۞
Пот выступил на его лбу, Себастьян резко облокотился о стену и начал ждать. В руке он держал гаечный ключ. Его пятнадцатой работой на пару месяцев была работа водопроводчиком. Хорошая зарплата за, в целом, неприятную работу. Ему нравился её технический аспект, множество разных деталей формировались вместе, создавая сплочённую систему, и ты пытался догадаться, какая из крошечных деталей послужила причиной разлада целого механизма. Но ему не нравилось, когда эти догадки становились предсказуемыми, как зачитанная до дыр книга. Если проблемой был X, тогда причиной этому, несомненно, служил Y. Изо дня в день, пока монотонность полностью не лишила Себастьяна терпения. Он продержался на этой работе шесть месяцев. Это было для него рекордом до сегодняшнего момента. Из этой работы он вынес безошибочное знание старой водопроводной системы. Всё после 2010 года было бы для него иностранным языком, которым он не владеет, но всё, что было создано за пятнадцать лет до, было словно визит к старому доброму другу. К счастью для него и к несчастью для Агни, в Святой Виктории не обновляли водопроводную систему с 2002 года. У его ног лежала дюжина болтов в варьирующемся состоянии ржавчины и две очень важные соединительные трубы. Без этих встроенных частей душ на втором этаже жилого здания не работал. После длительного утра, которое он провел, потея и заполняя формы заказов в офисе без кондиционера, Агни отчаянно желал принять душ. И теперь, когда работа была закончена, он вскоре узнает об этом. Это было всего лишь маленькой дозой кармы. Себастьян был счастлив подождать. Он рассчитал, что примерно через пятнадцать-двадцать минут Агни поймет, в чём дело и спустится в бойлерную посмотреть, сможет ли он починить душ. Ему не представится такой шанс, потому что он столкнётся лицом к лицу с запертой дверью в крошечной комнате и злым Себастьяном с гаечным ключом. Себастьян хотел не причинить ему боль, а получить ответ. Но он быстро терял терпение, мог закипеть от любой мелочи. Он не давал гневу себя контролировать (ты намного злее, чем я когда-либо был), и он был уверен, отчаянно хватаясь за соломинку, что если он просто получит нужные ему ответы, он сможет снова стать самим собой. Однако всё это зависело от того, заговорит ли Агни. Себастьян не собирался помалкивать. У него было так много вопросов к Агни, почему он вчера выглядел так виновато, что он сделал, чтобы избежать Комнаты V, но самое важное, вопрос, что вечно крутился у него в голове: зачем ты меня сюда пригласил? За последние несколько месяцев Себастьян думал, что Агни находится в неведении. Конечно же, он не знал, что действительно происходит в Святой Виктории и во что он впутал Себастьяна, потому что, если б он это знал, тогда зачем ему поощрять Себастьяна в устройстве сюда. Даже забыв об их дружбе, Агни никогда не причинил бы другому человеку такой вред, кинув его в Святую Викторию. Но он это сделал. Он продумал эту идею и принял решение, и Себастьян отдал бы всё, лишь бы его изменить. Он даже передал его заявление на работу Председателю. Себастьян думал, что Агни было просто одиноко в Англии и, конечно же, работа будет достаточно интересной на месяц или два, он дважды не подумал, прежде чем решил приехать и навестить старого друга. Не правильно, — думал Себастьян сейчас, крепко сжимая в руке гаечный ключ, — какой бы не была причина, по которой он привёл меня сюда, это было не из сантиментов. Теперь он разузнает причину. Ни один из них не покинет бойлерную, пока он её не узнает. За дверью послышались шаги. Ручка повернулась и скрипнула, Себастьян поднял руку перед своей грудью, осторожно остановив дверь, прежде чем она могла его ударить, и затем, когда Агни вошёл в маленькую комнату, он её закрыл, замок громко щёлкнул. Агни перевернулся с явной тревогой в глазах. — Это всего лишь я, — сказал Себастьян, делая шаг вперёд. Неудивительно, это нисколечко не успокоило Агни. Его глаза опустились на гаечный ключ в руке Себастьяна. — Не волнуйся, это легко исправить. Это займёт, ох, минут десять? Но мне бы понадобилась вторая пара рук. Опустив глаза и плотно поджав губы, Агни даже не собирался притворяться, будто не знает, что происходит. Псевдо-неведение никуда его не привело, только занесло в чёрный список Себастьяна. Хотя в нём была решительность, Себастьян её видел, он так просто не выдаст ему ответы. Он всегда помнил Агни таким. Сколько бы он не опускал голову, он никогда не был слабовольным человеком. — Рад помочь, — ответил Агни немного запоздало, что казалось неестественным. Поначалу они работали в тишине, которую нарушали только редкие поручения от Себастьяна. Теперь, когда он, наконец, смог запереть Агни в комнате вместе с собой, все вопросы покинули его. Он знал, что хочет узнать, но нужные слова не приходили в голову. Ему всегда хорошо давались бессмысленные разговоры. А вот в разговорах на важные темы, темы, которые действительно повлияют на него и его жизнь, он уступал. Теперь, когда пришёл долгожданный момент, он боялся услышать ответ. — Агни, — начал Себастьян, его руки остановились от прикручивания болта на нужное место. — Очевидно, что ты… сделал что-то, чего стыдишься. Я знаю, ты был в Комнате V, Доктор так сказал, и хотя он совершенно чокнутый, он не лжец. У него нет причин лгать об этом. А у тебя есть. Агни неуклонно смотрел на него и молчал. — Я не прошу кровавых деталей. Что бы ты не сделал, оно сработало. Классно. Никаких осуждений. Просто скажи, что это, дай мне хотя бы немного информации, чтобы я тоже смог это сделать, — Себастьян уронил гаечный ключ, он упал на пол с глухим стуком. Он повернулся и теперь смотрел Агни в глаза. Агни остался полностью неподвижен. — Эта комната, эти пациенты, я не могу продолжить это делать. Сама мысль о том, чтобы просто подчиниться их приказам становиться всё заманчивей и заманчивей. Агни, я не хочу стать, как они. И я говорю и о пациентах в этой комнате и о персонале. Но я загнан в угол, потому что не могу найти другого способа. Себастьян приподнялся, теперь стоя на коленях, и взял Агни за руку. — Ты это сделал. Ты выбрался оттуда, Агни, и ты выбрался невредимым. Как? Медленно Агни отвёл руку Себастьяна от его руки. Его движения были безжизненными, его голос тоже так звучал, когда он ответил: — Ты. Агни сказал это так тихо, что Себастьян был уверен, что ему послышалось. Через несколько секунд он понял. — Я, — теперь Себастьян тоже звучал безжизненно. Агни, наконец, дрогнул и опустил глаза, не имея сил глядеть на Себастьяна. Чувство вины снова вернулось. Из-за него он выглядел так устало, будто бы хранить этот секрет целый год было так сложно, что это выпило из него все соки. Из-за этого он выглядел, как совершенно другой человек, с которым Себастьян не был знаком. — Когда я только приехал сюда, в Англию, никто меня не хотел нанимать. Англичане, они ксенофобы. У меня был магистр в области машиностроения, но передо мной закрывались все двери. Деньги, которые я накопил, быстро кончились. Дошло до того, что мне пришлось выбирать, платить за аренду или есть. Я начал подавать своё резюме куда угодно, несмотря на свою квалификацию. Когда я ответил на объявление о вакансии в Святую Викторию, я не ожидал от них отклика. Для такой работы тебе нужна квалификация, чтобы хотя бы войти в здание, приблизиться к пациентам. Плюс, как только тебя принимают на работу, ты должен пройти особый тренинг. Но я получил ответ, они хотели, чтобы я немедленно приступил к работе. Это давало мне крышу над головой, стабильную зарплату, я смог как-то пробиться в этом мире. Я даже не задумывался об этом, Себастьян, я не собирался смотреть дарёному коню в зубы. Поэтому я пришёл сюда. Агни замолчал, осторожно выбирая свои следующие слова. Себастьян прикусил язык. Он ждал. Его руки дрожали. — Это должно было стать моей первой догадкой, что в этом месте что-то не так. Больницы для душевно больных, в таких местах у них есть разные протоколы, правила, нормативно-правовые акты, каждому пункту которого ты должен следовать. Принимая на работу персонал, людей, которые должны отвечать за беззащитных и опасных пациентов, им нужно проводить проверку безопасности, просмотреть, есть ли у них судимости или хотя бы какой-то опыт заботы о ком-то. Но у меня они ничего такого не просили. И тогда я просто решил, что мне повезло. Агни рассмеялся над собственной глупостью, его глаза всё ещё были прикованы к полу. — Я всё ещё помню первые… не назову их подозрениями, но первые моменты, когда я почувствовал, что здесь что-то не так. Здесь работал мужчина, его звали Алистэр. Танака поручил ему показать мне всё это место, поэтому я его хорошенько узнал. Именно он впервые представил мне пациентов. И… он был странным. Он не обращал внимания на пациентов мужского пола, даже игнорировал Бист и Фрэклз, но не оставлял Вэнди в покое. Он никогда не действовал в открытую, никогда её не трогал, я никогда этого не видел, но он заставлял её чувствовать себя неуютно, и мне это не нравилось. Но не это напугало меня в Святой Виктории. А то, что, когда я пытался об этом доложить, Председателей не было на месте. В таких местах должны быть определённые правила поведения в таких ситуациях. Но, когда здесь три Председателя, как такое возможно, что всех троих не было на месте? И так было всегда, Себастьян. Я пытался их увидеть, хотя бы одного, но их никогда не было на месте. Казалось, что этим местом управляет Анжела. Поэтому… я пошёл к ней. Доложить об Алистэре. Я рассказал ей о своих догадках, о том, что я видел, и она сказала, что позаботится об этом. Через пару дней она дала мне знать, что они его уволили. Я был рад, но… только через какое-то время я узнал, что с ним действительно произошло. Себастьян сжал кулаки, его ноги затекли из-за неудобной позы, в которой он сидел. — Как бы это ни было интересно, я не это хочу знать, — сказал он устрашающе спокойным тоном. — Причём тут этот Алистэр? — Себастьян, я к этому и клоню, — ответил Агни, наконец, подняв на него глаза. — Он важен для нас. Он один из нас. То, что случилось с ним, это то, что может произойти со всеми нами, как только мы пересечём черту. Ты не узнаёшь его имя? Я знаю, ты его знаешь. Мы же тогда из-за этого и спорили. Ты увидел его в досье Сомы. Алистэр, Алистэр Чембер. Себастьян уже был готов начать отрицать слова Агни, обвинить его в том, что он меняет тему. Он что думал, что Себастьян идиот? Но это имя звучало знакомо. И когда он отвлёкся, задумавшись, было ли это целью Агни, запутать его, он вспомнил, где он его видел. В досье на столе Клода Фаустуса. Запись единственного заключения Сомы в Комнате. Наказание за убийство санитара, Алистэра Чембера. — Нет, — Себастьян не мог найти слов, он потряс головой, — это не имеет смысла. В досье было сказано, что Сома обманул Чембера, вынудил его вывести его на улицу и там его атаковал. Именно поэтому Сому поместили в Комнату. Его не уволили. Агни снова повесил голову, в его глазах был стыд, который Себастьян старался понять. — Они решили, что это случилось лишь шесть месяцев спустя, после того, как Алистэра уволила Анжела. Потому что… потому что мы с Сомой тогда сблизились. Сблизились сильнее, чем я должен был бы позволить. И, когда они увидели это, они решили, что пришло время познакомить меня с Комнатой V. От боли в ногах Себастьян сел на пол, смирившись с тем, что не скоро выйдет отсюда. Между ними всё ещё лежали болты, сломанный водопровод был давно ими забыт. — Они послали тебя в Комнату V из-за Сомы, — сказал Себастьян, ему нужно было повторить это вслух. — И они послали тебя в Комнату V из-за Сиэля, — Агни подтвердил подозрения Себастьяна. — Но это… это не наказание, они его таковым не задумывали. И это не потому, что мы развили определённые отношения с пациентами. Это не причина и её последствия, они задумывали это с самого начала, что мы должны оказаться в Комнате V, но ожидание… инициация должна была произойти позже. Наши симпатии к пациентам проявились так открыто, что они начали думать, что каким-то образом нас теряют, или мне так показалось. Они думают, что мы больше на стороне пациентов, чем на их стороне, поэтому раньше времени кидают нас в Комнату V. Это имело смысл, если посмотреть на это с их извращённой точки зрения. Больничное крыло было достаточно открытым местом, местом, где персонал мог показать свою личность, свою эмпатию, то, насколько далеко они готовы зайти, чтобы помочь пациентам. Больничное крыло было на разогреве, главной звездой шоу была Комната V, гордость Святой Виктории. Если они не могли справиться в больничном крыле, как Агни с его неумением прикусить язык и ничего не говорить о неуместном поведении Алистэра по отношению к Вэнди, тогда Комната V откладывалась на потом. Но эмпатия была одним, а вот позволить развиться искренней дружбе или чему-то большему было слишком опасно. Поэтому им преждевременно предоставляли Комнату V, пытаясь привнести в них перемены. — Ты спрашиваешь, как я выбрался оттуда невредимым, и мой ответ — этого не случилось. Никто не выбирается оттуда невредимым. Как только я увидел это место, внутри меня что-то… сломалось. Эти бедные люди, Себастьян. Они так беззащитны, они заперты в клетке, как дикие звери. Это жестоко. И то, что они ожидали, я с ними сделаю. Глаза Агни сомкнулись, слова оставили его. Даже теперь, после предположительно долгого времени, что он уже не был в Комнате V, она всё ещё не давала ему покоя. При виде сочувствия Агни Себастьяна окутала тревога. Это было противоположно отвращению, которое чувствовал Себастьян каждый раз, когда смотрел на пациентов Комнаты V, и ему приходилось напоминать себе думать о них не в среднем роде. — И ты это делал? Агни медленно открыл глаза. Он вспоминал. Сожалел. — Да. — К тому моменту, как я оказался в Комнате V, я уже знал, на что способно это место. Питер исчез, они искалечили Джокера, а потом всё это дело с Финни. Я уже знал, что они могут со мной сделать, — сказал Себастьян. — Но ты не знал. Какое у тебя оправдание, Агни? Как ты объяснишь следование их приказам? Несколько минут Агни был неспособен ответить на этот вопрос, его лицо поникло, когда он услышал слова Себастьяна. Продумав свою речь, возможно, он надеялся избежать именно этого вопроса, но Себастьян больше не сдерживался. Теперь, когда он знал, что сделал Агни, бросив его стае голодных волков. Агни был виноват в том, что он здесь оказался, в этой ситуации, в том, что ему пришлось принимать эти решения. И всё для того, чтобы спасти собственную шкуру. — Они убедили меня, — пробормотал Агни после нескольких минут молчания, так тихо, Себастьян едва его услышал. — Они убедили тебя, — безэмоционально повторил Себастьян. — Им именно это и было нужно. Они были хуже других пациентов, поэтому им нужно было более интенсивное лечение, иначе оно не имело бы никакого эффекта, до них не достучаться, — Агни снова не мог взглянуть ему в лицо, со стыдом в глазах он смотрел на свои сжатые кулаки. — Поначалу они не просили меня причинять им боль. Мне просто приходилось их удерживать или поливать из шланга, просто мелочи, чтобы с ними можно было проще справляться. Десенсибилизация. Удерживание, мытьё, стрижка волос. — Но потом стало хуже. Я знаю, сейчас там всё изменилось, но раньше они не держали пациентов в отдельных кабинах… — Себастьян не мог не усмехнуться от выбора слова, к большому раздражению Агни, — … хорошо, в клетках. С каждой стороны комнаты было по одной большой клетке, поэтому, конечно, между ними случались драки. Впервые, когда это произошло, я там был, и они хотели, чтобы я их разнял. Я колебался, влезть в драку между ними значило идти на смерть, поэтому я пытался успокоить их, облив водой. Я отвлёк их на пару минут, а затем они снова напали друг на друга. Это их ещё больше разозлило. Они позвали Фиппса и Грея, и я знал, это было неправильно, они же были частью психотерапевтического департамента. И у них были эти штуки, как полицейские дубинки, и они вдвоём просто напали на пациентов. Избили их до полусмерти и продолжили это делать даже, когда пациенты уже перестали отбиваться. Откровенное отвращение, которое испытывал Агни, мешало ему даже произносить эти слова, Себастьян это видел, и, хотя всё и происходило уже давно, он всё ещё был в ужасе от того, что видел, как и тогда. — И они дали мне дубинку, «на будущее». Это всё было просто очередным фактом для них, Себастьян. Никто и бровью не повёл. Никто не сказал им и слова. И я понял, это было просто очередным фактом. То, что они делали. Они просто не делали этого передо мной. Тогда Агни сел на пол, его стыд начал ускользать. — Я не мог просто закрыть на это глаза. Себастьян нахмурился: — Что ты имеешь в виду? — У меня были подозрения, что что-то было не так. По крайней мере, в сфере здоровья и безопасности у меня были основания жаловаться. Но теперь у меня были реальные доказательства, которые мне были нужны, — ответил Агни, — я видел жестокое обращение с пациентами и по существу убедился, что это было частью курса. Поэтому я донёс об этом властям. Себастьян сел прямо, оторвав, наконец, внимание от собственного гнева. — Ты донёс на них? — Да. Как ты знаешь, из-за этих бюрократов сложно выйти за пределы больницы без хорошей причины или разрешения от начальства, и пытаться уйти сразу после того, как здесь всё произошло, стало бы предупреждением для них замести свои следы. Поэтому я писал письма. Я написал местной полиции, я написал социальным службам, и я написал на единственный адрес Председателя, который нашёл. — И я полагаю, здесь будет большое жирное «но». Агни снова встретился с ним взглядом, в его глазах ничего не было. — Но три дня спустя я проснулся и нашёл на своём столе два письма. Одно полиции, другое социальным службам. Они не были открыты. И рядом с ними лежал ответ на третье письмо. — И что он гласил? — Ваше беспокойство будет принято во внимание. — Значит, они знают, — сказал Себастьян больше самому себе. — Председатель знает, что здесь происходит. — Один из них да, — ответил Агни, — и им всё равно. Между ними воцарилось молчание, каждый был в глубоких раздумьях. Себастьян лениво игрался с гаечным ключом, крутя его в одной руке, а потом перекладывая в другую, фокусируясь скорее на холодном металле в своих руках, чем на том, что сказал ему Агни. Мужчина не упомянул ни Танаку, ни Гробовщика, поэтому его письмо достигло неизвестного Третьего Председателя? Тогда что это говорило о другом Председателе? Знал ли он, что происходит в этом учреждении, и если знал, было ли ему всё равно? Два письма полиции и социальным службам не достигли своего предназначения. Это поразило Себастьяна больше, чем ответ, полученный Агни. Именно это и было сообщением от Третьего Председателя. У него было достаточно власти сделать это, больше власти, чем у полиции или социальной службы. Потрясающая предусмотрительность, или он наблюдал за Агни, наблюдал за тем, что он делает, и был готов отомстить. — Ты сказал, они решили, что Сома убил Чембера только спустя шесть месяцев после того, как он был уволен, — Себастьян снова вспомнил о той теме разговора. — Что ты имел в виду? Агни устало потёр глаза, утомившись от этого разговора. — Как только я переступил порог Комнаты V, я знал, что Анжела солгала. Алистэр был там, в клетке, он стал одним из них. Не знаю, что они с ним сделали, но он уже не был тем человеком. Полагаю, они его сломили, хотя не понимаю, зачем. Я думаю, что они были больше заинтересованы во мне и в том, что я мог сделать, чем в нём, поэтому, когда я нажаловался на него, они решили, что это возможность от него избавиться. — Когда я нашёл в своей комнате письма, я не знал, что делать. У меня тогда была смена в больничном крыле… поэтому я просто туда пошёл. Оделся, позавтракал, поднялся к пациентам и попытался забыть о письмах. До полудня я не мог понять, что было не так. Сома никогда особо не был ранней пташкой, но он всегда вставал до двенадцати. Он говорит, что у него весь день идёт наперекосяк, если он встанет позже. Но в тот день часы пробили двенадцать, а потом час, и ничего не случилось. Я начал волноваться, что если он болен или расстроен из-за чего-то и прячется в своей комнате. Поэтому я пошёл взглянуть. — Его там не было, — догадался Себастьян. Агни кивнул. — Сначала до меня не дошло. Я был сбит с толку, думал, где он. А потом ко мне подошёл Сиэль. И это было задолго до того, как ты его узнал, тогда он был… другим. Он уже какое-то время сидел в Святой Виктории, но не достаточно долго. Он всё ещё был зол, быстро терял терпение, ещё не научился самоконтролю. И вот он подошёл ко мне и враждебно сказал, «вчера они его забрали». Это прозвучало как обвинение, Себастьян. Я слышал в его голосе, что он винит в этом меня. Тогда до меня это не дошло, но как только он сказал мне, что Сомы здесь нет, всё встало на свои места. — Они посадили Сому в Комнату, чтобы наказать тебя за письма, — сказал Себастьян, — чтобы предупредить тебя, что ты не должен высовываться. Тогда лицо Агни исказил гнев двухлетней давности, он был всё ещё свеж. — Я пошёл к Анжеле, потому что из всех них это явно провернула она. И она начала рассказывать мне эту историю во всех деталях, заученную наизусть. Алистэра никогда не увольняли, о чём это я? Алистэра убили три дня назад, в тот день, когда я отправил эти письма, и это сделал Сома. Сома каким-то образом заманил его в сад. Как только они оказались наедине, он напал на него, всадив в его шею карандаш, который где-то нашёл. К тому моменту, как Анжела и Эш их нашли, бедный Алистэр уже умер. Сома пытался убежать, но, к счастью, они поймали его до того, как ему это удалось. Для безопасности всех Сому поместили в одиночное заключение, его помещение в Комнату V было принято в рассмотрение. Себастьян закатил глаза, кусочки паззла, наконец, встали на свои места. — Ты заключил сделку, так ведь, Агни? Когда Себастьян открыл глаза, Агни бесстыдно смотрел на него. — Да. И мне жаль, но, если бы пришлось повторить всё заново, не скажу, что не сделал бы это снова. — И какая была сделка? — спокойно спросил Себастьян, хоть и не чувствовал себя так. И тем же спокойным голосом Агни начал объяснять: — Я буду держать свой рот на замке. Сому вернут в больничное крыло и не причинят вреда. Меня больше не позовут в Комнату V. А взамен, я… я позову кого-то на моё место. Кого-то, кто не сделает те же ошибки, что и я. — Меня. — Тебя. Между ними снова воцарилось молчание. Те же ошибки, сказал он. Проявление сострадания к пациентам. Отказ от причинения пациентам вреда. Развитие отношений с одним из пациентов. Ну, одно из трёх было близко, полагал Себастьян. Он не был обижен тем, что Агни думал, что он не способен проявлять сострадание, и назначил на эту роль именно его. Тут сыграло не его мнение о нём, а сам тот факт, что он был единственным другом Агни. Главное слово был. Себастьян поднялся на ноги, он стоял устойчиво, хотя чувствовал совсем наоборот. — Прости, правда, — сказал Агни, когда Себастьян направился к двери. — Я никогда не думал, что ты останешься здесь настолько долго, чтобы появились эти последствия. Если бы Агни промолчал, Себастьян бы вышел за дверь, не сказав ни слова. В его груди стояло спокойствие вместо копящегося гнева, но когда Агни снова заговорил, его гнев прорвался наружу и не без основания. До того, как он осознал, что делает, Себастьян снова взял в руки гаечный ключ и ударил им в своего друга, всё ещё сидящего на коленях. Агни уклонился от атаки, и ключ попал в стену в миллиметрах от его головы. Штукатурка начала осыпаться, образовывая большую паутину на стене. Себастьян уронил гаечный ключ на пол, внезапно начав задыхаться. Его грудь тяжело вздымалась, пока он изо всех сил старался вздохнуть, но от каждой попытки начинал кашлять, будто бы что-то блокировало его трахею. — Ударь меня, если от этого станет легче, — сказал Агни, откидывая прочь упавший гаечный ключ. Он обеспокоенно смотрел на Себастьяна, которому было всё сложнее и сложнее дышать. Он стоял, свернув руки в кулаки, и ударить Агни было так заманчиво, но всё, о чём он думал, так это о том, насколько сложно ему дышать в этой крошечной комнате. Здесь было недостаточно воздуха. Они истратили весь кислород своими откровениями и предательством. Если он останется здесь, он задохнётся и, может, Агни только этого и хотел. Чтобы он умер в Святой Виктории вместо Сомы, вместо Агни. — Себастьян, дыши, — Агни встал, взял руку Себастьяна и приложил её к своей собственной груди. Она вздымалась и опускалась в ровном ритме под потной ладонью Себастьяна. — Тебе надо успокоиться. Дыши со мной, хорошо? Прикосновение Агни было словно ведро холодной воды. Нет, словно наручники на его запястье, приковывающие его к бойлерной комнате, пока у него не кончится кислород, пока стены не начнут сдвигаться и не сломаются после его удара гаечным ключом. Он будет погребён здесь, как секрет, и вся вина Агни исчезнет после этого. — Себастьян! — крикнул Агни ему вслед, оправившись после сильного толчка на секунду позже. Себастьян уже подбежал к двери и начал возиться с самодельным замком. Его ноги казались ему резиновыми, они едва удерживали его, пока он убегал из удушающей комнаты. Не в комнату, это первое место, куда пойдёт Агни, если попытается последовать за ним. Не в больничное крыло, он не мог позволить Сиэлю увидеть его в этом состоянии, когда он выглядит так жалко, патетически ловит ртом воздух и боится пустоты, всего на свете. Себастьян просто побежал, не зная куда, прочь, прочь, прочь. Сад. Он слышал голоса пациентов, Даггер за что-то кричал Джокеру, Бист за это кричала на Даггера, последний начинал ныть, и за это его любимая сестрёнка повышала на него голос, все смеялись, поэтому он повернулся прочь, остановившись только тогда, когда перестал слышать чужие голоса. Он оказался в том месте, он его узнал. Он снова был рядом с окном в Комнату V. Себастьян остановился и плюхнулся на землю, не желая подходить ближе к этому месту. Его дыхание начало замедляться. Дышать стало проще. Паника, окутавшая его неизбежной дымкой, начала отступать. Чтобы чем-то занять свои руки, он начал с корнем вырывать траву и кидать обратно, как конфетти. Вскоре вокруг него осталась одна земля, сломанные стебли травы валялись повсюду. К моменту, когда он вырвал уже всю траву поблизости, его дыхание выровнялось. С руками, испачканными в грязи, Себастьян встал и снова отправился в общежитие для персонала.۞
Сиэль шёл медленнее, чем это было нужно, оставляя пространство между собой и доктором Фаустусом. Между ними было достаточно места для тишины, шедшей за ними по пятам, потому что они не обменялись и парой слов с тех пор, как Клод забрал его из сада. У Сиэля был посетитель, редкое явление в этом месте. Энн приходила навестить его несколько месяцев назад, он не осознавал это до сегодняшнего дня. Она будет чувствовать себя виноватой, он знал это, но не мог винить её в том, что ей не нравилось приезжать в Святую Викторию. Кроме того, её свадьба уже прошла, поэтому ее, несомненно, отвлекла новая замужняя жизнь. В каком-то смысле, он был счастлив за неё. Он надеялся, что она счастлива примерно так же, как надеялся, что его любимый персонаж не умрёт в конце книги, или хотя бы у него будет красивая кровавая сцена смерти. Цветочный венок, который дал ему Алоис, он всё ещё держал в руках, его пальцы испачкались из-за того, что он держал его слишком долго. Он даже думал надеть его на голову, если бы это вызвало у Алоиса улыбку. Хотя Алоис слишком быстро убежал, чтобы он успел воплотить эту мысль в жизнь. Это был первый раз за много недель, когда Алоис с ним говорил. Это не избавило его от тревог. Клод остановил свой шаг, чтобы идти рядом с Сиэлем. Мальчик противился желанию ускорить свой темп. — Жаль, что ты не смог посетить свадьбу, — сказал Клод, — я пытался всё устроить, но не смог получить разрешение от Председателя. Надеюсь, твоя тётя сильно не разочаровалась. Его тревожило то, что Клод действительно изо всех сил пытался устроить всё так, чтобы Сиэль попал на свадьбу, будто бы протягивая ему оливковую ветвь. Когда он старался быть добр, Сиэля начинало подташнивать. Он больше предпочитал откровенную злобу. Её было проще понять. — Сомневаюсь, что по мне скучали, — коротко ответил Сиэль, смотря вперёд. — Думаю, она принесла фотографии, чтобы тебе их показать, — сказал Клод, и Сиэль знал, что это не далеко от правды. — Когда тебе надоест на них смотреть, подай мне знак, и я скажу, что тебе пора возвращаться. Сиэль рассердился. Это было бы слишком для него. Клод уже давно не фокусировал на нём всё своё внимание, он забыл, как он иногда видел его насквозь. — Поскольку тебе не удалось помочь мне посетить свадьбу, почему бы мне не взглянуть на фотографии? — ответил Сиэль, чтобы казалось, что его сложно понять. Он знал, что таким образом обрекает себя на час притворства, что его волнует платье невесты и целая куча снимков разрезания торта под разным углом, но эту цену ему нужно было заплатить, чтобы притвориться, что Клод не так хорошо его знает. Клод остановился и положил руку на плечо Сиэля. Мальчик тут же застыл на месте, злясь на себя за то, что дал Клоду именно ту реакцию, которую он хочет получить. — Мне жаль. Председатель почти согласился, если бы я тебя сопровождал, но… затем у тебя был маленький срыв в моём офисе. Я скрывал это, как только мог, но почти ничего из того, что здесь происходит, не проходит мимо ушей хотя бы одного Председателя, — Клод искренне сожалел. От этого у Сиэля пробежали по коже мурашки. — Если представится такой случай, я сделаю всё возможное, чтобы убедиться, что ты сможешь туда попасть, даю тебе слово. Но это потребует твоего сотрудничества, Сиэль. Ты должен будешь хорошо себя вести. Тотчас Сиэль вспомнил про свадьбу Лиззи, до которой осталось всего несколько месяцев. Декабрь, он был уверен, перечитывая её письмо больше раз, чем он готов был признать. Это было так в её стиле, решить сыграть свадьбу зимой. Но Клод не знал о помолвке Лиззи, поэтому, конечно, Сиэль только представлял себе подтекст в словах мужчины. — Не то чтобы меня заваливают приглашениями на общественные мероприятия. В следующий раз, когда меня пригласят на торжественный вечер, ты будешь первым, кому я скажу, — язвительно ответил Сиэль, скидывая руку Клода со своего плеча. Клод больше не пытался идти рядом с Сиэлем, ответа на его слова не последовало. Сиэль не был достаточно глуп, чтобы решить, что это его победа. — Ты снова подрос! — радостно воскликнула Энн, когда Сиэль вошёл в комнату для посещений. Она была ярким пятном в тусклой комнате со стенами кремового цвета. Её красные волосы были элегантно убраны назад, её пунцовое платье больше подходило шикарной вечеринке, чем встрече с роднёй. Несомненно, оно было на подиуме Милана пару недель назад. Её туфли выглядели смертоносно, каблуки были больше похожи на лезвия, но она ходила на них без особых усилий. Она совсем не изменилась. — Надеюсь, что да, — ответил Сиэль, слегка улыбнувшись, когда удостоверился, что полностью стоит спиной к Клоду. Энн обняла его, крепко прижав к груди. Её каблуки делали её ещё выше, поэтому его голова была на уровне её груди. Её только позабавило, когда его щёки заалели, и он стал таким же красным, как её платье. — Выше, но явно не взрослее, — подмигнула она ему. Она радостно махнула Клоду и потащила Сиэля за самый дальний стол, где никто не мог подслушать их разговор. Её улыбка тут же исчезла. — Прости, что не пришла раньше. По её выражению лица можно было подумать, что она признаётся в страшном грехе. Несомненно, так она и чувствовала. Сиэль знал, что она хочет услышать, — всё хорошо, я не против, я в порядке, — но, как бы это не было легко сказать, он не был в настроении успокаивать её чувство вины. — Ты не должна чувствовать себя обязанной приходить сюда, — вместо этого сказал он, не пытаясь скрыть остроту в своём голосе. Она могла понять это двумя способами. Пожалуйста, не чувствуй себя обязанной приходить сюда. У тебя есть своя собственная жизнь. Я понимаю. Я не обязательство. Либо приходи, либо не приходи. Даже сам Сиэль не знал, что именно имел в виду. Энн особенно не расстроило его поведение, она грустно улыбнулась. — Как же мне тебя не навестить? Сиэль не знал, что на это ответить, поэтому промолчал. К счастью, Энн никогда не поддерживала неловкое молчание, поэтому быстро сменила тему. — У меня хорошие новости. Теперь Энн едва сдерживала улыбку. Сиэля всегда удивляло то, как быстро она могла перескакивать с темы на тему, быстро менять эмоции, будто бы её мысли мчались так быстро, что её тело не успевало среагировать. Он знал, он сам не поспевал за ней. — О? Энн подвинула свой стул к углу стола, чтобы сесть рядом с ним, и взяла его за руку. От её прикосновений ему не хотелось отпрянуть, как несколько месяцев назад. — Я до смерти хотела тебе рассказать, как только узнала, но Артур убедил меня подождать. Принимая всё во внимание, он хотел убедиться, что всё точно, прежде чем мы кому-нибудь расскажем, — Энн сильно сжала его руку, её улыбка сияла. — И ты первый, кому я хотела об этом сказать. Я беременна. Рот Сиэля то открывался, то закрывался, он не мог найти слов. Когда он снова собрался с мыслями, всё, что он смог сказать это: — О. — Пожалуйста, сдерживай свою радость, — несерьёзно упрекнула его Энн. Она была слишком рада за себя, чтобы увидеть в ком-то другом грусть, хотя в Сиэле и вспыхнуло что-то негативное, когда он услышал эти слова. — Прости, — Сиэль покачал головой, сжимая её руку. — Просто… это будет нормально? Для тебя? Сейчас это было полузабытым воспоминанием для него, ночь, когда Энн показывалась в их доме в Ренборне, безутешная в своём молчанье. Тогда она странно вела себя с ним. Она была то слишком любезной, то сразу же ледяной. Тогда он не понимал, был слишком мал, чтобы знать о таком, но теперь он был старше и видел всё в новом свете. Неловкие попытки его отца шутить теперь имели смысл. Опустошённая грусть его матери была схоже с тем, что чувствовала её сестра, тогда его это ошарашило, но теперь всё было до боли очевидно. Улыбка Энн потускнела, но, кажется, она была благодарна за нехарактерное внимание. — Поначалу нет. Я сказала Артуру о… ну, о том, чего ему стоило ждать, или лучше сказать, не ждать, потому что такое может быть. Поэтому, когда мы узнали, это… не было чем-то радостным. Я была так уверена, что снова потеряю ребёнка. Он не хотел, чтобы я снова проходила через это, — Энн сильнее сжала его руку, практически причиняя ему этим боль. — Но сейчас всё ясно. Я уже на пятом месяце, еженедельно посещаю врача, хотя он не говорит мне ничего того, что я уже не знаю, конечно. Это выглядит многообещающе, Сиэль. Сиэль не дал выйти своему негативу. Он не понимал, откуда он идёт, но ему было не место в этом разговоре, поэтому он отложил это для дальнейших раздумий. Когда он улыбнулся, это не было полностью фальшиво. — Тогда ладно. Только пообещай мне кое-что. Энн вопросительно подняла голову: — Это ничего хорошего не предвещает. Что? — Позволь Артуру выбрать имя, — ответил Сиэль. — Боюсь даже подумать, как назовёт своего ребёнка женщина, называвшая мои игрушки Амадеусами и Тронами. — Но это же такое удивительное сочетание старого и современного! — возразила Энн, разразившись смехом. — Ладно, дети на детской площадке будут ребёнка бить, но я уверен, он сам себя изобьёт за любое имя, которое ты выберешь. — Хорошо, хорошо! — несдержанно рассмеялась Энн. Он видел такой смех только у неё. — Но тогда ты тоже должен будешь мне кое-что пообещать. Сиэль еле-еле сдержался, чтобы не нахмуриться. Энн почувствовала его неуверенность. Переплетая вместе их пальцы, она наклонилась ближе, исподтишка взглянув на Клода. Он смотрел не на них именно так, что было очевидно, что он только что отвёл взгляд. — Пообещай, что придёшь его увидеть, — сказала Энн с внезапной серьёзностью. — Я поговорю с кем угодно здесь. Я устрою столько встреч, сколько нужно. Но я хочу, чтобы ты увидел моего ребёнка. Я хочу, чтобы он тебя знал. Я уже думаю о тебе, как о его брате, и я хочу, чтобы ты принимал участие в его жизни. Я знаю, ты не хочешь играть в счастливую семью, ты ясно дал это понять, и я не собираюсь заставлять тебя, если ты не хочешь. Но встреться с ним хотя бы раз. Пожалуйста. Сиэль смотрел на их переплетённые пальцы. Даже её ногти были ярко красного цвета, лак на них был гладким и ровным, её маникюр был безукоризненным. Его ногти по сравнению с её были просто ужасны, сгрызены до кожи. Она сжала его руку, поощряя его ответить, и он сжал её в ответ. — Энн, ты знаешь, я не могу этого обещать, — сказал он так мягко, как только мог. Но всё равно это вышло резко даже для него. Энн вынула руку. — Ты даже не попытаешься? — угнетенно спросила она. — Потому что я попытаюсь. Я сделаю всё, что нужно. Но это будет бессмысленно, если ты не приложишь усилий. Сиэль, в этом месте ты не должен был задерживаться надолго. Думаешь, я хочу, чтобы ты остался здесь на всю свою жизнь? Сиэль отвернулся, глядя на дверь. Нечаянно он поймал взгляд Клода. Ненавидя себя за это, он слегка кивнул. Клод тут же оказался рядом с ними. — Боюсь, нам придётся прервать ваш визит, Миссис Дюлес. Сиэлю назначен приём в лазарете для осмотра, — сказал Клод, слегка касаясь плеча Сиэля. В этот раз мальчик не позволил себе застыть и воспротивился желанию отпрянуть. Лицо Энн тут же помрачнело. — Ему не нужно идти в лазарет. Он в порядке, — коротко ответила она. — Впервые за семь месяцев я смогла получить разрешение на посещение. Думаю, вы можете дать мне ещё пять минут. — Извиняюсь за неудобства, но ему нужно попасть на этот приём, — спокойно и гладко ответил Клод — Ему в последнее время нездоровится, и нам нужно убедиться, что с ним ничего серьёзного. — Тогда я его осмотрю, — бросила вызов Энн, встав со стула. На своих каблуках она была ростом с Клода. — Я всегда заботилась о нём, когда он был маленьким. Уверена, я так же квалифицирована, как ваш врач. Ведите меня. — Нет, — сказал Сиэль, до того, как Клод смог ответить за него. Лицо Энн помрачнело, что-то схожее с предательством сверкнуло в её глазах. Он проигнорировал это вместе с болью в своей груди. — Иди домой, Энн. Энн смотрела на него, ожидая чего-то. Возможно, намёка на то, что его принуждают. Он видел, как жестко она смотрела на руку на его плече. Но нет, она уступила. Когда Клод стал выводить его из комнаты, держа руку на его плече, Энн снова крикнула: — Ты прочитал письмо? Ладонь Клода напряглась. Сиэль не дал ему увидеть письмо. — Да, — ответил Сиэль, оглядываясь на неё. Это её успокоило. — Я не написал ответ. Мне не разрешают карандаши. — Это ничего, — сказала Энн, снова улыбнувшись, но тускло. — Хочешь передать ей какое-нибудь сообщение? После секунды размышлений, Сиэль просто ответил. — Передай ей мои поздравления. И… удачи.۞
— Лука, не надо так. Алоис стоял, чувствуя себя чужим в своей собственной спальне. Хотя это и была его комната, он был нежеланным гостем в ней. Лука лежал на кровати, повернувшись к нему спиной, и отказывался взглянуть на него. Он не спал, он был явно напряжён. Он игнорировал Алоиса, что было хуже, чем если бы он просто дулся. — Прости. Алоис сделал шаг вперёд. Один, затем второй, и остановился. Не то чтобы он боялся Луку, совсем нет. В конце концов, из них двоих Лука не был жестоким. Он просто волновался, что, если он подойдёт к нему, когда тот этого не хочет, тогда он просто исчезнет в мгновение ока. Так же быстро, как и появился, так же тихо, как он подкрадывался к Алоису, и юноша никак не сможет его остановить. Лука не отвечал. Он отказывался его выслушать. Алоис испробовал другую тактику. — Эй, как на счёт истории, хах? Я не закончил рассказывать тебе о сыне дудочни… — Он тебе нравится больше, чем я, — с грустью тихо пробормотал Лука. Алоис заставил себя слегка рассмеяться: — Кто? Сын дудочника? Никогда его не встречал. Луке это не показалось забавным. Он, наконец, взглянул на Алоиса через плечо. В его взгляде не было тепла, которое ожидал увидеть Алоис. Он выглядел почти сломленным, но не слишком. — Он тебе нравится больше, чем я, — заявил Лука, не давая шанса оспорить этот аргумент. — Меня может здесь и не быть. Сложно было на это как-то ответить, ненавистный голосок в голове Алоиса шептал но тебя здесь нет.Он неугомонно переступал с ноги на ногу, фокусируясь на грубых волокнах ковра, впивающиеся ему в пятки, звук разговора других пациентов за дверью, предупреждающее громыхание грома за его окном. Теплые деньки так быстро уходили. Слишком быстро. — Честно, нет, — ответил Алоис через какое-то время, когда не смог больше ни на что отвлекаться, — Я всегда больше всех любил тебя. Лука потряс головой, от этого резкого движения волосы на его голове должны были двинуться, но этого не произошло. — Нет. Ты пришёл сюда, встретил его, а затем полностью забыл обо мне. — Могу я подойти? — спросил Алоис, но его встретил немедленный отказ. Он чувствовал, что стоит слишком далеко для этого разговора. Ему нужно подойти поближе, чтобы иметь возможность схватить Луку, чтобы он больше не исчезал, — Лука, он единственный друг, который был у меня здесь. Конечно, он имеет значение. Но не больше, чем ты. Ты семья. Я люблю тебя больше всех. Лука сел лицом к нему. Сидя, скрестив ноги, на кровати, он выглядел невероятно юным. Младше, чем он мог бы быть сейчас. — Тогда докажи, — сказал Лука (потребовал, приказал, этот тон был ему слишком знаком), с улыбкой херувима. — Выколи его второй глаз. По какой-то причине эта просьба даже не удивила Алоиса. Он почти её ожидал. Закрыв от раздражения глаза, он потряс головой. — Нет, Лука. — Но почему нет? — заныл Лука так, будто бы ему отказали в сладостях или игрушке. — Ты уже выколол первый. — Я сказал нет, Лука, — Алоис уже забыл, каково это быть таким непреклонным, иметь в себе немного решимости. Будучи старшим братом, ему всегда приходилось решать, когда кончались границы дозволенного, придумывать правила и приводить их в действие. На секунду, малейшую секунду он был счастлив. Но, когда Лука снова заговорил, все иллюзии прошлого развеялись. — Тогда он нравится тебе больше! — выплюнул Лука, умело орудуя своей враждебностью. — Меня может здесь и не быть! Алоис знал, это было угрозой, и он хотел бы, чтобы это не ранило его так сильно. Лука знал, что именно сказать, что сделать, как себя вести, чтобы пробраться под броню Алоиса. Это было нечестно. Как он должен был этому противиться? Алоис рассвирепел. — Сиэль, Сиэль, Сиэль, ты только о нём и говоришь! — закричал он, не думая о том, что за его дверью находятся люди. — Ты такой же, как Клод! Что, я теперь не имею для тебя значения? Почему теперь тебя заботит только он?! Ты должен быть здесь ради меня! Как только слова исходили из уст Алоиса, им вторил Лука. Они синхронно кричали одинаково громко и одинаково злобно, их голоса сливались в один, пока не начали звучать абсолютно одинаково. Когда Алоиса покинул гнев, его слова умолкли, и он расстроенно всхлипнул, Лука продолжил кричать с нарастающей злобой. — Ты бесполезен. Всё, что тебе надо было делать, это приглядывать за мной, и даже этого ты сделать не смог. Ты провалился, провалился, провалился, снова, снова и снова. Ты только это и умеешь. Даже Клод перестал обращать на тебя внимание. Как только ты появился здесь, ты ему наскучил. А Сиэль, ты не думаешь, что ему ты тоже наскучил? Ты пытался заменить меня им, и у тебя это не получилось. У него есть другие люди, и у Клода, но кто есть у тебя? Даже если Алоис мог бы что-то на это ответить, ему мешали слёзы, он позволил себе плюхнуться на пол. Его горло болело от криков, от рыданий, и всё, что он слышал, это слова ненависти Луки. — Оставь его, он не хочет знать. — Я не могу просто игнорировать его. Посмотри, в каком он состоянии. — Никто. Никто не хочет тебя видеть. Посмотри на себя. Зачем им ты? Что ты можешь им дать? Ты бесполезен, Джим. Алоис ещё сильнее начал всхлипывать, он с трудом вздыхал. Он не слышал, как дверь в его спальню открылась, и не слышал осторожные шаги, приближающиеся к нему. Он не мог оторвать глаз от Луки. На секунду он подумал, что атака закончилась, потому что лицо мальчика больше не выражало злости. Но нет, у Луки остался последний удар. — Зачем ты вообще нужен, Джим? Это задело его за живое. Алоис согнулся, его раскрасневшееся лицо было залито слезами, из его горла раздался болезненный крик. Он едва заметил, когда руки крепко обняли его, а голову прижали под подбородок Сомы. — Л-Лука… Джокер обеспокоенно смотрел на них из дверного проёма, медленно кивнув Соме головой. Юноша потирал дрожащую спину Алоиса, не зная, что ещё он может сделать.۞
Агни больше не пытался поговорить с Себастьяном. С их последнего разговора в бойлерной комнате прошло три дня, и Себастьян и следа его не видел. В этот раз это его нисколечко не беспокоило. Он не был уверен, что сможет взглянуть на Агни и не ударить его кулаком в живот. Он не был уверен, что ему было бы жаль, сделай он это. Успокоившись в саду, Себастьян просто вернулся на работу. Из-за всего этого он странным образом ничего не чувствовал. То, что сделал Агни, что он узнал о Председателе и его власти. Он чувствовал лишь оцепенение. Безысходность. Нет пути отсюда, нет пути вперёд, только медленный уверенный застой. Даже Сиэль не мог ему помочь. Это осознание он мрачно принял. Всё это время Себастьян рассчитывал на какое-нибудь чудесное решение от Агни. Это было глупо, теперь он это видел. Если бы у Агни было чудесное решение, он бы уже не был в стенах Святой Виктории. Он отчаянно хватался за соломинку. — Ты в порядке, Себастьян? — спросил его Доктор, слегка нахмурившись, прикатывая свою коляску к двери Комнаты V, — Ты кажешься тише, чем обычно. Тише. Что можно было на это сказать? Тишина было лучшим словом. Его разум сейчас молчал. Внутри него не было ни бушующей паники, ни отчаянного поиска несуществующего решения. Просто тихое спокойствие. Вероятно, это было не к добру, но Себастьяну было всё равно. — Я в полном порядке, Доктор, — немного позже ответил Себастьян, фальшиво улыбнувшись. Если Доктора это не убедило, он этого не показал, лишь радостно улыбнулся ему в ответ. Комната V была отвратительна, как и всегда. Запахи, виды и звуки никогда особо не теряли своего влияния, не важно, сколько раз Себастьян сюда спускался. Его глаза были прикованы к пациенту V8, тому, кому они устраивали электрошоковую терапию. После лечения не было никаких изменений. Оно всё ещё зловеще вопило, как и всегда. Себастьян с омерзением отвёл взгляд, когда из его инфицированного глаза потёк гной. — Добрый день, — встретил их Клод, когда они зашли в комнату. Себастьян даже не чувствовал возмущения, узнав, что сегодня будет находиться в обществе этого мужчины. Он задумался над этим. Если его перестал раздражать Клод, то что-то явно пошло не так. — Здравствуйте, доктор Фаустус, — натянуто приветствовал его Доктор. Межведомственная драма, подумал Себастьян, как весело. — Здравствуй, Клод, — сказал Себастьян достаточно любезно. Он принял из рук Клода перчатки и начал натягивать их без задней мысли. До этого зуд от талька внутри перчаток раздражал его часами даже после того, как он их снимал. Теперь он не возражал, натягивая латекс, пока тот без единой складочки не обтянул каждый его палец. — Пациента V7 нужно передвинуть в свободный отсек в конце комнаты. Как вы видите, его теперешний представляет риск, — объяснил Доктор, указывая жестом на развалины в клетке. V7 был неистовым, если разорванный линолеум и выдолбленные стены о чём-то и говорили. Даже хотя ногти этого существа и были обрезаны, оно всё ещё как-то причиняло беспорядок. — V7 непостоянен, поэтому, чтобы его перевести в другой отсек, понадобятся две пары рук. Доктор Фаустус был любезен стать добровольцем. Доктор не был этому рад. Ничего не привлекало Себастьяна в человеке больше взаимной неприязни к кому-то ещё. — Если это будет быстро, — сказал Клод, вероятно ощущая, но игнорируя враждебную атмосферу. — Мне вскоре нужно будет наверх. — Ну, тогда приступим! — воскликнул Доктор, радуясь, что ему не придётся долго терпеть Клода. Себастьян разделял его чувства в каком-то смысле этого слова, поэтому с радостью взял стоящую у стены палку с петлёй на конце. Клод издал что-то похожее на вздох, наклоняя голову в сторону тележки на проходе. — Это опасно. Теперь улыбка Доктора точно была фальшивой: — Прости, прости! Осталась после вчерашнего сеанса с V2. Я был уверен, что убрал её… Не волнуйтесь, она не встанет на пути. Оставьте её. Клод, на удивление, не стал спорить, и последовал за Себастьяном ближе к ограждению V7. После того, как он провёл пальцем по панели, она запищала, пластиковая дверь открылась. Это тут же привлекло внимание V7. Оно не подошло ближе к ним, только осторожно поглядывало на них из угла клетки. Кровь присохла к его пальцам, сочетаясь по цвету с невероятно глубокими выемками на поверхности стены. Себастьян думал, как много силы нужно приложить, чтобы оставить такой след обрезанными ногтями. — Ты заходишь слева, — шёпотом проинструктировал Клод, двигаясь вправо. Себастьян сделал, как ему сказали, медленно шагая налево, крепко держа в руках стержень. V7 простонал при их приближении, прислонившись спиной к стене, будто бы пытаясь просочиться сквозь неё. Его ноги упёрлись в пол, оно приготовилось резко двинуться, но Клод был быстрее. До того, как V7 смог набраться силы сдвинуться, он надел на его шею петлю, и уткнул лицом в пол. V7 был с лёгкостью подчинён, всё прошло без инцидентов. — Придержи дверь, — проинструктировал Клод, поднимая V7 на ноги. Теперь, когда оно было поймано, оно было огорчено и пыталось выбраться из проволоки вокруг его шеи. Чем больше оно вырывалось, тем сильнее проволока сжимала ему горло. У него не было рассудка, поэтому оно не могло сложить то и другое в одно целое, и вместо этого своими попытками выбраться только затягивало свою собственную петлю. Себастьян сделал, как ему велели, шагнув впереди Клода и V7, чтобы убедиться, что их путь был чист. Именно помутнение в его рассудке, как он поймёт позже, стало причиной такой смехотворной ошибки. Это было чистым идиотизмом, повернуться спиной не только к пациенту, но и к Клоду Фаустусу. Он тотчас осознал свою ошибку в момент, когда V7 начал так яростно бороться, что Клод не смог удержать палку. Или так он заявит позже, хотя Себастьян ни на секунду ему не поверит. В это мгновение V7 кинулся вперёд, вцепившись в спину Себастьяна с неожиданной силой. С той же агрессией, с которой оно делало дыры в бетонной стене ничем иным, как своими грубыми и сломанными пальцами. Себастьян упал на живот, из него выбило весь воздух. V7 был тяжёлым, одним из самых крупных пациентов Комнаты V, весь его вес приковывал Себастьяна к полу. Руки V7 вдавились в его плечи. Сокрушительный удар, слышный треск, а затем горячая белая вспышка агонии. Себастьян не мог перестать кричать от боли. Дело было даже не в самой боли, но с его плечом было что-то не так, и он знал, что лучшее, на что ему можно было надеяться, это на вывих. Боль стёрла пелену тумана, затемняющего его разум последние пару дней. С V7 на своей спине и его беспощадными ударами кулаками, Себастьян проснулся. И всё, что он мог сделать, это задыхаться от паники. Вдалеке он слышал крик Доктора, в его голосе была искренняя горечь. Затем Клод заговорил своим монотонным голосом, он бессердечно наблюдал за ними. Себастьян мог кричать о помощи, он не слышал себя. Его голос терялся среди визгов V7. Ещё один удар кулаком, ощущение, что что-то разорвалось. И теперь это даже не причиняло боль. Он не чувствовал саму боль, но что-то другое да. Звук смещающегося хряща. Раскалывание кости. Распространяющиеся ушибы, которыми покрывалась его беззащитная спина, окрашиваясь в чёрный и фиолетовый цвета. Моя спина, — осознал Себастьян. — Оно знает, что нужно нападать на мою спину. Что-то серебряное блеснуло на краю поля зрения Себастьяна. Может, Клод и не двигался, чтобы остановить V7, но, с полуулыбкой на губах, он отошёл от тележки и бросил на пол средство, чтобы Себастьян сам остановил V7. Я не могу… V7 стал дико кричать, его крики становились всё сильнее и сильнее, пока оно ужесточало своё нападение. Слишком хорошее нападение, чтобы оно было неосмысленным. Оно знало, что делало. Оно знало, где бить. Оно знало, что нужно ждать, пока Себастьян не повернётся к нему спиной. Я не могу… Другие пациенты стали неугомонными. Они подошли к передним дверям клеток и прислонили свои руки и лица к ударопрочному стеклу. Их глаза блестели искрой жизни, которую Себастьян раньше в них не видел. Азарт. Надежда. Справедливость. Публика тоже кричала, возбуждённая зрелищем смерти Себастьяна. Я не могу умереть здесь! Страх придал ему сил хотя бы на мгновение. Из-под веса V7, ворочающего своё тело вправо и влево, выпуская из себя зверя, Себастьян смог освободить свою руку. Это движение пробудило боль в его плечах, и он закричал, он кричал, пока протягивал свою сломанную руку так далеко, как мог. Пальцы царапали по грязной плитке, его ногти оставляли крошечные следы на полу, и он, наконец, почувствовал холодную рукоятку. Ему пришлось приложить всю свою силу, чтобы схватить рукоятку. Когда он потянул руку назад, что было намного сложней, чем протянуть вперёд, V7, кажется, поняло, что его движения были не просто тщетными попытками выбраться. Атака усилилась, стала ещё разъярённей, и Себастьян на секунду решил, что это было бессмысленно. Он был сломлен, в нём не осталось сил. Затем последовал удар от одного из зрителей, протягивающих ему оливковую ветвь. V7 скинули с его спины. Себастьян не терял время зря. Переведя весь свой вес на локти, Себастьян вскочил с пола. V7 пытался снова наброситься на него, готовясь снова напасть, но Себастьян был быстрее. Схватив обеими руками рукоятку ножа, он без колебаний вонзил его в горло V7. Кожа, как бумага, с лёгкостью разъехалась под лезвием ножа. Это должно было быть сложнее, думал Себастьян, убить человека. Но нет. Нож вошёл так же легко, как в масло. А затем была кровь. Горячая кровь без остановки лилась из него, пачкая их обоих. Себастьян был весь в крови. Его руки, одежда, лицо. Ему казалось, ей нет конца. V7 смотрел ему в глаза. Оно открыло рот, будто хотело что-то сказать, но всё, что вышло из него, это кровь. Его глаза были ярче, чем Себастьян когда-либо видел. Они знали. Он будет ещё долго видеть эти глаза. Медленно, будто в замедленной съёмке, V7 упало на пол с торчащим из горла ножом. Пациенты вокруг них затихли. В Комнате V ещё никогда не было так тихо. Пока Себастьян не закричал.