Трое из "Гидеона"

Доктор Гордон, которого Хоффман поселил в «Гидеоне», был товарищ себе на уме, гордый и заносчивый. Но спирт гнал преотличный, что несколько мирило прочих обитателей злодейского логова с некоторыми особенностями его характера. Однажды утром дядя Крамер проснулся и пошел умываться. Смотрит — а в раковине спирт налит. Позвал Хоффмана и запротестовал: — Что это такое? Почему в раковине спирт налит? А умываться как? — Умываться на работе можно, — невозмутимо ответил Хоффман. — И душ принимать там же можно! И зубы чистить! — А некоторые на работу не ходят! — подала голос Аманда. — Некоторые и вовсе не умываются, — радостно сказал Хоффман. — Стоп, — схватив учеников за шиворот, дядя Крамер растащил их в разные стороны, пока дело не дошло до драки. Точнее, Аманду — растащил, а Хоффмана так, на пару дюймов подвинул. — Хоффман! Чтобы этого спирта в раковине больше не было! — А куда его девать? — не понял Хоффман. — Помощники из вас плохие, ты, дядя Крамер, не обижайся, но пара глотков тебя с ног валит, Аманда больше своими таблеточками интересуется… не продавать же? А Мэттьюс обойдется — если его напоить, мы вообще оглохнем. — Делай что хочешь, — нахмурившись, сказал дядя Крамер, и Хоффман счел за лучшее перестать спорить с начальством. — Ну хорошо. Я доктору Гордону кого-нибудь заведу. Будет спирт пить. Но тут случилось непредвиденное — громыхая оковами, из подвала выбрался доктор Гордон, но в каком виде! Белый халат был надет на нем задом наперед наподобие смирительной рубашки, обычно аккуратно прилизанные белокурые волосы растрепались и стояли дыбом. А еще доктор пел. Не так устрашающе, конечно, как орал детектив Мэттьюс, но тоже очень впечатляло. Доктор Гордон стоял на пороге подвала, сжимая в руках бутыль с прозрачной жидкостью, и вдохновенно выводил: — Я патологоанатом, я беру работу на дом… Но доктор сильно перепил, поэтому у него выходило только немелодичное: — Ыыыы-ыыы-ыыыыы¸ыы-ыыыы-ыыыы… Аманда спросила: — Что это с ним? — Может быть, у него праздник какой-то? — предположил дядя Крамер. — День медицинского работника! — со знанием дела сказал Хоффман. Он вообще любил любые праздники. Но только на следующее утро после праздников очень уж голова болела. А доктор Гордон допел свою песню, да как пустится в пляс! Схватил дядю Крамера в объятия и давай его по комнате кружить! Кружит, кружит, гремит цепью, а сам все на Хоффмана с Амандой поглядывает — почему это те не танцуют? Тогда Хоффман и Аманда впервые решили объединить свои усилия, загнали доктора Гордона в угол, отобрали у него запыхавшегося дядю Крамера и бутыль с подозрительной жидкостью, и обратно в подвал посадили. Хоффман ушел в подвал, дабы проверить, как там доктор. Выходит — штаны наизнанку, рубашка на животе узлом завязана, на голове бантик из подтяжек. Элегантными прыжками молодой лани Хоффман проскакал по лестнице из подвала и закружился по комнате, распевая: — Оглянуться, пригнуться не успел я, Популярность как буря налетела, Мое толстое тело вся Европа хотела, Ах, как это все мне блин надоело! Ууу, биология, уууу, анатомия! Изучи ее, изучи ее до конца! Осторожно подкравшись к Хоффману, дядя Крамер пощупал ему лоб и пришел в ужас. — Аманда! Срочно звони 911! У нас двойной случай буйного помешательства! Заперев танцующего Хоффмана в «Гидеоне», дядя Крамер и Аманда вышли на крыльцо ждать «Скорую», и пока ждали, сильно замерзли. А тут мимо шел спецагент Эрикссон, который до сих пор притворялся почтальоном. Вытащив из сумки газету, он критически воззрился на дядю Крамера. — Вот я заметку в газете прочитал. Про одного маньяка. Глаза у него голубые, а рост метр восемьдесят. Между прочим, за него награда положена. Я и рулетку принес, сейчас вас, дядя Крамер, измерять буду! Аманда испугалась: вот измерит почтальон Эрикссон дядю Крамера, заберет с собой, и что они тогда с Хоффманом делать станут?! Она быстро сбегала в кухню и вернулась с пинтовой кружкой спирта. — Давайте, измеряйте. Только вот попробуйте медицинский спирт, который наш доктор делает. Спецагент кружку выдул в один присест, да как покраснеет, да как глаза выпучит! Усами зашевелил и ну петь: — А я люблю военных, красивых, здоровенных! Тут как раз «Скорая» и подъехала. А Хоффман тем временем в себя пришел. Из «Скорой» вылез доктор с чемоданчиком, посмотрел на всех и говорит: — Где больной? — Вот! — сказал спецагент Эрикссон, на миг прекратив петь. — Вот это — тот самый маньяк, который из дому сбежал. За него и награда положена… Ещё люблю крутых и всяких деловых. Паренька бы мне приметить. Чтоб подарочки дарил. Был в почёте в высшем свете. В казино меня водил. Я б родного раскрутила На песцовые меха. — продолжил Эрикссон свои вокальные упражнения. Доктор в недоумении поглядел на него. — Маньяк, говорите, из дому сбежал? — Да что вы, доктор, — сказал дядя Крамер. — Ни из какого дома я не сбегал. Вот мой дом. — Он показал на здание «Гидеона». Я маньяк свой собственный. А вот этот дядя ворвался в мой дом в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, нарушил границы частной собственности, пытался вступить с моим Хоффманом в противоестественные отношения (тут дядя Крамер показал на Хоффмана, на котором все еще штаны были наизнанку), а теперь вот поет… Заберите его, пожалуйста. По-моему, классическая картина белой горячки. Дядя Крамер много раз слышал от мамы Джилл всякие медицинские термины и запоминал их, потому что он был очень умный маньяк. Взял доктор спецагента Эрикссона под локоток, да посадил в свою машину, да и увез в психушку. А дядя Крамер все равно заставил Хоффмана спирт из раковины вылить, и вообще в угол поставил. Аманда была очень довольна.