۞
Стук в дверь напугал Себастьяна. Теперь солнце ярко светило в окно, он проспал ещё несколько часов. Он не планировал снова засыпать, но усталость от предыдущего дня, наконец, настигла его. Стук раздался вновь, но настойчивей. — Здесь есть только двое людей, у которых хватает манер стучаться, — шёпотом сказал Сиэль. — Вероятность пятьдесят на пятьдесят, что этот посетитель пришёл не за мной. — Прошлой ночью он волновался. Вероятно, он проверял мою комнату этим утром. Себастьян взглянул на дверь, на неугомонно движущуюся тень в проёме. По какой-то причине ему это показалось забавным. Сиэль толкнул его локтем. — Ступай в ванну на минуту. Мы не знаем, кто ещё там может быть. Себастьян не двинулся с места, за что получил нетерпеливый взгляд. Он был вялым, у него всё болело, чувства в его теле слегка притупились. Открыть дверь значило начать разговор, беспокойство, вопросы и просьбы о прощении, поток слов, которые Себастьян особенно не хотел услышать. Ни сейчас, ни вообще когда-либо. Он не был уверен, что ему вообще есть, что сказать Агни. Сиэль сел, глядя на него сверху вниз. — Я не собираюсь говорить, что тебя здесь нет. Это будет бессмысленно. Но я могу заставить его уйти, если ты этого хочешь? Это был новый статус-кво Сиэля? Это нерешительное внимание с его стороны было странно видеть, а тем более получать. Будто бы кто-то пытался всунуть кусочек паззла в неправильное место. Это было почти забавно. — Иди в ванну. Я избавлюсь от него. — Спасибо, — сказал Себастьян после затянувшейся паузы. Вылезти из постели было сложнее, чем обычно. Его конечности скрипели. Бинты слишком сильно его сжимали. Он слишком долго лежал на своём раненом плече, он чувствовал пульсацию в своей черепной коробке. Он всегда так гордился своим здоровьем, а сейчас ему казалось, будто бы за одну ночь он постарел лет так на двадцать. Себастьян закрыл за собой дверь ванны, слыша, как Сиэль одновременно открывает другую, чтобы скрыть этот шум. Разговор был приглушённым и коротким, естественная грубость Сиэля была сейчас как раз кстати. Дверь спальни снова закрылась. Себастьян не вышел из ванны, а Сиэль туда не вошёл. Его шаги остановились за дверью. Казалось, вместо этого он сел на пол. — Себастьян? — редко можно было услышать его таким нерешительным. Себастьян задумался, сколько людей слышали, чтобы он был так не уверен в себе. Вероятно, он был одним из немногих. Но он не чувствовал, будто бы это заслужил. — Хм? — Было бы… странно, если бы ты был в порядке. Себастьян опустился на пол, прислоняясь спиной к ванне. — То есть, если бы я сказал тебе, что в порядке, ты бы начал волноваться? — Я не тупой, я не думаю, что то, что я сказал тебе вчера, было нормально. Что это магическим образом изменит всё к лучшему. То, что я сказал, было плохо. То, что я прошу тебя сделать, ужасно. Поэтому да, я бы начал волноваться, если бы ты был бы не против всего этого. Себастьян не мог перестать пялиться на мусорное ведро под раковиной. Над крышкой торчал палец всё ещё покрытой кровью латексной перчатки. — Мы разве немного не перешли за грань плохого? Долгая пауза. Себастьяну хотелось бы, чтобы они находились в одной и той же комнате, чтобы он просто мог увидеть лицо Сиэля. — Знаешь, после этого ты никогда не придёшь в себя, — ответил Сиэль несколько минут спустя, его голос звучал немного не так, как обычно. — Я мог бы соврать и сказать, что это не так, но я не собираюсь этого делать. Мы же уже перешли за грань лжи, разве нет? Ты никогда не придёшь в себя после этого, и ты всегда будешь помнить лицо того человека и то, как чувствовал себя тогда. Это будет тебя съедать. Это то, что я должен был бы сказать прошлой ночью. Это правда. В этот раз Себастьян потерял дар речи. А затем рассмеялся. Его смех звучал так, будто бы он забыл, как это делается. — Нет. Вчера ночью я бы не смог этого выдержать. Себастьян сдвинулся на полу, протягивая свою здоровую руку вперёд. Он вытащил из мусорного ведра испачканные перчатки. Теперь его кожа не начинала зудеть от прикосновений к ним. Он хотел бы, чтобы это было не так. Сиэль не спросил, что делает Себастьян, когда услышал звук работающего крана, всплеск и хлюпанье, будто что-то моют в раковине. Себастьян не стал объяснять, пихнув всё ещё мокрые перчатки себе в карман. Сильнее их уже не отмоешь. Пойдёт. Теперь он сел у двери, облокачиваясь головой о стену. — Пациент V7. Мужчина. Крепкий парень, сильный. Это всё, что я о нём знаю, — эти слова было проще сказать, чем он надеялся. Себастьян услышал громкий выдох, а затем: — Я никогда не знал их имён. Мужчины и женщины. По крайней мере, дюжина. Они этого заслужили. Это всё, что я о них знаю. — Пожар? — спросил Себастьян. — Пожар, — ответил Сиэль.۞
Был уже почти вечер. Себастьян всё ещё не покинул комнату Сиэля. Они лежали рядом на кровати, раскинув руки, между ними была лишь приятная тишина. С того момента, как Себастьян вышел из ванны, не было сказано ни единого слова. Было особо нечего больше говорить. Завтра да, новый день, новые проблемы, но сегодняшний день был их лимбом. Сиэль смотрел в потолок. Иногда он хмурил рот, раздражаясь из-за собственных мыслей. Он не делился ими. Себастьян об этом не просил. Никто больше не стучался им в дверь, хотя, как правильно подметил Сиэль, не у особо многих людей хватает манер вообще стучать. Чтобы разрушить эту гармонию хватило бы ввалившегося в дверь Сомы или работающей в утреннюю смену Анжелы. Может, Агни наконец-то стал в чём-то полезен. Может, им просто внезапно повезло. Себастьян тихо засмеялся. Не прошло и часа, как он решил, что прошлое Сиэля его не касалось, и мальчик, наконец, поделился крошечным обрывком из него. Если бы Сиэль рассказал ему об этом прошлой ночью, помогло бы это? Может да, а может и нет. Но сегодня это явно ему помогло. Ему проще было выйти из ванны, и проще будет выйти из этой комнаты. А перчатки в его кармане помогут ему, когда ему придётся снова переступить порог Комнаты V. Мысль о возвращении туда не приводила его в такой ужас, как в прошлую ночь. Страх сменила лёгкая боль. Эта боль давила на его грудь. С ускользающими минутами её было всё проще и проще игнорировать, и стало ещё лучше, когда он взял Сиэля за руку. Сиэль не отпрянул. Он продолжил пялиться на покрытый разводами потолок, переплетая их с Себастьяном пальцы. Теперь было проще говорить. — У тебя же скоро день рождения? — спросил Себастьян. Сиэль взглянул на него, строя гримасу. — Да. Четырнадцатого декабря. Восемнадцать. Боже. — Совсем взрослый. — Якобы, — Сиэль усмехнулся — Испечёшь мне торт? Себастьян хихикнул, — Если хочешь, хотя я почти уверен, что здесь из ингредиентов только мышьяк. — Тогда, думаю, я пас, — Сиэль повернулся набок, чтобы иметь возможность нормально смотреть на Себастьяна. — Знаешь, восемнадцать лет всегда были моей целью. Себастьян последовал его примеру, слыша изменения в его голосе. — Почему? — Как ты и сказал, совсем взрослый. Официально взрослый. Первые пару лет здесь я им верил. Верил в то, что они действительно помогают мне, что у меня будет реабилитация, что всё это всего лишь ступенька на моём пути. Поэтому восемнадцать лет казались именно тем возрастом, чтобы выбраться отсюда. — Как я понимаю, потом ты узнал жестокую правду? Сиэль закатил глаз: — Очевидно. Немного свихнулся, но и немного поумнел. У них нет конечной цели. Мне не становилось лучше, я не стал здоровее, ничего такого. Поэтому я думал, что в восемнадцать, когда я официально стану взрослым, они не смогут держать меня здесь. Себастьян слегка рассмеялся: — И, как я понимаю, потом ты узнал жестокую правду? — Очевидно. Даже у меня бывали моменты глупости. Но я быстро всё понимал. Моя тётя Энн испортила мне этот сюрприз, когда мне было тринадцать. Я сидел здесь уже три года. Мой возраст не имел значения. Я выберусь отсюда только, когда они решат, что мне можно это сделать. — То есть, никогда. — Именно, — Сиэль выдохнул через нос, снова перекатываясь на спину. — Восемнадцать. Я даже не хочу быть восемнадцатилетним. Кажется, я только проиграю, когда мне исполниться восемнадцать, а я и близко не подойду к тому, чтобы выбраться отсюда. Себастьян крепко сжал руку Сиэля: — Да, думаю да.۞
Когда кто-то снова постучался им в дверь, небо за окном уже было чёрным. Ни один из них не двигался где-то минуту, пока Сиэль, наконец, не приподнялся на локтях, чтобы взглянуть на дверной проём. Тень под дверью не так быстро переминалась с места на место, как Агни. Сиэль сжал руку Себастьяна, пробегая большим пальцем по шраму на ней, а затем отпустил. В этот раз Себастьян не спрятался в ванной, а только стоял в дверном проходе и слушал. — Эй, — улыбаясь, приветствовала Фрэклз. — Эй, — Сиэль умудрился улыбнуться ей в ответ. Он заглянул ей за плечо, сканируя взглядом комнату досуга. Кроме Фрэклз в ней никого не было. — Ты в порядке? — она очевидно не проверяла спальню Сиэля, не замечала помятые простыни. — Да. А ты? — этот вопрос звучал спонтанно, но по тому, как он на неё смотрел, Себастьян понял, что он обеспокоен. Теперь, когда он сам взглянул на неё, Фрэклз выглядела мрачнее, чем он её помнил, её глаза немного поблёкли. Она улыбнулась так, будто бы ей было больно, на её щеках показались ямочки. — Да, да. Мы все в порядке, — Фрэклз оглянулась за плечо, поглядывая на выход. — Прост хотела сообщить тебе, что через десять минут наступит комендантский час. Агни сказал об этом. Он вернётся через пару минут. Сиэль кивнул, жестом указывая Себастьяну на выход. Теперь было самое время уйти. Чуть раньше Себастьян не мог быть уверен, что смог бы заставить себя это сделать. Ему нужен был этот день в безопасном месте, с безопасным человеком. Но невозможно прятаться вечность. Всё ещё чувствуя прикосновение Сиэля на его руке и выпуклость в своих штанах, где были перчатки, возможно было выйти из маленького лимба сегодняшнего дня. — Не уверен, где я буду завтра. Фаустус многое упоминал. Мне придётся посмотреть, что и как, — сказал Себастьян, подходя вместе с Сиэлем к выходу из комнаты досуга. Он не пытался вытащить из кармана свой пропуск, видя приближающуюся тень Агни через матовое стекло. Фрэклз вернулась в свою спальню, закрывая за собой дверь с тихим щелчком. — Хорошо, — кивнул Сиэль. — Если тебе предоставят выбор, выбирай что-нибудь подальше от него. Ну, это и так ясно. — Да. Дверь запищала, Агни открыл её с другой стороны. Какую-то долю секунды Себастьян колебался. — Будь осторожен, — сказал Сиэль после долгого молчания. — Возвращайся сюда, как только сможешь. — Так и сделаю, — сказал Себастьян. Пообещал. И он ушёл из комнаты, не уверенный в том, когда вернётся назад.۞
Как только дверь в больничное крыло закрылась, Фрэклз вышла из своей комнаты с нехарактерной ей осторожностью. Сиэль знал, что его ожидал этот разговор, он был рад, что он предстоял ему с Фрэклз, а не со всей группой. — Дверь в твою спальню запрётся, — сказал Сиэль просто так. Он знал, что этот разговор должен произойти, но он был не в настроении обсуждать это сейчас. Вся ночь и весь день в компании кого-то ещё выпили из него все силы. Даже с Себастьяном ему нужна была перезарядка, нужно было какое-то время побыть в одиночестве. — Тогда я быстро, — ответила Фрэклз, оставляя свою дверь открытой и двинувшись к двум креслам в углу. Неохотно, но смиренно Сиэль последовал за ней. — Ты в порядке? — повторила Фрэклз. Этот вопрос не прозвучал так же любезно, как до этого. — Да. А ты? — а вопрос Сиэля да. — Нет. Её кожа пожелтела, она выглядело нездорово. Её глаза потускнели. Она снова грызла свои ногти, грызла их до крови. Определённо нет. — Дорсель уже назвал меня крысой, бегущей с тонущего корабля. Если ты собираешься сказать что-то похожее, тогда я не хочу этого слышать. — Это не то, что я хочу сказать. Я бы ни на секунду так не подумала, и ты это знаешь. — Тогда что? Будто бы пытаясь доказать ему свою честность, Фрэклз поднесла руку ко рту, её зубы закусили кончик кожи на среднем пальце. На нём уже почти не осталось ногтя. Он должен был бы взять её руку, сжать так же, как руку Себастьяна, чтобы остановить её от причинения самой себе ещё большего вреда. Но он не мог заставить себя это сделать. Он слишком устал, чтобы к кому-то прикасаться. — Знаешь, я оглядываюсь назад и ненавижу себя за это. За все эти шутки, за то, что смеялась с остальными, дразнила тебя. Я не имела в виду ничего мерзкого, и я знаю, тебя это не волновало, но теперь я думаю, может это мы зародили эту идею в твоей голове, — сложно было различить слова, сказанные кем-то, кусающим себя за палец. Может, она этого и добивалась. — Какую идею? — Сиэль не был уверен, зачем об этом спросил. Он прекрасно понимал, что она имеет в виду. — Он. Ты и он. Это всё было просто шуткой. Ты никогда никем не интересовался, поэтому, когда он тебя заинтересовал, мы стали вести себя, как школьники. «Улыбашка с Себастьяном жених и невеста, тили-тили тесто, — она неискренне рассмеялась. — И мы не имели в виду ничего плохого, правда. Я была счастлива. Ты перестал так много прятаться. Ты больше с нами разговаривал. Я даже думала, что он был твоим Агни, но. Её лицо помрачнело. — Я не Сома, — сказал Сиэль. — И он совсем не похож на Агни. — Знаю. Глупо было так думать, теперь я это понимаю. — Фрэклз, к чему ты клонишь? Комендантский час, помнишь? Она опустила руку. Она не прокусила кожу, он с облегчением это подметил, хотя её палец и был кроваво красного цвета. Устроившись поудобнее в кресле, она взглянула ему прямо в глаза. До этого она не могла этого сделать. — Что он сделал, Сиэль? — спросила Фрэклз, выглядя серьёзнее, чем когда-либо. Не сам вопрос выбил его из колеи, оставив его без слов на пару минут. Это было его имя. Он не помнил, чтобы она когда-либо называла его реальное имя. Из её уст оно звучало незнакомо, необычно, неправильно. Сиэль выпрямился в кресле и взглянул ей в глаза. — То, что должен был. Она ждала большего. Продолжения, оправдания. Когда Сиэль больше ничего не сказал, её лицо помрачнело. — Прости, Улыбашка, прости, но мы не можем ему доверять, — сказала она, тряся головой. Её голос звучал так, будто она вот-вот расплачется. — Мы просто не можем. — Вам не надо ему доверять, — Сиэль потянулся к её руке. — Вам просто надо доверять мне. Впервые она отпрянула от него. — Прости, прости. Но мы не можем, больше не можем, — из её глаз полились слёзы, её щёки покраснели. — Прости, Улыбашка. — Фрэклз… Дверь в её спальню захлопнулась прямо перед ним как раз вовремя. Её дверь заперлась.۞
К концу недели синяки Себастьяна пожелтели. И, хотя его плечо то и дело болело, нужды носить перевязь больше не было, и бинты тоже. Швы на его плече тоже убрали, они оставили лишь пурпурные рубцы на его коже, как напоминание об операции. К концу недели Доктор сказал, что ему пора вернуться на работу. — Просто делай заметки. Не смотри им в глаза и не привлекай к себе внимание. Некоторые спросят, почему ты здесь. Я сам отвечу на этот вопрос. Всё ясно? Фаустус перемещал файлы в своих руках, расставляя их в том порядке, в котором будет принимать пациентов. Он снова носил рабочую одежду, выглаженную белую рубашку и чёрные брюки, выглядел он профессионально. — Ясно. Есть рекомендации на счёт того, как я должен делать заметки? — спросил Себастьян, листая страницы своего блокнота. Он ожидал, что его заставят проверять коробки, заполнять бланки. Это не казалось профессиональным. Потрясающе. Последовал стук в дверь и Фаустус махнул рукой, жестом говоря Себастьяну, чтобы он сел на стул у окна. — Просто записывай то, что тебе кажется важным. Я тоже буду делать записи. Первым пациентом за день была Вэнди. Получасовой сеанс. Три вопроса. Какой прогресс, ты думаешь, ты сделала с нашего последнего разговора? Какой прогресс тебе бы захотелось сделать к нашему следующему разговору? Есть ли какая-нибудь тема или вопрос, который ты хотела бы обсудить со мной? И затем всё закончилось. Вэнди не чувствовала, что сделала прогресс. Она и понятия не имела, какой прогресс могла сделать к их следующему сеансу. Ей не о чем было говорить с Фаустусом. Все тридцать минут она с волнением поглядывала на Себастьяна, но не стала спрашивать, что он делает здесь. Следующим пациентом был Снейк. Сделанный прогресс: абсолютная тишина. Желаемый прогресс: абсолютная тишина. Тема или вопрос: молящий взгляд, направленный на Себастьяна, который мужчина особо не понял. После Снейка пришла Бист, а затем Даггер. На первые два вопроса они не ответили, но, в отличие от Вэнди и Снейка, им было что сказать. Они молчали, лишая Фаустуса его заготовленных фраз. Они оба задали вопрос. — Что он здесь делает? — Блэк, почему ты здесь? И точно так же, как это сделали они, Фаустус не удостоил их ответа, заставляя их уйти из комнаты, не задав последний вопрос. Они оба вышли из комнаты, хмуро поглядывая на Себастьяна. Что-то изменилось. Следующим был Джамбо, потом Дорсель. Ни один из них много не говорил. Дорсель вёл себя враждебно, он зловеще глядел на Себастьяна. После них пришёл Алоис. Себастьян ожидал от него чего-то ещё, но нет, то же самое. Сделанный прогресс: пожатие плечами, невнятное бормотание. Желаемый прогресс: взгляд, направленный на подбородок Фаустуса, а не на его глаза. Тема или вопрос: тишина. Алоис, кажется, даже не заметил, что Себастьян вообще здесь находился. Затем его отпустили, он побрёл вон из комнаты так, будто бы ему внезапно стало тяжело шагать. Сома был следующим. Казалось, он дуется. Когда у него спросили о его прогрессе, он пожал плечами, подняв нос. Он целенаправленно не смотрел в сторону Себастьяна. — Я проделал такой большой прогресс. Но вернулся на то же самое место и его не обнаружил. Когда Фаустус попросил его продолжить, Сома отказался. — Вы мой терапевт, вы должны понимать, что я говорю. Это было сказано с такой обидой, Себастьян почти улыбнулся. От вопроса о желаемом прогрессе Сома сморщил нос. — Я бы хотел выучить новый язык, думаю, может, французский. Сейчас все говорят по-французски. Ненавижу оставаться в стороне. Фаустус не засчитал это за ответ. Меняя тему, он спросил, есть ли у Сомы вопросы или тема, которую он хотел бы обсудить. — У меня есть жалоба, — объявил Сома, садясь прямо в стуле. — О? — Фаустус положил ручку и внимательно наклонился вперёд. — Ну, мы сделаем всё, что можем, чтобы исправить любые жалобы. Что тебя беспокоит? — Фаворитизм. Фаустус поднял бровь. — Тебе придётся продолжить свою мысль, Сома. В чём именно проблема? Сома зеркально отобразил позу Фаустуса, наклоняясь вперёд и упираясь локтями о стол, он изобразил нечего не выражающее лицо. — Моя проблема в том, что мне двадцать три года, а за меня всё ещё решают, когда мне ложиться спать. Моя проблема в том, что у меня есть комендантский час, который ещё сильнее урезает моё уже ограниченное пространство. Моя проблема в том, что в восемь вечера я либо в своей комнате, либо заперт снаружи без какой-либо хорошей причины. И всё это пока кто-то на пять лет меня младше получает столько свободы, сколько вы можете дать. Себастьян что-то записал в блокнот, удивившись этому заявлению. Фаустус сел обратно, слегка хмуря брови, когда Сома снова скопировал его позу. — Ты жалуешься на Фантомхайва? — спросил он. — Я жалуюсь на то, как обращаются с Фантомхайвом, — в конечном итоге ответил Сома. После паузы Фаустус дал ему отпор: — Тебе нужно понять, что Фантомхайв находится здесь уже почти восемь лет. Инциденты проявления им плохого поведения были минимальны, особенно в последние годы. Для пациента, который так долго здесь находится, нормально будет предложить награду, чтобы немного скрасить его вре… — Я был здесь пять лет. Я тоже нахожусь здесь долгое время. Под моим именем было записано несколько инцидентов, и те, что написаны, я бы с радостью обсудил, если бы кто-нибудь действительно выслушал. Я кооперативный, я веду себя так же хорошо, если не лучше, чем он, и где моя награда? — слова Сомы звучали грандиозно, он говорил с той серьёзностью, какую редко можно было от него услышать. Он звучал почти как настоящий принц. Фаустус игрался с ручкой, лежащей на его столе. Ему было неловко? — О чём ты просишь, Сома? — Я не безрассуден, — Сома улыбнулся. — Я хочу то же, что есть у Сиэля, или чтобы у Сиэля было то же, что и у всех нас. Либо никакого комендантского часа, или комендантский час для всех. Все двери закрыты или все двери открыты. Думаю, это честно. — Думаю, Фантомхайв может не согласиться, — ответил Фаустус. Сома решительно не смотрел на Себастьяна. Поначалу это выглядело, как детская обида, но теперь он не был уверен. Что-то произошло между Сомой и Сиэлем? Ссора? Себастьян не мог понять, что пытался сделать Сома. Раньше его особо не волновало то, что Сиэль был исключением из комендантского часа. Было ли это двойной игрой? Фаустус согласился обсудить эту проблему с Анжелой, отпуская Сому. Юноша не выглядел ни довольным, ни не довольным этим, он быстро вышел из комнаты. Он, наконец, взглянул на Себастьяна. Мужчина не успел внимательно рассмотреть его выражение лица, но был уверен, оно было не из приятных. Что происходит с пациентами? Следующим был Сиэль. Вопросы были теми же. — Какой прогресс ты думаешь, ты сделал с нашего последнего разговора? — спросил Фаустус, положив ручку на бумагу. Прошло уже почти две недели с того момента, когда он видел Сиэля в последний раз. Он не выглядел иначе. Не болезненно, не взволнованно, не устало. Но Фаустус был главным в этой ситуации, Себастьян не мог поймать взгляд Сиэля. — Прогресс… Ничего интересного. Полагаю, я сплю лучше, — ответил Сиэль, поправляя помятый рукав. — Приятно это слышать. Если бы твоя бессонница усилилась, нам пришлось бы подумать, чтобы изменить твой курс лекарств. Поздновато для этого. Я волновался, что они проявят негативный эффект. Поэтому хорошо, хорошо. А твой сон, ты бы назвал его мирным или тревожным? Себастьян нахмурился, приглядываясь поближе. Сиэль внезапно перестал поправлять свой рукав и подвёл палец к ноге. Он сделал пару движений, прежде чем Себастьян понял. За столом рука и нога Сиэля были вне зоны видимости Фаустуса. П-И-С-Ы-В-А-Й___Э-Т-О Себастьян следовал движениям пальца Сиэля, определяя, какие он показывает буквы, и паузы между словами, и записал их на бумаге. И всё это время Сиэль продолжал говорить, отвечая на вопросы Фаустуса с нехарактерной детальностью. Если Фаустус и заметил разницу, он не подавал вида, прилежно делая заметки и поддерживая разговор. Т-Ы___В___П-О-Р-Я-Д-К-Е Себастьян слегка кивнул, не уверенный, видит ли это Сиэль или нет. Хотя, его взгляд был сфокусирован на Фаустусе, должно быть, он заметил, и снова начал показывать буквы. Н-Е___В-О-Л-Н-У-Й-С-Я Себастьян нахмурился, но Сиэль, должно быть, этого не увидел. Вместо этого, он нарисовал на бумаге большой знак вопрос, и слегка приподнял блокнот. Быстро кинув взгляд в его сторону, который не заметил Фаустус, он снова начал писать. С-О-М-А Долгая пауза перед последней буквой и следующей. Новое предложение. М-Ы___С-О-Г-Л-А-С-И-Л-И-С-Ь Ч-Т-О-Б-Ы___У-С-П-О-К-О-И-Т-Ь___О-С-Т-А-Л-Ь-Н-Ы-Х Себастьян снова поднял блокнот, показывая знак вопроса. Сиэль сразу же ему не ответил, фокусируясь на разговоре с Фаустусом. Тема сменилась на его прогресс. — Думаю, в последнее время я больше… изолируюсь от других, — сказал Сиэль с намёком уныния в голосе. — Я заметил. Ты всё чаще и чаще днём остаёшься в своей комнате. Какое-то время всё было так хорошо, ты взаимодействовал с другими. Что-то случилось? Вы поссорились? — спросил Фаустус, его ручка равномерно двигалась по бумаге, пока он записывал предложение за предложением. — Ничего особенного. Я просто… не особо хочу быть рядом с ними, но я знаю, это не очень хорошо. — Регресс, — согласился Фаустус. — Но хорошо, что ты сам это понимаешь. Ты сам это заметил, и на это не пришлось указывать, это очень хорошо, Сиэль. Поэтому теперь тебе надо решить, что ты будешь с этим делать. Сиэль снова начал показывать пальцами буквы. П-О-Д-Ы-Г-Р-Ы-В-А-Й О-Н-И___Н-У-Ж-Н-Ы___НА___С-Т-О-Р-О-Н-Е О-Н-И___Б-О-Я-Т-С-Я Себастьян пока не был уверен, что он имел в виду, но всё же кивнул. Странные взгляды одних пациентов, враждебность других и абсолютное игнорирование со стороны Сомы, всё это приобрело смысл. Пациенты боялись его. — Ты бы хотел что-нибудь обсудить? — спросил Фаустус, кладя ручку на стол. — Вообще-то да, — Сиэль сделал паузу, и с неудобством во взгляде взглянул на Себастьяна. — Извини, не хочу, чтобы это прозвучало грубо, но может ли он выйти на минуту? Это немного… личное. Минуту Фаустус просто смотрел на него. Себастьян видел, Сиэлю искренне становилось неловко, но он не подавал виду, встречаясь глазами с Клодом. Фаустус кивнул и жестом указал на дверь. — Себастьян, подожди снаружи, пока Сиэль не уйдёт, — бесцеремонно сказал он. Себастьян встал, прислоняя блокнот к ноге, и покинул комнату. У него были догадки, о чём именно собирается говорить Сиэль. Если это нужно было сделать, тогда он должен это сделать. Последнее, что им было нужно, так это чтобы другие пациенты поворачивались к ним спиной. Такое разделение в составе могло бы иметь летальный исход. Себастьян принял это за возможность спрятать послание Сиэля, сунув листок бумаги себе в карман. — Чё-нить интересное? Он подпрыгнул от удивления. Джокер беззвучно подкрался к нему, и, судя по его выражению лица, сделал он это намерено. — Просто клочок бумаги. Джокер слегка улыбнулся, фальшиво. — Мусорный бак прямо здесь. Себастьян просто пожал плечами в ответ. Недоверие в Джокере было так же сильно, как и в остальных. Сиэль не рассказал ему, в чём состоит его план, и он особо не знал, что сказать, чтобы не ошибиться снова. Тишина окутывала их, напряжение нарастало. Джокер просто смотрел на него, ожидая, что он что-то скажет, что-то сделает. Дверь в кабинет Фаустуса открылась, оттуда вышел Сиэль. Он кивнул Джокеру и проигнорировал Себастьяна, а затем ушёл. — Заходите, — крикнул Фаустус. Джокеру были заданы те же неизменные вопросы. Он умудрялся просто на них отвечать, не выдавая ни одной личной детали. Его уклончивые ответы были хорошо заучены наизусть, и даже Фаустус не удосуживался за ним записывать. Он поглядывал то на Клода, то на Себастьяна, отвечая им обоим. Себастьян задумался, упускает ли он какое-то послание или нет. Под конец сеанса Фаустус не стал спрашивать у Джокера, хочет ли он что-либо обсудить. Отсутствие этого, должно быть, часто задаваемого вопроса, заставило Джокера опешить. Вместо этого Фаустус сказал Себастьяну, чтобы он подвинул свой стул и сел рядом с Джокером. — Я собирался подождать, пока Джокер уйдёт, но хорошенько подумав, я решил, что он, как один из старших пациентов здесь, может передать информацию другим за нас. Джокер нахмурился: — Какую информацию? Теперь Фаустус смотрел только на Себастьяна. — Нет идей, что именно Фантомхайв хотел лично со мной обсудить? — спросил Клод, играясь с ручкой. Себастьян потряс головой так невинно, как только мог. — Хорошо. Тогда я спрошу напрямую, не думаешь ли ты, что позволял себе какие-либо… неуместные действия по отношению к Фантомхайву? Джокер двинулся на стуле: — Слушайте, эм, должен ли я здесь быть? Не думаю, что это моё дело. Фаустус проигнорировал его, дожидаясь ответа Себастьяна. — Я… лично не думаю, что вёл себя неуместно. Могу только попросить прощения, если вдруг заставил Фантомхайва каким-либо образом почувствовать себя неуютно, — ответил Себастьян. Он хотел бы, чтобы ему дали более детальные указания, чем просто подыграть, чтобы он мог понять, что должен на это отвечать. Должен был ли он это отрицать? Или признать? Золотая середина казалась единственным хорошим вариантом. Рука Фаустуса сильно сжала ручку, костяшки его пальцев побелели. — Несмотря на то, как ты это видишь, Фантомхайв потребовал, чтобы ты не работал в больничном крыле. Заботясь о пациентах, я должен выполнить это требование. Джокер, — Фаустус повернулся к заметно стеснённому юноше. — Ты общаешься с большинством, если не со всеми пациентами. Думаешь ли ты, что кто-либо из них чувствовал бы себя небезопасно рядом с Михаэлисом? Скривив рот, Джокер смотрел на Себастьяна. Он продумывал ответ, в его голове вертелись винтики. «Пойми же», — приказывал ему Себастьян, — «Подыграй». — Они ничего особенного мне не говорили, — медленно проговорил Джокер. — Но теперь, когда я об этом задумался, интерес Долл к нему прошёл. Не то чтобы я делаю какие-либо обвинения, но, если Улыбашка что-то сказал, вероятно, лучше его послушать, да? Джокер улыбнулся той же странной улыбкой, что и раньше. — Мы же не хотим, чтобы что-то случилось с Улыбашкой, нет ведь? Оу. Себастьян увидел, как что-то мрачное исказило лицо Фаустуса, то, как тряслись его свёрнутые в кулаки руки. И теперь дюжина мелочей стали иметь смысл. Исписанные страница за страницей на сеансе Сиэля, по сравнению с двумя-тремя предложениями, написанными о других. Спор с Сомой за права Сиэля, права, которые мог дать только кто-то, у кого есть столько же власти здесь, как у Фаустуса. Наказание, которое получил Сиэль за участие в освобождении Финни, полностью сфокусированное на увеличении сеансов с Клодом. Ложные обещания о возможной свободе, которая была лишь в руках Фаустуса, и которая зависела только от его решения. И тот взгляд, которым он сейчас одаривал Себастьяна. Мужчина думал, что же именно Сиэль ему сказал, сколько правды было в его словах, куда именно его заведёт ревность. — Нет, — ответил Фаустус лишённым эмоций голосом. — Я бы этого не хотел.۞
— Теперь ты понял, да? — тихо спросил Джокер, шагая рядом с Себастьяном, когда он провожал его обратно в больничное крыло. Вся враждебность его покинула. Всё в нём сейчас казалось… тихим. — Как долго ты об этом знал? — спросил Себастьян, стараясь звучать так же тихо. — Годы, — ответил Джокер. — Я такие вещи замечаю. Улыбашка знает. Улыбашка это игнорирует, иногда пользуется этим, когда ему это нужно. Но в основном игнорирует. Думаю, он боится этого больше, чем готов признать. Последнее, что он хочет, так это его поощрять. Но всё же… Джокер остановился. Они далеко отошли от кабинета Фаустуса, теперь они стояли в абсолютно пустом коридоре. — Но всё же он может отомстить тебе, знаешь? Полагаю, Улыбашка знает, с чем играет. Когда ты пришёл в крыло пару недель назад со всей этой кровью на тебе, ты напугал нас до чёртиков. Что случилось, чувак? И есть ли у нас причины не хотеть видеть тебя в больничном крыле? — На меня напали, — просто ответил Себастьян. — Поэтому я защищался. Это всё. Джокер кивнул: — А это обвинение Улыбашки? Не пытайся меня обдурить, потому что мы все знаем, что между вами что-то есть. — Тебе незачем об этом волноваться. — Всё, что мне нужно знать, так безопасно ли это, в здравом уме ли это происходит и по обоюдному ли согласию. Но скажу тебе о том, о чём мне нужно знать, это от кого ты защищался. Ты исчез почти на месяц, скрываешь записки, выглядишь очень подозрительно. Из-за этого ты выглядишь скорее, как один из них, чем один из нас, и я просто не могу закрыть на это глаза. Мне нужно, чтобы ты это понял. Тогда за мной пришёл, вытащил из той комнаты и спас не только Улыбашка, поэтому я хочу верить в твою искренность, что ты не тот, с кем при каждой встрече я должен испытывать страх. Ты понимаешь? Себастьян вытащил из кармана скомканную бумажку, и разгладил её, показывая Джокеру. — Я на стороне Сиэля, поэтому, пока ты доверяешь ему, ты можешь доверять мне. Джокер прочёл послания Сиэля. — Тебя это не волнует? — спросил он. — Что он сказал, что мы тебя боимся? — Волнует? Нет… — Потому что должно, Блэк, — Джокер улыбнулся, эта старая кличка не звучала с той же любовью, как раньше. — И думаю, раньше тебя бы это волновало. Джокер отдал листок обратно Себастьяну, слегка кивнув ему, прежде чем выйти к больничному крылу, оставляя Себастьяна в неуверенности, где он находится на шкале от Нас и Их.۞
Даже в детстве Себастьян никогда особо не находил успокоения в каких-либо вещах. У него не было любимой игрушки или особого одеяльца, с которым ему было проще засыпать. Он никогда не был сентиментальным, поэтому он никогда не понимал саму идею того, что какая-то вещь может его успокоить. Его кулак сильнее сжал латексные перчатки, торчащие из кармана его брюк. Но всё же он никогда не был особо нервным, по крайней мере, до Святой Виктории. Всё дело было не в скользком, иногда скрипучем звуке, которое издавали перчатки под его пальцами, когда он с ними играл. Хотя это ощущение и пробирало его до дрожи. И дело было даже не в том, как они прилипали к его рукам, это было неприятно, от этого он только больше чувствовал, что они здесь. Дело было в цвете. На этом больничном тусклом белом цвете сразу же было заметно любое пятнышко, которое было легко с них смыть. В первый раз, чтобы их отмыть, ему понадобились часы, но удовлетворению, которое он почувствовал тогда, не было предела. Он знал, в следующий раз это будет легче. Грязь не успеет к ним присохнуть. Он не позволит грязи осесть ни на перчатках, ни на нём. Себастьян стоял перед дверью в Комнату V, сжимая в кулаке перчатки, и понял, что он не боится. Пока ты носишь эту пару перчаток, твои руки остаются чисты, видишь? Себастьян зацепился за эти слова, надевая перчатки на руки и заходя в Комнату V.۞
В первый раз Себастьяна прошиб холодный пот, его колени дрожали так, что он боялся, что упадёт. Он не смог забыть, что его зовут Себастьян Михаэлис, и что он делает очень плохие вещи. Первый раз закончился тем, что он сбежал со своей смены в ванну. Он запер дверь туда на три часа, и все эти три часа он так яро опустошал свой желудок, что у него заболело горло. Когда он пытался встать, его ноги отказались ему подчиняться, из-за чего он плашмя упал на пол. После двух, трёх, четырёх попыток встать Себастьян сдался, опуская свой потный лоб на бачок унитаза. Это не казалось ему успехом, хотя на его руках и не осталось ни пятнышка после того, как он снял свои перчатки. В следующий раз, на следующий день после бессонной ночи, Себастьян проснулся на час раньше назначенной смены. Он три раза вставал с постели, хватал пропуск со стола и подходил к двери. И каждый раз ему всё сложнее было вернуться обратно в постель, чтобы вновь напомнить самому себе, почему именно он не мог пойти к Сиэлю. Поэтому вместо этого он провёл весь час, сидя на краю кровати, держа в руках перчатки. Он начал привыкать к ним. От них у него перестали чесаться руки. За этот час Себастьян практиковался оставлять кусочки самого себя в своей спальне. Он откладывал на потом всё то, что мешало ему подчиняться их командам. Остатки его совести, сострадания, его морали. Он оставил их на столе рядом с запасной униформой, представляющую собой предметы, которые ему не обязательно было надевать. Во второй раз его колени всё ещё тряслись, и его всё ещё прошибал холодный пот, но рвота не подступала так же сильно, как в день до этого. Он спрятался в ванной всего на полтора часа. На третий день Себастьян снова завёл будильник на час раньше. Как и прежде, он провёл лишний час, сидя на краю кровати, скручивая и раскручивая пальцы перчаток, по кусочкам избавляя себя от своих особенностей характера. Сначала была совесть, он отрезал её острыми оправданиями. Потом сострадание было отломано по кусочку воспоминаниями звериных кулаков V7, бьющих его в спину. А затем следовала мораль. От неё было избавиться сложнее всего, так глубоко она проросла, и Себастьяну никогда особо не удавалось оставлять позади понимание того, что-то, что он делает, было не правильно. Поэтому Себастьян оставил позади всё то, что об этом волновалось. На третий день его ноги всё ещё тряслись, а лоб всё ещё блестел от пота, но как только смена закончилась девять ужасных часов спустя, Себастьяна совсем не тошнило. Его смена закончилась, он снял перчатки и пошёл приготовить себе ужин. В первые за долгое время он продумал, что именно будет есть, и что он может приготовить из имеющихся ингредиентов. Впервые за долгое время Себастьян наслаждался едой. Четвёртый день был проверочным. Последние три дня подчинения приказам придало его руководству уверенности. Анжела поставила под сомнение авторитет Доктора в этом крыле, начала подстрекать Себастьяна, пытаясь найти предел его новообретённому послушанию. Он не давал ей найти этот предел, он подчинялся каждому её приказу, его перчатки становились ещё грязнее, чем в предыдущие дни. И, когда она удовлетворённо улыбнулась, он улыбнулся ей в ответ, будто бы гордился проделанной работой. В конце концов, он всегда гордился своей работой, даже если находил её неприятной. В этот день ему пришлось провести около часа над раковиной, прежде чем он удостоверился в чистоте своих перчаток. Хотя уже было слишком поздно, он всё же спустился на кухню и приготовил себе ужин. С имеющимися ингредиентами даже ему сложно было что-то сделать, но, в конечном итоге, результат того стоил. На пятый день ему понадобилось вдвое меньше времени, чтобы приготовиться и спуститься в крыло. Было проще избавиться от качеств, которые не были ему там нужны, которые тянули его вниз. И теперь зрителей стало больше. Анжела привела Эша, и они оба эффективно заглушали Доктора. Их необоснованное высокомерие раздражало Себастьяна, и хотя он технически следовал их указаниям, он делал это так, что в конце Доктор получал свой желаемый результат. Анжела кипела от ярости, но ничего не сказала. В конце концов, Себастьян не сделал ничего неправильного. Поэтому, когда он озвучил просьбу, у неё не было причин ему отказывать. — Да, что? — как бы резко она не звучала, в её глазах сверкнул интерес, что было противоположно её обычному презрению. — Я думал, можно ли сделать что-то на кухне, — сказал Себастьян, кладя использованные инструменты на тележку. — Запас ингредиентов крайне жалок. Можно ли как-нибудь их разнообразить? Анжела долго смотрела на него, будто бы пытаясь найти глубокий подтекст в этой просьбе. Она почти разочаровалась, когда его не обнаружила. — Напиши список, — коротко сказала она и оставила комнату вместе со своим братом. Так закончилась целая неделя Себастьяна в Комнате V.۞
Суббота была днём, когда пациентов выводили в сад. Даже сейчас, под конец ноября, когда погода стала ужасающе холодной, пациенты всё ещё цеплялись за крошечную свободу, игнорируя холод и ветер, сидя на улице на траве. Себастьян вызвался надсмотрщиком, его напарником оказался Рональд. Он был рад полежать на скамейке и поболтать с пациентами, он казался достаточно дружелюбным. Себастьян думал о нём, был ли он в Комнате V? Он редко бывал и в обычном крыле, но всё-таки он никогда не был в Комнате V вместе с Себастьяном. Он не был похож на остальной персонал, но, может быть, это и делало его опаснее остальных. Себастьян сидел в дистанции от группы, прислонившись спиной к дереву. Вокруг Джокера, как обычно, было полно народу, и среди них был Сиэль. В какую бы игру Сиэль не играл во время их разлуки, кажется, она работала. Фрэклз сидела справа от него, а слева Сома, они радостно улыбались. Сиэль то и дело поглядывал на него, когда другие не смотрели. Единственное, что сделал Себастьян, это слегка ему кивнул. Он ещё не был уверен, кем именно является в глазах группы, но он не мог пустить всю работу Сиэля, которую он проделал, чтобы снова в неё влиться, насмарку. Дорсель и Снейк сидели вместе на газоне. Алоис был бог знает где, но, помимо них, в саду присутствовали все. Утро тянулось медленно, холодный ветер набирал обороты. Взгляды, которые то и дело кидал на него Сиэль, стали более осмысленными, более осознанными. Не совсем понимая, чего он просил, Себастьян встал и ушёл, зайдя за угол здания, вне поля зрения остальных. Вероятно, он всё правильно понял, потому что Сиэль вскоре присоединился к нему. — Ты выглядишь не так уж ужасно, — это было первое, что сказал ему мальчик после почти месяца разлуки. — Осторожней, я могу и в обморок упасть от таких комплиментов, — ответил Себастьян, садясь вместе с Сиэлем на траву и облокачиваясь о стену здания. Они сразу перешли к главному, понимая, что времени у них мало. Сиэль подтвердил, что снова начал общаться с Джокером и остальными, хотя прямо об этом и не сказал. После некоторого давления Себастьяна и того, что вероятно было неловким румянцем на щеках Сиэля, мальчик, наконец, признал: — Возможно, я помог им сделать такой вывод, что мои чувства к тебе больше напоминают Стокгольмский синдром. Теперь они ведут себя со мной так, будто я подросток с разбитым сердцем. Ещё чуть-чуть и я побью следующего, кто заговорит со мной в жалостливом тоне. Себастьян рассмеялся: — То есть, я разбил тебе сердце, да? Какая я скотина. Прошу прощения за это. — Если не заткнёшься, я разобью тебе нос, — рявкнул Сиэль, его щёки всё ещё слегка краснели. — У нас нет на это времени. Что у тебя случилось? — Себастьян рассказал о том, как прошёл его месяц, пропуская самые отвратительные детали. Даже так цвет быстро оставил лицо Сиэля, и их разговор продолжился в более тяжёлой атмосфере. — То есть, они тобой довольны, — пришёл к выводу Сиэль, его голос звучал слегка натянуто. — Хорошо. — По крайней мере, я не нахожусь в непосредственной опасности, — заключил Себастьян. От выражения лица Сиэля у него щемило в груди так, как не было с первого дня на работе на этой неделе. Он неосознанно повернул свою руку ладонью вверх, в примирительном жесте. После, кажется, нескончаемой паузы, Сиэль взял Себастьяна за руку, переплетая их пальцы вместе. — Это самое главное. Как я сказал раньше, делай всё, что должен, — казалось, Сиэль больше напоминал это самому себе, а не Себастьяну, но это было нормально. Себастьян в ответ сжал руку юноши, проводя большим пальцам по его ладони. Тогда в голову Себастьяна пришёл вопрос, который он не особо хотел задавать, но именно тогда он ничего так сильно не хотел, как услышать ответ на него. — Много из того, что ты сделал, ты сделал, чтобы персонал не смог сделать меня одним из них, — сказал Себастьян, заставляя себя встретиться глазами с Сиэлем. — Теперь ты жалеешь об этом, принимая во внимание то, как всё обернулось? Себастьян ожидал колебаний, паузы, пристального взгляда, ожидал, что Сиэль начнёт продумывать миллион разных вариантов ответа, прежде чем выбрать самый подходящий. Но вместо этого Сиэль так же нежно начал водить большим пальцем по его руке и сразу же ответил на его вопрос. — Я не жалею о том, что сделал. Они не изменили тебя, Себастьян, — сказал Сиэль, горько улыбаясь. — Я изменил тебя.