны с кинжалом, украшенные причудливой накладкой из меди. Взгляд Даннара притянуло к Перворожденному в шлеме. Сотника кольнуло острым беспокойством, а затем и смутным узнаванием. Шлем был таким же, как и тот, который был найден в лесу у Великодубровицы поселянами Столетнего Дуба. И именно такое облачение носили дворцовые маги короля Эзариуса — наргузы. Сотник поменялся в лице. Леденящий холод сполз вниз по шейным позвонкам, охватывая спину, а затем и поясницу. Рядом с ним двое дружинников потянули завязки плащей. Чем ближе становился отряд моэрр, тем больше нервничал люд. Кони под сёдлами перебирали ногами. Внешнее спокойствие сохранил только Каллен. Наследник следил за чужаками с непроницаемым лицом. Моэрры не стали избегать встречи, но остановились за пять десятков локтей. Вооружённые воины слаженно разошлись в стороны, выпуская вперед моэрра в шлеме наргуза. Даннар шумно сглотнул, убеждаясь в том, что не ошибся. Руки чужака потянулись к шлему, и сотник затаил дыхание, глядя на открывшееся узкое лицо, бритый череп, и тёмные глаза главы Всевидящего ока — тайного ордена наргузов его величества Эзариуса Первого. — Дхар Мекум дар… Оторопелый шёпот сотника Каллен услышал, но головы не повернул. Озвученное им имя ему ничего не говорило. Моэрр, небрежно откинув полу плаща, уложил локоть на высокую луку седла, разглядывая северян. — Магрис Каллен Дархан, — протяжно вымолвил альфа, безошибочно выделяя среди крепостников наследника тэра. — Надеюсь сие… войско, — Дхар Мекум сделал небрежный жест рукой, — выслано не для того, чтобы препятствовать нам в дальнейшем продвижении? — Сочти за моё любопытство, Перворожденный, — ответил ему Дархан. — Омеге оно простительно, — снисходительно принял его пояснение наргуз и перевёл отдающий скучающим презрением взгляд на сотника. — Даннар… — узнал он боевого побратима Ат-Нараша. — Гляжу, Север поглотил тебя целиком, сделав настоящим дикарём. Губы сотника свело от ярости. — А из тебя, наргуз, Юг вышел в один пшик, — выцедил он в тон. — И куда делся тот безжалостный преследователь моэрров, что годами уничтожал наделённых магией полукровок по приказу Эзариуса? — Чтобы выжить среди волков, следует носить волчью шкуру. — Ты предал короля, что обласкал тебя милостями! — Эзариус никогда не был моим королём. — Дхар равнодушно пожал плечами: — И оказался не настолько умен, как о себе думал. Им было легко управлять, играя на его страхах. Он долгие годы делал то, что было нужно нам, моэррам, сам не подозревая, под чью дудку пляшет. — Так, как поступил, когда послал своих магов уничтожить семью Ат-Нарашей? Сотник ткнул наугад и понял, что не ошибся. Дхар самодовольно растянул губы в ухмылке. — Внушить ему мысль о том, что Печати лучше храниться в королевской сокровищнице, было просто. Таэту следовало быть посговорчивее и отдать нам Печать, но альфа оказался упрямым, потому лишился жизни и своих потомков. — Его наследник выжил. — Досадное упущение, — глумясь, согласился наргуз, — однако воспользоваться Печатью он всё равно не сможет. Когда наступит время, Гаэлль Ат-Нараш подчинится воле моего повелителя, согнув шею под его стопу. Сотник сжал пальцы на рукояти меча. Ему было не достать Дхара со своего места благородным клинком, но если воспользоваться ножом, заткнутым за голенище… — Не советую, — правильно оценил его намерение моэрр. — Ты и вдохнуть не успеешь, средиземец, как я испепелю тебя дотла. — Он поднял руку и одним щелчком пальцев вызвал огонёк над ладонью. Скрывать свою силу больше не было причин. — Наслаждайтесь своими последними днями свободы. Вскоре каждый из вас согнёт голову перед величием Перворожденных и послужит нашей великой цели. — Завоеванию Айкумы, — тихо, но внятно произнёс Дархан. — Выложить своими мертвецами дорогу к трону Магруса для Третьего. — Таково ваше предназначение, — высокомерно подтвердил Дхар Мекум. — Самоуверенность уже приводила вас к поражению, однако вы так ничему и не научились. — Нам нечему у вас учиться. — Разве? — Дархан поднял светлую бровь. — Ты забыл, Перворожденный, что этот мир имеет собственную магию, которую вы опрометчиво считаете слабой. Во времена ассами в Мис та омэ через Врата пришёл враг, пытаясь поработить наши земли, но не преуспел. От него не осталось и праха, лишь краткое упоминание в рассыпающихся свитках. Триземелье защитит себя, породив новых героев. Вопрос только в том, готов ли твой народ заплатить за своё заблуждение, став теми, о ком история сохранит только несколько жалких строк? Дхар Мекум надменно сощурился. — Ты смеешь угрожать нам? — Я предлагаю положить конец давней вражде, — возразил омега, подмечая, как переглядываются между собой остальные Перворожденные за спиной наргуза. Омега выловил устремлённый на него взгляд Дарующего не старше него самого с ясными янтарными глазами. — Никто из вас не знает Айкумы, каждый родился под этим небом. Так зачем уходить туда, где царит вражда и продолжать войну, что имела значение лишь для истлевшего мертвеца-короля? Триземелье может стать домом для нас всех… — Вы веками вырезали нас! — оборвал его наргуз. — Из страха, — Каллен не стал указывать ему на то, что Дхар был одним из палачей своего народа. — Но Север готов оставить ненависть в прошлом. Здесь и сейчас, Перворожденный, мы можем изменить будущее. Скажи своему повелителю… — …что Триземелье никогда не склонит головы перед чужаками! — зычный голос Арсана оборвал речь Дархана и вперёд, протолкавшись между всадниками, выбрался закутанный в шкуры Львиный клык верхом на вороном жеребце. — И миру между нами не быть, — завершил, со скрежетом потянув меч из ножен. Оружия не поднял, но со значением уложил поперёк седла. Каллен нахмурил брови, глядя на южанина. Вмешиваться в разговор ему никто не позволял. Дхар повернул голову к плечу. — Подступное Триземелье во всей своей красе, — с издёвкой обратился он к своим спутникам и брезгливо сплюнул на землю. — Пока один к очагу зовёт, второй меч над головой заносит. Наргуз тронул своего коня пятками, отвернув его от ворот. Воины моэрр ощетинились оружием, взяв Перворожденных в живую броню. Разговор был закончен и ни к чему не привёл. Каллен оставался на месте, пока отряд чужаков не скрылся за каменной грядой, что вела к проходу в долину Махеоллас дартан. Как только мелькнул последний взмах лошадиного хвоста, наследник, подарив Арсану долгий, немигающий взгляд, направился в крепость. Даннар остался на месте. Дождавшись, когда дружина утянется за стены, сотник выставил свой меч в сторону, перекрыв путь Арсану. Южанин натянул поводья. — Надо поговорить, — проскрипел сотник, показав, что отказа не примет. — Сейчас же. Львиный клык последовал за средиземцем в открытые врата.