Ущербная Луна

Последующие двое суток Ат-Нарашу пришлось трудиться не покладая рук. Наравне с остальными таэт освобождал комнаты замка от пришедшей в негодность мебели, выгребал из углов завалы из прелой листвы, занесённой сквозь провалы окон, сдёргивал со стен остатки горелых гобеленов и стягов, а затем, на заднем дворе, сколачивал из привезённых из Великодубровицы досок лавки, столы и кровати. Поселяне, последовавшие за отрядом наёмников в твердыню Ат-Нарашей, обживались с не меньшим шумом и энтузиазмом. Звон молота и стук топоров звучали гимном возродившейся жизни. А уж когда к стенам прибыли подводы с голосливыми омегами и детворой из лагеря, Дом Зари и вовсе расправил плечи, будто старик, выпивший живильной водицы. Остаться наедине с мыслями и отдохнуть от дневных трудов Ат-Нарашу впервые удалось лишь на закате второго дня. Выбравшись на крышу единственной уцелевшей башни замка, таэт надолго застыл у зубцов, глядя на готовящуюся отойти ко сну крепость. Рубашку альфы стянуло от едкого пота подмышками и на спине, натруженные мышцы ломило болью, а свинцовые ноги гнуло в коленях, но, глядя на горевшие огнями окна домов, на дымившие трубы, сплетавшие сизый шлейф над черепичными крышами, Гаэлль испытывал гордость и умиротворение. Ему удалось поднять Дом Зари с колен и от своего он уже не отступит. Только здесь он чувствовал себя по-настоящему самим собой, не нахлебником, а хозяином. Далеко на востоке сверкнула молния, свидетельствуя о приближении грозы, и альфа шумно втянул воздух полной грудью. Дождь был кстати: омоет улицы, наполнит жбаны, унесёт грязь и мелкий мусор по сточным канавам в ров. Его очисткой собирались заняться уже завтра. Починят и подъёмный механизм моста, поставят на место кованную решётку и опоры. Умельцев хватало. К замку весь предыдущий день стекался люд — предлагал помощь. В монете нужду имел каждый, а платил таэт щедро. Ат-Нараш и счёт потерял благословениям, которыми его осыпали. Альфа позволял касаться себя жадным рукам, желавшим убедиться, что он из плоти и крови, гладил детские головы, жал предплечья суровым альфам и одаривал стариков заботливым словом. Не обошёл никого, памятуя слова отца, часто повторявшего простую истину — «как к людям отнесёшься, так и они тебе откликнутся». Теперь он своему народу «отцом родимым да защитником» стал. Скрип двери, ведущей из башни на дощатый настил, оторвал его от разглядывания горизонта. Наверх выбрался Менарх, держа в руках кувшин с вином и сунув подмышку два деревянных кубка. — Позволишь присоединится, генерал? — спросил наёмник, шагнув на настил башни. Ат-Нараш кивнул, вернувшись к созерцанию крепости. «Барс», встав рядом, наполнил кубки и протянул один из них таэту. Кувшин опустил у своих ног. — Добрую работу проделали, — сказал, проследив взгляд хозяина крепости. — Да, только сделать предстоит в разы больше, — откликнулся Гаэлль, пригубив вина. — Зима уже близко, расслабляться нельзя. — Ну, без отдыха и кони дохнут, — наёмник, усмехнувшись, хлопнул его по плечу. — Поселяне просят разрешения завтра на закате столы поставить. Пир закатить в честь возвращения твоего. Не откажи им в этом, таэт. Пусть народ о веселье да радости вспомнит. — Пир закатывать, когда провизии едва хватает? — Крепость голодать не будет, — успокоил Менарх. — Завтра с рассветом часть воинов с поселянами в леса отправится, дичь бить. Гвидо несколько выводков свиноматок со знатным хряком на посадках приметил, охотников туда отведёт. Будет что на столы поставить, — наёмник почмокал губами. — Давно я молодого поросёночка под хреном не едывал. — Что? Младший мой плохо угощал? Менарх хохотнул: — Младший твой пир закатил знатный. Но поросята мне не достались. Дружина крепости Дарханов больно прожорливая. — Мне знакомы некие «барсы», что также на халяву жрут не хуже саранчи, — проворчал Ат-Нараш. — Помнится, на пиру у Эзариуса ты один на спор целый телячий бок съел. — И едва не помер, — со смехом подхватил Менарх, поднимая кувшин, чтобы вновь наполнить опустевшие кубки. — Но два золотых я тогда выиграл честно. Хоть и провалялся на койке у медикуса двое суток. — Утроба у тебя без дна, Менарх, — беззлобно поддел таэт. — Мой родитель-омега тоже так говорил. Жаловался, что младенцем я его за титьки кусал и вечно молока требовал громким ором. — Покинув колыбель, ты мало изменился. — Только теперь молока и в рот не беру, — Менарх отсалютовал кому-то в тёмных небесах кубком. — А вот от титьки омежьей не отказался бы. Ат-Нараш, нахмурившись, покосился на наёмника. — Омег неволить я запретил, — напомнил он. — Узнаю, что кто Дарующего снасильничал — голову с плеч снесу. — О том я каждого предупредил, — успокоил Менарх. — И свою мотню на узел завязал. В своём доме не гадят, генерал. То каждый знает, — он встрепенулся. — Этот Калеб… поставленный тобою управляющим, не поспешил ли ты с ним? Гаэлль усмехнулся: Калеб, крепкий и уже немолодой альфа, прибыл с подводами из Великодубровицы и предстал перед очами таэта, заявив о своём праве служить при замке. Ат-Нараш вспомнил альфу, ходившего в помощниках старика-управляющего Перума и приходившегося ему племянником. От руки наёмников Калеба спасло то, что накануне нападения Перум послал родича в Нижний дол, к кожевникам. Вернуться тому было уже некуда, Калеб остался без дома, потеряв и дядьку, и жениха-омегу, на свою беду служившего при кухнях замка. Лишившись семьи, Калеб долгие годы скитался по Северу, а услышав клич наследника Дома Зари, поспешил вернуться в родные земли. Чтобы отчасти вернуть альфе утраченное, Ат-Нараш отдал Калебу место погибшего дядьки, сделав управляющим над челядью замка. За работу тот взялся, засучив рукава: рьяно гонял помощников и набранную им обслугу. Работа в замке кипела во многом благодаря суровому нраву и работоспособности нового управляющего, но наёмникам гнуть спину перед альфой не нравилось. Между воинами и управляющим то и дело вспыхивали ссоры. Гаэлль в них не вмешивался — и сами разберутся. Но, видать, не разобрались, раз ходока с кувшином вина к нему подослали. Только вот вертеть собой ни таэт Ат-Нараш, ни генерал Гаэлль никому не позволял. — У каждого из вас своя служба, — напомнил он со спокойствием. — А в конечном счёте задача общая — благополучие и процветание крепости Дома Зари. Кому не по душе — ворота открыты. Неволить никого не стану. А тем, кто осесть решит, семьёй обзавестись да собственным домом, тому обещаю: по весне всё это будет, как и плата полновесным серебром. — Наймёшь нас на службу? — Менарх удивлённо вскинул брови. — Платить, как Эзариус, не смогу, — признал Ат-Нараш, — но каждый, кто захочет оставить службу у короля и пустить корни, получит свой надел земли и вольницу от десятинного взноса на двенадцать зим. «Барс» покачал головой. — Не думаю, что многие примут твоё предложение, генерал. В отряд пришли за воинской славой, горячая кровь бурлит в их венах. По весне «барсы» собирались вернуться в войско короля. Война с Кессом не за горами, каждый знает, на что Эзариус метит. — Эзариусу мало одной своей короны, — планы короля Гаэллю были известны, — ему нужен весь Юг. А затем он придёт в Средиземье. — За которым последует Север, — договорил невысказанное Менарх. — Север ему не одолеть. — Северяне — разрознены, без единого королевства. А княжества по отдельности не выстоят. Север падёт. Гаэлль улыбнулся, подняв к губам кубок. — Ты не знаешь северян, Менарх. Как и Эзариус. Распри будут прекращены, как только Север почувствует пяту чужака, что попытается наступить на его шею. — И что произойдёт? Таэт поставил кубок на каменный зубец. — Эзариус пожалеет о том, что не ограничился Югом. Менарх хмыкнул, но продолжать разговор не стал. Вдалеке прогрохотал первый гром. Сизый небосклон прочертил яркий зигзаг. — Гроза будет знатной, — Ат-Нараш знал, о чём говорил, грозы Севера славились своей свирепостью. — Иди отдыхать, Менарх, день завтра будет тяжёлым. Наёмник, захватив кувшин, направился к выходу из башни не самой твёрдой поступью. Задержавшись ненадолго, Гаэлль последовал за ним. Опочивальню таэта временно разместили в комнате, которая раньше была кабинетом его отца. Огонь сюда не добрался, осталось лишь вынести трухлявую мебель, обмести стены от паутины, поставить новую кровать — простую, но добротно сколоченную, и несколько сундуков вдоль стен. В камине запылал огонь, прогнавший сырость, а крепкий дубовый стол с креслом добавили комнатушке обжитой вид. Последний предмет Гаэлль узнал сразу, в нём любил сидеть его отец во главе трапезного стола. Кресло было старым и по преданию принадлежало ещё его прапрадеду Ладогору, прозванному своим народом Добрым. Пройдя ближе, Гаэлль провёл рукой по резной высокой спинке с истёртым орнаментом, изображавшим виноградную лозу, оплетавшую ствол дуба, и, помедлив, сел за стол. Перед внутренним взором развернулось короткое воспоминание: отец сидит за столом кабинета, а он с братьями играет на шкурах у пылающего камина. Родитель-альфа никогда не отказывал сыновьям в ласке и много времени проводил с детьми и своим младшим. Семья была дружной, супруги любили друг друга. Ни единой ссоры между ними он не помнил. Так почему его родитель-омега отказался от своего дара? Под давлением старшего или сам к такому решению пришёл, памятуя о брате-убийце? А не откажись и научись он пользоваться своей силой в полной мере, сумел бы спасти свою семью от гибели? В груди вновь стянуло болезненный узел. Гаэлль тряхнул головой, прогоняя тяжёлые думы. Отвлекая себя, он поднял голову к стене над камином, устремив взор на единственный предмет, что сохранился от прежнего кабинета отца. Массивный каменный барельеф, украшавший стену, изображал стоявших лицом друг к другу, державшихся за руки, альфу и омегу в архаичных одеждах. Длинный плат укрывал голову Дарующего до самых пят, такими же длинными были и его волосы, сплетённые в причудливую косу, состоявшую из множества тонких косиц. Искусный резчик дотошно отразил каждую деталь, но глаза Гаэлля прикипели лишь к одной из них — украшению, свисавшему с пояса омеги — зерцалу с длинной витиеватой ручкой. Поднявшись с кресла, Ат-Нараш подошёл ближе и наступил на широкое ограждение зева камина, поднимая себя к барельефу. Узнавание заставило его распахнуть глаза. Ошибки быть не могло — на что указывали головы змей в рукояти, на которых покоился овал зерцала. С пояса омеги свисала Печать — Сарым гуль — наследство Второго из близнецов моэрр. Значить это могло лишь одно — свиток не лгал. И Печать была увезена его предком, Перворождённым, в Дом Зари. Крепость Ат-Нарашей высилась на заднем плане барельефа за фигурами альфы и омеги. Тихий стук опустил его обратно на пол. Повернувшись к двери, он некоторое время приводил мысли в порядок, прежде чем отпер замок. За порогом стоял Айлин со свечой в руке. Бета был одет в лёгкие омежьи шелка, несмотря на гулявшие по коридорам замка сквозняки. Ат-Нараш молча отступил в сторону, запуская его внутрь. — Не разгуливал бы ты… в таком виде, — сказал он, закрывая дверь. Бета, с довольным видом, огладил ладонями ниспадающее к полу верхнее платье с разрезами на рукавах. Сквозь прорези проглядывала тонкая вышивка нижней рубашки. Бёдра опоясывал пояс, расшитый бисером, стройные ноги укрывали шаровары по моде Юга. Он пришёл соблазнять и учёл каждую составляющую своего костюма. — А что с моим видом не так? — вопросил дерзко. — Не для Севера твои наряды. — Не для Севера, — спорить он не собирался, — но себе изменять не стану. — Он, поставив свечу на сундук, подступил к нахмуренному альфе и уложил руку на его плечо. — Раньше тебе нравилось, как я выгляжу. Когда-то ты сам одаривал меня нарядами, которые не каждый омега решится надеть. — Но в них ты не разгуливал среди оголодавших альф. Айлин, закинув голову, звонко рассмеялся. — Ты никогда не любил делиться своим, пусть и раздевали меня только глазами, — упрекнул, отсмеявшись, и развернулся, осматривая его покои. — Поистине — скромен Север, — резюмировал он с лёгким оттенком пренебрежения. — Опочивальню для господина должны были обставить с большим вкусом и богатством. Я могу помочь и подсказать, что следует изменить. Гаэлль пожал плечами, его всё устраивало. — Не до роскоши сейчас, Айлин. — Мне казалось, роскошь Юга пришлась тебе по вкусу, — бета прошёл к ложу, придирчиво осмотрел его и с грацией большой кошки растянулся поверх одеяла. — Впрочем, я готов мириться с северной скромностью, если его скрашивает твоё присутствие, — договорил томно, откинув полу верхнего платья с округлого бедра. Длинные пряди волос, тщательно завитые и сбрызнутые ароматной отдушкой, кольцами легли на одеяло. — Я скучал по нашим ночам, Гаэ. Сокращение его имени, неожиданно резануло Гаэлля неприятным послевкусием. Ранее его имени Айлин никогда не сокращал. На Севере излишняя фамильярность была позволительна лишь между членами одной семьи. Гаэ… Так его звал Каллен. Всего лишь раз или два, но воспоминание о младшем всколыхнуло в груди странную тоску. — Иди же ко мне, мой альфа. Айлин призывно улыбался ему, зная, какое впечатление производит. Искусством обольщения владел в совершенстве, посвятив ему годы, но прежнего влечения, что бросало Ат-Нараша к бете, в стремлении подмять под себя и овладеть им, больше не было. На его зов таэт не поспешил впервые. Гаэлль думал о том, что, по сути, не знал о нём ничего, кроме имени. Сколько лет было Айлину, кто были его родители и как он оказался при дворе Эзариуса, не имея ни титула, ни семейных связей? Ат-Нараш встретил бету на одном из балов, даваемых Эзариусом, где тот блистал красотой лица, изысканностью манер и целым сонмом поклонников. Айлин сам подошёл к нему, начав откровенный флирт, и противиться ему молодой генерал не стал. В ту же ночь они стали любовниками, а на рассвете Гаэлль увёз Айлина из гостиницы в свой дом, и вскоре каждый в столице знал, что северный дикарь сумел покорить Первый цветок из Сада Наслаждений короля-Паука. Ему завидовали и откровенно ненавидели, это веселило и заставляло гордиться собой: — Айлин отвечал далеко не каждому, хотя ранее уже пребывал на содержании, у нескольких важных персон при королевскому дворце. Этого бета-айха не скрывал и северянин его осуждать не собирался. Такова была жизни при дворе Эзариуса, каждый устраивался, как мог. Со временем Гаэлль поверил, что Айлин выбрал его сердцем. Север и разлука очистили его сознание, добавив изрядную долю сомнений к прежней уверенности. — Скажи, почему ты выбрал меня? — этот вопрос прозвучал из его уст впервые. Айлин напрягся, улыбка на губах беты неуловимо, но изменилась. — Выбрал? — переспросил он, явно затягивая время. — Тогда, на балу. Ранее мы никогда не виделись, но ты подошёл ко мне, будто к старому знакомцу и назвал по имени. — Я слышал о тебе, — бета повёл плечами. — Мне стало любопытно. Ты был героем, а ореол славы всегда притягателен. И ты ошибаешься, я видел тебя. Твоё триумфальное возвращение во главе войска после славной битвы под станами Нэмиша. — Славной? — он мрачно хмыкнул. — Это была резня, которой я не гордился. Гарнизон крепости бунтовщиков был в пять раз меньше нашего войска. Шпион короля открыл нам врата, и я не смог остановить безумие, что произошло дальше. — И тем не менее это была победа. Ат-Нараш дёрнул крыльями носа. Сам он так не считал, но послушно принял награду, присланную королём после взятия крепости. Каждый играл свою роль в постановке, задуманной Эзариусом. — Гаэлль, — Айлин поднялся с ложа и вернулся к альфе, — зачем ты вспоминаешь прошлое? — прошептал горячо, прильнув к его каменному телу. — Я последовал за тобой на Север, только чтобы вновь оказаться рядом. Тоска едва не иссушила меня, — он прошёлся ладонью по груди Ат-Нараша, пробрался под рубашку и прильнул щекой к тёплой, чуть влажной от пота коже, — я цветок, что не может жить без своего солнца. А моё солнце — это ты. Он поднял голову, глядя на него с мольбой в глазах. — Неужели ты забыл обо всём, что было между нами? — Я заключил брачный союз, Айлин… — оправдание прозвучало почти жалким. — Я знаю, что твой воспитатель обманом заставил тебя заключить брак со своим внуком, — бета поднялся на цыпочки, опалив дыханием щеку альфы. — Этот союз ничего не значит. Ты дашь дитя своему младшему и будешь свободен. Ат-Нараш смотрел поверх его головы. — Кто тебе это рассказал? — Алатар, — не стал скрывать бета. — Ему следовало молчать. — Он сказал неправду? — Каэлл желал защитить крепость. Он сомневался, что омега сможет удержать власть. Земли Дарханов — лакомый кусок для жадных соседей. Я был лучшей кандидатурой в старшие для его внука. Одновременно с этим я получал доступ к богатству, накопленному Дарханами. — Выгодная сделка для обеих сторон, — бета удовлетворённо провёл рукой по его груди вниз. — Сделка, — подтвердил он. Айлин победно улыбнулся. Пальцы беты пробрались под пояс альфы, оттянули его, нырнув дальше к горячей плоти, знакомой каждым дюймом. Альфа прерывисто вздохнул, но не отстранился. — Я скучал, михос*, — прошептал Айлин, обхватывая потяжелевший ствол и проводя рукой вверх-вниз. — Скажи, что ты думал обо мне, — влажные губы коснулись вздымавшейся груди, — скажи, что он для тебя ничего не значит… Я, а не этот калечный мальчишка, радость твоего сердца! Плечи Айлина поползли, под ладонями ухватившегося за него альфы, вниз, губы сместились к паху, покрывая поцелуями полоску кожи над жёсткими, тёмными волосками. — Я, а не он, твоё настоящее и будущее, Гаэлль. Ат-Нараш закрыл глаза, пропуская воздух сквозь зубы, но когда бета с бесстыжим причмокиванием погрузил его плоть в жар глотки, ухватил длинные пряди в кулак и отстранился. Член влажной глянцевой змеёй скользнул обратно. Узел болезненно заныл, тело требовало разрядки, но он заправил собственное достоинство в штаны, разворачиваясь к двери. В неё стучали. Голос Бодвина позвал таэта по имени. Айлин, утерев рот, процедил ругательство, поднимаясь с колен. — Отправь его, — прошипел он альфе со злостью. Таэт скользнул по нему коротким нечитаемым взглядом и направился к двери. Бета, запахнув верхнее платье, отошёл к окну. Напряжённая спина и поднятые плечи Айлина красноречиво свидетельствовали о его дурном настроении. Стоявший за порогом Бодвин просиял лицом, увидев открывшего ему альфу. — Таэт, я принёс добрые вести, — альфа осёкся, разглядев стоявшую у окна фигуру. — Я… помешал? — спросил он, ожесточая черты. Ат-Нараш, оттеснив его в коридор, прикрыл за собой дверь. — Не помешал, — успокоил сухо. — Что за вести? — Мы закончили разбирать завал под башней и нашли почти нетронутую оружейную, — Бодвин продолжал коситься на щель, собрав лоб в морщины. — Огонь до неё не достал, а доберись он до бочек с маслом, в которых хранили наконечники для стрел… — И полыхнуло бы до небес, — договорил очевидное Ат-Нараш. — Это не всё, наш глазастый тал мор нашёл ещё кое-что. Потайную дверцу в стене — и тебе стоит увидеть то, что мы там обнаружили. Если ты, конечно, не слишком занят, — добавил воин, забыв о должном почтении, — своим… ночным гостем. — Мой гость уже уходит, — проскрипел Гаэлль. — Жди меня здесь. Вернувшись в комнату, таэт встретил колючий взгляд Айлина. — Твой гость? — выцедил он с ядом — слух бета имел отменный. — Лишь гость? Не хочешь им объявить, кто я для тебя? — Они и так знают, — Гаэлль поднял с сундука свой сброшенный плащ и, подойдя ближе, накинул его на плечи Айлина. — Не ходи раздетым, — посоветовал мягко, — не испытывай свою судьбу. Я не могу быть везде и сразу. Сейчас мне надо уйти, иди к себе. Южанин ухватил его за руку: — Я приду позже. — Вернуться я могу и с рассветом. — Ты позовёшь меня? — с надеждой спросил бета, глядя ему в глаза. Гаэлль не ответил, подтолкнув его к выходу. — Иди, Айлин. Тот помедлил, но, поняв, что иного ответа не дождётся, направился к двери, давя гнев за зубами. михос* — язык южан — так обращались к члену семьи