Султан Искендер

Рушен Хатун принесла Мелексиме еду и удалилась в свою маленькую комнатку. Сердце все еще сжимала проклятая ревность — Бекир, тот, с кем она помолвлена, в наглую изменяет ей с Мелике! Это было больно. Как бы ни была привязана Рушен к Мелексиме, но всю жизнь сидеть с ней в старом дворце не хотела. Под узкой кроватью обнаружился ящик с бумагой и тоненьким калымом. Рушен уселась, положив бумагу на колени, и, обмакнув калым в чернила, начала выводить изящным почерком письмо, привычно диктуя себе под нос. Румеиса-калфа, Ты ведь помнишь, что именно я помогла тебе спастись тогда, ведь ты фактически предала Падишаха. Но благодаря мне ты отделалась высылкой в Старый Дворец. Пришло время платить по счетам. Здесь есть Мелике Хатун, я хочу, чтобы ты забрала ее в гарем и провела по Золотому Пути как можно скорее. Рушен Хатун Девушка довольно отложила калым в сторону. Бекир никогда не притронется к чужой женщине, а к султанской-тем более. Рушен достала из того же ящика небольшое зеркальце с ручкой и красный платок, подаренный ей Мелексимой. Затем она накинула его на голову на манер свадебной фаты, и посмотрелась в зеркало. — Принимаешь ли ты в мужья Бекира-агу, Рушен Хатун? Принимаю. Принимаешь? Принимаю. Принимаешь?  Принимаю! — прошептала девушка, воображая сцену их никяха. Никаких свидетелей, они сами произнесут эти судьбоносные слова, а Мелике в это время будет одной из фавориток Султана. Она будет одной из многих для своего мужчины, а Рушен — единственной. Уже отправляясь к гонцам, Рушен наткнулась на Бекира, идущего по коридору. — Бекир-ага! Слышала, ты неплохо устроился и чудесно развлекаешься с Мелике Хатун. Знай, я не потерплю этого после никаха, а до этого — развлекайся хоть с Акиле Султан. — Рушен Хатун, мы разорвем помолвку. Она была заключена по желанию Султана Османа, но он умер, и этого брак тоже умер, так и не начавшись. — Ты не смеешь… Ты не смеешь! Мы обручены! Обручены! Понимаешь! — Успокойся. Я не люблю тебя. Подумай, разве ты хочешь всю жизнь прожить с тем, кто тебя не любит? Или же надеешься, что стерпится — слюбится? Бекир говорил что-то еще, но Рушен его уже не слушала. Она развернулась на пятках и побежала к себе, захлебываясь рыданиями. У двери она поняла, что все равно отправит это письмо. Чтобы отомстить. Бекир разорвет помолвку, и этим лишит ее шанса на счастливую жизнь и семью, а она уничтожит ту, ради которой он все это сделал. Не физически. Морально. И она, Рушен, тоже отправится в Топкапы, чтобы видеть слезы Мелике. ****** Эргюль стояла у дверей султанских покоев. Липкий страх, вперемешку с пьянящей эйфорией, бурлили под кожей. Дыхание стало частым и рваным, а тоненькие пальчики вцепились в полупрозрачный подол платья. Девушка ждала, когда наконец-то БюльБюль-ага попросит ее войти, и она войдет, а потом… Того, что будет потом Эргюль одновременно ждала и боялась, она мечтала об этом моменте и желала, чтобы он никогда не произошел. И это было восхитительное в своей противоречивости чувство, которым она с упоением наслаждалась. И когда евнух вышел из покоев, Эргюль несмело шагнула вперед. — Пора? — тихо произнесла девушка. — Нет, не пора. Повелитель не примет тебя, — раздраженно бросил БюльБюль-ага растерянной блондинке. — Почему? — Эрюль невольно начала плакать, теребя рукой все свои красивые легкие одежды. — Я-то откуда знаю? — вспылил евнух и направился в сторону гарема. — Что стоишь? Иди за мной, — Эргюль, глотая слезы, поплелась следом. Едва они вошли в гарем, как на плачущую Эргюль тут же уставились готовящиеся ко сну наложницы. Послышался насмешливый шепоток, но посмеяться над девушкой вслух никто не осмелился. БюльБюль-ага поманил пальцем Хюррем. — Отведи Эргюль к Пейкершах, — рыжеволосая, уже открывшая рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, замолчала, испугавшись весьма красноречивого недоброго взгляда евнуха. Хюррем поклонилась, взяла девушку за руку, и увела наверх. Пока они шли, Эргюль беспрестанно всхлипывала, и Хюррем раздраженно прикрикнула на нее. — Успокойся! — блондинка шуганулась, а потом начала успокаиваться. — Что случилось? — Он не принял меня. Просто не принял! — вытирая слезы, жаловалась Эргюль. И Хюррем со странной для себя жалостью наблюдала за этим и слушала ее. — Я пришла и ушла. Все! — Не все, — подбадривающе сказала Хюррем, но потом, опомнившись, язвительно улыбнулась. — Ты несомненно еще раз попадешь в Покои Повелителя, — ее голос источал яд не хуже змеи, и Эргюль отшатнулась от нее и первой зашла в комнаты Умут и Пейкершах. Те молча стали снимать с девушки красивые одежды. Хюррем, задрав подбородок в нелепой попытке казаться уверенней, пыталась делать вид, что все как обычно, и с напускным злорадством наблюдала, как переодевается Эргюль. А светловолосая делала все, чтобы не встречаться с ней взглядом. ****** Сафие Султан, выслушав БюльБюля, во всех красках рассказавшего ей про отказ Искандера принимать девушек, усмехнулась. — Значит, наш сын настолько помешан на Кесем? — Валиде всех Валиде еще раз усмехнулась абсурдности этой мысли — в любовь Сафие верила еще меньше, чем в то, что после смерти она попадет в рай, — и степенно вышла из покоев. Валиде Султан шла молча, не переговариваясь даже со следующим за ней по пятам БюльБюлем. Едва подойдя к покоям сына, она жестом велела стражникам сообщить о себе. Слуга зашел и тут же вышел, с поклоном приглашая Валиде Султан войти внутрь. — Валиде, — Искандер оторвался от стопок бумаг и взглянул на мать красными от долгого чтения глазами. — Рад вас видеть. — Мы тоже рады тебя видеть, сын мой. И твое усердие к государственным делам мы тоже очень рады видеть, но, к нашему большому сожалению, оно не является следствием твоего радения о государстве, — бархатным голосом произнесла Сафие, подходя к столу сына. — Ты завалил себя работой, лишь бы не думать о Кесем, на которой ты помешался. — Это не так, Валиде, — устало выдохнул Искандер, закрывая лицо руками. — Не так. — Так. Ты даже наложниц других не принимаешь, обет верности блюдешь, — сын недоуменно воззрился на мать сквозь просветы между пальцами. — А, вы про это… — наконец понял причину материнского неудовольствия Искандер. — Хорошо, я приму наложницу, которую вы пришлете. А сейчас оставьте меня, пожалуйста. — Как прикажете, мой Повелитель, — Сафие Султан чуть наклонила голову и направилась к двери, шелестя пышной юбкой своего платья. Она так и не сказала ему то, что хотела. Не сказала, что матерью своих внуков она хочет видеть кого угодно, но не Кесем. Почему она промолчала, Сафие сказать не могла, но возвращаться к сыну и пытаться втолковать ему это Валиде не стала. Потому что все, что она ни делает, все к лучшему. Искандер проводил мать взглядом и, отодвинув все документы в сторону, достал бумагу и грифель.