Inertia Creeps

Собирать сумку, чтобы поскорее сбежать, для Себастьяна стало привычным делом. Скрученная одежда, экономящая место в сумке, туалетные принадлежности упакованы лучше на случай, если вдруг разольются, мусор и разные бумажки, накопленные за всё его нахождение здесь, были взвешены и проверены на степень своей ненужности. Обычно большая часть вещей оказывалась в мусорном ведре, но в этот раз все ненужное было аккуратно сложено в сумку. Оставлять за собой хотя бы какой-то след было бы глупой ошибкой. Оставались считанные часы до начала комендантского часа, и, следовательно, часы до начала реализации их плана. Свободный от работы день не оставил ему никаких занятий, поэтому он дважды, а затем трижды проверил свою комнату на случай, если что-то забыл. Внезапно для них начался отчёт времени, но казалось, будто они топчутся на месте. Он не мог расслабиться, но не от страха или волнения. Измерять шагами собственную комнату, проверять время и перекладывать одежду в сумке его вынудила простая неугомонность. Он заставил себя присесть. Комендантский час начинается в восемь. Нужно подождать хотя бы час для того, чтобы все улеглись. Мой электронный пропуск всё ещё работает в больничном крыле, но моё имя может быть в чёрном списке. Полагаю, кто-нибудь придет, как только я приложу его к системе замков. Разобраться со всеми, кто может находиться в крыле. Вызволить Сиэля, неважно откроется его дверь или нет. Побежать в сад. Перепрыгнуть через стену. А затем не переставать бежать. Назвать это планом было сложно, но это было лучшее, что они придумали. Если подумать, ни один из их предыдущих планов тоже не был гениальным. Чудом было то, что они не оказались в худшей ситуации, чем в той, в которой находились сейчас. Трижды проверив свою комнату, Себастьян не смог выдержать вида старых отклеивающихся обоев и пустых полок. Убедившись в том, что его сумка была спрятана под кроватью, а дверь за ним заперта, он выбрался из комнаты до того, как начал лезть на стены. По правде говоря, он бы лучше был на работе, чем шатался без дела. По крайней мере, в Комнате V было чувство продуктивности, хотя её и прикрывал стыд. К западу от здания общежития идёт параллель с единственной ближайшей дорогой. Это лучший путь. Если их будут преследовать, а Сиэль был уверен, что так и будет, тогда вероятно начнутся предположения, что они побегут в противоположную сторону от дороги. Там их преследователи и будут искать. И, напротив, направиться к дороге было бы слишком очевидным выбором, даже Себастьяну не хватило бы надменности так поступить. Но параллель дороги находилась достаточно далеко, напротив смежного поля, так они могли всё видеть, но остаться незаметными. Это был идеальный путь. В том месте стена была выше. Не то чтобы на неё было невозможно забраться, но Сиэля определённо нужно будет подтолкнуть. Однако на другой стороне земля может оказаться ниже, а в темноте это понять будет сложно. Себастьян должен будет прыгнуть первым. Он лучше Сиэля справится с повреждённой ногой. Проверю всё, что могу, пока ещё светло. Это был типичный зимний день в саду: холодный ветер, сильный дождь и земля, покрытая слоем льда. Даже ступая с осторожностью, Себастьян в любой момент мог поскользнуться. Ночью все это только ухудшится. Представляя, как они перебегают эту дистанцию от здания и перепрыгивают через стену, он даже не думал, что на их пути встанет лёд. Я достану из кухни соль. Если мы нанесём соль на подошву ботинок до того, как выйдем на улицу, это поможет. Было ли ещё что-то, что он не принял во внимание? Если температура ухудшится, поплатится ли Сиэль своим здоровьем? Он не был особо крепким юношей. А ещё это могло вызвать у него приступ астмы. Как много осталось в ингаляторе? Все думали, что они не контактировали друг с другом несколько месяцев, мог ли Себастьян стащить ещё один ингалятор из лазарета, не вызывая подозрений? Себастьян нахмурился, осторожно обходя замёрзшую лужу. Чем больше он об этом думал, тем больше он находил того, на что они не обратили внимания. Ещё дюжину вещей, которые могли пойти не так. Потому что я ищу зацепки. Они справятся с любыми проблемами, если вытащат голову из песка. И если скользкий лёд будет худшим из того, с чем им придётся столкнуться, тогда они будут настоящими везунчиками. После около двадцати минут хождений вокруг сада Себастьян выработал лучший способ побега, который поможет им достичь запада с самой короткой дистанцией от двери до стены. И что лучше всего, это место находилось в углу между зданиями, укрывая его от потенциальных проблем с погодой. — Ээээээээээх, кто же это? — Себастьян остановился, когда услышал шаги, направляющиеся к нему по покрытой инеем траве. — Надеюсь, мы не поймали тебя, пока ты отлыниваешь от работы. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы определить этот голос. Прошло столько времени с тех пор, как он слышал его в последний раз. Улыбаясь своей лучшей улыбкой, Себастьян обернулся. — Сегодня у меня выходной. А у вас какое оправдание? Гробовщик хрипло рассмеялся. У него была та же нечёсаная копна серых волос, та же мешковатая чёрная накидка, которая так и умоляла о глажке и штопке, та же странная улыбка до ушей. После почти двух лет с тех пор, как его представили Себастьяну, он почти не измени… Оу. — Вот это… царапина, — подметил Себастьян, разглядывая швы на лице Гробовщика. Шрам выходил из-под его волос, проходил по щеке и исчезал на другой стороне лица. От ярких чёрных швов его лицо выглядело ещё бледнее. Там, где на его лице заканчивалась нить, синяк на коже был тугим и блестящим. Свежая рана. Швы слегка натянулись, когда улыбка Гробовщика стала шире. Рана начала саднить ещё сильнее. — Обычно я довольно проворен, — ответил Гробовщик, вынимая выбившуюся нить из кожи на переносице. Когда он её вытянул, кожа, которую она скрепляла, двинулась. Несколько месяцев назад от этого вида Себастьяну стало бы дурно, но теперь это даже не входило в десятку самых мерзких вещей, что он когда-либо видел. Но глаз он всё равно не мог отвести, так это было отвратительно. — Обычно это меня и подводит, когда я себя подлатываю. Себастьян повторил смех Гробовщика, но без той же энергии. — Вы сами сделали это с собой? Смею заметить, вы смелее меня, — честно, эти швы и выглядели самодельными. Но Себастьян заметил, что из всего сказанного, Гробовщик выдал только это, сумев с лёгкостью избежать подробностей о том, что именно с ним произошло. — Мистер Танака, добрый день. — Здравствуйте, мистер Михаэлис, — любезно улыбнулся Танака, склоняя голову. Руки свои он держал за спиной, одет он был в практически повседневный костюм. Он выглядел именно так, как ему и подобало, в чём он был полной противоположностью своему компаньону. Уверенный в том, что уже знал ответ на свой вопрос, Себастьян спросил: — Так что вас двоих привело сюда? Дела или удовольствия? Несмотря на холод, они втроём начали медленно прогуливаться по саду. Себастьян не мог сказать за других, но ему самому определённо было холодно, он был одет не для прогулки. Мысли его вновь вернулись к предстоящей ночи. У Себастьяна был плащ, а у Сиэля? Ему он здесь вообще был нужен? — Дело, — ответил Танака в то же время, как Гробовщик сказал: — Дела — наше удовольствие. Они переглянулись. Себастьян не мог их понять, что было в их взглядах. Раздражение? Понятная только им шутка? Он не мог сказать точно. — Нам сообщили о том несчастном случае, произошедшем в больничном крыле, — заявил Танака, смотря Себастьяну в глаза. Это тревожило даже больше Гробовщика, вынимающего швы из собственного лица. — Нам необходимо выяснить обстоятельства, позволившие произойти чему-то в этом духе. Каждый должен понимать, причинили ли пациенту вред, сделал ли это он сам или нет, не важно, это не может не повести за собой последствий. — Нет, нет, конечно, нет, — согласился Себастьян, достаточно правдоподобно нахмурив брови. — Но я впервые об этом слышу. Что-то случилось? Взгляд Танаки не дрогнул: — Пациент умер. У нас есть хорошая причина думать, что это был не несчастный случай. Себастьян замедлил свой шаг, слегка открыв рот, пытаясь сказать что-то с хорошо сыгранным удивлением. — Кто? Себастьян никогда не звучал настолько встревоженно, даже до Святой Виктории. По какой-то причине Гробовщика это заставило захихикать. — Это конфиденциальная информация, — сказал он, так же остановившись. — По крайней мере, до завтрашнего дня. У нас встреча утром, если ты свободен? Было что-то в том, как он это произнёс, что заставило Себастьяна почти снять маску со своего лица. — Посмотрим, смогу ли я выкроить место в своём забитом графике, — Себастьян улыбнулся. Была ли эта пауза слишком длинной, говорящей сама за себя? Или, может, он слишком сильно вслушивался в слова Гробовщика, находя там то, чего не было? — Но тогда мне придётся забить на свои занятия йогой в девять часов. — Мне лично всегда больше нравился пилатес, — Гробовщик задумчиво склонил голову на бок. — Хотя ничего не может так сильно порадовать в утро понедельника, как попытки новичка встать в позу журавля, хах. — Такие происшествия заставляют задуматься, — продолжил Танака так, будто они ничего не говорили, следуя впереди. — В первую очередь именно больничное крыло должно быть безопасным пространством для тех, кого нам доверили. Такой скандал может стать причиной бесконечных проблем, и больше всего они скажутся на пациентах. Этого следует избегать для их же собственного блага. — Для их блага нам следует перестать считать это место безопасным пространством, — Гробовщик вновь начал играться со швами на своём лице, дёргая за нитки во время беседы. — Может, эта ступенька на пути уже утратила всю свою пользу. — Ступенька на пути? — спросил Себастьян. Он начинал терять ход разговора, чувствуя, что эти двое уже об этом говорили и раньше. Их слова звучали устало, как будто уже были сказаны. — Нууууу, да, это и есть Святая Виктория, Михаэлис, — Гробовщик пожал плечами. — Ступенька на пути между горем и стабильностью. Статус пациента здесь не должен переходить в пожизненное заключение. Здесь смысл в реабилитации. В починке чего-то, что пошло не так в их забавных головках, чтобы они смогли вернуться в большой мир. — Если это вероятно, — вставил Танака, — но дело в том, что для большинства из них этого не случится. Для большинства из них такие места — единственные, где они могут существовать. Гробовщик захихикал: — Но это наша вина, не думаешь? Мы должны были испра… — Не всех можно исправить, — сказал Танака. — Эти люди беззащитны. Вне этого места в реальном мире их живьём съедят. Я слишком часто видел, как такое происходило. Я больше не хочу видеть, как такое случится снова. Поэтому я и основал это место. В этот раз Себастьяну не пришлось изображать удивление. — Мистер Танака, вы основали Святую Викторию? Себастьян нагнал старшего мужчину, осторожно поглядывая на его лицо. Хотя Танака явно был стар, он не выглядел настолько древним, чтобы основать это учреждение. В Святой Виктории чувствовалось, будто бы она стояла несколько веков, а Танаке было не больше шестидесяти пяти лет. Танака рассеянно улыбнулся, его глаза выдавали, что разум его забрёл куда-то далеко. — Я всегда работал с детьми. Видишь ли, мои родители владели приютом в центре Лондона. Когда мне исполнилось двадцать, меня назначили главным руководителем, потому что они расширяли бизнес по другим городам во всей стране. Это было… тяжёлой работой. Часы длились долго, благодарности никакой. К моменту, когда дети попадали в приют, в них уже не было жажды жизни. Как бы усердно я ни пытался им помочь, это было тщетно. Конечно, существовали и успешные случаи. Дети, счастливо отправившиеся в свои новые дома. Но они были меньшинством. Казалось, с каждым словом Танака становился всё старше. В его глазах отражалась печаль за детей, которых ему не удалось спасти, что прибавляло ему морщин. Видя это сожаление на его лице, Себастьяну пришлось признать, что он выглядел более чем достаточно старо, чтобы основать это учреждение. «Он честен», — Себастьян мог это видеть, хотя и не хотел этому верить, — «никто не может так хорошо подделать раскаяние». — Именно последние похороны меня добили. Его звали Дерек Арден. Он был… проблемным мальчиком, но, всё же, все они были такими. Он вырос в достатке, поэтому, когда он всё это потерял, он потерял и себя тоже. Он оставил приют всего за несколько месяцев до того, как связаться не с теми людьми. Детали никогда до меня не доходили, полагаю, с моей стороны нежелание это узнать было лишь в моей трусости, но, когда мне пришлось хоронить очередного ребёнка, которому я должен был помочь… На похоронах был я один. Голос Танаки дрожал, а глаза блестели. — В тот день я понял причину, по которой я терпел неудачу, почему мне не удавалось их спасти, — Танака повернулся к Себастьяну, не стыдясь выставлять эмоции напоказ. — К тому моменту, как они попадали ко мне, было уже слишком поздно. Гробовщик шагал лицом к ним и спиной вперед, чересчур сильно вертя руками. — Система по уходу за детьми прогнила до основания, — согласился он, оглядываясь за плечо, чтобы убедиться, что не упадёт. — Они проходят через множество испытаний ещё до того, как оказываются в семье, и даже тогда они уже проходили через дюжину таких же других, ну, в случае если их вообще усыновляют. Трудно поверить, что в такой ситуации можно оказаться нормальными, не думаешь, Михаэлис? — Определённо. Ребёнку для нормального развития нужна стабильная среда, — ответил Себастьян, хотя и не мог особо понять, как это могло стать причиной для создания такого места, как Святая Виктория. Пациентам повезло бы больше, окажись они на улицах. — После похорон Дерека я перестал принимать новых детей. Я сфокусировался на тех, кто уже у меня находился. Большинству из них я сумел найти хорошие дома, а тем, кому не смог, я помог найти жильё по карману и работу, когда они уже выросли. Когда все они повзрослели, я навсегда закрыл приют. К тому моменту мои родители умерли, поэтому я снизил свои активы и вложил в это здание. Танака взглянул на стены Святой Виктории; вверх по потускневшим красным кирпичам прорастала лоза. На его лице была нежность и ни тени вины за то, что происходит в этих стенах. — Это здание было интернатом, если я правильно помню, называлось Уэстон. К моменту, как я его нашёл, оно было закрыто уже десятилетия. Мне понравилась здешняя атмосфера, в этих стенах ощущалась история. Понадобилось много времени на переоборудование, но это стало хорошей возможностью для меня проделать исследования, заручиться необходимыми бумагами и лицензиями, найти натренированный персонал. — Никогда не забуду первую группу детей. Ты думаешь, ты видел худшее в этом мире, но всегда что-то да удивит тебя. Эти дети… признаю, со Святой Викторией я был абсолютно не подготовлен к тому, во что ввязался. Дети в приюте страдали, но по сравнению с детьми здесь… были ночи, когда я не мог спать, думая о том, через что они прошли. А теперь ты можешь спать? Сможешь ли ты спать, если увидишь то, что они сделали с рукой Джокера? Сможешь ли ты вообще когда-либо сомкнуть глаза, если увидишь Комнату V? Себастьяну сдавило грудь. Весь это разговор казался ему неправильным. Он не чувствовал ни малейшей лжи в словах Танаки, но он, должно быть, врал. Просто немыслимо, что он не знал о том, что происходит в Святой Виктории. Тогда зачем показывать Себастьяну всё это сочувствие? Гробовщик, улыбаясь, подошёл к ним. — Как они сейчас? — спросил он. — Помню, эти братья очень хорошо закончили. Танака улыбнулся, его лицо засветилось от радости от слов Гробовщика. — Эдвард и Ричард да, не так давно я их видел. У них всё очень хорошо. Эдвард получил место в парламенте, а Ричард помолвлен. Они ещё не определили дату, но я сообщу, когда это произойдёт. Себастьян выискивал знаки. Сдвиг уголков рта, отсутствие зрительного контакта, хотя бы лёгкое ёрзание на месте. После всего этого времени, после всего, что произошло с момента его приезда в Святую Викторию, он был уверен в своей способности определять ложь. Но он не мог найти в Танаке ни капли неискренности. Но она должна была быть. Пациентов выпускали, они всё ещё поддерживают с ним контакт и проживают свои жизни на глазах у других людей. Это должно быть ложью. Себастьян старался не хмуриться, его улыбка оставалась на месте. А если и нет, то как здесь всё так изменилось, а он об этом даже не знал? — Мне кое-что любопытно, если вы не против моих расспросов, — ненавязчиво начал Себастьян. Когда Танака кивнул, он продолжил: — По вашим словам мне думается, что вы лично заинтересованы в состоянии пациентов и их реабилитации. Могу лишь этим восхититься, самому мне это кажется крайне сложным. Как вы и сказали, некоторые случаи… В любом случае, как я понимаю, раньше вы поддерживали личный контакт с пациентами, поэтому мне интересно, почему теперь это не так. Я впервые вижу вас здесь с первого дня моей работы. Танака замедлил шаг, слегка склонив голову. — Я не имел в виду ничего оскорбительного, — поторопился добавить Себастьян, чувствуя, как ответ ускользает от него. — Управлять таким учреждением должно быть очень сложно. Конечно, у вас есть дела, о которых нужно позаботиться… — Пациенты самое важное для меня дело, — твёрдо перебил его Танака. Он не казался рассерженным, но Себастьян чуял остроту в его словах. После натянутой паузы, Танака продолжил: — Но я больше не молод, Михаэлис. Чем старше я становлюсь, тем больше дистанция между мной и детьми. Я всё меньше могу понять их проблемы, а сделать что-то и подавно. Себастьян какой-то момент думал над ответом, не находя в этом смысла. Ему возраст казался незначительным. К счастью, Гробовщик был так же не удовлетворён этим ответом, поэтому предложил другой. — Нуууу, тогда ты тоже не был молод. А нож в живот всегда причиняет много неудобств, сколько лет тебе бы ни было, — Гробовщик жестом показал, будто бы его живот проткнули ножом и театрально высунул язык. Танака взглянул на него так, что даже Себастьян понял его недовольство. — Не то чтобы это был нормальный нож, хотя и пластиковые тоже могут навредить, если сильно постараться, хех. — Я… вижу. Как Себастьян понял, его атаковал пациент. Вероятно, это было обосновано. — Это была не её вина. Я должен был отойти, когда она меня предупредила. Она никогда не хотела причинять никому вреда, — Танака рассеянно дотронулся до своего живота, зная местонахождение шрама, как свои пять пальцев. — Но и до этого моё здоровье было не в лучшем состоянии, поэтому после этого инцидента эффект продлился очень долго. Я отсутствую в качестве Председателя из-за здоровья. Кроме того, администрацией стало слишком сложно управлять, поэтому во время своего отдыха я полностью занялся ею и установил офис в Лондоне. Но я не оставлял свой пост, Михаэлис. Я убедился, что в моё отсутствие меня заменяет надёжный человек. — Привеееет, — Гробовщик помахал рукой. — Когда такой ценный клиент попросил об услуге, как я мог отказаться? — В большинстве случаев с детьми из приюта, я был единственным, кто… хоронил их. Ну, я зачастил ходить к Гробовщику, поэтому мы хорошенько друг друга узнали, — объяснил Танака. — Все эти молодые жизни. Ненавижу видеть, как они тратятся впустую, — было что-то не то в улыбке Гробовщика. — Мне было важно, чтобы тот, кто меня заменял, разделял мои взгляды. Хотя это и необычная смена карьеры, Гробовщик согласился занять место моего заместителя, хотя, конечно, я не просил его оставлять свой бизнес. — Я хорош и в том и в другом, — Гробовщик пожал плечами. — Если тебе понадобится гроб, Михаэлис, обращайся. Тогда с его улыбкой явно было что-то не так. Себастьян решил проигнорировать это. Он не планировал в скором времени оказаться в гробу. — Но этому месту явно нужно больше, чем то, что я ему дал, — угрюмо продолжил Танака. — Мы с Гробовщиком большую часть времени находимся в Лондоне, я был уверен, что этот человек сможет справиться с управлением этой больницей. Но смерть пациента прямо перед его носом… очевидно Святой Виктории нужно больше, чем один Председатель в здании. Этот человек? Себастьяну не нужно было это слышать, чтобы понять. Третий Председатель. — Он определённо часто отсутствует, — согласился Себастьян. — Я никогда не видел его. Танака нахмурился: — Даже в больничном крыле? Гробовщик, казалось, не был так этим удивлён, ничего искреннего не было в его еле слышном: — О, боже. — Боюсь, что нет. Конечно, он будет на завтрашней встрече? — хотя Себастьян и не намеревался оказаться там, ему было интересно узнать, что, а точнее, кого он упускал. — Если нет, у этого человека будут проблемы, — Гробовщик хихикнул. — Но, Михаэлис, что ты думаешь? Смерть пациента под самым нашим носом. Я подозреваю нарушение правил. Больничное крыло должно было быть их безопасным раем. Ты думаешь, что это всё ещё безопасное место для пациентов? Гробовщик с лёгкостью вернул разговор к ранним дебатам, полностью уходя от обсуждений Третьего Председателя. Не находя ни одного хитрого способа вернуть прежнюю тему, Себастьян неохотно позволил ей ускользнуть, теперь зная, что Третий Председатель был чем-то больше, чем фрагментом воображения Финни. Какой ответ будет правильным? Потому что тут явно был правильный и неправильный ответ. Они не пытались выяснить объективную оценку, такого быть не могло. Между уверенностью Танаки и играми Гробовщика в адвоката дьявола существовал лишь один правильный ответ. Не ответ Себастьяна Михаэлиса, а ответ санитара Святой Виктории. Закладывая руки за спину, Себастьян скопировал позу Танаки. — Сложно рассматривать пациентов в одном и том же ракурсе. Все они здесь по разным причинам и находятся на разных стадиях реабилитации. Но, по моему мнению, ни у одного из них сейчас нет ни ментальной, ни какой-либо другой готовности справиться с вводом в социум, — сказал Себастьян. — Особенно с групповым складом ума, который они здесь приобрели. Степень созависимости, которую я увидел в них, только усугубит проблемы, даже если их и постигнут такие перемены к лучшему, как выход из этой больницы. Ответом на слова Себастьяна стало молчание. Трое продолжали гулять по замёрзшему саду. Тишина должна была бы насторожить, раньше Себастьян бы запаниковал, повторял бы в своей голове сказанные слова снова и снова, задумываясь над каждым произнесённым слогом. Но не сейчас. Это было правильным ответом. Это было ответом, который хотел услышать Танака, в этот момент нужно было придерживаться именно его стороны. Себастьян не знал, откуда пришла эта уверенность, но он мог поклясться на что угодно, что это всё лишь небольшая проверка. Через какое-то время они вернулись туда, откуда и началась их прогулка. До конца променада не было сказано ни слова, но, как только они остановились, Танака повернулся к нему с довольной улыбкой. Тогда Себастьян понял, что сделал правильный выбор. — Ну, теперь нам предстоит встреча с главными санитарами. Приятно было снова вас встретить, мистер Михаэлис, — Танака крепко пожал ему руку. — Завтрашняя встреча состоится в девять часов. Мы, конечно, об этом объявим, но, пожалуйста, проинформируй об этом своих коллег, если они встретятся тебе на пути. — Конечно же, сэр, — Себастьян ответил на рукопожатие, нарочно сжимая его руку чуть слабее. Гробовщику он тоже предложил руку, но в конечном итоге пожал лишь его чересчур длинный рукав. Танака уже был на полпути к двери, а Гробовщик только повернулся, чтобы уйти. — О, боооооооже, глянь-ка! — из-под его длинных чёрных одежд вылезла нога. Он пнул стену здания, и от неё откололся кирпич, на его месте осталась большая выемка. — Я годами утверждал, что стены нужно перестроить. Себастьян глядел на поднявшуюся пыль и на расколовшиеся остатки кирпича на земле. — Я… не знал, что стены так разъело, — сказал он нарочито беспристрастным голосом. — Из чего они сделаны, из песчаника? — Да. Я говорил им, это не очень мудрый выбор, но, эй, кто я такой, чтобы оспаривать ценники? — Гробовщик улыбнулся. — Но хорошо, что я заметил. Если они развалятся, кто-нибудь может пострадать. Заставлю этих близнецов найти немного денег в бюджете, хаха. Им это понравится. — Несомненно, — Себастьян улыбнулся ему в ответ. — Мы же не хотим, чтобы кто-то пострадал. Тогда Гробовщик, наконец, ушёл, качая рукой в своём длинном рукаве. Когда Себастьян убедился, что эти двое ушли, он, наконец, присмотрелся поближе к стене, понёсшей удар Гробовщика. Честно говоря, он не особо сильно по ней ударил, лишь слегка стукнул по кирпичу, даже не прилагая сил. Но кирпич всё равно упал. Плохо выбранный строительный материал, соединённый с типичной для Англии плохой погодой значил, что стена вот-вот может рухнуть. …встреча утром, если ты свободен? Это было не совпадением, Гробовщик не просто так указал ему на состояние стены. Их своевременное появление в этом учреждении, вопросы о его взгляде на пациентов и их стабильности, а теперь это? Было ясно, как день, каким-то образом Гробовщик всё знал.

۞

Наступило восемь часов, а затем девять. Небо уже давно потемнело, и вместе с ним резко снизилась температура. Даже внутри здания находиться становилось всё невыносимее и невыносимее. Себастьян сидел на краю своей постели, просчитывая время, у его ног лежала собранная сумка. Под двумя слоями одежды на его руках выступали мурашки, а понимание того, что вскоре ему придётся расстаться с одним из слоёв ради Сиэля, делало всё только хуже. Должно быть уже около десяти. Себастьян взял сумку за ручку и перекинул её через плечо, едва чувствуя её вес. Комната V была эффективнее спортивного зала. Захватил соль. Захватил бинты. Захватил ингалятор. Впервые удача оказалась на его стороне, поскольку лазарет днём был совершенно пуст. Какая-то его часть хотела взять больше, чем бинты и ингалятор, но здравый смысл победил, ведь он знал, что чем больше он берёт, тем больше ему будет нужно. Но всё же он прихватил ещё кое-что и запрятал это к остальным вещам. Он надеялся, что это ему не пригодится, но после встречи с Председателями он искренне сомневался, что эта ночь пройдёт гладко. Себастьян покинул свою комнату и запер за собой дверь. Проходя мимо спален своих коллег, мимо общих ванных комнат, их общего холла и множества лестничных пролётов, он покинул здание общежития, надеясь, что больше его никогда не увидит. Погода действительно ухудшилась под конец дня. Подступающий из-за завесы тёмных облаков дождь, наконец, пролился в районе ужина, а после него остались лишь лужи и ледяной ветер. Даже после того, как он посыпал подошву своей обуви солью, Себастьян еле удерживался на льду. Если ему было трудно устоять, то Сиэлю будет и подавно. Он смог дойти до главного здания, не проломив себе череп, хотя на его коленях к утру определённо образуются синяки, и без проблем вошёл внутрь. Полагаю, они знают. Как только карточка дотронулась до электронной панели, Себастьян приготовился к худшему. Каждое использование пропуска отмечалось в системе. В прошлом его чрезмерное использование карточки никогда не замечали хотя бы потому, что этим самым он отвечал на худшие действия персонала. Однако в этот раз это было необоснованно. В этот раз, когда они узнают, они придут. Дверь в главное здание распахнулась, и Себастьян шагнул внутрь.

۞

Главное здание психиатрической больницы Святой Виктории по ночам было совершенно иным зверем. С закатом солнца оно выпускало когти, или так можно было подумать, если услышишь, как другие люди говорят об этом месте. Во время поисков Финни Себастьян не верил им, не находя ничего из того, чего можно было бояться в протяжных коридорах и гулких лестничных клетках. Теперь он был более чем склонен думать, что даже Мэйлин, работающая на неподходящей ей должности уборщицы, не могла сделать это место хуже, чем то, чем оно стало. Покрывающая пол грязь прилипала к его ботинкам, спасибо мокрой соли. На каждом шагу его ноги цеплялись к полу. Это было не готическим ужасом, а скорее поблёкшим шиком. Днём Себастьян этого особо не замечал, но мерцающее освещение эко-лампочек придавало этому месту особую мрачность. Он шагал ровно, крепко сжимая в руках карточку и готовый при случае быстро атаковать. В кратчайший момент, пока открывается дверь, тот, кто находится внутри, узнает о его приходе по гудку электронной панели. Нападение должно было произойти быстро. Себастьян поднялся на второй этаж. На конце коридора находилась дверь в больничное крыло. Как только он сделал один шаг навстречу ей, свет погас. Это было не мерцанием гаснущей лампы. Статический гул вдруг прекратился, когда весь свет на потолке одновременно погас. Свет выключили. Всё окутала тьма. Ну блять. Себастьян заметил, что его собственное спокойствие слегка дрогнуло. Закрыв глаза на пару секунд, он сфокусировался на звуках, ожидая хотя бы малейшего шороха. Ничего. Когда он открыл глаза и привык к темноте, он продолжил шагать навстречу крылу. Ожидая, что на него из-за двери кто-то выпрыгнет, Себастьян одновременно положил свою сумку на пол и прислонил к панели свой электронный пропуск. Панель, как обычно, издала три гудка. Дверь не открылась. Они знают. Себастьян этого ожидал, встреча с Председателями вселяла в него подозрения, но теперь он был уверен. Каким-то образом, несмотря на то, что комната для посещений была пуста, а в здании не было ни одной камеры, Председатели узнали об их плане побега. Они узнали и теперь их саботируют. Даже за стеклом двери в больничное крыло Себастьян не видел ничего, кроме тьмы. Снова попытаться её открыть было глупо, он это знал, и его физическая сила вряд ли поможет ему выбить стальную дверь. «Прости, Сиэль», — Себастьян взял сумку и вслепую пошел в направлении лестничной клетки, — «кажется, я всё же попаду на утреннюю встречу».

۞

Для человека, самую малость ожидающего проснуться от удара между ног с пакетом на голове, Себастьян спал на удивление хорошо. Хотя пробуждение от стука в дверь нельзя было назвать приятным, но понимание, что он цел и лежит под тёплым одеялом, это скрасило. — Иду, — крикнул он человеку, стучащему в дверь его спальни, вылезая из-под одеяла. Он всё ещё был полностью одет, хотя за ночь и избавился от лишних слоёв одежды. Проведя рукой по волосам, он пихнул свою грязную обувь под кровать и открыл дверь. — Утро доброе, — улыбнулся Агни. Его улыбка была не так натянута, как всегда в последнее время. — Не знаю, слышал ли ты о встрече? Она начнётся через полтора часа. Посещение обязательно. — Да, — Себастьян зевнул, прикрывшись рукой, — спасиб. — Хотя я зашёл спросить, хочешь ли ты до этого позавтракать? Возможно, мы могли бы сварганить что-нибудь на кухне, использовав твои кулинарные навыки. Агни что, думал, что прошло достаточно времени, чтобы Себастьян остыл после всей этой возможно я использовал тебя, как ягнёнка для жертвоприношения, чтобы спасти моего типа-парня, или он думал, что после того, как оказал Себастьяну услугу и помог ему тайно встретиться с Сиэлем, он больше не виноват? Ну, Себастьян полагал, что за попытку ему полагаются бонусные баллы. Его гнев уже давным-давно исчез. Тот гнев, который был настолько силён, что он пытался ударить Агни по лицу гаечным ключом, теперь, честно, был совсем ему чужд. — Конечно, — Себастьян любезно улыбнулся. — Только дай мне минутку освежиться. Агни едва успел согласиться, прежде чем перед его лицом захлопнулась дверь. Распаковывать сумку было проще, чем собирать. За пару минут все вещи вернулись на свои места, и не было ни намёка на то, что что-то вообще менялось. Себастьян сменил обычную одежду на униформу, стараясь пригладить помятые места. Теперь уже пустая сумка была вновь спрятана под кровать на неопределённое время, и в комнате снова воцарился порядок. Ну, почти. — Мне надо забежать в ванну, я на минуту, — сказал Себастьян, выходя из спальни босиком, и закрывая за собой дверь. Агни с беспокойством взглянул на покрытые грязью ботинки в его руках. — Вчера днём ходил на прогулку, — легко объяснил Себастьян. — Дождь не сильно скрасил сад. Если зима усилится, можем начинать бояться наводнения. Агни мог бы указать, что дождь не начинался до вчерашнего вечера, и что днём хоть и было холодно и пасмурно, но сухо. Если бы он хотел, он мог бы указать на то, что рядом с комнатой Себастьяна не было следов грязи, и зачем бы ему снимать ботинки, чтобы не оставить следов, если он всего лишь выходил на прогулку? Агни мог указать на всё это, но вместо этого он вновь улыбнулся и порекомендовал использовать ключ, чтобы вычистить из подошвы засохшую грязь. Возможно, остатки их дружбы всё же можно будет исправить. После длительного времени, проведенного над раковиной, и чистки подошвы ключом от спальни, ботинки были такими чистыми, что с них можно было есть, если у тебя вдруг не окажется тарелки. Так Себастьян справился с последними доказательствами о вчерашнем дне. — Как на счёт омлета? — спросил он Агни, когда они спустились на кухню. Хороший завтрак перед утренней встречей. Высоки были шансы, что это будет последний его завтрак.

۞

В заброшенной комнате для встреч сегодня было больше людей, чем за несколько долгих лет. Всё в ней говорило об её возрасте, от поблёкших обоев с цветами до скрипящих деревянных стульев. Себастьян чувствовал в воздухе привкус пыли. Стулья стояли в две длинные колонны, как на школьных сборах. Места было больше, чем людей, поэтому все сидели на большом расстоянии от своих соседей, сплотившись в маленькие кучки. Видя сформировавшиеся группы, Себастьян задумался, имела ли смысл теория Сиэля о группировках. Уилл, Грелль и Рональд находились на переднем ряду слева. Хотя они и сидели вместе, Уилл прилежно игнорировал своих соседей, направив взгляд вперёд. Его ноги были скрещены вместе, а руки лежали на коленях. Грелль с каждой секундой наклонялась к нему всё ближе и ближе, она была единственным ярким пятном в комнате. В отличии от Уилла, она обращала внимание на без умолку болтающего Рональда, но только затем, чтобы с ним поспорить. В середине комнаты сидели Грей, Фиппс и Чарльз Браун. Грей был на ряд впереди них и сидел прислонившись грудью к спинке стула. Они что-то друг другу говорили, но ни в ком из них не было никакого энтузиазма. Себастьян не мог точно сказать со своего места, но полагал, что они всё ещё были в пижамах. Терапевтам явно не нравилось раннее утро. В конце комнаты один из тройняшек подвинул стул, чтобы было место, куда прикатить кресло Доктора. Четверо работников лазарета сидели там. Доктор помахал Себастьяну рукой, когда он проходил мимо него, его глаза радостно горели. Агни ускорил шаг. Эш и Анжела сидели вместе на первом ряду, что было неудивительно, поэтому Себастьян с Агни сели на пару рядов подальше. Немногим после того, как они уселись, вошёл Клод. По какой-то причине он решил сесть рядом с Себастьяном. Себастьян кивнул ему головой, но Клод, кажется, не заметил. Себастьян нахмурился, разглядывая сидящего рядом с ним мужчину. Что-то в нём было не так. Клод заметно запыхался, его волосы прилипли к его потному лбу. На нём не было очков, он пусто смотрел вдаль. В кулаке он что-то сжимал так крепко, что костяшки его пальцев приобрели болезненно белый цвет. — Что-то случилось? — пробормотал Себастьян, слегка наклоняясь к нему поближе. Тревожно было видеть Клода таким… тревожным. Приходить на обсуждение дела Алоиса в таком явном обеспокоенном состоянии было равносильно подписанию признания вины. Клод повернулся к нему, поджав губы. Как только он начал что-то говорить, в комнате раздался статический визг доисторического микрофона. Гробовщик потыкал в микрофон своим чересчур длинным ногтем, сдувая с него пыль, и поприветствовал всех собравшихся. — Извиняюсь за то, что мы собрали вас таким ранним утром, — сказал он, глядя через плечо на Танаку, сидящего на краю маленькой платформы. — Мы думали устроить что-нибудь помасштабнее, нооооооооо принимая во внимание тему обсуждения, это посчиталось бы вознаграждением за плохое поведение. Поэтому давайте поскорее с этим покончим. Даже сидя почти на другом конце комнаты, Себастьян видел, насколько воспалён был шрам Гробовщика. Каждое его слово растягивало швы, но, казалось, это совсем его не заботило. От этого кожа Себастьяна сама слегка побаливала. — Не уверен, до всех ли дошли слухи. Я был бы удивлён, если это было бы не так. Идеи есть? — он задал зрителям вопрос, слегка склонив голову на бок. Его чёлка была настолько длинной, что сложно было сказать наверняка, но казалось, он смотрел на каждого. Естественно, никто не ответил. Он разочарованно вздохнул: — Серьёзно? Танака начал нетерпеливо топать ногой, от чего Гробовщик лишь усмехнулся. — Думаю, среди нас есть лгуны, но ладно, то есть никто не знает? Клод заёрзал. Это было не так уж и заметно, но он сидел рядом с ним, поэтому Себастьян заметил. Его явный дискомфорт был слишком силён, что ему было совсем не свойственно. Конечно, Клод должен был ожидать, что произойдёт именно такое, когда делал то, что делал? Чтобы быть настолько к этому не готовым, настолько открыто вселять подозрения. Если бы Себастьян был на месте Клода, он был уверен, что хотя бы чуть меньше показывал свои эмоции. Танака совсем потерял терпение и сам встал к микрофону, а затем обратился к своим подчинённым более мрачным тоном. — Вчера утром Алоис Транси был найден мёртвым в своей спальне, — он сделал паузу и дал улечься этой информации. Себастьян оглядел комнату и ни на чьих лицах не нашел удивления. — Хотя мы ещё не проводили вскрытие тела, мы думаем, что причиной смерти стала передозировка. Однако Алоис никак не мог бы сделать это с самим собой в своей спальне. У него не было доступа к медикаментам и, несмотря на укол на его руке, в его комнате не было найдено шприца. Таким образом, мы вынуждены предположить, что летальная доза была введена вне больничного крыла. Поскольку единственные члены персонала, имеющие доступ к медикаментам, никогда бы не смогли совершить такую глупую ошибку, мы рассматриваем это, как осознанное действие против Алоиса. Тяжесть, которую он придал словам, повисла над всеми. Даже Себастьян, ожидающий после вчерашнего разговора с Танакой, что его ответ будет серьёзным, удивился. Будут последствия. И, судя по выражениям на лицах некоторых его коллег, они тоже это поняли. — Мне тошно от того, что что-то в этом роде вообще могло произойти, — Танака вновь сделал паузу, сжимая край подиума, на котором стоял. До вчерашнего дня Себастьян похвалил бы его актёрский талант, но теперь он знал, что его гнев был искренен. Танака глубоко чувствовал потерю. — Очевидно, нам нужны перемены, чтобы удостовериться, что что-то в этом роде никогда больше не произойдёт. Он издал глубокий вздох, прозвучавший слишком громко благодаря микрофону, и поднял голову, чтобы заглянуть им в глаза. — Начнётся расследование обстоятельств смерти Алоиса. Я свяжусь с полицией, чтобы они помогли мне разузнать, что именно произошло. Поэтому всему персоналу запрещается покидать больницу, пока их не допросит полиция, а потом и я сам. Все попытки уйти сочтутся признанием своей вины. В аудитории поднялся шум. Анжела вскочила на ноги, стул за ней едва не упал. — Вы серьёзно?! Как вы думаете это учреждение будет работать, если вы не позволите нам делать нашу работу? Как главе санитаров мне полагается свобода!.. Себастьян не мог сдержать улыбку, когда Танака поднял свою руку, заткнув Анжелу и даже не глядя на неё. Вероятно, лишь удивление заставило Анжелу замолчать, но даже так, он испытал какое-то извращённое удовольствие, видя, как просто её заткнули. — Стоит ли мне понимать это так, что вы вызываетесь на допрос первой, мисс Ландерс? — спросил Танака, бесстрастно глядя на неё. — Сотрудничество будет очень оценено. Чем быстрее мы закончим с расспросами, тем быстрее мы узнаем, почему именно пациента убили прямо перед носами не одного, но двух главных санитаров. Анжела раздула ноздри, словно свирепый бык, но ничего не могла сделать, кроме как сесть обратно на место. Танака нравился Себастьяну всё больше и больше. — Как я уже говорил, весь персонал обязан оставаться на территории больницы до допроса полицией. Чтобы так и было, передние ворота останутся закрытыми, а ваши электронные пропуски больше не смогут открывать все двери в главном здании. Если произойдёт чрезвычайная ситуация, и вы будете обязаны покинуть Святую Викторию, приходите ко мне, и я сделаю так, чтобы вас сопроводила полиция, чтобы убедиться, что на вас не падут лишние подозрения. Кроме того, с этого утра и до тех пор, пока эта ситуация не будет решена, больничное крыло будет заперто. Пока я не буду уверен в безопасности пациентов, только я один смогу с ними контактировать. Я позабочусь об их питании, групповых сеансах и остальных видах деятельности, чтобы свести к минимуму все нарушения их ежедневного графика. Есть возражения? Себастьян чувствовал волну возражений. Эш с Анжелой оба покраснели от злости и что-то друг другу шептали. С лица Грея исчезла его обычная беззаботность, он обкусывал ноготь своего большого пальца и поглядывал на своих двоих компаньонов. Но что было заметнее всего, Доктор был полностью разбит, он в панике окидывал взглядом остальной персонал. Назревал интересный вопрос. Всё это время Танака говорил лишь об одном крыле. Даже в предыдущий день он ни разу не упомянул о второй группе пациентов. Если главное крыло было заперто, что это значило для Комнаты V? Танака вообще знал про Комнату V? — Пока эта ситуация не разрешится, и не последует наказание за смерть Алоиса, Святая Виктория будет работать именно так. Сейчас вы можете все вернуться в свои комнаты, я был проинформирован, что полиция прибудет завтра утром. Извиняюсь перед теми из вас, кто просто делает свою работу, и перед теми, кто предоставляет пациентам комфорт и безопасность. Будем надеяться, что мы с этим быстро покончим, и что всё вскоре вернётся на свои места. Благодарю. Танака закончил это до странности формальной нотой и спустился с подиума. — Слишком хорошо, чтобы быть правдой, не так ли? — прошептал Агни. Слева от Себастьяна Клод быстро встал и ретировался, он был одним из первых, покинувших комнату. Себастьян смотрел ему вслед, он был не в состоянии сопоставить его обычное поведение и то, что видел сегодня перед собой. — Определённо, — ответил Себастьян, выходя в коридор вместе с Агни. Они вышли одними из последних, следуя за Рональдом и Греем. Танака уже давно ушёл, ему, несомненно, нужно было сделать ещё кучу вещей, если он собирался в одиночку управлять больничным крылом. Однако Гробовщик всё ещё сидел в холле и разговаривал с одним из оставшихся людей в комнате. Доктор выразительно размахивал руками, он выглядел ещё более огорчённо. Гробовщик беспечно пытался его успокоить, похлопывая его по плечу, пожимая своими собственными. — Себастьян? — позвал его Агни, когда заметил, что он замедлился. — Тссс, — Себастьян продолжал глядеть вперёд, сунув руки в карманы, но когда они проходили мимо Доктора с Гробовщиком, он переключил всё свое внимание на их диалог. — …м нужен, вы не можете просто… — Ты зря себя загоняешь. Расслабься. Тебе не о чем волноваться. — Но он сказал, что… — К тебе это не относится… Это всё, что удалось услышать Себастьяну, прежде чем ему пришлось пойти дальше, или они бы поняли, что он подслушивает. Агни был сбит с толку услышанными словами, но для Себастьяна всё было ясно, как день. Доктору не о чем было волноваться. Комната V не запиралась, потому что Комната V не находилась под юриспруденцией Танаки.

۞

Себастьяну прежде всего нужно было снова встретиться с Сиэлем. У Сиэля, несомненно, был запасной план для их вчерашнего провалившегося побега, но что самое важное, Себастьян узнал много нового за время их разлуки, что могло стать ключевым моментом в вышеуказанном плане. Однако встретиться с Сиэлем стало ещё труднее. Их время вместе уже почти сводилось к нулю, а с тех пор, как Себастьяна перевели с обычного крыла в Комнату V, а пациенты перестали ему доверять, они едва могли встретиться лишь на минуту, ведь вокруг было слишком много пытливых глаз. Но теперь, когда больничное крыло заперли, поговорить с Сиэлем будет абсолютно невозможно. Его электронный пропуск не работал, а украсть чужой было бы бессмысленно. Только одна карточка теперь могла открыть дверь в крыло. Где он будет? Под конец дня хитрость казалась всё менее и менее удачным вариантом. Все их планы и продуманные схемы не дали им ничего, кроме больших проблем. Иногда простота была лучшим решением. Полиция станет проблемой. С Танакой будет легко справиться. Хилый старик не был особой помехой Себастьяну. Один осторожный удар по голове, и Председатель потеряет сознание. После этого будет просто попасть в крыло, освободить Сиэля и сбежать. В конце концов, остальной персонал будет в здании общежития. Не будет свидетелей, которые смогут поднять тревогу. К тому моменту, как Танака проснётся и сообщит всем о случившемся, Себастьян представлял, что у них с Сиэлем будет несколько часов, прежде чем полиция сядет им на хвост. «Нам несколько часов придётся бродить по сельской местности, прежде чем мы приблизимся к железнодорожной станции», — подсчитывал в своей голове Себастьян, пытаясь вспомнить поездку в машине с Ханной, — «они предупредят все местные участки о нашем прибытии ещё до того, как мы вообще туда доберёмся». Не было ни одного оптимистичного выхода. Даже если они каким-то образом избегут полиции, которую за ними пошлёт Танака, то что они будут делать после? Без денег, без друзей или семьи, на которую они смогут положиться, а тень Святой Виктории всегда будет ползти за ними по пятам. Паспорт Себастьяна будет помечен красным, у Сиэля, вероятно, его даже нет, поэтому выезд из страны — не вариант. «Но это лучший для нас шанс». После встречи прошло несколько часов, и большую часть времени Себастьян провёл в размышлениях. Последствия встречи совершенно отличались от того, что он ожидал, хотя, принимая во внимание то, что он вчера узнал из истории Танаки, вероятно так не должно было быть. Всё же, как бы он ни верил в искренность Танаки, он не думал, что всё пойдёт по его плану. Не имея возможности зайти в главное здание, Себастьян вновь начал бродить по саду, постоянно поглядывая на двери. Если Танака действительно делал всё, чтобы в больничном крыле всё продолжало работать, тогда ему нужно было хотя бы раз в день переходить из одного здания в другое. Но он не будет делать этого в саду. Слишком явно, слишком рискованно. Он последует за Танакой, куда бы он не пошёл, чтобы с ним разобраться. Это было бесчестным вариантом, но единственным, который у него был. В конце концов, если полиция действительно узнает о том, что происходило в Святой Виктории, руки Себастьяна будут более чем чисты.

۞

— Вам помочь? — со спокойной улыбкой спросил Себастьян. Танака поднял глаза со сковородки, когда он поднял крышку, пар закрыл его лицо. Кухня, которая Себастьяну начала казаться его собственной, была в полном беспорядке, шкафы были раскрыты, на столешницах валялись кухонные принадлежности, несочетаемые ингредиенты находились в разных стадиях готовности. Увидев состояние, в которое Танака привёл его аккуратно убранную кухню, Себастьян начал чуть меньше жалеть о запланированном предстоящем ударе по голове старика. — Михаэлис, здравствуйте, — Танака звучал взволнованно, его манеры сражались с логикой, пока он пытался одновременно взглянуть Себастьяну в глаза и не обжечься тем, что он перемешивал в кастрюле. — Кухонные запасы просто ужасают. Не могу представить, какую еду получают пациенты. Где повар? Я бы с ним переговорил. — Повар? — улыбка Себастьяна стала чуть более искренней. — Думаю, в отпуске. — В отпуске? — Танака взглянул на него с недоверием. — Я не получал просьб на выезд. Себастьян лишь пожал плечами, подходя к столу, дабы спасти что-то из овощей. Танака не нарезал их, а скорее распотрошил. — Это правда не обязательно, — Танака снял сковороду с плиты, прося Себастьяна уйти своей тревожной улыбкой. — Как я сказал этим утром, я сам позабочусь о пациентах. Не обижайся, но пока мы не узнаем, что здесь произошло, думаю, это будет на пользу. Себастьян поднял руки в мирном жесте, нож выпал из его руки на стол. — Я просто нарезаю морковь, сэр. Можете проверить меня на наличие яда, если хотите. Танака печально покачал головой. — Нет, нет, — он вернулся к кастрюле, снова перемешивая ингредиенты. Себастьян мог предположить, что он тушит овощи. — Прости, я просто… сегодня я немного взвинчен. Встреча с одним из пациентов была очень… она открыла мне глаза. Себастьян остановился, его нож навис над доской для рубки овощей. — Оу? Танака не повернулся, чтобы встретиться с ним взглядом. — Михаэлис, что случилось… с рукой того мальчика? Не нужно было быть гением, чтобы понять, о ком говорил Танака. — С Джокером? — осторожно спросил Себастьян, неуверенный в том, сколько может сказать и что именно признать. — Когда я только прибыл, с ней всё было хорошо, но несколько недель спустя… не скажу, что знаю, что именно случилось. Чем бы это ни было, за ней должны были хорошо ухаживать. Рана никогда не инфицировалась, но всё же, думаю, это чертовски больно. — О чём-то, — Танака громко сглотнул, его руки всё ещё лежали на столе. — О чём-то такой степени тяжести должны были сообщить. Я глубоко уважаю способности Доктора, но здесь у нас нет того, с помощью чего можно справиться с такой раной… мне должны были об этом доложить. — Я всегда предполагал, что так оно и есть, сэр, — Себастьян имитировал непонимание. — Конечно же, Анжела и Эш связались с вами? Лицо Танаки помрачнело. — Ни разу. Себастьян задумчиво хмыкнул и вновь начал нарезать овощи. Он чувствовал силу гнева Танаки и наслаждался атмосферой вокруг него. Чем злее становился Танака, тем беззаботнее он был, и тем проще будет Себастьяну нанести удар. Ему придётся подождать подольше. Он исподтишка наблюдал за своей целью, чтобы понять, где он хранит свой пропуск. Чем меньше времени пройдет между нападением и побегом, тем лучше. — Михаэлис, поможешь мне отнести это к больничному крылу? Не внутрь, конечно же, — быстро добавил Танака. — Конечно, — ответил Себастьян, принимая переданную тарелку и накладывая туда овощное рагу. Так было даже лучше. Если он вырубит Танаку прямо перед дверьми больничного крыла, пройдёт несколько часов, прежде чем кто-либо придёт его искать, прежде чем кто-либо узнает, что произошло. Себастьян остановился. — Сэр, вы уверены, что правильно посчитали тарелки? Раскладывая полные тарелки на тележку, Себастьян быстро пересчитал их количество и понял, что одной не хватает даже несмотря на отсутствие Алоиса. Он поднял голову, когда не услышал ответа. На лице Танаки теперь выражалась не злость. Себастьяна овеял ужас. — Сэр, — снова сказал он спокойнее, чем чувствовал себя, — почему здесь не хватает ещё одной тарелки? Танака, наконец, встретился с ним взглядом, пустота в его глазах была сильнее, чем у всех пациентов вместе взятых. — Возможно, я был… не очень честен на сегодняшней утренней встрече, Михаэлис. Причина, по которой больничное крыло заперто, заключается не в смерти Алоиса. Это из-за того, что случилось прошлой ночью. — Что случилось прошлой ночью? Каким-то образом Себастьян знал, что дело было не в его попытке высвободить Сиэля. Танака закрыл глаза. На его лице был написан стыд. — Прошлой ночью пропал пациент. — Какой именно пациент? Если Танака и обнаружил что-то странное в напряжении Себастьяна, он ничего не сказал. Казалось, он был слишком поглощён своим собственным чувством вины, чтобы о чём-то вообще задумываться. — Пациент D18, — ответил Танака, — Фантомхайв.

۞

Он. После этого между Танакой и Себастьяном больше ничего не было сказано. В холодном молчании они отнесли еду в главное здание. Пара походов вверх и вниз, и с делом было покончено. Он позволил Танаке отправиться к пациентам, не ранив его. Теперь не было смысла для нападения. Это он. Как только Танака произнёс имя Сиэля, лишь одно лицо всплыло перед глазами Себастьяна. Повышенная тревожность этим утром, видимое беспокойство не было связано с чувством вины. Он быстро ретировался. Себастьян даже не задумался над тем, что утром сюда прибудет полиция. Его совесть, если она у него вообще осталась, даже не пикнула. Он отдалённо чувствовал гнев, возможно, даже страх. Но он не мог честно сказать, что действительно это ощущал. Не тогда, когда принял решение. Не тогда, когда у него ещё было дело. Себастьян вернулся в жилое здание. Он и понятия не имел, где будет Клод, но ноги сами несли его вперёд. Ему нужно было двигаться, что-то делать. Каждую секунду, что он сидел на месте, он отдалялся от Сиэля. Сиэль будет в безопасности, он это знал. После всех этих лет Сиэль знал, как играть с Клодом. Но, даже зная это, Себастьян всё ещё чувствовал, как усиливается его пульс. К нему вернулись слова Джокера: Улыбашка знает. Улыбашка это игнорирует, иногда пользуется этим, когда ему это нужно. Но в основном игнорирует. Думаю, он боится этого больше, чем готов признать. Сиэль будет в безопасности, Себастьян знал, но всё же он побежал, чтобы найти Клода. Спальни. Ванные комнаты. Кухня. Холл. Кладовые. Себастьян нашёл всех, кроме того, кого искал. С каждой неудавшейся попыткой его гнев и страх только усиливались. Прошло так много времени с тех пор, как он ощущал эти эмоции не как что-то отдалённое, что-то сознательно отброшенное ради выживания. Эти эмоции его отупляли. Он бегал по зданию, словно безумец, ища Клода и даже этого не скрывая. В этом не было ничего хитрого. Ничего, чтобы могло прикрыть его утром перед полицией. Даже когда он попытался заглушить эти чувства, откинуть их, как он откинул свою мораль, они только глубже проникали в него, пока ему не осталось иного выбора, кроме как окунуться в них с головой. Если он не мог от них отделаться, тогда он использует их себе во благо. — Михаэлис! Этот вопль тут же его остановил. Повернувшись, Себастьян увидел медленно приближающуюся фигуру Клода. По полу тянулись следы грязи от подошв его обуви. Клод хромал на одну ногу. Ещё была кровь, совсем немного, достаточно, чтобы её можно было заметить. Его руки были исцарапаны. Что с ним случилось? Клод остановился в нескольких шагах от него, ёжась от того, что слишком сильно опёрся о раненную ногу. На нём не было очков, его штаны были разорваны на коленях. Его вздохи звучали хрипло, он шумно выдыхал. Себастьян не планировал задавать лишних вопросов, а сразу атаковать, но от того, в каком состоянии был Клод, он остановился. Что-то было не так. Это совсем не связывалось. — Что… — прохрипел Клод, Себастьян даже вздрогнул, ему, очевидно, было больно дышать. — Ты сделал? Какой-то момент Себастьян думал ответить на этот вопрос, но вместо этого задал свой. — Что у тебя в руке? Точно так же, как на утренней встрече, Клод держал что-то в руке. Его кулаки так сильно сжимали это, что костяшки пальцев побелели. Чем бы это ни было, оно было маленьким, и оно было важнее Клоду его собственного тела. На этом вопросе у Клода дёрнулся рот. Обычно он хорошо себя контролировал, показывал только те эмоции, которые хотел. Однако сейчас он не мог не зарычать. — Что ты сделал?! — шатаясь, Клод пошёл вперёд, а за ним тащилась его хромая нога. Стопа была неестественно свёрнута вбок. Должно быть, это было чистой агонией. — Я знаю, это был ты! Себастьян позволил Клоду подойти ближе, оставаясь стоять на месте. Его злость превосходила гнев Себастьяна. Страх Клода был ощутим, а глаза безумны. «Это не он», — понял Себастьян, обретая спокойствие, — «он не знает, где Сиэль». Это должно было напугать сильнее всего. Незнание. Теперь возможностей было целое море, когда не было точного ответа, от этого сердце Себастьяна должно было заколотиться с большей силой, но он почувствовал лишь спокойствие, встретившись с диким взглядом Клода. Потому что угроза теперь была неизвестна. Потому что теперь Себастьян мог думать ясно. Потому что ему предстояла схватка, которую он выиграет. — Как ты узнал? — спросил Себастьян, действительно испытывая любопытство. — Я услышал об этом от Танаки. Не думаю, что он всем подряд об этом рассказывает… — Не притворяйся! — Клод ринулся вперёд, толкаясь Себастьяна в грудь с достаточной силой, чтобы они упали на пол. Может, злость и сделала его сильнее, но Себастьян был быстрее и с лёгкостью прижал Клода спиной к полу. — Как грубо, — начал отчитывать его Себастьян, его губы дрогнули, предательски выдавая его желание усмехнуться. — Я же не закончил говорить. Осторожно он нащупал ногой стопу Клода. Когда она была так изогнута, было намного проще прислонить пятку к выступающей кости его лодыжки и опустить его стопу медленно и болезненно. Клод выпятил глаза, цвет, появившийся на его лице из-за гнева, теперь исчез. Он изо всех сил старался не издать ни звука, но Себастьян принял это за вызов и переместил весь свой вес, полностью облокачиваясь на его ногу. Сквозь сжатые зубы, Клод застонал, этот звук становился всё выше с каждым надавливанием на его стопу. И немного позже терпение Клода иссякло. Он попытался вскочить с пола, его стон стал свирепым. Себастьян сумел удержать одну его руку, но другая высвободилась и направилась к его лицу. Себастьян едва успел прервать этот удар. Он старался схватить Клода за руку, и пока он пытался выполнить эту задачу, Клод высвободил свою здоровую ногу. Себастьяна скинули на пол. Действуя быстро, он тут же откатился подальше, оказываясь на расстоянии от Клода. Что тоже хорошо, потому что Клод времени не терял, ударяя кулаком по тому месту, где должен был быть Себастьян. Вместо этого он наткнулся только на бетон. Послышался гулкий треск, когда костяшки его пальцев не выдержали силы. Клод взвыл от боли, на которую в этот раз обрёк себя сам. Саднящая рука вяло раскрылась, и то, что Клод в ней сжимал, выпало на пол с глухим звоном. Почему-то Себастьян даже не удивился. — Ты пытался пробраться в главное здание, так ведь? — несмотря на происходящую драку, Себастьян звучал спокойно. Он даже не запыхался. Он медленно сел на корточки и с презрением взглянул на Клода. Лёжа на полу с вывихнутой лодыжкой и сжимая свою сломанную руку, он нисколечко не внушал страха. — Что ты сделал, взобрался по чёртовой стене? Может, полез к открытому окну верхнего этажа? Но, потеряв равновесие, падать уж очень больно. Клод прохрипел, его ребра, несомненно, были так же сломаны, как и рука и нога. Его ладони были полностью исцарапаны, одежда была пыльной и грязной. Себастьян мог лишь вообразить этот сценарий в своей голове. Он нашёл открытое окно, отчаянно пытался зацепиться за старые кирпичи и упал вниз, как только эти вышеупомянутые кирпичи свалились под его весом. Он не мог представить себя, делающего тоже самое. Как бы отчаянно он не хотел встретиться с Сиэлем всего пару часов назад, он бы не стал делать что-то в этом духе. — Что в нём такого, Фаустус? — спросил Себастьян без издёвки. Он, правда, хотел это узнать. — Признаю, в нём есть определённый шарм. Он, очевидно, меня и зацепил, но что он сделал такого, чтобы ты стал так… одержим? Тогда в глазах Клода была лишь чистая ненависть. На его губах вновь показался оскал. В нём не осталось ничего от спокойного собранного доктора. — Шарм? Думаешь, дело в шарме? — Клод насмешливо рассмеялся гулким мокрым смехом. — Ты не знаешь, что натворил. Я нужен ему, Михаэлис. Я единственный, кто может ему помочь. Ему, наконец, стало лучше, а потом появился ты. Ты всё испортил. Ты испортил его! Тогда Себастьян подумал об Алоисе. Как он был разбит, каким зависимым он стал, как отчаянно он желал хотя бы малейшего признания. Это Клод считал хорошо проделанной работой? Ему нравилось, чтобы его пациенты были такими? Кто-то такой же, как Сиэль, настолько же самоуверенный и решительно независимый был бы хорошим трофеем на полочке рядом с той карманной собачкой, которой под конец стал Алоис. Изолировать Сиэля, давая ему чуть больше свободы, недоступной другим пациентам, что-то, реакцией на что последовали бы только возмущения и подозрения. Зарабатывать какое-то подобие доверия подарками, игрушками и книгами, тем, что он знал, Сиэлю понравится. Дать ему надежду и быть тем, кто держит эту надежду в своих руках обещаниями посещения свадьбы Энн, выхода за стены Святой Виктории. Все эти сеансы наедине, эти интенсивные встречи один на один, где Клод мог зайти за линию порядочности и профессионализма. И всё потому, что Сиэль теперь был идеальной фантазией Клода. Алоис сломался и интерес Клода тут же исчез. Алоиса отбросили в сторону, где он мучился до тех пор, пока не стал представлять опасность новой жертве Клода. Клода терзала не привязанность к Сиэлю. Возможно, притяжение, но более всего именно вызов, который представлял собой юноша. Алоис был слишком прост, другие пациенты до него тоже, без сомнения, но Сиэль оставался непроницаем на протяжении почти восьми лет. И за эти восемь лет решительность Клода росла. Решительность, переросшая в навязчивую идею. В игру власти. Себастьян почувствовал, как начал ухмыляться. Как отвратительно. — Это должно быть… шокировало тебя, когда ты увидел, что он дал его мне, — сказал Себастьян глядя на лежавшее между ними кольцо. — Я тоже был удивлён. Это единственное, что осталось у него от его родителей, оно, должно быть, так много для него значит. Когда тебе доверяет что-то настолько важное кто-то настолько недоверчивый… С каждым произнесённым словом лицо Клода всё больше и больше искажалось, ярость брала над ним верх. Себастьян осторожно наблюдал за ним, пока произносил всё это, видя, как напрягаются его мускулы, как он меняет позу. Когда Клод, наконец, накинулся на него, Себастьян был более чем готов. Себастьян позволил Клоду опрокинуть себя на землю. Он позволил ему один раз ударить себя в лицо, а затем ещё и ещё раз. Даже когда он увидел белый свет за своими закрытыми веками, а его щека засаднила под кулаком Клода, Себастьян лежал неподвижно, лишь медленно поднимал ногу так, чтобы это было незаметно. Даже когда этим самым он слегка приподнял Клода, последний был слишком опьянён своим гневом, чтобы это заметить, поэтому он не увидел, как Себастьян медленно протягивал руку к своей лодыжке. Себастьян подождал ещё секунду, пока не почувствовал кровь у себя во рту, прежде чем достать из своего носка скальпель. Если ему нужно будет заявить, что это была самозащита, тогда ему понадобятся больше, чем пара синяков, чтобы ему поверили. Со скальпелем в одной руке, Себастьян схватил мужчину за волосы и опустил его голову так, что его губы находились у самого уха Клода. Внезапное движение испугало его настолько, что он остолбенел на достаточно долгое время, чтобы Себастьян прошептал: — Я не испортил Сиэля, — он поднёс скальпель к шее Клода. — Он испортил меня. И одним быстрым движением Себастьян перекинул Клода на спину, втыкая скальпель в его глотку. Он продолжал проталкивать его глубже, даже пока Клод усиленно сопротивлялся, пока он едва мог его удержать. На его одежду попали брызги крови, но это убийство было чище, чем смерть V7. Из глаз Клода исчезла жизнь, мокрый удушливый звук начал утихать, в холле потух свет. На секунду Себастьян до смешного был уверен, что это было как-то связано. Он бешено осмотрелся по сторонам, ожидая увидеть кучу зрителей, но в коридоре не было никого, кроме него и тела. Затем он услышал слабый шум. Он был слишком тихим, чтобы быть рядом, но один лишь звук говорил о том, что звучит он в главном здании. Сирена. Это могло значить только одно: система безопасности в здании отключилась.