Султан Искендер

Севхар зачем-то пришла на террасу. Зачем — не знала и сама. Будто кто-то свыше приказал ей прийти туда. Рядом с перилами кто-то стоял. Севхар окликнула: — Ага? — он обернулся, и Севхар узнала Газанфера. Его глаза странно блестели в полумраке. — Севхар Хатун? Что ты здесь делаешь в столь поздний час? Иди в гарем, по Дворцу опасно разгуливать в такое время, — Газанфер подошел к девушке вплотную. Его не покидало чувство, что Севхар это и есть та самая, та, что он так долго искал. А если нет? Вдруг он ошибается… — Газанфер-ага, вы мне кого-то напоминаете. Кого-то давно забытого, кого-то из далекого прошлого, — Севхар подняла на Газанфера свои серые глаза и коснулась его щеки рукой. — Катарина, это ты? Неужели… — Я. Иван, ты, спустя столько лет… Как? Почему? — Молчи, Катарина, — Газанфер взял ее за руку. — Я нашел тебя. Нашел! Наконец-то. ****** — Гюнеш! — Пеки окликнула сестру, уже готовившуюся постучать в дверь.Гюнеш оглянулась. Пеки стояла, как жена Лота, мрачная, неподвижная, одинокая, в черном траурном одеянии. Сердце калфы дрогнуло. После стольких лет обид и одиночества теперь она уходит, оставляя Пеки одну. В доме с человеком, безжалостно убившим ее сына и запершим ее дочь в темнице. Гюнеш отошла от двери. Калфа подошла к сестре. Пеки была старше ее всего на пять лет, но выглядела старее на целую жизнь. — Хорошо, я останусь еще немного. Но уже и так поздно, по улицам опасно ходить… — Не уходи, прошу, Гюнеш! — на глазах жены муфтия заблестели солёные слезы. Последний родной человек, пусть хотя бы он будет рядом! — Хорошо, но чуть-чуть. У меня дела, — Гюнеш-калфы присела на диван. Следом за ней опустилась Пеки. — Гюнеш, тебя не было тогда. Ты была в Египте с Султаншей. Я не виню тебя. — О чем ты, Пеки? — спросила Гюнеш, не понимая, о чем завела речь сестра. А может, она обезумела? Гюнеш заглянула в серые омуты глаз Пеки. Там плескались боль и отчаяние. И горечь. Невыносимая, давящая на сердце любого, кто заглянет в эти омуты, и оседающая на сердце заглянувшего. — Думаешь, я безумна? — словно разрезала тишину Пеки, вытирая краем черной фаты краешки глаз. — Безумие было бы хорошим выходом. Очень хорошим, Гюнеш. А смерть еще лучше. — Пеки! Даже не думай! — Гюнеш резко обняла сестру, враз лишившуюся смысла жизни.-Жизнь дар свыше, от него нельзя отказаться просто так! — Можно. Мою жизнь отдадут кому-нибудь другому, кому есть для чего жить. — И тебе есть! У тебя есть… — Гюнеш замерла, понимая, что сказать нечего. Мехмед мертв, Муфтия Пеки ненавидит, а Фириденус сидит который год в темнице. — Нечего сказать? — Пеки усмехнулась. Горько и безысходно. Так усмехается человек, обреченный на казнь. Человек, который знает, что скоро умрет, но все равно храбрится. — Так вот, я говорила о смерти Лейлы и родителей, — резко сменила тему мать Мехмеда. — Тебя тогда не было. Ты променяла семью и свое счастье на возможность служить Хюмашах Султан. Ты и меня звала с собой. — Зачем ты про это вспомнила? — воспоминания, которые Гюнеш тщательно пыталась забыть и не вспоминать. О самоубийстве Лейлы и последующей смерти родителей калфа узнала из гневного письма Пеки, где она во всем обвинила Гюнеш. Так зачем Пеки поднимает эту старую историю? — Просто. Ты оказалось самой удачливой из нас, как ни странно. — Пеки, из всего есть выход. Успокойся. Ты еще будешь счастлива, — Гюнеш провела рукой по черным волосам Пеки, чуть тронутым сединой. — Тебе есть для чего жить, есть. У всех людей есть смысл жизни. И у тебя есть, нужно только подумать… — Гюнеш обняла сестру, теперь уже рыдающую, как ребенок. Внезапно Пеки отстранилась. — Гюнеш…- Пеки крепко сжала руками плечи сестры, и безумно улыбаясь, выпалила, — Верно, есть! Кесем Султан. Она ответит, она поплатится за все! Мой Мехмед будет отомщен. Отомщен! ****** Фириденус сидела в темнице, на полу. По щеке безумной девушки катилась слеза. Призраки окутывали ее, звали за собой… Фириденус слышала, как они говорят. Сейчас перед ней возник брат. Окутанный цепями, требующий мести за свою безвременную и бесславную гибель. От него разило смрадом и райскими розами. Он щелкал пустыми глазами, и звал ее мстить. Фириденус закрыла лицо руками: — Нет! Нет! Ты не Мехмед! Не Мехмед, уходи! Уходи! — кричала несчастная девушка. Она безумна, и это безумие приносило слишком много боли. Слишком много. ****** — Зюльфикяр, да что с тобой? Из-за Кесем переживаешь, верно? — Хюмашах присела рядом с мужем и взяла его за руку. — Хватит. Она уже мертва. — Я обещал Султану Ахмеду, что буду защищать их, — голос старого янычара дрогнул. Он нарушил слово, как он мог? — Это было давно. Теперь есть Султан Искандер. Теперь его приказами и желаниями живет мир. Забудь, — Хюмашах положила руку на его колкую щеку. — Это очень… Сложно, Хюмашах. Я… Так не могу. Это неправильно! — Неправильно было отдавать управление страной в руки этой женщине, — Хюмашах зло сверкнула глазами и тряхнула рыжими кудрями. — На Троне должен сидеть взрослый мужчина, а не Кесем. — Ну, а Шехзаде… Повелитель убьет их? — Зюльфикяр захрипел, вновь чувствуя боль в горле. В памяти невольно всплыл день, когда к нему и к Хюмашах пришли палачи. Зюльфикяр все помнил. Все. Помнил, как его поставили на колени, помнил крик Хюмашах, полный нечеловеческой боли. Нет! Зюльфикяр! Помнил, как его едва не убили его собственным мечом. Палачи и не скрывали, что посланы Кесем Султан. Если бы не Иска… Повелитель, он и Хюмашах были бы мертвы. Так почему он все еще не ненавидит Кесем Султан? Да потому, что с предателями так и надо. Предателей надо убивать, чтобы они не предали вновь. — Я все же надеюсь, что Брат-Повелитель помилует их, когда найдет. Тем более, что наследников у него пока нет. Дети не должны страдать из-за властолюбия их покойной матери, — Зюльфикяр ладонью вытирал слезящиеся глаза. — Но как же так? Как же… Она Султанша… Я должен был спасти ее, я должен… Она ведь Султанша, как ее могли казнить, Хюмашах? Как?! Она ведь Султанша… — СУЛТАНША?! Султанша?! Я тоже Султанша, моя мать — Султанша! Но Кесем это ничуть не волновало, когда она отправила Искандера задушить мою Валиде, когда она приставила к ее горлу кинжал!!! Она отправила палачей и к нам, Зюльфикяр! Кесем настолько обнаглела, настолько! Она не жалела никого! Никого! И ты смеешь жалеть ее после этого? Смеешь?! Она получила по заслугам! По заслугам! — проорала Хюмашах и пулей вылетела из покоев, хлопнув дверью. ****** Кесем устало приоткрыла глаза. Покои ей были смутно знакомы, но не ее. И не Султанские. Так чьи же? Голова кружилась. Кесем чуток приподнялась на локтях, превозмогая боль, и тут же обессиленно упала обратно на подушки. Она узнала эти покои. Это старые, тесные покои Махфирузе. Покои, явно не достойные Кесем. Даже будучи фавориткой Кесем имела более роскошные покои, а тут… Да как он смеет… Но она же теперь не Султанша. Не Султанша… Не Султанша. Нет, она Султанша и всегда будет ею! Всегда. Слово Искандера ничего не изменило. Ничего. И все же, а что с Айше? Что с ней? Он же не посмел… Она же Султанша! Кого из Султанов это останавливало? Нет! Нет! Нет! — Султанша?! Скорей ложитесь! — в покои вбежала обеспокоенная служанка. — Мелике? — Кесем приподнялась на кровати и во все глаза уставилась на вошедшую. Да быть не может! Мелике в Эски-Сарае, и… — Ложитесь-ложитесь, Султанша, — девушка аккуратно уложила Кесем на подушки. — Я Франсу Хатун. Отныне буду служить вам, Султанша. — Франсу? Но как же… — Кесем всмотрелась в лицо девушки получше, и поняла, что это не Мелике. Похожа, но нет. — У дверей стоит Джансу Хатун, к вашим услугам. Если вам ничего не требуется, то я, с вашего позволения… — Где Айше Султан? — Кесем боялась услышать ответ. А вдруг… — Айше Султан у себя в покоях. — Я хочу увидеть дочь. — Простите, нельзя, Султанша. Вы больны, вам нельзя вставать. — Хорошо, можешь идти. — Благодарю, — Франсу поклонилась и, нежно улыбаясь, вышла из покоев. Кесем прикрыла глаза. Перед глазами сразу встал образ Ахмеда. Нежного, любимого и родного. Того, кто уже давно отправился в мир иной. Он укоряюще смотрел на нее. Ахмед! Предательница… И видение исчезло. Теперь перед глазами была тьма. За что он так с ней? За что? Она же не виновата. Не виновата! Виновата, еще как! Он без помех получил то, что хотел. Надо было сопротивляться! И сделать этот позор вселюдным? Нет! Нет! Нет! Искандер, будь он проклят! Его участь будет такой же, как у этого пса Давуда! Нет. Хуже. Кесем отомстит ему. Обязательно. Тот, кто покусился на святая святых, на гарем падишаха, будет наказан. И она, Кесем, сделает для этого все. Все что может и не может. — Искандер… — прошипела женщина, задыхаясь от ненависти, всколыхнувшей все внутри. — Ненавижу. ****** — БюльБюль! — Сафие Султан сидела в белом кресле, листая книгу Аристотеля. Перед ней в ряд выстроились десятки девушек. — Не нравится. — Следующая! — крикнул БюльБюль, Румеиса-калфа сделала пометку в гаремной книге, а едва не плачущая девушка поднялась с колен и вернулась в общий строй. Следующая, рыжая, высокая, статная, подошла к Султанше и села на колени подле кресла. — Я Хюррем Хатун. В гареме два года, умею петь, танцевать… — Тише, Хатун. Нам все равно, что ты умеешь делать. От тебя требуется ублажать нашего сына в постели, и ничего более. Разденься, — Хюррем Хатун покорно сбросила кафтан без рукавов, оставаясь в одной лишь полупрозрачной рубашке. Руки рыжей уже тянулись к застежкам… — Довольно. Нам нравится, БюльБюль. — И вправду, чудесная Хатун! Румеиса-калфа, запиши, — БюльБюль махнул рукой, и сияющая Хюррем Хатун вернулась в строй. Следующей была дрожащая блондинка. Она аккуратно опустилась на колени подле Султанши. — Я… Я… Эргюль Хатун, и я… — Довольно. БюльБюль, взгляни-ка, — Валиде Султан приподняла подбородок девушки, разглядывая ее личико. — Красива, как ангел, и покорна. Хочешь пойти на хальвет к Повелителю, Эргюль? — Султанша… Я… Очень хочу, очень-очень! — воскликнула осчастливленная девушка. — Хатун! — прошипел БюльБюль и грозно посмотрел на блондинку. Эргюль будто сжалась в комочек и прошептала: — Простите, Султанша… Для меня это очень большая честь. — Итак, БюльБюль, Эргюль Хатун отправится первой на хальвет к моему царствующему сыну. — Султанша! — счастливая девушка прижала к губам подол платья Сафие и прошептала. — Благодарю вас, Валиде Султан! — после отмашки Бюльбюля радостная девушка вернулась в строй, не замечая завистливых взглядов. — Следующая! — крикнул БюльБюль. Только смугленькая татарка сделала шаг, как была остановлена взмахом руки Валиде Султан. — Не нравится, — Джансу Хатун, сцепив зубы, вернулась в строй. Вперед вышла тоненькая гречанка. — Я Хелена, Султанша и я… — Молчи. Ты гречанка, верно? — Сафие Султан уверенно осматривала девушку. Чем-то Кесем юную напоминает… Это прекрасно! Пусть лучше Искандер проводит ночи с этой гречанкой, чем с Кесем. Они похожи, даже слишком. — Верно, я из Кефалонии, Госпожа. — Из Кефалонии, говоришь? Разденься, — Хелена аккуратно расстегнула застежки, и бежевое платье упало к ее ногам. Девушка осталась лишь в нательной рубашке. Хелена вопросительно взглянула на БюльБюля, и получив в ответ утвердительный кивок, сняла с себя рубашку, заливаясь румянцем от стыда. — Прекрасно, Хатун. Повернись, — девушка покорно повернулась, позволяя рассмотреть красивую спинку, аккуратную попку и стройные ножки. — Ты красива. БюльБюль, отправь ее к нашему сыну. Когда придет время. — Вернись в строй, Хатун, — прикрикнул БюльБюль. Девушка, будто порхая на крыльях счастья, быстро накинула рубашку и платье. Затем, поцеловав подол платья, гречанка вернулась в строй. — БюльБюль, у нас болит голова, — молвила Султанша, касаясь пальцами висков. — Румеиса-калфа, уведи девушек в гарем. Быстро! — прикрикнул Бюльбюль-ага. Румеиса-калфа тут же, прикрикивая, увела девушек прочь девушек в гарем. ******  — Столько ждали, и вот, на тебе! Не понравилась ей, видите ли! — Джансу Хатун, едва сдерживая злые слезы. — Что, завидно, Джансу? — Хюррем гордо гордо подняла подбородок. В конце-то концов и она станет фавориткой, а там и до Султанши недалеко. Теперь нет Хасеки Кесем, которая будет мешаться под ногами. Ее казнили, ее казнили… — Нет, не завидно, Хюррем. Обычно завидуешь ты всем, верно? Оттого и стареешь, — ответила татарка, смеряя наглую девицу злым взглядом. — Я старею? Я, старею? Да скорее наш Повелитель женится на Айше Султан, чем я постарею! — выкрикнула Хюррем в лицо Джансу. — Тихо! — прикрикнула Румеиса-калфа на девушек. — Идем. Все девушки заспешили за калфой. Они переглядываясь. Взгляды были либо гордые, либо завистливые. Гордые у тех, кого выбрали, и завистливые у тех, кого не выбрали. Лишь Эргюль испытывала только всепоглощающее, чистое счастье, да улыбка гречанки порой менялась с гордой на счастливую. ****** — БюльБюль, благодарю тебя. Нам уже лучше, — Сафие Султан устало откинулась на спинку кресла. БюльБюль аккуратно снял с ее лба компресс и подал ей хрустальных бокал с отваром. Сафие Султан отпила, чуть поморщившись из-за горького вкуса. — Что это такое, БюльБюль, а? Наш сын совершил ошибку, и ты, БюльБюль, делай все что хочешь, но в гареме, и тем более в столице никто не узнал о том, что происходит между нашим сыном и Кесем. — Простите, Султанша, а что происходит между ними? Неужели… — Все именно так, БюльБюль. Все именно так. Ты понимаешь, какими последствиями это чревато? Наш сын нет. Султан Осман дорого заплатил за брак с Акиле Хатун, а что с нашим сыном будет? Без брака, на чужой гарем… И сама Кесем свергнет Искандера сразу же, как наберет сил. Что делать, что делать, что делать? Надеюсь, Газанфер все сделает хорошо, и мы избавимся от этой змеи раз и навсегда. — Аминь, Султанша, — сказал БюльБюль, но Валиде Султан услышала, как едва заметно дрогнул его голос. — Аминь, — сухо повторила Сафие Султан, сжимая губы.  — Аминь, — еще раз, уже тише прошептал БюльБюль. ****** — Зюльфикяр, — Хюмашах неслышно заглянула в покои к паше, наступив на гордость и обиду. Зюльфикяр сидел у огня, просматривая документы. — Хюмашах, — Зюльфикяр, не отрываясь от бумаг, показал Хюмашах на подушку рядом с ним. Султанша присела. — Зюльфикяр, я… М, я хотела… Ну… — гордость вопила от гнева: Ты, Султанша, извиняешься перед рабом! Но… Этот раб твой муж, твоя любовь. Именно поэтому нужно извиниться, именно поэтому. — Зюльфикяр, я хотела… — Хюмашах аккуратно положила руку мужу на плечо. — Хюмашах, говори быстрей, я занят, — безразлично произнес Зюльфикяр, не замечая обиды, промелькнувшей на ее лице. — Я хотела позвать Валиде и Повелителя к нам во Дворец, — прошипела Султанша. — Хорошо. Когда? — Сегодня. Я уже сообщила им. Работай дальше, — с ненавистью выплюнула она ему в лицо и гордо удалилась, глотая слезы. Зюльфикяр даже не посмотрел ей вслед. ****** — Султанша, выпейте, — лекарь подал ей бокал, и Кесем покорно выпила горькое зелье. Лекарь подошел к Искандеру и что-то сказал ему. Даже о своем здоровье она узнаёт в последнюю очередь? — Кесем, — лекарь убрался вон, и Искандер присел на кровать к Кесем. — Вы что-то хотели, Повелитель? — Каждое слово источало сарказм как яд, но Искандер предпочел проигнорировать это. — Через пару недель ты встанешь на ноги. Лекарь сказал, что ты в ужасном состоянии. Мне жаль. — Жаль? Ты изнасиловал меня, наплевав на мою боль! Изнасиловал, втоптал в грязь, унизил!!! — Кесем приподнялась на подушках, заглядывая Искандеру в глаза и цедя сквозь зубы. — И после этого смеешь говорить мне это? Оно и понятно. Ты сын Сафие Султан. Вам обоим нужна только власть. Вам обоим наплевать на чужие чувства! — Кесем… — предупреждающе прошипел Искандер. — Ты исчадье ада. Ахмед допустил ошибку, помиловав тебя. Тебе столько раз давали шанс жить, но ты предпочел Трон. Трон — это смерть. Ты не усидищь на этом троне и двух лет! — Закрой рот, Кесем! Ты забываешься. Отныне ты просто рабыня. Я подписал приказ. — Искандер… — Повелитель, Кесем. Повелитель. — Будь ты проклят! — Кесем! Я никогда не казню тебя, но за твои ошибки будут платить твои дети. Они будут умирать за них. — Они уже далеко отсюда. — Не переживай, я скоро их найду, Кесем. Очень скоро. ****** — Бекир, держи, — Мелике с нежной улыбкой протянула ему чашку чая. Бекир, ласково улыбнувшись, потрепал ее за щечку. После того, как он выпил чай, Мелике спросила. — Мы сбежим, да? Вправду? — Да, Мелике. Я скоро все приготовлю. — Это… Так странно, Бекир, — Мелике аккуратно присела на ручку кресла, где сидел бостанджи. — Я теперь с тобой, и… — Мелике, ты ангел. Мой ангел, — Бекир ласково коснулся ее аккуратной ладони, сжимая ее. Мелике лишь улыбнулась в ответ, обнажая белые зубки. — Бекир, а ты вправду больше не злишься на меня, а? — Нет, милая. Нет, — он резко прильнул к ее розовым губам и усадил к себе на колени. Она вся покрылась стыдливым румянцем. Девушка у двери отпрянула от щели, кусая губы. Сердце полыхало от ненависти.Мелексима узнает все. Все! ****** — Султанша, — Рушен вошла в покои Мелексимы. Та устало смотрела в окно. Из глаз Мелексимы уже не лились слезы. Просто было больно, так, что она выла по ночам от бызысходности. От осознания, что ее маленький Омер и возлюбленный Осман на небесах, а она все еще зачем-то находится в этом бренном мире. Порой Мелексиме хотелось выпить яду. — Да, Рушен, — Мелексима повернулась к своей единственной подруге, единственной, кто по собственному желанию последовал за ней в Эски-Сарай. Мелексима заметила, что лицо Рушен перекошено от дикого гнева, а на черных ресницах дрожат слезинки. — Султанша! Я… Я видела, как Бекир целовался с Мелике! И они обсуждали побег! — Ревнуешь? — по ее лицу пробежала понимающая усмешка. — Прости, Рушен. Я тут бессильна. У меня нет в руках ни единой ниточки, за которую можно дернуть, чтобы получить желаемое. — Но… Но можно сообщить во Дворец! — Рушен, их просто казнят. Обоих, — бесцветным голосом уточнила Мелексима.Рушен до крови закусила губу. — Но… Что делать? Позволить им сбежать? Мы же обручены. — Рушен, не мне тебя учить, — с грустной улыбкой произнесла Мелексима. — А-а-а-а… — понимающе протянула Рушен, расплываясь в улыбке. — Старый добрый шантаж, Мелексима? — Рушен, ты же знаешь мою нелюбовь к этому методу, — скривилась Мелексима. — Если что, выкручивайся сама-я бессильна. — Спасибо, Султанша! — хитрая Рушен выбежала из покоев, сияя зловещей улыбкой.