***
В тишине замок никогда не стоял. Из окон его то и дело лились крики Демонов. Но сегодня, будто гром посреди ясного неба, эхом доносился оттуда истошный ор. — Уму непостижимо! — в сердцах закричал вдруг в проходе Демон. Изумруды пылали праведным гневом, пытаясь схватиться за другие прекрасные камни — рубины. Но те уж прикрыты белыми веками и белесыми ресницами. Эрж в бешенстве. А Гилберт… странный сейчас. Молчит, отводит взгляд. Обычно такие тематики, как мученники и наказания, исход — главные темы разговоров для этих двоих. Гил всегда поддерживал его красноречивыми фразами и цепкими выражениями, но… сейчас иначе. Он будто не слушает этот рёв и обиду. Ему всё равно. Честно. Но несмотря на спокойное лицо, его разум сейчас бился в агониях. И решение никак не приходило. Эрж взревел, застонал, упал в кресла и опустил голову в ладони… Сердце бешено стучало внутри. Да чтоб какой-то сопляк посмел так дерзить?! Такого ещё не было! Что за наглость! Бесит также это состояние демона напротив, что задумчиво глядит в сторону, да и с таким серьёзным выражением. Надо же. Как интересна эта стена! Давно ли Гилберта начал интересовать интерьер?! Непривычно важное лицо альбиноса никак не сочеталось с его характером. О чём же он думает? Почему не возмущается? Молчит?.. Что-то скрывает?.. - эти вопросы заполнили помещение, мешали дышать. Стало жарко. Душно. Неприятно. Но мысли внезапно обрываются. Открылась дверь. Входит Сатана. Быстрым движением руки закрывается. Проходит к столу и бросается с усталым стоном в мягкие кресла. Сбросил мантию на пол, потёр виски, зарычал, словно переродился в зверя. Ярость искрилась в глазах. — Этот гадёныш нос задирает! — возмущённо проговорил он сквозь зубы.— Плюнул, гад… Да чтоб я… Вот тебе и паинька! Божье отродье! — орал до невозможности громко и хрипло. А потом резко замолчал, сжимая свои собственные волосы — казалось, что сейчас он начнёт их вырывать клочьями. Но Сатана нервно покусывает тонкие губы. Потирает лоб. Скалится… В глазах заплясали бесы. — Господин?..— вопросительно тянет длинноволосый демон, с осторожностью опустившийся рядом, чтобы наблюдать, как лицо светлого юноши корчится в дьявольскую Морду Сатаны. Именно Морду. Жестокую и беспощадную. — Я добьюсь своего, — громко и уверенно говорит Дьявол, не улыбаясь…— Он будет моим подчинённым. Вот увидите… Я — тот, кто добивается своего. Всегда. Во все времена. И так будет во веки вечные. Эрж, — Сатана оборачивается к вышеупомянутому с прищуренными глазами, — присматривай за ним… Пусть сидит в своей камере…— тут он остановился, чтобы выплюнуть ещё жидкую кровь изо рта. Через секунду его глаза нашли алые.— А ты, Гил, лучше иди и убери этот бардак на площади! А то не дай Чёрт что случится! — Да, Господин, — в один голос говорят демоны, покорно склонившие головы. Они ещё раз поклонились и вышли, прикрывая дверь. Напряжённо смотрят друг на друга, словно один из них вызвал второго на дуэль. Эрж с предупреждением глядит в лицо новоиспечённого врага. Что делает и Гил, обворожительно скалясь и вытягивая шею, как бы давая знать, кто здесь главный. После пятиминутного молчания и прожигающего глазами поединка они в гробовом молчании разошлись в противоположные стороны Замка… Но Гил не переставая улыбался. Его план Идеален. Он получит то, на что имеет полное право. Однако нужно выждать удобный момент. И тогда Цель будет достигнута так же легко, как и ранние. Легко. Сладко. С победным концом.***
Наверное, Иван не понимал сначала, где оказался. Помещение было мрачным и беспросветным. Оно излучало безнадёгу и абсурдные мысли. Но Ангел ждал. Чего? Проявленье Божье. Именно для этого он сейчас терпит свою новую тюрьму. Падший молился каждый день, час, минуту около грязной стены. Молил Бога простить его за предрасудства и глупости. Нельзя было Ване хотеть видеть её, прекрасную. Запрещено спускаться на Землю. По собственной глупости он поплатился свободою. Сейчас он сидит в катакомбах под двадцатью замками. Света здесь нет, даже руки с близкого расстояния мутны и неточны. А свой голос нельзя узнать от ужасного хрипа. Но он молится… Страшно думать. Иван корил себя, хотел разорвать одежду, но холод сдерживал сей порыв. Он целовал стену, свой крест, что так и остался под корсетом. Единственное, что излучало надежду. Крест он целовал со страстью Христа, молился жарко и иногда бессвязно, путался, сбивался на полуслове, рыдал — те слёзы были раскаяньем… Но зато как откровенно и горячо лились его слова из ослабевших от голода уст! Они были прекрасны. Как и Ангел. Тот был чист душевно. Невинен физически. Но всё-таки волны мурашек каждый раз проходились по коже, стоило тишине прерваться. Каждый день, примерно в одно и то же время к нему заходили охранники. Издевались, но не трогали. Верно, запрет стоял. Иначе бы на Ване не осталось и живого места. Словесные оскорбления Падший смиренно выслушивал. И ни разу не перебивал. Ибо мученики — есть пример в вере. Иван докажет, что умеет страдать и преодолевать препятствия. Сможет. Иначе нельзя.***
Гилберт быстро зашагал в свои покои, даже толком не отужинав. Фантазия его подводила. В голове творился бардак. Мысли путались и жужжали как назойливые мухи, мешали нормально есть. Кровать неожиданно мягкая, прохладная и огромная. Он с трудом смог снять душную одежду и замереть. И разум на некоторое время образумился. Он не мог больше ждать. Он — собственник. Он имеет право забрать своё имущество. Но нет. Иван чёрт знает где, верно, сидит на самом дне заброшенных шахт, стонет, потеет, изгибается под… — Блядь, вот кто он, — рычит себе в руку Гилберт, сжимая другой подушку. Эрж не имеет права касаться чужой сучки. Демон не для того подтвердил свою Власть над Падшим, чтобы делить его с кем-то. Ревность. Да, придёт время и Гилберт заявит о своей Власти. И тогда Иван станет полностью и без колебаний его собственностью. Только его. А если нет, то не быть тому в этом мире. Никогда.***
День был особенно молчаливым. Иван здесь, верно, не больше недели. Но несмотря на это ему было страшно. Почему?.. Он объяснит. К сожалению, — к греху чёрному — он подслушивал охранников, из чего и узнал, что его будет навещать назначенный Сатаной Демон. Эрж. Падший не знал почему, но этого гада он очень хорошо запомнил. И посему ненавидел. Но боялся признаться себе в этом, ибо грешно испытывать злость. Ангел просил прощения за свои чувства, которые Нельзя испытывать. Бог накажет… За стеной слышались шаги. Иван умолк на полуслове — читал молитву перед отвратной стеной, держа свой маленький крест — и замер в нерешительности. Эти шаги не были похожими на манеру охранников. Они более медленные и плавные, точные и неспешные. Ваня сунул крест обратно в кружева корсета, отодвигаясь к дальней стене (его нынешнее обиталище), чтобы прижать ноги к себе и прислушаться… И приглушённые, неясные слова вдруг раздались сквозь вату снаружи. Но смысл никак не доходил до Падшего. Ему оставалось лишь прижиматься к стене, жать браслеты оков и молчать, заглушая раздумьями голод. Сколько так сидел, сказать он не мог. Лишь после в жуткой темноте появился маленький отблеск света. То был слабый огонёк старой свечи, освещающей молодое лицо, очень знакомое Ивану. Лишь когда капюшон съехал чуть в сторону, Падший признал в госте того, кого поклялся ненавидеть. Эрж. Треклятый Демон. Вроде бы тот ещё ничего не сделал Падшему, а Иван уже его заранее ненавидит. Вот он преспокойно проходит в глубь камеры, чуть жмурясь в темноте, наверно, пытаясь различить силуэт Ангела. И находит. Улыбается, поправляя выбившийся длинный локон за аккуратное ушко. Демон глядит на скованного пару минут, пока не одёргивает себя. Подходит. Наклоняется. Освещает свечою прекрасное, неискажённое кровью лицо. Нет, то наоборот безупречно. Кровь, засохшая и свежая, казалась прелестной на этом светлом личике. Да, оно измучено, но красота не может быть забытой. Она великолепна. Он, Ангел, Великолепен. Аметисты блестят таинственным пламенем, зрачки сузились от слепящего подсвечника, — О Милостивый! что это за ошеломляющие очи! — бледные губы дрожат. Не из-за страха. Голода и муки. Возможно, кто-то назовёт Ивана сейчас жалкой пародией на ту хвалённую Ангельскую красоту, рассказываемую детям в сказках. Но Эрж думал иначе. И дело не в принятом алкоголе. Море приятной усталости и покалывающей неги, разошедшиеся по могучему телу, сейчас прояснялись в нечто иное… — Здравствуй, Иван, — тихо произносят эти заливные кровью уста. Тонкие и нежные.— Скучал по твоему взгляду. Но Падший молчал. Что он мог сказать?.. Ничего. Лишь терпеть этот разящий запахом перегар, сладковатый оттенок цветка алкоголизма, что застрял в каштановых волосах, это море хмеля в изумрудных глазах. Эрж вдруг кладёт руку на щеку подчиненному. Иван вздрагивает и морщась отодвигается к стене. Но внезапно его щёки закровоточили, полилась из них сладкая Демону кровь. Тот сжал когтями нежнейшее личико, улыбаясь в ответ жаждущему мести взгляду. Слишком уж очи Ангела красивы. — Так давно хотел заглянуть тебе в глаза вот так…— горячие пальцы перешили на шею, угрожающе и жадно сжав ту, но через секунду ласкают грудь, которую не скрыл корсет, нежат её, замирая на миг… — Ты волнуешься? Сердце твоё так стучит…— шепчет чуть слышно он, сжимая грудь теснее, собственным телом прижимая чужое, желанное.— Ты исхудал немного. Прости, еды я не принёс. «Хозяин» не разрешает… Железяка лязгнула о бетонный пол. Но огонь на свече не дрогнул, не погас. Свет касался лиц двух существ. Оба глядели друг на друга. Оба молчали. Лишь частое дыхание прерывалось, когда Демон облизывал свои пересохшие губы. — Как бы я хотел обладать тобой…— внезапно произносит Эрж. Его проворная рука, оглаживая ткань корсета, оказалась на пояснице, властно надавливая, чтоб такие прекрасные ноги расступились. А жаркие уста сомкнулись на изящной шейке Падшего. Тот вздрогнул, залился больной бледностью страха, запаниковал, начал сопротивляться активным рукам своими, скованными и подвешенными над головой… Грех бродил рядом. Вавилонская Блудница на семиглавом Чудовище распивала вино, пела песни на ухо, шептала слова красивой лжи. Десять рогов Зверя играются в лучах свечи, слышен звон золотого бокала, бредовые речи Системы Вещей. «Нет… Только не блуд… Блудница будет сожрана Зверем, разорвана в клочья! Бог! Скажи, скажи, молю, что так и будет!.. Ведь Откровение недаром писано?..» — горячо молился про себя пока ещё Святой… Он хочет плакать, ведь это проклятое человеческое тело отзывается на резкие движения. Ладони Эржа уже опустились ещё ниже, по-хозяйски схватившись за ягодницы. Демон подталкивал к себе Падшего, насильно усаживая того к себе на бёдра. А Иван пытался вырваться из цепких рук. Но предательское тело… Вдруг манящие грехом руки остановились, прекратили обворожительно ласкать горящую грехом кожу. Иван глубоко и с облегчением выдохнул, вытер бесполезные слёзы и пот с лица локтем. «Спасибо!» — воскликнул он вновь. Эрж же тяжело дышал ему в шею, чуть касаясь кончиком носа светлой кожи. Демон встал с места. Поглядел на Ангела. И метнулся обратно за дверь. Она с грохотом захлопнулась. Раздалось эхо в катакомбах. А за ним эхо брани за стеною. Но в камере... «Спасибо!» — бредил Верующий, целующий собственный крохотный крестик, припадающий к грязному полу темницы и сжимающий слабые руки в знакомый жест, произносил Великое слово: «Аминь».