Султан Искендер

Утро у Кесем началось с чашки кофе и перебинтовки ног. Когда лекарша снимала предыдущие повязки и накладывала новые, султанша закрывала глаза и отворачивалась, так как зрелище это нельзя было назвать особо приятным. Перевязки Рабия Гульнуш делала сама. Почему? Кесем понимала, что с Сафие станется подговорить какую-нибудь наивную дурочку добавить яд в мазь, которой смазывали бинты. Понимала это и ценила, потому и была с Рабией Гульнуш добра и вежлива. — Я закончила, Султанша. Ваши ноги уже заживают, скоро все будет хорошо, — Кесем благодарно кивнула. Рабия Гульнуш улыбнулась в ответ. — Как моя дочь? Я хочу увидеть ее, — спросила Кесем, откидываясь на подушки, — Она ведь выздоравливает? — Да, Султанша, — лекарша замялась. Служанки у двери переглянулись между собой. — Но вы еще не слишком окрепли. Вам не стоит подниматься с постели. — Рабия Гульнуш, моя дочь там совсем одна, больная. Ей не хватает материнской поддержки. Я должна ее увидеть, — продолжала увещевать Кесем, подавив желание накричать на лекаршу и начать раздавать пощечины направо и налево. — Госпожа, я не могу вам это позволить, — женщина покачала головой, затем жалостливо улыбнулась и быстро сделала поклон. — С вашего позволения… — Стой! — окрикнула ее бывшая Хасеки. — Искандер запретил мне видеться с дочерью? — спросила Кесем, уже зная, что услышит в ответ. — Да, Госпожа, — отвечает лекарша, смотря в пол. — Можешь идти, — женщина изящно взмахнула рукой, и Рабия Гульнуш направилась к двери. — Вы тоже, — приказала Кесем служанкам. Те переглянулись, попытались возразить, но наткнувших на безумный злой взгляд Хасеки закрыли рты и тоже вышли прочь. ⠀ Клянусь перед Аллахом, что я отомщу тебе, Искандер. ****** Султан сегодняшним утром был непривычно спокоен. Об этом Газанферу доложила стража пару часов назад. Повелитель его не звал, и это настораживало, потому что обычно государь всегда разговаривал с Газанфером по утрам. Идти самому в покои аге не хотелось, ровно как и в принципе попадатся султану на глаза. Мужчина чувствовал, что Искандер что-то понял, о чём-то догадывается и боялся, как бы дело не закончилось его, Газанфера, казнью. Так и сидел он в своих покоях, от снедающего страха едва не бросаясь на стены. Все нервы Газанфера были на пределе, поэтому когда к нему в покои вошел стражник и сказал, что государь желает его видеть, бывший янычар даже немного обрадовался. Султан Искандер встретил его напряженным молчанием. Он даже не отвлекся от читаемых им документов. Газанфер тоже молчал, не решаясь заявить о своем приходе. — Ты помог моей матери отравить меня, верно, Газанфер? — спросил Искандер, отвлекаясь от бумаг и глядя прямо на провинившигося раба. — Что вы, Повелитель, нет, — забормотал Газанфер, склоняясь в низком поклоне. — Да я бы никогда не посмел это сделать, мой Повелитель. Искандер рвано выдохнул. — Знаешь ли ты, что за приказ лежит сейчас на моем столе? — падишах поднял один из свитков и продемонстрировал его склоненнному Газанферу. — Приказ о твоей казни, — бесстрастно произнес Искандер, наблюдая, как на лице его бывшего друга проступает ужас. Газанфер смотрит на этот свиток, как завороженный, а потом падает на колени. — Повелитель, прошу вас, не делайте этого, — просит Газанфер, подползая султану и униженно целуя край его платья. — Прошу вас! — Хорошо, — Искандер бьет Газанфера по плечу, и тот поднимает голову. — Смотри — сюда нужно только поставить печать, и ты будешь казнен. Еще один твой проступок, и я так и поступлю. А теперь можешь идти, — Газанфер, не веря своей удаче, спешно поднимается с пола, кланяется и устремляется прочь из покоев. Искандер провожает его задумчивым взглядом, а потом разворачивает свиток. Там стихи. — Стража! — зовет мужчина и отдает прислужникам эту бумагу. — Отнесите это Кесем.