***
Trentemøller – Miss You
Тайная база Мстителей, недалеко от Нью–Йорка, США. На следующее утро. – Где ты вчера был? В коридоре его нагнал Сэм Уилсон, одетый в штатское. По взгляду напарника Роджерс понял, что тот намерен получить ответ. – Я звонил, но ты сбросил трубку, а потом вообще отключился, – добавил Сэм, с искренним беспокойством оглядывая друга. – Просто гулял. А телефон сел, – соврал Стив, продолжая шагать по коридору базы. Лгать его научила Катрина. Возможно, сама того не осознавая. Эта легкость и непринужденность, с которой она лукавила и водила вокруг пальца каждого, каким-то образом, будто вирус, передалась и ему. Он не чувствовал больше угрызений совести, скрывая от Сэма, Романофф и остальных свои истинные чувства или мысли. Капитан Роджерс просто не хотел, чтобы в его душе кто-то рылся. По крайней мере не сейчас, пока душевные раны слишком свежие, еще кровоточащие и отдающие ноющей болью в груди. – Какие новости? – чтобы не дать Уилсону возможности даже пискнуть о поведении Стива или его пугающей замкнутости, Роджерс заговорил о работе. Которой, признаться, было выше крыши. – Ну, – почесал затылок Сэм, протискиваясь следом за Стивом в небольшой кабинет с огромным окном, соединенным с просторной светлой комнатой. – С чего именно начать? – Давай с нее. Они встали у окна и молча уставились на сидящую в самом углу тощую, сгорбленную фигуру с темными длинными волосами. Понаблюдав за ней с минуту, мужчины осторожно вошли в единственную дверь, из которой можно было выйти из той самой комнаты - палаты или тюрьмы, каждый называл это по-своему. Фигура тут же вздрогнула, захныкала, вжимаясь в угол, глядя на вошедших серыми, одичавшими и напуганными глазами. Взгляд ее скользил по их лицам, губы дрожали, а пальцы отчаянно сжимали ткань мятой белой формы. – Тише, – выставил руки вперед Сэм, делая один шаг в сторону женщины. – Это снова мы. Стив и Сэм, узнаешь? Спустя минуту женщина наконец поняла, что ей не причинят вреда, и расслабилась. Перебравшись на одноместную койку, поджав под себя ноги, она уставилась на своих гостей с легким интересом и все еще горящим безумием в невыносимо знакомых для Роджерса серых глазах. – Смотри, она уже спокойнее, – улыбнулся Уилсон, поворачиваясь к хмурому Стиву. – Я все думал, что ее нужно как-то называть. Может, имя Катрина… – Она не Катрина! – слишком грубо и резко отрезал Стив, отчего женщина вздрогнула и испуганно уставилась на Капитана. – Извини, – понурился Сэм, искоса поглядывая на ту, которая была как две капли воды похожа на Катрину. Только намного худее, физически совершенно не развитой, перепуганной до смерти и неисправимо сумасшедшей. – Называйте ее как хотите, – поморщился Стив, отводя взгляд от клона Катрины, которую из Соноры приволок Сэм, не рискнув бросить женщину на произвол судьбы. – Удалось что-то узнать о ней? Из той уже расшифрованной части? Хотя бы номер? – Двадцатая, – тихо ответил Уилсон, снова глядя на медленно покачавшуюся в такт собственным безумным мыслям женщину. – Она была двадцатой. Видимо, выжило всего трое. – Мы не знаем, сколько еще клонов создал Гонсалес. Их может быть и больше. – И все они как Катрина? Я имею в виду, если не брать во внимание все эти… дефекты? – Без понятия, Сэм. Он оставил двадцатую и Уилсона, отправившись на поиски Старка, который и контролировал расшифровку тех данных, украденных им же из Соноры. Клон Катрины, вернее, один из клонов Баки, становился спокойным лишь в присутствии Уилсона. Сокол сперва откровенно переживал, что на это подумает Роджерс. Но тот даже смотреть на двадцатую не мог, лишь повторял про себя, что это не его Катрина. Но сложно, невыносимо трудно было убеждать себя в этом, невольно наблюдая, как свет от люминесцентных ламп играет на ее темных волосах, как знакомые пальцы осторожно ощупывают мягкий и свежий матрац. Как все еще притягательные, хоть и обветренные и обкусанные губы редко изгибаются в неуверенной улыбке, когда Сэм показывает ей карточный фокус, лишь бы отвлечь ее внимание от врачей, старающихся взять у нее кровь на анализы. Возвращали Роджерса в реальность лишь ее глаза. Да, страшно похожие, такие же холодные и серые. Но глаза его Катрины всегда горели как ледяное пламя. Глаза же этой незнакомки чаще всего становились стеклянными и бездушными. Это была не та Катрина, которую он встретил два месяца назад в Неваде. И от этой мысли Роджерсу становилось чуть легче. Стив нашел Старка в своей лаборатории, среди завалов исписанных и мятых бумаг, горы чашек с кофейным налетом и куском недоеденного и зачерствевшего сандвича с плавленным сыром и огурчиками. Глаза Тони были усталыми, красными от недосыпа и неотрывной работы у экранов. Старк, кажется, единственный, кто не приставал к Роджерсу с модными советами, относящимися к слегка запустившему себя Капитану и бесполезными нравоучениями. Ему просто было не до этого. – Как успехи? – поинтересовался Стив, растягиваясь рядом с миллиардером на стуле и заглядывая в серое, измотанное лицо товарища. – Сегодня ночью расшифровали очередной пакет с файлами, – устало улыбнулся Тони, и, когда Стив ободряюще похлопал его по плечу, чуть сморщился, как бы призывая не распускать руки. – Хесус? – обратился он к теперь уже единственному стажеру доктора Бэннера. – Еще несколько минут, мистер Старк, – откуда-то из-за экранов показалось смуглое, такое же замученное лицо Хесуса. Глаза парня были еще краснее, чем у Старка, но тот так возбужден от очередной удачи, от желания помочь Мстителям, тем самым доказать, что он не такой как предательница Улла Джонс, что плевать мальчишка хотел на здоровье и сон. За месяц работы они смогли расшифровать лишь пять процентов из всех файлов, которые сумел скачать Старк. Работа тормозилась и текла как жидкий кисель, что до нервных припадков бесило Тони Старка. Однако уровень защиты ГИДРы был так прокачен, что даже Джарвис на пару с Хесусом и всем IT-отделом ЩИТа с трудом пробивались сквозь эту неприступную киберстену. – Как там поживают дамочки? – поинтересовался Старк, устало потягиваясь и хрустя суставами на пальцах. Дамочками он называл клонов, двадцатую и двадцать третью копию Баки Барнса. Стив невольно поморщился, но Тони сделал вид, что ничего не заметил. Где-то в глубине души осознавая, как Капитану мерзко и неприятно барахтаться в этом деле, Железный Человек все же старался не дать Роджерсу погрязнуть в болоте собственных сомнений и самобичевания. Особенно после случившегося в Соноре. Стив не ответил на вопрос, так как Хесус издал победный клич, после чего на главном экране пред ними появилось изображение вскрытой и расшифрованной папки ГИДРы. – Папка содержит двенадцать видеофайлов, отмеченных как «конфиденциально» и «секретно», – прозвучал механический голос Джарвис. – Мне воспроизвести их? Старк и Роджерс озадаченно переглянулись, а затем Тони дал добро. На несколько секунд экран потемнел, но затем перед ними оказалось лицо молодой мексиканки с выразительными зелеными глазами. – Доктор Мария Алонсо, дата записи седьмое октября две тысячи первого года, – заговорила женщина, сверяясь с наручными часами. Она сидела перед камерой, по высоким стеллажам с папками и склянками позади нее создалось впечатление, что запись ведется из кабинета или лаборатории. – Вчера доктор Гонсалес дал зеленый свет для финальной проверки семнадцатой. Я не совсем понимаю беспокойства доктора, объект все это время не давала сбоя и не пробуждала в нас сомнений о ее неисправности… Тони краем глаза заметил, как напрягся и побледнел Роджерс, подавшись ближе к экрану и впившись к пиксельное изображение покойной якобы сестры Катрины. – Моя подопечная, биоматериал для номера семнадцать, – тут Мария замялась, и на лице ее проступило выражение какой-то обреченности. – Ее зовут Изабель, девочку, которая верит, что я ее биологическая мать, которая должна пойти в утиль для обновления семнадцатой, когда гормональный рост ребенка закончится… Изабель завтра впервые встретится с Катриной. Таков план хозяина. Мы создадим для объекта стрессовую ситуацию, проверим ее психическое здоровье и то, насколько она предана ГИДРе. Стив слышал все то, что рассказывал уже покойный Дамиан Гонсалес Баки, там, в бункере Соноры. О других клонах, о лжи и предательстве Марии, о несчастной и ужасной судьбе Изабель, о неизлечимой болезни Катрины. Поэтому его не шокировало услышанное, а вот Старк заметно помрачнел, еще не до конца понимая, о чем говорит женщина с экрана. – Если Катрина поведет себя как и положено, то это будет окончательная победа. Конечно, тут огромная заслуга доктора Кастело, но его уже нет с нами, поэтому отпразднуем без Алехандро. Мне придется играть новую роль, теперь уже сводной сестры объекта, сценарий своей липовой жизни я выучила назубок, так что… проблем быть не должно. Однако, – Мария в очередной раз замялась, озадаченно глядя в камеру, будто спрашивая у слушателя по ту сторону, осуждает он ее или нет., – мой муж, Джон, вызывает у доктора Гонсалеса опасения. Он работает в картеле Белая смерть, знаком с Катриной, и их встреча в стенах моего дома может показаться объекту подозрительной. Монолог Марии Алонсо прервала телефонная трель. Она встрепенулась и поспешила ответить на звонок, не прервав при этом съемки. – Sí. О, это ты. Нет, все еще работаю, любовь моя. Да, пришлось задержаться в институте. Изабель с тобой? Хорошо, увидимся дома. Te quiero.* Закончив разговор, Мария снова уставилась на камеру. В ее зеленых, слегка блеклых из-за качества съемки глазах читалось волнение и легкое отвращение к самой себе. – Для мужа я работаю в научном институте, – горько улыбнувшись, зачем-то пояснила Мария. – Сам сикарио и гринго, но узнай он, что я связана с ГИДРой… не простил бы. Хорошо, значит, завтрашнее число, то есть восьмое октября две тысячи первого года, должно стать триумфом. Или же провалом. Но это глупые нервы, все будет отлично, мы все верим в это. Ошибки быть не должно. Конец записи. Экран снова потемнел, а в лаборатории воцарилась гробовая тишина. Старк, скрепя креслом, повернулся к Стиву и уставился на него горящими непониманием глазами. – Ты понял, что эта дамочка только что наболтала? – Мария Алонсо работала вместе с Гонсалесом над усовершенствованием Катрины. Изабель, которую она окрестила своей родной дочерью, – всего лишь ходячее лекарство. Девочку бы рано или поздно положили на операционный стол и раскромсали, заменили больные органы и ткани Катрины, чтобы она могла прослужить еще таких же лет пятьдесят, а то и все сто. Хесус ошарашенно глядел на Капитана Роджерса, который произнес это спокойным и тихим голосом, продолжая таращиться на уже темный экран. По лицу Старка же прошла судорога, совмещающая в себе отвращение и страх. – Значит, это та самая Мария, которую повесили на мосту в Мексике? А девочка? – Ее застрелили. Не хотелось этого говорить, но, похоже, Изабель еще легко отделалась. Тони как водой окатили. Такое мог сказать любой из Мстителей, из ЩИТа, но только не безупречный Стивен Роджерс. Прежний Стив бы рвал и метал, не находил себе места лишь от одной мысли о том, что собирались сделать с этим несчастным ребенком, не менее убитый тем, как жизнь Изабель трагично оборвалась. Новый Стив, родившийся в недрах базы Соноры, был хладнокровен и спокоен, словно маленькая девочка, живущая лишь для того, чтобы стать расходным материалом для его возлюбленной Катрины, заслужила такую участь. Их напряженную, раскаленную тишину прервала влетевшая в лабораторию как фурия Мария Хилл. – Стив, – стрельнув глазами и с большим трудом сдерживая гнев, произнесла она. – Зайди в мой кабинет, немедленно. Хилл сидела напротив него, скрестив руки на груди, поджав сливового цвета губы, и взглядом уже давно проделав в Роджерсе отменную дыру. – В чем дело? – поинтересовался Стив, хотя примерно знал, о чем пойдет разговор. – Даже не знаю, с чего мне начать, – с наигранной задумчивостью протянула женщина. – С того, что ты пропустил уже третий прием у психолога? Или напомнить о беспокойстве Романофф по поводу твоего душевного состояния? Или же с того, что папка с делом Барнса таинственным образом исчезла из моего кабинета? Роджерс смотрел ей прямо в глаза, спокойно, даже чуть снисходительно. Казалось, выговор Хилл его нисколечко не задел, а новость о якобы пропавшем деле его друга не вызвала должного волнения. – Я не хожу к психологу, – чуть вздохнув, ответил Стив, – потому что это пустая трата времени. Мне не нужен мозгоправ, Мария. – Директор ЩИТа другого мнения. – Директор ЩИТа лишь директор. В его обязанности не входит составление психологических портретов подчиненных. Я еще раз повторяю: со мной все в порядке. – Это ты называешь в порядке? – указала на него пальцем Хилл. – Понимаю, тебе, возможно, обидно, что тебя пока отстранили от операций, но ты все еще наш Капитан, Стив. Ты нужен нам. Поэтому, умоляю, сходи к психологу. Он поможет тебе пережить все то, что случилось. Роджерс лишь поморщился, смахивая с колена невидимую пылинку. – Все в норме, – только и повторил он, как можно более уверенно заглядывая в глаза Марии. – Наташе передай, что я уже большой мальчик, и нянчится она пусть с Бартоном или кем-то другим. А что до дела Баки.., – он поднялся с места, одернув со спины футболку. – Надеюсь, ты его найдешь. Нехорошо, что особо секретные дела то появляются, то исчезают по всей базе, верно?***
Jose Larralde – Cuando Decias Del Amor
Бронкс, Нью–Йорк, США. Вечер того же дня. «– Привет, это опять я. Сэм Уилсон, если еще помнишь, что у тебя был такой напарник. Слушай, ты сегодня так внезапно ретировался с базы. У тебя точно все в порядке, приятель? Знаю, тебя уже все достали спрашивать одно и то же, но это лишь потому, что ты правда ведешь себя слегка… странно. Стив, ты не виноват в том, что случилось. Любой на твоем месте поступил бы с Гонсалесом также. Не зарывайся ты в это. И не замыкайся в себе, чувак. Будет только хуже, поверь. И надеюсь, ты хотя бы слушаешь автоответчик. Ладно, увидимся завтра, напарник». В Бронксе располагался стадион Янки, куда Стив мечтал попасть с момента своего пробуждения от многолетнего сна. Но все никак не получалось, ведь надо было постоянно спасать мир то от террористов, то от пришельцев. А теперь его даже не интересовал грохот и гомон толпы, доносившейся со стороны Джером авеню. Кто сегодня играл? Кто вел счет? Стиву Роджерсу было глубоко плевать. Бронкс считается родиной латиноамериканской музыки и хип-хопа. Верно, ведь более пятидесяти процентов жителей одного из пяти боро** Нью–Йорка были латиноамериканцы, а далее шли уже афроамериканцы, и чуточку белые американцы на пару с азиатами. Время приближалось к девяти, погода была теплой, осень еще не успела вступить в свои права, поэтому на летних верандах маленьких этнических кафешек сидели смуглые люди и обсуждали что-то на своем родном языке, покуривая сигары и попивая из высоких бокалов темное пиво. Он свернул в небольшой проулок и остановился возле низенького ржавого заборчика. Возле двери, темно-синяя краска на которой уже давно облупилась и содралась, сидела миниатюрная полная мексиканка с темными волосами, стянутыми в тугой пучок и глубокими морщинами на лице. Оторвав взгляд от газеты, она пристально оглядела высокую фигуру Роджерса и недовольно поморщилась. – Опять ты? – спросила она с грубым, неразборчивым акцентом. Стив ничего не ответил, лишь протянул женщине купюру в сто долларов. Та опять поморщилась, но деньги забрала. Потом два раза постучала по двери и снова погрузилась в чтение. По ту сторону раздался металлический скрип, а затем дверь отворилась. На пороге стоял рослый мужчина под сорок, одетый в мятую голубую рубашку и свободные шорты цвета хаки. – Только не засиживайся, – произнесла мексиканка, когда Роджерс протиснулся в дверной проем. – Другим тоже нужно помолиться. – Конечно, мэм, – ответил Стив, а следом дверь за ним захлопнулась. Мужчина не стал провожать его, опустившись на стул и уткнувшись в маленький телевизионный ящик, по которому транслировали тот самый матч, происходящий неподалеку на стадионе. Стив уже знал, куда нужно идти и как себя здесь вести. Поэтому он смело шагнул в полуосвещенный коридор. По обе стороны находились плотно закрытые двери. Одна из дверей скрипнула, и на Роджерса уставилось молоденькое, симпатичное личико смуглой девушки с пирсингом в носу и ярко накрашенными розовыми губами. – Не хочешь расслабиться? Я беру недорого, милый, – поинтересовалась она у Роджерса, но тот лишь покачал головой. – Ну и пожалуйста. Дверь захлопнулась, а Стив наконец дошел до конца коридора и толкнул старую, железную дверь. В маленьком помещении как всегда пахло ладаном так, что голова начинала кружиться. Зажженные свечи стояли на подоконнике, полках, на полу и рядом со скамьями. Они освещали всю комнатку, но при этом сохраняли благоговейный сумрак, а блики от языков пламени плавно и лениво играли на потолке и побеленных каменных стенах. Он прошел вперед, осторожно перешагивая через свечи, и сел на самую переднюю лавку, прямо перед ней. Скелет был настоящим, кажется, принадлежавший погибшей молодой девушке. Все согласно древним легендам. Раньше Роджерс бы ужаснулся этому, но теперь он наконец понял всю суть и значимость культа, о котором рассказывала ему Катрина. Женский скелет был облачен в красивое белое подвенечное платье, на костлявые плечи спадал парик темных, сухих волос. К одной костлявой руке ей примотали косу, к другой песочные часы. Роджерс рассматривал образ Святой Смерти, не испытывая больше ни страха, ни отвращения. Он знал, что может просидеть здесь столько, сколько будет угодно. Эти люди не любили спешки, особенно, когда дело касалось Санта Муэрте. Сперва им было любопытно, отчего гринго ходит к Муэртите, чего он просит у нее, но вслух поинтересоваться никто не смел. Слишком деликатное и личное это дело, не для посторонних ушей и глаз. – Я знаю, что ты существуешь, – заговорил наконец Стив, обращаясь к скелету. – Или нечто, похожее на тебя. Мои друзья видели тебя, так что… Похоже, Катрина была права. Он улыбнулся, вспоминая с каким жаром и восхищением Катрина рассказывала о Сантиссиме, а он, дурак, не верил. Может, если бы Стив тогда принял ее слова всерьез, ничего бы не случилось? – Я не прошу тебя о многом, – продолжил Стив, глядя в оскаленное и неподвижное лицо скелета. – Просто покажи, где мне ее искать. Как найти Катрину? Как вернуть ее? Муэрте молчала, лишь глядела на Роджерса черными, бездонными глазницами. Стив вздохнул, где-то в глубине души понимая, как отчаянно нелепы все его просьбы и мольбы, обращенные к обычному ряженому скелету. – Черт тебя дери, – начал злиться Капитан. – Неужели так трудно помочь? Ты же такая всесильная, или это все просто байки? Глупые сказки? Твою мать, я только время зря трачу. Все это просто бред. Я такой идиот. Ты ничто, просто пустой скелет в драном платье и… Он не успел договорить, так как в комнате раздалось пиликание мобильного, который Стив забыл выключить. Тут же дверь распахнулась, и мужчина в шортах хаки прогремел: – Никаких телефонов! Роджерс выскочил на темную улицу, женщины уже не было возле двери, осталась только сложенная пополам газета на стареньком стуле. Он поглядел на экран все еще трезвонящего мобильного. Номер не определен. Стив сомневался всего пару секунд, но потом решил ответить. Если это Сэм или Наташа, пошлет к черту, чтобы прекратили это нелепое преследование и контролирование. – Слушаю, – выдохнув изо рта вечерний студеный пар, ответил наконец Роджерс. – Стив Роджерс, верно? – в трубке раздался уверенный мужской голос с легкой хрипотцой и тяжелым акцентом. – Нам не довелось познакомиться лично, хотя каждый много наслышан друг о друге. Меня зовут Эмиль Пако. И я звоню вам по той причине, что у нас с вами есть нечто общее. То, что мы страстно желаем найти. Я, конечно, говорю о Катрине. Стив закрыл глаза, прижимая дрожащие пальцы к переносице. В трубке на какое-то время повисла тишина, видимо, Пако ждал ответа от Роджерса. – Что вам нужно? – прохрипел Капитан. – Не хотите ли взять небольшой отпуск и снова навестить Хуарес? Теперь уже в качестве моего дорогого гостя? Нам с вами о многом нужно поговорить, Стив.***
Gustavo Santaolalla – Requiem
Сан Патрисио, Халиско, Мексика. В сентябре солнце на юго-западе Мексики жарит также нещадно, как и в любой летний месяц. Халиско отдаленный, но крупный штат, омывается на западе Тихим океаном и граничит с самым крупным пресноводным озером Мексики – Чапала. Черт знает, почему он решил сделать стоянку именно здесь, где большая часть населения даже не мексиканцы, а индейцы Уичоли. Тут каждый десятый шаман или знахарь, ходит в этнических костюмах, болтает на своем юго-ацтекском и совершенно не обращает на них никакого внимания. Легкая хлопковая рубашка липла к мокрой спине и натирала потную шею, но он терпел, неся в руках контейнеры со все еще горячей едой и пакет с медикаментами, которые перекупил у местного барыги. В любом другом месте он вел бы себя скованно и настороженно, но здесь даже узнающие его соседи не вселяли должной тревоги. Их тут никто искать не будет, а если и случиться какая-нибудь непредвиденная херня, местные их не сдадут. Такие у них тут правила. Во многом это заслуга его спутницы, у которой просто необъяснимый талант находить общий язык с такими же помешанными на магии и легендах людьми. Джеймс Барнс блаженно вздохнул, оказавшись в полутемном и прохладном коридоре малюсенького каменного дома с соломенной крышей и дырами вместо оконных проемов. Несколько секунд он прислушивался к убаюкивающей тишине и отдаленному гомону местной ребятни, гоняющих старый, потрепанный мяч по разбитой песчаной дороге, которую даже проезжей частью язык не повернется назвать. Да и машины тут никогда и не ездили, слишком тихий и жилой район они выбрали, чтобы залечь на дно. Поставив пакеты на шаткий деревянный столик, он тут же стянул с себя насквозь вымокшую рубашку и швырнул ее прямо на пыльный пол. Барнс покосился на пакет с едой, снова прислушался к теперь уже подозрительной тишине и двинулся в единственную комнату. Вместо кровати был один лишь матрац, одеялом служило два тонких пледа из шерсти. Солдат протиснулся в дверной проем и замер перед матрацем. Она спала, уткнувшись лицом в легкую подушку из гусиных перьев. Дыхание ее было ровным, спокойным, лишь лежащая на каменном полу правая рука чуть подрагивала, а пальцы двигались так, будто она пересчитывала невидимые монеты. – Где ты был? – раздался приглушенный женский голос, и Барнс понял, что она не спала. – Ходил за едой. Взял курицу и рис. Она подняла голову и уставилась на него покрасневшими серыми глазами. А затем на ее губах дрогнуло некое подобие улыбки. – Обожаю курицу, – прохрипела Катрина. Они ужинали в молчании, как и всегда. За последние недели они выработали четкий и продуманный сценарий их новой жизни. Барнс подрабатывал у местных, за еду и небольшую денежную плату. Катрина тоже старалась хоть как-то помогать, но ее физическое здоровье чаще вынуждало ее валяться дома и мысленно проклинать весь белый свет. Катрина краем глаза заметила, что Баки с трудом старается двигать бионическими пальцами, при этом еле заметно морщась то ли от боли, то ли от злобы. – Я могу проверить руку, – не выдержала она, многозначительно уставившись на Барнса. – Хватит строить из себя мученика. Он недовольно и злобно уставился на нее, но Катрина не отвела взгляда. Подумать только, что всего чуть больше месяца назад они так яростно и отчаянно ненавидели друг друга, стремились убить или хотя бы навредить, а теперь… – Ешь давай, – ответил Барнс, ковыряя остатки риса. Солдат уже хотел гаркнуть на нее, когда Катрина не послушалась, но потом он понял, в чем дело. Женщина с нескрываемой ненавистью глядела на свою единственную руку, которая дергалась туда-сюда всем запястьем. – Сука, – прошипела Катрина, тщетно пытаясь справиться с ненавистным тремором. Судороги повторялись все чаще, за последние дни рука Катрины редко оставалась спокойной и неподвижной. Пару раз у нее сводило ступни, позавчера ночью начала впервые трястись голова. Барнс ничего не говорил, даже старался на нее не смотреть в такие моменты. Катрина, ощущая всю беспомощность и отчаяние, вскочила с места и скрылась в комнате. Он не знал, зачем потащил Катрину с собой, ведь уговор был другим. Они выбираются из Соноры, а дальше их пути расходятся. Но рассматривая насквозь вымокшую Катрину, отхаркивающую попавшую в горло воду, сотрясаясь от холода и не веря тому, что ноги ее твердо стоят на земле, Барнс осознал, что не бросит свою тень. – Отвали, – простонала Катрина, когда Солдат сел на матрац рядом с ней. – И так тошно. Барнс благоразумно промолчал. Когда они в последний раз начали выяснять отношения, даже отсутствие у каждого одной нормально функционирующей руки не уберегло от драки. Жить бок о бок им было до одури непривычно и странно, отношения их скакали как адские американские горки. Осторожно положив здоровую руку на дрожащее женское плечо, Баки с силой сжал его, призывая Катрину взять себя в руки. При отсутствии явной угрозы каждый из них все глубже уходил на дно собственных сомнений и страхов. Бить друг другу морды, объединяться с зубным скрипом ради тупого выживания у них еще как-то получалось, а вот делить один матрац на двоих, по ночам прижимаясь спинами, засыпать и просыпаться, жрать и выживать рядом день за днем было чем-то из рядя вон выходящим. – Почему ты не убил меня? Этот слабый, жалобный вопрос повис в комнатке звонкой стеклянной трелью. Катрина ждала ответа, потому что поведение Барнса только сводило ее с ума. Сперва он был таким жестоким, глядящим на нее с нескрываемым отвращением как на говно, прилипшему к ботинку. А теперь Зимний Солдат чуть ли не заботился о ней, с каким-то странным, еле уловимым трепетом во взгляде, будто ему было не плевать на Катрину. – Потому что не вижу в этом смысла, – он и сам не знал, правда это или нет. Рассказ Гонсалеса не был для него новостью, о многом Солдат и сам давно догадывался. Но когда он увидел ее в затопленном коридоре, напуганную и радостную одновременно, почувствовал совершенно новое, доселе не испытываемое чувство в груди. Чувство, которое чуть ли не заставляло его поступать так, как прежний Солдат не сделал бы никогда. – Врешь, – отозвалась Катрина. – Возможно. Она всхлипнула, мечтая лишь о том, чтобы Барнс просто ушел, оставил ее одну, не смотрел на нее так, как смотрит теперь, не покупал ей еду и не пичкал лекарствами, не обрабатывал отрубленную культю и не успокаивал, когда она пробуждалась в агонии припадка посреди ночи. Для всех они мусор, валяющийся в подворотне Цивилизации. Они больше не универсальные солдаты, их срок годности давно истек. Барнс больше не самый сильный, Катрина не всемогущая. В этом мире у них никого не осталась. У одного вся семья давным-давно покоится на американском кладбище, ее же семья оказалась огромным, смердящим мыльным пузырем. Был у них лишь Стив, но каждый дал себе молчаливый обет, что больше в жизнь Роджерса не влезет. Он и так настрадался из-за них, хватит с милого, доброго и верного Стива приключений. Вот и оставалось всего два варианта: сдохнуть, просунув голову в петлю или пустив пулю в висок, либо положиться друг на друга и попытаться выжить. Барнс выбрал второй вариант. За них обоих. Она все еще его ненавидела, Баки это ощущал на уровне диафрагмы, но в то же время женщина уже успела привязаться к нему. Вернее, позволить той невидимой нити, которая соединяла их с самого рождения Катрины, обвить наемников в крепкую, похоже, даже нерушимую цепь. Катрина еще никогда не позволяла себе рыдать при нем, но сегодня внутри нее сорвался последний рычаг. Ей уже не претило плакать навзрыд, уткнувшись лицом в колени Барнса. Слабые, но успокаивающие прикосновения к спине и волосам больше не вызывали желание вырваться и бежать прочь. Барнс ничего не говорил, просто позволял ей выплакаться, смириться с отчаянным положением, в которое они сами себя загнали, если быть честными. Ему вся эта забота и старания быть понимающим оказались непривычны, порой он перегибал палку, из-за чего от Катрины ему прилетала звонкая, бодрая пощечина. Которую, правда, он тут же возвращал ей обратно. После этого они чаще успокаивались, сидя по разным углам комнаты с покрасневшими, надутыми в какой-то нелепой детской обиде мордами. – Знаешь что, – произнес Барнс, спустя двадцать минут. Катрина уже успокоилась, при этом продолжая держать голову на его коленях. Признаться в том, что она даже шеей не может повести, ей не хотелось. Это бы было очередным признанием того факта, что болезнь прогрессирует. – Я купил мороженое, и забыл положить его в холодильник. Барнс почувствовал, как тело Катрины начало слабо подрагивать. Сперва ему показалось, что это судорога, но потом он с облегчением понял, что Катрина просто смеялась.