۞
Снег не пошёл. Хотя должен был, но это же Англия. Сколько он себя помнил, Снейк всегда ненавидел рождество. Было что-то такое в этом празднике, чего он просто терпеть не мог. Может быть, всё дело было в радости. Не подумайте неправильно, Снейк тоже чувствовал радость, хотя не все это видели, и ему хотелось, чтобы другие тоже её чувствовали. Она заразительна, как и улыбки, он всегда любил на это смотреть. Однако рождественская радость была такой… фальшивой. Взрослые тратят деньги, которых у них нет, на игрушки, которые их дети не хотят, но притворяются, что они им рады. Ну, обычно притворяются, хотя многие даже не благодарят никого за подарки. Неловкие и напряжённые семейные встречи людей, которые ненавидят друг друга, но делают вид, что это не так. Они обнимают друг друга, желая ударить, целуют, желая укусить, спрашивают, как у кого прошёл год, разочаровываясь, когда узнают, что их дом не сгорел дотла. Может быть, всё дело было именно в фальши. Рождество представляют, как праздник, наполненный теплом, огромными банкетами, красивым снегом, который всегда начинается в подходящую минуту, когда семьи и друзья собираются вместе. За все двадцать лет ни одно его рождество не было таким. Не то чтобы он думал, что будет, но, определённо, проблема была в ложной рекламе. Даже религиозные аспекты этого праздника его не волновали, он не помнил, чтобы когда-либо во что-нибудь верил. Он даже не верил в Санта Клауса. Может, если бы вчера ночью шёл снег, он бы чувствовал себя лучше, думал Снейк, смотря в окно. Он обычно избегал этого, толстая решётка за стеклом заставляла его чувствовать себя животным, запертым в клетке, но в декабре он всегда делал исключение для этого правила. Может быть, когда он выглянет в окно, упадёт первая снежинка. Вздыхая, Снейк оторвал свой взгляд от окна и повернулся на бок. Руки вокруг его талии ещё сильнее обняли его, и он почувствовал себя немного лучше. — Снега нет, — прошептал Дорсель, и это был даже не вопрос. — Снега нет, — подтвердил Снейк, пододвигаясь к юноше поближе, пока они не соприкоснулись грудью, а их дыхание не смешалось в одно. — На Аляске всегда идёт снег, — Дорсель зевнул и, немного коверкая слова, сказал: — Там полно снега. Снейк всегда любил видеть сонного Дорселя. Смотреть на его мутные фиолетовые глаза, медные волосы, растрёпанные по подушке. В таком состоянии мальчик всегда лез обниматься, что редко позволял себе в любое другое время. Не то чтобы его партнёр старался держать дистанцию, но он всегда старался снизить любые демонстрации внимания, даже лёгкое прикосновение руки, к минимуму, когда они были вне их комнат. Боже упаси, если вдруг кто-то из персонала узнает, узнает и сможет использовать это против них. — Тогда, определённо, рождество в Аляске. — Язычники, куча язычников. Снейку всегда больше нравилась идея зимнего солнцестояния, чем рождества. Без особой причины, может, ему больше импонировало название. Дорсель рассказал ему всё об обрядах ещё на их первое рождество вместе, но, честно, Снейк почти ничего не помнил. Но название праздника ему нравилось. За дверью что-то упало, они напряглись, сон оставил рыжего парня, и он обнял Снейка чуть крепче. Стук в дверь напоминал рождественскую мелодию, но только смутно. Они расслабились. — Здесь леди, снизим рейтинг до PG-13, мальчики! — без дальнейших предупреждений Джокер распахнул дверь и с улыбкой зашёл внутрь. За ним шла Бист, готовясь прикрыть глаза, если это понадобится. Она была так же счастлива проснуться в такую рань, как и Дорсель. — Как вы можете спать в рождество?! Встаём, встаём! — не важно, сколько уже прошло лет, энтузиазм Джокера никогда не пропадал. Бист практически уснула стоя, но Джокер схватил её за руку и вытащил из комнаты, чтобы поиздеваться и над всеми остальными тоже. — Какой человек встаёт так рано, — проворчал Дорсель, выбираясь из постели, и провёл рукой по растрёпанным волосам. Снейк сделал то же самое, уже начиная скучать по теплой кровати. Когда они были более или менее одеты, они поплелись в комнату досуга. Джокер прошёлся по всем спальням и разбудил почти всех, ворчливая масса попадала по креслам и диванам, проклиная их неофициального лидера и его невероятно хорошее настроение. Сома единственный не хотел спать в такой ранний час. Он прыгал на кресле и напевал себе под нос какой-то микс из рождественских песен. Все в комнате уже успели проклясть его. — О, давай, Улыбашка… всё хорошо. Положи игрушку, она острая… извини, коллек… Да, хорошо, чувак! — крикнул Джокер, выбегая из комнаты Сиэля, едва избежав удара дверью. Это повторялось из года в год. Никто бы и пытаться не стал, но они делают это для Джокера, и не то чтобы кто-то дарил кому-то подарки, кроме него. Он дарил то, что ему, по сути, нельзя было хранить в этом месте, то, что он скопил за год: книги в твёрдой обложке, такие старые, что сложно было разобрать слова, комиксы, новые расчёски, зубные щётки, настоящее мыло, а не то дерьмо, которое им обычно давали, даже вкусную еду. Джокер всегда был удостоверен, что каждый что-нибудь да получит, что-то, что они хотят. Это было единственной причиной, почему ещё никто не прибил его за то, что он будил их в восемь часов утра. Снейк принял свои подарки с лёгкой улыбкой: — Спасибо, — рождество может, и не было его любимым временем в году, а даже наоборот, но то, что делал Джокер, было даже не из-за праздника. И он не мог быть ему ещё более благодарен. Джокер не только дарил им приятные мелочи, он дарил им ощущение нормальности, несмотря на то, что они были пациентами. Он давал им почувствовать то, что они делают то же самое, что делают люди во всём мире. Время от времени было приятно чувствовать себя нормальным. — Шухер! — Сома закричал у двери, садясь сверху на свои подарки. Все остальные сделали также, когда услышали знакомый писк двери, и она открылась. Санитары зашли внутрь. Когда юноша с фиолетовыми волосами увидел, кто зашёл первым, он сощурился, но на его губах появилась самодовольная усмешка. — Доброе утро, Себби! — радостно встретил его Сома. Сначала ему было обидно. С того самого дня, когда Сиэль заболел, что-то изменилось между ним с Себастьяном. По крайней мере, что-то изменилось в Себастьяне. Он был уверен, что не сделал ничего, за что мог бы заслужить такую вопиющую враждебность. Его даже немного пугало, каким отстранённым стал Себастьян. Конечно, до этого они не были друзьями, но, по крайней мере, они ладили. А сейчас? Сейчас Сома был уверен, что Себастьян даже не пописает на него, если он вдруг будет гореть. А многие из его друзей-пациентов были пироманами. Если он и был в чём-то уверен, так это в том, что Себастьян делал всё для того, чтобы он держался подальше от Сиэля. Ну, пусть идёт к чёрту. Пошёл он со своей влюблённостью, он был лучшим другом Сиэля, несмотря на то, что Сиэль и Алоис твердили обратное. Но какой-то красивый мальчик с биполярным расстройством не изменит этого. Хотя его нарастающая привязанность к Сиэлю, вероятно, раздражала мальчика больше, чем Себастьяна, но всё же! Себастьян мог сколько угодно злиться на него, что он и делал, но он ничего не изменит. Обиду быстро сменила злость, когда Сома узнал, что Себастьян был причиной, по которой Агни в последнее время был не в духе. Ладно, если бы Себастьян вёл себя как мудак только по отношению к нему, но он же друг Агни. Лучший друг, если добрые слова Агни за последние пару лет что-то и говорили. Это уже совсем другое. Себастьян не пугал его, не особо, и он не станет его прогонять. — Они… раньше нормально ладили, мне так казалось. Интересно, что случилось, — пробормотал Снейк своему компаньону, наблюдая за тем, как Себастьян и Сома смотрят друг на друга. Дорсель тоже на них взглянул. — Странно. То, как он это сказал, выбило Снейка из колеи. - …Дорсель? Он выглядел необычайно задумчиво. Дорсель постоянно о чём-то думал, но он редко это показывал. Он медленно моргнул, отводя взгляд от Себастьяна: — Я думаю… людей стали дольше держать в Комнате, смерть Питера, рука Джокера… Да, раньше они причиняли нам вред, но делали это по-тихому, а сейчас… — Дорсель больше говорил это себе, чем Снейку, но последний всё равно внимательно слушал. В его горле встал комок. — Мы знали, что что-то меняется, но когда это началось? Сейчас Снейку задали вопрос, он нахмурил брови. — Перемены? — Хм. — Я… я не уверен, — это была правда. Снейк старался изо всех сил выкинуть их из головы. Так проще было спать по ночам. Глаза Дорселя снова взглянули на Себастьяна, — …Я полагаю, они начались незадолго после того, как этот мужчина начал здесь работать.۞
— А, вот, — Себастьян сел на стул, достал записку из заднего кармана штанов и вручил её Сиэлю. Сиэль повернулся на бок и взял записку из рук Себастьяна. Он быстро прочитал то, что там было написано, раздражённо закатил глаза и положил листок в тумбочку. С тех пор, как Финни узнал, что Себастьян дружит, если так вообще можно сказать, с Сиэлем, он сделал Себастьяна своим мальчиком на побегушках и постоянно давал ему листочки с записками, которые мужчина передавал мальчику. До этого Себастьян бы отказался, но с тех пор, как он понял, что никто за ними не смотрит, Себастьян не видел в этом проблемы. Кроме того, что бы Финни не писал в этих записках, это иногда вызывало на лице Сиэля самые необычные эмоции, которые он при другом раскладе не смог бы увидеть. Его мучило желание самому прочитать, что же там написано. Когда Сиэль выздоровел, он узнал о том, что Себастьян был в его комнате. Мужчина ожидал, что он разозлится, да, но и подумать не мог, что он будет просто в ярости. Крикнув пару громких слов в сторону Себастьяна, Сиэль исчез в своей комнате и не выходил три дня. А потом перестал устраивать ему бойкот и пригласил Себастьяна внутрь. Конечно, дверь приходилось оставлять открытой, но Себастьян заметил посыл этого приглашения. Конечно, люди, вроде Алоиса или Сомы, постоянно сюда заходили, несмотря на то, что им были не рады. Но Себастьяна пригласили. То доверие, которое он вложил в мальчика, оправдало себя хотя бы немного? Иногда они играли в разные игры, которые были у Сиэля. Иногда они просто разговаривали. Сегодня Сиэль был на редкость разговорчив. — Расскажи мне о себе, — Сиэль не попросил, а больше приказал, лёжа на своей кровати. Себастьян поднял взгляд от книги, которую читал, и которую нашёл среди прочего хлама на полу. Однажды кому-то придётся прибраться здесь. Он сомневался, что это сделает владелец всего этого дерьма. Ухмыляясь, он покачал головой: — Тебе моя история не покажется интересной. Сиэль окинул его едким взглядом. — Ты думаешь, я буду тратить время на людей, которые мне не интересны? Ну, он этого не ожидал. Из уст Сиэля Фантомхайва он услышал невероятный комплимент. Успешно скрыв самодовольство, Себастьян начал. — Хорошо. Я родился в Лос-Анджелесе. Я не знал своего отца, никогда особо и не хотел, и хорошо ладил с матерью. Мы не были ни бедными, ни богатыми, часто переезжали из-за её работы, и, наконец, осели в Нью-Йорке, где я получил хорошее образование. После университета я часто переезжал, часто менял работу. Теперь я здесь. Как я уже сказал, ничего интересного. Сиэль кивнул, обкусывая ноготь на большом пальце. От этой привычки у Себастьяна всё внутри съёживалось. — Хмм. Так когда именно во время получения «хорошего образования» ты познакомился с Агни? Себастьян нахмурился, увидев это, Сиэль продолжил: — Раньше ты часто его упоминал, а в последнее время кажется, будто его имя стало темой табу. Что, голубки поссорились? Ему стало неуютно от того, куда зашёл этот разговор, и Себастьян решил срочно сменить тему. — У нас… произошло недопонимание. Ничего серьёзного. А что насчёт тебя? Какая у тебя история? Себастьян заметил, как напрягся Сиэль. Он до крови укусил свой большой палец, а потом ответил: — Из-за чего произошло недопонимание? Его страшно раздражило то, как мальчик нагло ушёл от ответа. — Ничего серьёзного, — отрезал Себастьян, его тон дал понять, что он не хочет больше слышать такие вопросы. — Но причина была достаточно серьёзна, ведь вы перестали разговаривать, — Сиэль решил игнорировать его предупреждающий тон. — Именно. Ты собираешься ответить на мой вопрос? Сиэль с издёвкой закатил глаза: — Вопреки всеобщему заблуждению, я не очень интересный. Задай другой вопрос, может быть, я отвечу на него. Это вырвалось из его рта, прежде чем он смог остановиться. — Другой вопрос? Хорошо. Ладно. Может, ты расскажешь мне о Пожаре? Цвет исчез с лица Сиэля с практически комичной быстротой, и Себастьян проклял свою раздражительность. Но он не мог ничего с собой поделать. Никогда раньше он не посвящал себя одному человеку так, как за последние несколько месяцев. И он устал от того, что Сиэль только берёт, берёт, берёт. Он никогда не отвечал на вопросы, а когда отвечал, то говорил чёртовыми загадками и намёками. Ради бога, Себастьян проводил его за пределы больничного крыла! И, хотя он многого не знал об этом учреждении, но, всё же, он сомневался, что увольнение будет худшим наказанием за неповиновение. Он рискнул, связавшись с этим мальчиком. Он что, умрёт, если хотя бы немного доверится Себастьяну? — Ты… читал моё досье. Это был не вопрос, и не зная, что на это ответить, Себастьян решил промолчать. Злая ухмылка показалась на лице Сиэля: — Я не знал, что у санитаров есть на это право. Себастьян знал, что перешёл черту, но решил не отступать. — Тебя здесь уже больше ничего не удивляет? Я ответил на все твои вопросы. По сути, я ответил на каждый вопрос, которым ты задавался. Не пришло ли время тебе ответить на один или два? Его фальшивая ухмылка пошатнулась, Сиэль смотрел сквозь него. — Вон.۞
Если бы вы проходили по двенадцатому коридору третьего этажа общежития для персонала Святой Виктории в субботу двадцать пятого декабря две тысячи десятого года, вы бы увидели человека с лицом, в котором отражалась буря. Его ненависть к миру ощущалась за милю, его разочарование отдавалось в каждом его шаге. Вы бы правильно поступили, если бы развернулись и убежали, потому что этот человек был не тем, чью дорогу вы бы хотели пересечь в этот день. Себастьян стремительно шагал по коридору. Сначала Агни, теперь Сиэль, кого он ещё взбесит? Да, он всё ещё думал, что в случае Агни он был не виноват. Именно Агни отказывался даже смотреть в сторону Себастьяна, просто потому что его другу было действительно не всё равно, что с ним произойдёт. Сиэль… ну, может, в этом и была его вина. Немного. Но всё же в чём-то он был прав. Конечно, он не должен был говорить, что читал досье этого пацана. Вероятнее всего, он не должен был спрашивать о том, что в нём прочёл. Особенно, когда это была такая деликатная тема. Что, чёрт возьми, было не так с этим пацаном. Но всё же в чём-то и он был прав. Он чертовски устал от того, что ничего не знает о Сиэле, но всё равно от него ожидают, что он будет делать всё, что ему скажут, и… Себастьян остановился. У него закружилась голова, и он опёрся о стену, чтобы не упасть на пол. Его горло сжало так, что он не мог дышать, а в груди разразилась паника. Рядом не было никого, чтобы ему помочь, он не мог дышать, не то чтобы просить помощи, и… ...потом это остановилось. Воздух поступил ему в лёгкие, мысли прочистились, и он смог нормально стоять на ногах. Его болезнь прошла так быстро, как и наступила, но беспокойство осталось. Себастьян оттолкнулся от стены и продолжил свой путь в комнату.۞
Руки умело разбили яйцо так, как эта кухня ещё не видела, оно плюхнулось в сковородку без единого кусочка скорлупы. Желток зашипел, нарушая тишину в комнате, и вскоре к нему присоединились несколько кусочков бекона. Ах, совершенство. И совсем не пахнет гарью. — Йо, Себастьян! — Бард зашёл на кухню, широко ухмыляясь, вечная сигарета свисала из его рта. На его фартуке уже были чёрные следы от пепла. — Как я вижу, ты снова курил в постели, — заметил Себастьян, наливая воду в кастрюлю. Бард застенчиво улыбнулся. — Хех… ну, ты знаешь, эта униформа так легко воспламеняется… — Кофе? — спросил Себастьян, пока кипела вода, обходя Барда, пока блондин брался за свой собственный завтрак. Он остановился, прежде чем сесть за стол, беспокойство с прошлого вечера снова нахлынуло на него волной. Ему не стало плохо, как тогда, он чувствовал себя прекрасно, но что-то было не так. И он никак не мог понять, что. — Ты не поверишь. Эш снова приходил ко мне вчера. Он записал меня на курс по пожарной безопасности! Просто смехотворно! Я знаю, как правильно использовать огонь, — разглагольствовал Бард, раскладывая еду по двум тарелкам. Себастьян нахмурился. — Почему ты ставишь только две тарелки? — он спросил, и Бард остановился посреди своей речи и непонимающе взглянул на него. Прежде чем Бард успел ему ответить, Мэйлин, спотыкаясь, зашла на кухню, и Бард подвинул ей одну из тарелок, а вторую поставил для себя. Себастьян взглянул на дверь, выглядывая отсутствующего третьего мушкетёра, но больше никто не вошёл. — Где Финни? — спросил Себастьян у Мэйлин. После того, как возбуждение из-за того, что Себастьян на самом деле говорит с ней прошло, она шмыгнула носом и громко рассмеялась. — Что ты имеешь в виду? Кто такой Финни? Себастьян взглянул на Барда, ожидая увидеть такое же озадаченное выражение на его лице, но он выглядел так же, как Мэйлин. — Хорошо. И где смеяться? — вздохнул Себастьян, ожидая, что Финни вот-вот выпрыгнет из-за двери, и все начнут хохотать над этой шуткой. Но никто не выпрыгнул из-за двери, и на лицах, смотрящих на него, не было юмора. Только волнение. — О чём ты говоришь, чувак? С тобой всё хорошо? — спросил Бард, его голос переполняло волнение. Беспокойство, которое испытывал Себастьян, ещё больше усилилось. Это была не шутка. Ни один из них не смог бы соврать, даже если бы от этого зависела их жизнь. Они… искренне не знали, кто такой Финни.