— Хочу сразу оговорить несколько правил, — проговорил сквозь зубы Юнги, пока зажимал тлеющий бычок между зубами.
Намджун валялся в кресле, широко раскинув ноги. От него воняло сыростью, истощением и лекарствами. Но больше всего резиной и грязью полутюремных камер. Он приподнял веки, но даже не стал изъявлять попытки сразу выразить недовольство.
— Во-первых, не светись сильно на балконе и возле окон. Соседи тебя не знают и могут куда-нибудь настучать о чужом человеке в моём доме. Вид у тебя больше чем криминальный.
— Опять взаперти сидеть, — медленно проскрипел Ким.
— Можешь гулять по улице, просто не светись слишком часто возле моей квартиры. Во-вторых, не трогай мои личные вещи без разрешения.
— А вот это уже смешно. Я не спидозник и не заразный.
— Не в этом дело. Я не люблю, когда трогают мои личные вещи.
— А я не люблю условия.
— В-третьих, — Юнги сделал вид, что не заметил последней фразы. — Мне отдали лекарства для твоего домашнего лечения…
— Выкинь их к чертям собачьим.
Мин помолчал.
— Я не сделаю этого. Ты завершишь хотя бы треть оставшегося курса.
— Ты не сможешь привязать меня к кровати и насильно вколоть или впихнуть в глотку, так что нет, — спокойно парировал Намджун.
— Я не смогу тебя привязать, может быть. Но я смогу сообщить врачам, что ты сопротивляешься доведению курса до конца. Я вложился в это дело из собственного кармана, а в итоге у тебя не оказалось денег для покрытия. Я вёл его без гарантий, и теперь могу распоряжаться результатом как хочу, раз мне его так и не оплатили.
— Я же сказал, что заплачу через некоторое время, — негромко ответил Ким, не смотря в глаза.
— Пока ты на моём иждивении, я хочу себя обезопасить. Так что пока ты продолжишь курс, хоть и с меньшим объемом лекарств…
Юнги не успел ничего, кроме как сделать два шага к двери, когда Намджун внезапно подорвался с кресла и схватил его за горло. Дыхание моментально передавило, а рот инстинктивно открылся. Мин схватился за атаковавшие, вздувшиеся руки, но помочь себе никак этим не смог. Напротив лица застыли чёрные глаза, увенчанные тёмными синяками.
— Я в последний раз повторю: я не выпью больше ни одной грёбаной таблетки, — прошипел Ким побелевшими губами.
— Ты не понимаешь, — засипел в ответ Юнги. — Зависимость… За два года…
Намджун слегка ослабил пальцы, всё еще не позволяя Мину двигаться, но дав ему немного вдохнуть для нескольких фраз.
— Феназепам, галоперидол, куча прочей херни… Что в тебя пихали. Синдром «отмены» — слышал о таком? — Мин пропихнул свои пальцы сквозь ослабленные намджуновы, приподнимаясь на носочках. — Если ты сорвёшься — я буду вынужден вызвать психиатра без промедления.
— Я не сорвусь, — нервно мотнул головой Ким, прижимая Юнги сильнее к книжной стойке.
—
Ты уже меня душишь, идио… — он резко поперхнулся собственной слюной и сильно закашлялся.
Намджун тут же убрал руки. На пол посыпались книги от тщетных попыток Юнги ухватиться хоть за что-нибудь при падении.
— Блять… Блять! — выкрикнул Ким и схватился за полку, ударяясь об неё головой. — Я нахуй всех их перережу на мелкие кусочки! Я их, блять, расчленю и сожру вместе с кишками!
Юнги схватил его за торс и насильно потащил от полки, всё ещё встречающейся с горячим лбом. Десять секунд — и Намджун уже снова был в кресле, прижимаемый к спинке чужим предплечьем.
— Если ты сейчас же не успокоишься, — зашипел Мин ему в самое ухо. — Я найду способ тебя привязать и всадить двойную дозу того ёбаного дерьма…
Намджун схватил его за лицо.
— Если ты ещё раз пригрозишь мне колёсами или шприцами — я тебе брюхо вскрою, понял? — прохрипел он в ответ.
— Отпусти меня, сукин сын, — прошептал Юнги на последнем выдохе.
На несколько секунд повисла гробовая тишина. На руках Намджуна прилип грязный пот и перемешался с кожей Юнги. Запах бензина и полуденной езды с открытым окном машины запутался в волосах адвоката. Ким с удивлением вдруг ощутил его на мгновение. Бензин и городской воздух… И недорогой одеколон с тонкой, древесной нотой. Воспалённые глаза въелись в мелкие черты лица и пересохшие от недостатка кислорода губы. Намджун ослабил хватку и кашлянул ему в лицо усталостью и остывающей болезнью. Юнги молча опёрся о его плечо и встал на ноги.
Занавески скупо одаривали комнату закатным лучом. По квартире гулял холод, и это было противно.
— Ещё раз так сделаешь — я просто выставлю тебя за дверь и позвоню в полицию, — тихо сказал Мин и медленно вышел на балкон.
Намджун устало оплыл в кресле и закатил глаза.
Под диафрагмой трепетало от волнения и голода, и было трудно дышать. Накатила слабость, и он даже не хотел ничего больше видеть минимум до завтрашнего утра. Но ему было нужно принять душ и переодеться во что-нибудь, а для этого…
***
Юнги даже не стал оборачиваться на скрипнувшую дверь. Хотел объявить бойкот, но что-то мимолетно помешало. Он молча отдал недокуренную сигарету Намджуну, давясь своей последней затяжкой. Ким стряхнул накопившийся пепел.
— Я понимаю, что не прав, — тихо сказал Намджун. — Но и ты пойми меня, — выдох. — Мне до рези в глазах от одной мысли…
— Я не буду заставлять, — прервал его Мин, теряясь взглядом в окнах напротив. — Я думал помочь, но, похоже, тебе виднее.
— Как только мой счёт разблокируют, я тут же расплачусь и свалю, — ответил Намджун, помолчав. — А пока… можно я приму душ?
— Хоть десять раз. Можешь что-нибудь взять с нижней полки в шкафу.
***
В два ночи Юнги не спеша заваривал себе вторую чашку слабого чая с мелиссой. Не псих ли он, держать в доме психа?
«А это называется профессионализмом?».
— Это называется долбоебизмом, — отплюнулся сам от себя Мин, нечаянно просыпая чай мимо кружки.
Он уже когда-то работал с Намджуном. Один раз. И не то, чтобы к нему выработалась какая-то симпатия. Они пообещали друг другу, что больше никогда не встретятся. Намджун говорил это всем, с кем работал и кто его выручал. Блокирует связи с людьми, которые знают о его проблемах. Юнги застыл посреди кухни с варежкой-прихваткой.
«Два года избегал контакта со мной?».
Этот псих сейчас спал в его кровати, в его одежде, с запахом его дома и шампуня. А сам Юнги шарился по квартире, не находя самого голимого угла, куда бы следовало пристроить мысли. Слишком горячий чай не лез в горло, и Мин тут же забил на него с испорченным настроением.
Намджун спал почему-то поперёк кровати и без одеяла. Юнги лег с краю тоже поперек постели прямо в одежде и закрыл глаза. Сочувствие когда-нибудь обязательно погубит и его самого, и его карьеру. Но два психа уже лежат на этой кровати, и сейчас не осталось никаких сил думать далеко наперёд.
