Фамильная реликвия

– Ваша почта, сэр, – дворецкий поклонился и поставил поднос с корреспонденцией на стол. Хибари кивнул, поблагодарил его и вернулся к утреннему чаю. Честно говоря, он и сам не думал, что так соскучился по домашней пище. Отставив чашку, молодой человек вытер губы и принялся изучать содержимое подноса. Газеты обычно относили отцу, а Кёе доставался ворох приглашений от разных домов – как известных ему с детства, так и от жаждущих завести знакомство с вернувшимся из Индии офицером и послушать, что нового в мире, из первых уст. Хибари ответным желанием не горел, он просто хотел, чтобы его все оставили в покое. К счастью, причина, по которой он вернулся в Англию, позволяла ему отказывать в большинстве случаев, но врать молодой человек не любил. Он и в самом деле считал ранение пустяковым, но начальство настояло на отпуске для лечения и реабилитации, апеллируя к тому, что в случае нагрузки травма может дать о себе знать в дальнейшем. У Кёи возникало смутное ощущение, что его решили спровадить куда подальше хоть на месяц, чтоб глаза, наконец, не мозолил. Нельзя сказать, чтобы это очень льстило, но факт оставался фактом: он сейчас находился в Лондоне и вынужден был появляться в свете. Отец соглашался, что после ранения молодому офицеру лучше проехать в загородный дом, но сначала, сынок, всё-таки побудь хорошим мальчиком и покажись, чёрт возьми, людям! Кёя же справедливо считал, что людей много, а он один, и при таком соотношении сил никакой полководец не начнёт бой. Если, конечно, он не на стороне большинства. Глубоко вздохнув, Хибари принялся перебирать конверты, выстраивая в голове вежливое извинение и отмечая, кому его нужно отправить. Первые два дня он счастливо провёл дома и в парке, ссылаясь на то, что ему нужны отдых и свежий воздух, но вчера всё же пришлось появиться у графа Сасагавы. Против графа и его семьи брюнет ничего не имел, но сам бы предпочёл ограничиться тихой встречей в узком кругу. Уже решив, что на сегодня он счастливо избежал всех приёмов, молодой человек с облегчением сложил конверты ровной стопочкой, как вдруг заметил один на полу – вероятно, упал, пока Кёя мрачно перекапывал корреспонденцию. Желая побыстрее покончить со всем этим, Хибари распечатал его и просмотрел, после чего, подумав, положил её отдельно от забракованной стопки и позвонил, вызывая слугу. У загородного дома герцога Тимотео Хибари был ровно в двенадцать, как его и просили в приглашении. По факту, именно этот особняк являлся «Вонголой», и именно он принадлежал когда-то герцогу Джотто, который оставил его потомкам. Однако герцог Тимотео практически не жил в нём, будучи очень занят в Лондоне. У него был собственный дом в городе, а в «Вонголу» он ездил летом, чтобы отдохнуть от суеты. Но все привыкли называть «Вонголой» оба дома, поскольку разницы особо не видели – ведь и то, и другое имущество принадлежало одному хозяину. Но в сегодняшней записке было указано, чтобы посетитель приехал именно в загородный дом. Кёя помедлил перед воротами – особняк потрясал своим размахом. Выполненный в стиле неоготики в Викторианскую эпоху, ночью он наверняка выглядел мрачно и пугающе. Сейчас же он казался, скорее, несколько запущенным. Разумеется, герцог старался держать сам дом в порядке, хоть и бывал здесь редко, однако о саде такое сказать было сложнее. Дорожка до дверей и клумбы вдоль неё были аккуратно прибраны, но вот кусты давно никто не подстригал, что уж говорить о растительности в глубине участка. Старые тисы, бросавшие тень на веранду, росли здесь задолго до рождения самого хозяина дома, и потому их никто не осмеливался трогать. Джотто, вероятно, нравился лёгкий бардак в саду, имитирующий, подобно английским паркам, дикую природу, и молодой герцог немного перестарался, а после него не стали ничего менять. Герцог Тимотео знал, что Кёя не сможет увильнуть от встречи – его отец попросту не простит сыну такой дерзости, да и сам офицер питал глубокое уважение к герцогу, правда, не являясь его близким знакомым. Хотя он и был Занзасу практически ровесником, но ни за что не смог бы стать ему другом в силу своего прямолинейного характера и любви к порядку. Хибари приходил в «Вонголу» только с отцом или на светские приёмы, которые терпеть не мог, однако герцог Тимотео был видным пэром, членом Палаты Лордов и вообще известен как человек строгих правил, что вызывало у молодого офицера восхищение. Кроме просьбы зайти и времени, в записке также было указано, что герцог желает представить Хибари кому-то. Кёя подозревал, что знакомить его будут как раз с Цунаёши, которого он уже видел, но это явно не могло быть достаточным поводом для отказа. Посетителя проводили в Греческую гостиную, где его уже ожидал герцог Тимотео, сидящий на диване. Комната и обставлена была в соответствующем стиле, простом и величественном. Преобладающим оттенком был, разумеется, белый – не снежно-белый, слепящий глаза, а благородный, сдержанный белый цвет древнего камня. Стены украшены пилястрами, имитирующими античные колонны, под потолком располагалась лепнина, узор которой восходил к греческому орнаменту. Белый цвет изящно оттенял коричневый – не слишком тёмный, но и не яркий охровый. Такого цвета была обивка дивана и кресел, оконные рамы, шкафы, каминная полка, словно он отдавал дань превосходства белому, оставаясь незаметным и нейтральным, но смягчая холодный оттенок помещения. Приятной глазу искрой по интерьеру проходила золотая нить – на подушках дивана, на каких-то незаметных элементах декора. Все деревянные поверхности украшала резьба в виде виноградных листьев, иногда встречались грозди винограда. Шторы с ламбрекеном были раздвинуты, пропуская в комнату яркий солнечный свет, и камин не горел. Что касалось планировки, она оказалась довольно проста: в центре стоял низкий кофейный столик, вокруг которого располагались диван и три кресла; справа была стена с окном, слева – с камином; напротив двери в одном углу стоял шкаф, в другом – декоративный столик с небольшой вазой-амфорой, полной цветов, которые хоть как-то оживляли холодность гостиной. Статуэтки располагались и в шкафу: множество разнообразных белых фигур – мужских, женских, звериных. Когда Кёя повернул голову, мельком оглядывая помещение, он заметил напольную амфору по одну сторону от двери, а по другую – ещё один трёхногий столик, на этот раз со статуэтками. Это были три изящные девушки, каждая с цветком в руке. Строгость и пустоту гостиной разбавляли, кроме цветов, три картины: над камином, на противоположной стене и рядом с дверью. Первая, сравнительно небольшая, изображала очаровательного юношу, разглядывающего своё отражение в ручье. Полотно на стене было масштабнее и показывало зрителю красавицу в лёгкой короткой тоге, бегущую в окружении ланей и ещё нескольких спутниц поодаль. У двери же висел портрет белокурой девушки в греческих одеждах. Всё это внимательный взгляд офицера отметил за несколько секунд, пока слуга объявлял о его приходе. Лорд Тимотео, которому Хибари поклонился ещё у порога, кивнул вошедшему и радушно пригласил: – Здравствуйте, граф. Проходите, угощайтесь кофе. Кёя помедлил, заметив, что в комнате, кроме хозяина, сидит мужчина – в соседнем кресле, закинув ногу на ногу. Он улыбнулся вошедшему с лёгкой насмешкой, которая, однако, относилась не к гостю, а, скорее, ко всему миру в целом. В руках мужчина держал чашку с блюдцем и, пока Хибари садился в кресло напротив, не спеша потягивал кофе. – Позвольте представить вам мистера Реборна. Уголки губ Реборна чуть дрогнули, словно он хотел улыбнуться ещё сильнее, но передумал. – Приятно познакомиться, граф Хибари. Могу ли я называть вас по имени, к чему нам эти формальности? – Можете, – кивнул Кёя, – вряд ли в моих силах запретить что-то начальнику внутренней разведки страны. На этот раз улыбка мужчины всё же стала шире. – О, так вы меня знаете? – Наслышан, но, к счастью, не было шанса пересечься с вами. В противном случае я бы вряд ли здесь сидел, – Хибари внешне оставался спокойным, однако в душе его царило смятение, грозившее перерасти в панику, если бы не стальная воля хозяина. Чем он мог привлечь внимание начальника разведки? Разве он совершил что-то предосудительное? Или его подозревают в чём-то? О Реборне – разумеется, это было вымышленное имя – ходила слава жёсткого, даже жестокого человека, очень трепетно относящегося к государственным тайнам. И, конечно, начальника разведки мало кто знал в лицо – как и мало кто знал о его существовании в принципе. Офицеру просто повезло видеть его издали, но память очень цепко запечатлела этот образ: худое лицо с резко очерченными скулами, острый нос, жёсткие чёрные волосы, бачки по обе стороны щёк, проницательные глаза, всегда серьёзные, иногда глядящие с лёгким прищуром, и, естественно, насмешливая улыбочка, искривлявшая тонкие губы. – Ну что вы, Кёя, я специально выбрал неформальную обстановку, чтобы побеседовать с вами, и попросил герцога познакомить нас... так сказать, встретиться на нейтральной территории, – Реборн поставил чашку на стол и переплёл пальцы, положив руки на колено. – Что может быть лучше тёплой дружеской беседы? – С вами? – офицер честно задумался. – Клетка с голодными львами. Лесной пожар. Публичная казнь. Теперь Реборн не выдержал и расхохотался. – А вам палец в рот не клади. Это из-за прямоты у вас проблемы с начальством? Хибари промолчал. Ответ был очевиден. Его хвалили. Его ставили в пример. Его называли гордостью армии. Его боялись. От него хотели избавиться. И дело было как раз в его характере. Нет, Кёя всегда оставался предельно вежлив и строго следовал уставу. За всё время службы за ним не было зафиксировано ни единого нарушения... на бумаге. Офицер мог не расслышать приказ старшего по званию, но, конечно, не потому, что он был откровенно бредовым, а на передовой видно лучше, чем из штаба, а просто потому, что в бою всякое бывает – шумно, знаете ли, стреляют… или донесение запоздало... А ещё, если на поле сражения оказывался Хибари, то пленных не брали. Никогда. Просто некого. И Кёе всё сходило с рук… пока сходило, ведь до сих пор он оказывался победителем, а победителей не судят – их хвалят, скрипя зубами и стирая их до дёсен, потому что вот он, офицер Хибари Кёя, стоит напротив и благодарит за оказанную честь, а в ледяных серых глазах ясно читается, что он видит тебя насквозь и упивается твоим бешенством. Все ждали, когда он сделает ошибку, но ожидание затягивалось… а тут это чёртово ранение. Его просто спровадили прочь на целый месяц, и когда он вернётся, может произойти всё, что угодно – ведь он будет подобен новорождённому котёнку, не зная ни обстановки, ни новостей. Информация, вся проблема в информации: обычно Хибари мог просчитать свои и чужие поступки на шаг вперёд, несмотря на молодость, но месяц, месяц окажется потерян… Реборну всё это, похоже, было прекрасно известно, и теперь он молча наблюдал за собеседником, который сидел напротив, неестественно выпрямившись, и тоже не горел желанием продолжать разговор. Начальник разведки, пожав плечами, взял с тарелки бисквит. – Согласен, не самая приятная тема для беседы. Давайте переключимся на что-то менее траурное. Как вам погода? Мне кажется, к вечеру начнётся дождь. – Вы же пригласили меня не для того, чтобы говорить о погоде? – откликнулся Кёя, покосившись на герцога Тимотео. Тот сидел, благодушно улыбаясь, и не вмешивался в разговор. Похоже, он исполнял роль посредника, чем и ограничился. Реборн чуть наклонился вперёд и прищурился. – Не любите светские беседы, значит? – Предпочитаю сразу говорить о деле. – Это слишком скучно… – мужчина сокрушённо покачал головой. – Ведь так много тем для дружеской беседы можно упустить! Кроме погоды стоит обсудить наследника герцога, – он любезно кивнул старику, – или какую-нибудь театральную премьеру. Вы любите театр? – У меня нет на это времени. К тому же обычно я нахожусь не в Лондоне. – Ну да, разумеется, вы же служите в Индии, – Реборн, похоже, размышлял вслух. – А как насчёт живописи? Посещали ли вы последнюю выставку? – Нет. – Как жаль… я думаю, бессмысленно спрашивать ваше мнение обо всех этих новых направлениях – авангард, модернизм… – заметив выражение лица Кёи, он хмыкнул, но с завидным упорством продолжил. – А литература? В Лондоне как раз остановился нашумевший писатель-модернист Рокудо Мукуро. При упоминании этого имени Хибари непроизвольно скривился и поспешил опустить глаза и сделать глоток кофе, словно надеясь скрыть выражение лица за чашкой или запить неприятное имя. Однако от Реборна ничто не могло укрыться, хотя он и не высказался вслух по этому поводу. – Дайте-ка подумать… может, у вас есть какие-то увлечения? Садоводство, спорт?.. – Подозреваю, что если увлечения у меня и есть, вам о них известно. – Вы считаете меня каким-то вездесущим божеством, а я всего лишь скромный слуга Её Величества, – начальник разведки рассмеялся и покровительственно махнул рукой. – Ладно, не буду вас больше пытать, идите. Может, как-нибудь ещё свидимся. Хибари, испытывая колоссальное облегчение пополам с растерянностью, встал и поклонился – сначала Реборну, потом герцогу. Оба кивнули в ответ, и Тимотео позвонил слуге, велев проводить гостя. В дверях Кёю остановил оклик мужчины: – Кстати, Кёя, вы никогда не думали вернуться к корням? Офицер, обернувшись, с недоумением посмотрел на говорившего, пытаясь вникнуть в суть вопроса. Но Реборн уже передумал и с улыбкой взял чашку. – До свидания. Молодой человек снова поклонился и покинул комнату. Герцог тут же вопросительно приподнял брови. Его оставшийся гость поставил давно опустевшую чашку обратно на стол. – Сложный юноша. Похоже, пребывание в обществе даётся ему с трудом. Тимотео кивнул, соглашаясь, и снова позвонил. Другой слуга немедленно явился. – Принесите ещё кофе. Новый гость уже здесь? – Нет, ваша милость. – Наверняка опоздает, – заметил Реборн и откинулся на спинку кресла. – Молодые люди такого склада никогда не отличаются пунктуальностью. Это вам не Хибари Кёя. Герцог усмехнулся в усы. – Мистер Реборн, а вы сами любите модернизм? – Вот сейчас и узнаю, – с притворной серьёзностью отозвался тот. Слуга проводил Кёю до лестницы и с поклоном исчез. Офицер взялся за перила, намереваясь спуститься, но неожиданно услышал взволнованный голос и машинально замер, напрягая слух. Так вышло, что он остановился рядом с дверью одной из комнат особняка, и как раз оттуда доносились обрывки разговора. По голосу молодой человек узнал Цуну, который почему-то очень нервничал, из-за чего говорил громко, хоть и старался не переходить на крик: – Зачем ты вообще привёз меня сюда? В Ирландии было куда лучше! И уж точно спокойнее и безопаснее! – Стоит ли поднимать такую панику из-за пары выстрелов? – Хибари с удивлением узнал спокойный голос лорда Емицу. – Ты ещё скажи, к чему переживать, если всё равно не попали! – Действительно. Раздались шаги, и Кёя инстинктивно отшатнулся, но затем понял, что один из спорщиков просто ходит по комнате. Выстрелы? Что произошло? – Я не понимаю, почему ты так спокоен, когда в твоего сына стреляют, – на этот раз голос был почти обиженным. – А ты даже не хочешь обратиться в полицию. – Во-первых, в тебя и правда не попали. Во-вторых, герцогу вряд ли понравится, если тут будут шнырять полицейские и задавать вопросы, а в-третьих… – А в-третьих ты и сам знаешь, кто стрелял, не так ли? – шаги замерли, наступила тишина, которую снова нарушил Цуна. – Ладно, в меня стреляют, я хоть понимаю, почему. Но если пострадают мои друзья? Или даже обычные прохожие? И всё для того, чтобы не раздувать скандал! Семейный скандал! – Цуна, ты перегибаешь палку… – Ты просто хочешь, чтобы я нашёл эти чёртовы кольца, в существовании которых ты сам сомневаешься! Раздался стук, словно что-то бросили на пол, затем шаги, и прежде, чем Хибари отошёл достаточно далеко, дверь распахнулась, выпустив Цуну, который тут же налетел на офицера. – И… извините, – выдавил Савада, растерянно моргая. Он был бледен и взъерошен сильнее, чем вчера, словно активно запускал пальцы в шевелюру. Кёя, хоть и чувствовал некоторую вину за то, что подслушал этот разговор, не подал виду и лишь слегка покачал головой. – Ничего. Будьте внимательнее впредь. Цуна кивнул и торопливо удалился, не сказав больше ни слова. Кёя, наконец, спустился по лестнице, отметив, что на пальце наследника не было кольца – вероятно, это оно стукнуло, поскольку Савада его бросил. Значит, кто-то покушался на жизнь юного потомка Джотто или пытался его запугать. С какой стороны ни посмотри, выгодно это лишь Занзасу, да и очень на него похоже – он как раз принадлежал к числу тех, кто предпочитал решать проблемы силой. Лорда Емицу можно было понять – вряд ли герцогу Тимотео придётся по душе такое известие. Хотя он наверняка в курсе, просто не хочет выносить сор из избы. Репутация герцога в обществе была безупречна… если бы не его сын. Одни сочувствовали старику, что у него вырос столь неблагодарный отпрыск, другие считали, что Тимотео сам упустил что-то в воспитании ребёнка, а кто-то винил наследственность настоящих родителей. В любом случае, лишний скандал семье ни к чему. У выхода Кёю догнал слуга, который почтительно передал ему записку от герцога. Офицер быстро пробежал её глазами и едва не застонал – все его надежды пошли прахом, и он всё-таки был приглашён на светский вечер. Вымучено улыбнувшись, он попросил слугу передать хозяину, что непременно придёт. ММ отложила вилку и покосилась на Мукуро. Интересно, удастся ли уговорить его стать её моделью? Девушка попыталась прикинуть, какой бы цвет из последней коллекции ему подошёл, но потерпела в каком-то смысле полное фиаско – мужчине, похоже, шло абсолютно всё. Они сидели в небольшом ресторане напротив гостиницы, где по чистой случайности оба остановились. Хотя обед был в самом разгаре, Рокудо, игнорируя почти нетронутый бифштекс, что-то сосредоточенно строчил в блокноте. Вдохновению не прикажешь. ММ вздохнула и вернулась к еде – на любые попытки заговорить молодой писатель отвечал невпопад или не отвечал вовсе. Когда она уже вытирала салфеткой губы, Мукуро отложил ручку и с интересом повернулся к ней. – Так о чём мы говорили? Ах, да. Я слышал, что на Цуну было… чёрт, – он с недоумением уставился на вилку, которую только что вытащил изо рта, и облизал губы от соуса. – Что за сервис? Мне принесли холодное блюдо. – Оно остыло, – напомнила ММ, скептически изогнув брови, однако тема её заинтересовала. – Вы имеете в виду эти слухи о том, что в него стреляли? Мукуро живо кивнул. – Никаких официальных данных, никто не обращался в полицию, только люди говорят… ах, как люди любят говорить, и откуда всё берётся?.. – Наверное, кто-то из слуг проболтался? – предположила девушка, наблюдая, как Рокудо, вновь увлёкшись – на этот раз разговором, – без колебаний проглатывает холодное мясо. – Без сомнений. Однако, когда я сегодня был в особняке у герцога Тимотео, то отметил, что все усиленно делают вид, будто ничего не случилось. – Что вы там делали? Вы видели Цунаёши? – модельер распахнула глаза и подалась вперёд, ожидая подробностей. Мужчина самодовольно улыбнулся. – Меня пригласил герцог, однако наследника я не видел, – вспомнив что-то, он нахмурился и отодвинул от себя тарелку, словно разом потерял аппетит. – Он познакомил меня с одним человеком… самовлюблённый и надменный тип, который словно бы насмехается над всем миром. ММ торопливо поднесла к губам салфетку, пряча улыбку. Воистину, в других нас раздражают собственные недостатки! – И зачем же герцог это сделал? Мукуро, ничего не заметив, пожал плечами. – Понятия не имею. Может, чуть позже узнаю… я приглашён на вечер в особняке «Вонгола». – Какая удача! Я тоже. Давайте выйдем вместе? – Да, – машинально пробормотал писатель, снова погружаясь в свои мысли. Слухи расползались, обрастали всё новыми подробностями. На севере Лондона обсуждали, что на наследника Тимотео напали вооружённые до зубов грабители, на юге нашлись свидетели нападения на Саваду с ножом. Одни говорили, что бандитов было двое, другие – что десять, а третьи клялись, что это сам дух Рикардо противится воле потомка. К вечеру сомнений не оставалось только в одном: дела Цуны плохи. Сам Цуна был уверен, что всё ещё хуже.