Amy Van Roekel – O Death
Он ничего не слышал и не ощущал, словно находился в темной, непроглядной воде. И только когда по венам его потекло неизвестное лекарство, начал чувствовать. Запах медикаментов, от которых тут же закружилась и заболела голова, металлический вкус застывшей крови на деснах и зубах, слабое гудение лампы над головой, чей яркий свет проникал даже сквозь плотно закрытые веки, тихое звяканье хирургических приборов. – Вот так, мистер Барнс. Просыпайтесь, давайте, давайте, – прозвучал гнусавый голос с акцентом. Он сперва не узнал его, поэтому не забеспокоился. Скорее всего очередной новый врач, нанятый Пирсом. Ведь последнему он в порыве ярости сломал шею. Джеймс Барнс лениво приоткрыл глаза, щурясь от действительно слишком яркого света лампы. С левой стороны на него глядело смуглое, заросшее темной с проседью щетиной лицо доктора Гонсалеса, глаза которого прятались за толстой оправой очков. – Пришлось вас ненадолго усыпить, а то вы так кричали, что из-за этого могли набежать незваные гости. Барнс прокашлялся, горло его было сухое как наждачка, а язык нем и неповоротлив. Баки попытался подвигать руками, но у него ничего не вышло. Опустив взгляд, он понял, что скован по рукам и ногам. Обведя глазами полутемное помещение, до Солдата наконец дошло, что это точно не лаборатория Пирса. Растерянное выражение лица мужчины вызвало у Гонсалеса снисходительную улыбку. – Еще пару минут, и голова будет работать как надо, потерпите. Я бы мог сделать все, находись вы и дальше без сознания, но какой в этом интерес? Когда еще мне представится возможность пообщаться с глазу на глаз с подлинным Зимним Солдатом? – Где я? – хриплым стоном сорвалось с сухих и потрескавшихся губ Барнса. – Все еще в Соноре. Это мой личный бункер, на случай непредвиденных обстоятельств. Однако черед пятнадцать минут меня уже здесь не будет. Как и вас. – Что тебе нужно? – каждое слово давалось ему с большим трудом, но это единственное, что мог делать Барнс. Гонсалес оскалился, обведя цепким взглядом оголенный торс Барнса и его бионику. – Вы, вернее, все, что находится в вас, мистер Барнс. Солдат слишком долго существовал в этом мире, чтобы не знать эту интонацию и жуткий смысл, скрытый в наигранно-ласковых словах любого безумца, наделенного хоть крупицей власти. – Катрина? – мысль эта внезапно пронзила его мозг как молния, резко отбрасывая на задний план заботу о собственной безопасности. – Где она? В глазах Гонсалеса промелькнуло удивление, но тот быстро взял себя в руки, одернул ворот мятого медицинского халата и выпрямился над Барнсом. – Хотите о ней поговорить? Последние минуты вашей жизни потратить на эту шкуру? Баки не ответил, морщась от острой боли в голове. Паника еще не успела разыграться в его груди, хотя осознание грядущего пиздеца вырисовывалось на горизонте ясно и отчетливо. – Признаться, – помолчав, заговорил Дамиан, обходя койку с Солдатом, – я поражен тому, что вы с Катриной не убили друг друга. Хоть в прошлом у вас были, можно сказать, прекрасные отношения, но сейчас вы находитесь по разные стороны баррикад. Жизнь одного приносит слишком много проблем другому, вы не находите? – Что ты знаешь о моем прошлом? – заметив любопытный взгляд доктора, поинтересовался Баки. – Черт, что ты теряешь от этого? Все равно я тут сдохну, а секреты твои, похоже, уйдут со мной в могилу. Так чего трусишь? Я хочу знать правду, хотя бы перед смертью. – Да, – с восхищением протянул Гонсалес. – Как в вас много огня, мистер Барнс. Какое мужество, какая сила. Удивляюсь, как Пирсу удалось так долго контролировать этого внутреннего дикого зверя. У прохода стояли те самые люди, с которыми Барнс и Катрина столкнулись в коридорах базы. Ровно, неподвижно, как мраморные статуи. Проявили признаки движения они лишь тогда, когда Гонсалес приказал одному отправиться готовить все для отступления. – Это слишком долгая история, – произнес Дамиан, возвращаясь к Баки, – а у нас так мало времени. В руках Гонсалеса что-то блеснуло, и прежде чем Солдат попытался дернуться, под кожу ему уже вонзилась длинная острая игла. Баки застонал, скрипя зубами, когда доктор ввел очередной препарат, довольно хмыкая и причмокивая. – Вы хорошо держитесь, – отметил он. – Катрина вот орала как резаная каждый раз. Что в десять лет, что в тридцать. Сердце Баки застучало в грудной клетке, кровь запенилась и забурлила. С трудом Барнс уловил слова доктора о том, что это просто обезболивающее, правда, улучшенное самим Гонсалесом. – Они все орали, – морщился мексиканец, откладывая шприц в сторону и поглядывая на свои наручные часы, заляпанные засохшей кровью, явно не принадлежащей самому Гонсалесу. – Они? – простонал Баки, сжимая руки в кулаки и безрезультатно дергая бионикой. Глаза Гонсалеса заблестели где-то с боку. Он еще раз глянул на часы, промычал что-то несвязное, обращенное больше к самому себе, а потом заговорил, медленно и вкрадчиво, словно рассказывая сказку перед костром группе непутевых скаутов: – Вы не представляете, как было сложно вас клонировать, Джеймс. Карпов с неохотой отдал мне несчастные крупинки вашей прекрасной ДНК. Поэтому каждый провал становился для нас особенно болезненным. Однако, – тут голос его приободрился, – на шестой раз все получилось. Так мы считали. Объект прожил сорок три дня. После чего скончался. Со следующими было точно также. Барнс слушал и не мог до конца понять, о чем идет речь. Или же не хотел понимать, потому что это было слишком невероятно и страшно. – Наша с вами Катрина стала семнадцатой, – продолжил Гонсалес. – И первой, кто дожил до годовалого возраста. Мы, признаться, с замиранием сердца ждали, что у нее либо откажут легкие, либо остановится сердце. Обнаружится опухоль в мозге величиной со сливу или начнется эпилепсия. Как это было с предыдущими объектами. Барнс уставился на улыбающегося Гонсалеса, который замер со скальпелем в руках. Он медлил, явно находя какое-то больное наслаждение в повествовании о своих экспериментах. – Да, клонирование – очень тонкая и сложная наука. Одно дело вырастить из пробирки живое существо, выносить его суррогатной матерью и произвести на свет уже полноценного человека. Другое дело сделать так, чтобы этот человек жил, а не дох как скот от всех болезней, какие только известны человечеству. – Значит, Катрина единственная, кто выжил? – хрипло спросил Барнс, на что Гонсалес захихикал и отложил скальпель в сторону. – Выжить-то она и выжила, но только поддерживаю в ней эту жизнь я. Трачу на нее миллиарды, такие безумные ресурсы, а чем отплатила мне эта дрянь? Гонсалес, видимо, ждал, что Барнс скажет что-то, но тот лишь молчал, шумно дышал и периодически закрывал глаза, борясь поочередно с головной болью и тошнотой. Доктор снова обошел койку и стал выставлять на металлический столик контейнеры. Совсем маленький, побольше, огромный и снова маленький. Барнс таращился на них и прекрасно понимал их предназначение. Внутри контейнеров – лед. Потом, когда Гонсалес вытащит из Баки самые дорогие и важные органы, он запихнет их в контейнеры, потом положит в, допустим, переносной холодильник, а затем спокойно свалит. Сколько готовы будут отдать террористы и такие же безумные ученые за, предположим, легкие самого Зимнего Солдата? – ГИДРА не скупится на пожертвования и финансирование, – словно прочитав мысли Баки, заговорил Гонсалес. – Однако этого все равно мало. – Мало для опытов на людях? Половина из них проводилась без ведома самой ГИДРы, я прав? Дамиан Гонсалес лишь кивнул, завороженно оглядывая Солдата. Жаль, очень жаль кромсать такое идеальное тело, насильно выдирать из него жизнь. Но по-другому никак. Барнс слишком испортился, программа Солдата в его голове уже никогда не будет работать как раньше. Нет никакого смысла пытаться возродить Зимнего и надеяться, что он снова будет верно и исправно служить хозяевам. – Органы на черном рынке стоят недешево, мистер Барнс. Но это самая дорогая валюта, будьте уверены. Я бы обанкротился на печени или сердце для Катрины. Поэтому пришлось выкручиваться самому. Барнс уставился на Гонсалеса огромными, горящими серо-голубыми глазами. Нижняя губа некогда величайшего оружия ГИДРы задрожала, на что доктор лишь снова захихикал в кулак. – Что это, блять, значит? – прохрипел Баки. Тишина в бункере трещала и накалялось. Где-то над их головами вверх уходили десятки коридоров и помещений, которые уже очень скоро навсегда похоронят все ужасы и секреты Дамиана Гонсалеса. – Катрина живучая, но не бессмертная. Пришлось с ней помучиться в свое время, заменить пару органов, не без помощи моего лучшего сотрудника. Мария свою страну знала лучше всех, искала для нас доноров, устраивала перепродажи, попутно занимаясь в своих лабораториях генной инженерией. Толковая женщина, жаль, что так скоро покинула этот мир. Барнс закрыл глаза. Конечно, это все так просто и логично. В Мексике ежедневно пропадают десятки, сотни людей, большую их часть так и не находят. Кого-то крадут для рабства и проституции, кого-то для безумных жертвоприношений или выкупа. А кто-то становится невольным донором сердец, хрящей и тканей. – В два года у Катрины начались первые проблемы, – меж тем продолжал свое повествование Дамиан, поочередно касаясь пальцами скальпелей, маленьких пил и пинцетов, блестящих под искусственным светом. – Порок сердца. Представляете, как сложно найти новое сердце для двухлетнего ребенка? Потом начались перебои с печенью, легкими, почками. Но Катрина не сдавалась. Она крепко схватила смерть за глотку своими маленькими пальчиками и не отпускала, – Гонсалес медленно сжал свой кулак и уставился на него с легкой печалью во взгляде. – Она не умирала. Девочка заразила меня тем же самым желанием бороться. Проводить операцию за операцией, но не позволять номеру семнадцать скончаться. Баки невольно застонал от резкой головной боли, вонзившейся в его затылок остро-наточенным армейским клинком. Перед глазами плясали белые пятна, а голос Гонсалеса казался таким далеким, мутным, бесформенным. – Конечно, в сотрудничестве с Александром Пирсом получить вашу ДНК стало проще, поэтому я продолжал эксперименты. Катрина подрастала, училась, развивалась, а последующие объекты опять дохли. – Лишь Катрина выжила, – прохрипел Баки, сурово глядя на отчего-то побледневшего доктора. Заболтать его было единственным вариантом. Но какой от этого толк? Никто не знает, что он здесь. Кроме Катрины, но она, возможно, уже мертва. Так какой смысл бороться дальше, отодвигать последнюю секунду жизни, если все равно никто не придет на выручку Баки Барнсу? – Нет, – внезапно глухо и мрачно отозвался Дамиан. – Катрина не единственная… В конце коридора, который, похоже, был очень длинным, скрытым от Баки за плотной грязной шторой, послышался какой-то шум. Гонсалес резко обернулся, но Баки успел заметить животный страх в глазах ублюдка. – Посмотри, что там! – приказал он второму телохранителю, который не проронил ни слова, но покорно скрылся за колыхающейся шторой. – Очень мало времени, мистер Барнс, его вечно не хватает, – повторил доктор, и в глазах его Баки теперь заметил зарождающийся блеск лихорадочного безумия. Дурной знак для Солдата. – Так что же Катрина? – как можно громче спросил Барнс, не обращая внимания на боль и тошноту. – Сдалась она вам, – поморщился Дамиан, снова хватаясь за скальпель. – Это один из твоих лучших экспериментов, а ты не хочешь поведать мне историю своего успеха? Зачем уничтожать ее, Дамиан? В чем смысл? Коту под хвост десятилетия такой работы, сам сказал, что не сдавался и боролся за ее жизнь. Так что изменилось? Гонсалес замер в сантиметре от лица Барнса. Солдат чувствовал его дыхание на своем лице, исходящий от него запах медикаментов и крови, смердящий душок животного страха и откровенного безумия. Он с трудом выдержал горящий взгляд, пристально изучающий его сквозь стекло очков. – А вы ведь не помните ее, верно? – прошептал с улыбкой мексиканец. – Совсем не помните нашу Катрину. – Помню, – отрезал Баки. – Прекрасно помню, как она резала глотки женщинам и старикам в Югославии. Я помню ее глаза, без капли жалости и сострадания, в которых было лишь больное наслаждение от терзания людей. – Как вы критичны, – фыркнул Дамиан, тыча холодным пальцем в оголенную грудь Солдата. – Будто забыли собственный послужной список, Джеймс. – Я был машиной, а она делала все осознанно. Да, вы конкретно промыли ей мозги, но это не освобождает Катрину от ответственности, – теперь уже Дамиану сложно было выдержать пропитанный холодом взгляд Баки. – Мы с ней чудовища, я и она, прощения нам не будет никогда. Но на Катрине все равно намного больше грехов, чем на мне, доктор. – Был? – рассмеялся мужчина. – Вы были машиной, Джеймс? Кто вам сказал, что вы ею перестали быть? Барнс не ответил, шумно дыша и грозно раздувая ноздри. Как бык на корриде, скованный, но непокоренный. Гонсалес, не отнимая пальца, начал медленно вести им по дрожащей, покрытой мелкими мурашками смугловатой коже Баки. – Убрал руки, – с отвращением зарычал Барнс, плюнув прямо в очки мексиканцу. – ¡Cabrón!* – взвизгнул Дамиан, отскакивая от койки прочь. – Это у вас семейное, черт побери. А потом, осознав, что он сказал, доктор Дамиан Гонсалес расхохотался. Искреннее, безумно и истерично. – Что смешного? – оскалился Баки, еще раз дернув бионикой, но та опять не смогла разорвать наручники из неизвестного Солдату материала. – Я сказал семейное, хотя являюсь ярым противником теории о вашем с Катриной родстве, Джеймс, – отсмеявшись, пояснил Гонсалес. – Видите ли, большая ошибка считать вас с Катриной родней. Как это очень часто любил повторять мой покойный друг Алехандро. Да, в общем плане вы ее отец, брат. Но для меня вы с ней больше как Адам и Ева. Если говорить на научном языке, Ева – клон Адама. Она была его спутницей в жизни, женой и матерью его детей, но никак не сестрой, мистер Барнс. – Заебись, – огрызнулся Баки. – Я не враг Катрине, – вздохнув, произнес с искренней горечью в голосе мексиканец. – Думаете, хотел я стирать ей память или замораживать время от времени как какую-то курятину? Выбора не было, Джеймс. Все ради того, чтобы сахарная продолжала жить. Краем глаза Баки заметил какое-то движение за ширмой. По еле трепыхающейся занавеске проскользила серая тень и тут же скрылась. Возможно, это вернулся один из прихвостней Гонсалеса. Сам же доктор стоял ко входу спиной, поэтому ничего не заметил. Но Барнс напрягся, задумался. Внутреннее чутье подсказывало, что нужно еще потянуть время, хоть пару минут. – У Катрины тремор, – прокашлявшись, заговорил Барнс. Гонсалес, замерев над ним со скальпелем в руках, острым и блестящем на свету, уставился на Солдата с удивлением. – Она все еще больна, верно? Дамиан моргнул пару раз, будто бы мирясь с мыслью о произнесенных Баки словах. – Паркинсон, – наконец изрек он. – Это вам не почки вылечить, Джеймс. Тут все серьезнее. Болезнь эта капризная, ее контролировать нельзя, но можно, так сказать, затормозить развитие. – Поэтому нужна была криокамера, – догадался Баки, в голове которого практически полностью собралась мозаика. – Раз лечить невозможно, то можно растянуть время, чтобы выжить из Катрины последние силы. – Есть шанс на выздоровление, – покачал головой Дамиан. – Просто это очень сложно. Practicamente imposible**. Но Мария и мои люди нашли экспериментальный, радикальный и очень опасный способ. – Что за способ? – Не заговаривайте мне зубы, Джеймс, – внезапно разозлился мужчина, поднеся скальпель вплотную к щеке Зимнего. – Вы растягиваете время, да только смысла в этом нет. Никто за вами не придет, никто не спасет. Катрина? От нее уже нет толку. Единственный шанс вылечить ее был убит вместе с моей Марией! Дамиан Гонсалес знал, что и без того наговорил лишнего. Однако вести повествования о тяготах его профессии человеку, нет, существу, которое скованно по рукам и ногам, и которое через пару минут просто умрет, казалось для доктора совершенно безопасной затеей. Он давно никому не изливал душу. Единственный человек, разделяющий его идеи, понимающий его и делающий все, что прикажут, была задушена и с позором подвешена на убогом мосту Хуареса, на потеху мерзким зевакам. Дамиан остался совершенно один в этом суровом, бездушном мире. И гребанный Зимний Солдат был единственным, кому можно было открыть правду, не побоявшись огласки. – Девочка, – когда в ледяных глазах Барнса загорелось осознание и понимание, Гонсалес лишь устало улыбнулся. Как же он, оказывается, устал. – Девочка, – тихо повторил он. Как же устал. – Маленькая Изабель росла под присмотром Марии, ребенок, который должен был послужить идеальным расходным материалом для Катрины. Она подходила по всем параметрам, была крепкой и здоровой. А потом ее застрелили. И тогда я понял, что Катрину уже не вытащить. Семнадцатая рано или поздно сдохнет, мистер Барнс. И мы с вами никак это остановить не сможем. Произнеся последние слова, Гонсалес диким зверем бросился на Барнса. Острая, безумно острая, кипящая как лава и обжигающая как электричество боль пронзила соединение тканей и бионики. Баки заревел, дергаясь на месте и мотая головой. Скальпель глубоко вошел под кожу, задел и распорол спаянные с мышцами и сухожилиями провода. – Вашу бионическую руку вполне можно будет переплавить на слитки вибраниума, который так ценится на рынках, – произнес Гонсалес, хотя Баки его совершенно не слышал. Дамиан устал от всего этого. Даже у него был лимит, та черта, которую он давным-давно пересек. Некогда замкнутый, неуверенный в себе мальчишка, мечтающий оставить свой след в истории, верил, что его идеи, гениальные замыслы, которые вряд ли кто-то поймет и примет, все же найдут свое воплощение. Когда к нему пришли люди ГИДРы, Дамиан понял, что настал его час. Он работал безустанно и отчаянно, не спал и не ел сутками, пахал словно лошадь и не жаловался, как шкодливый, драный пес. Пухлый мальчик постепенно превратился в уверенного в себе мужчину, слишком гениального и, признаться, так и не понятого до конца. Его называли безумцем и зверем, но никто даже не хотел понять, что без насилия и крови не бывает прогресса. Сколько всего Гонсалес сделал для ГИДРы? На пальцах не пересчитать. И все, что он хотел взамен, – свободы. Он ее получил, стал королем собственного подземного царства, безвыходного ада для каждого, кто попадал сюда. Дамиан вонзал лезвие глубже в плечо Барнса, припоминая некогда увиденные чертежи Карпова и Пирса. Крик Солдата резал барабанные перепонки, и Гонсалес начал даже жалеть, что пробудил Барнса ото сна. Времени было так мало, зря он потратил его на треп. – Где-то здесь нужное соединение, – бубнил взмокший Гонсалес, обращаясь уже к самому себе, забыв, что кричащее существо перед ним живой человек. – Проткнуть соединение, и дальше можно пилить руку, не боясь повреждений бионики. А потом… Он не успел договорить. Нечто оттолкнуло его прочь от койки с такой силой, что Дамиан на несколько секунд потерял возможность дышать. Затем он упал на холодный пол, больно ударившись затылком, отчего перед глазами заплясали в истеричной ламбаде черные круги. Кряхтя, мужчина попытался встать, но почувствовал что-то острое, вонзившееся в его правую ладонь. – Очки, – подумал он. – Мои очки. Огромная, грозная тень нависла над дрожащим и совершенно ничего не понимающим доктором. Дамиан не мог сфокусировать взгляда, но чувствовал, как от этой тени исходит пылающая, неконтролируемая бешеная ярость. Первый удар сломал Гонсалесу нос и челюсть. Из распахнутого в шоке окровавленного рта мексиканца вывалилось три зуба. Дамиан успел лишь охнуть, после чего на него обрушился очередной удар. В ушах стоял гул, голову пронзала необъятная, острая боль, горло заливала собственная кровь. До слуха его еле доносился крик, принадлежащий Джеймсу Барнсу. Но он не мог разобрать ни слова. Его били и били, яростно, жестоко, с ненавистью. Последнее, что увидел Дамиан перед тем, как глаза его залила кровь, – полыхающие, обезумевшие от лютого звериного гнева небесно-голубые глаза. Барнс даже забыл о невыносимой боли в плече, с ужасом наблюдая за тем, как лицо Дамиана Гонсалеса стремительно превращается в кровавое месиво. Он кричал, извивался на койке, в отчаянной попытке остановить его. Остановить, пока не стало слишком поздно. – Стив! – заорал во все горло Баки. – Прекрати! Ты убьешь его! Капитан Роджерс замер над раскинутым под ним телом Гонсалеса, вскинув над головой окровавленный кулак. В помещении наступила тишина. Нарушалась она лишь тихим стоном Барнса и шумным, ошалевшим и хриплым дыханием Стива. Баки уставился на тело Гонсалеса, на алую кашу, которая всего минуту назад была головой и лицом непризнанного гения ГИДРы. Правая рука его все еще еле дергалась, уже не сжимая разбитые очки, словно они как-то могли помочь мужчине. Но то был лишь рефлекс, нервный импульс, Баки это знал. Он знал кое-что еще: Дамиан Гонсалес был мертв.***
Jed Kurzel – Face Hugger
Он двигался быстро, но бесшумно. Жаль нельзя было расправить свои механические крылья и улететь к чертям подальше. В небе он чувствовал себя куда спокойнее. Небо надежное, относительно безопасное, там его стихия. Здесь же в нос лез запах смерти и страха, стены сковывали и давили, а неизвестность и гудящая тишина сводили с ума. Сэм Уилсон вытирал тыльной стороной ладони крупные капли пота со лба и прислушивался к любому звуку, доносящемуся до его слуха. Сокол искал ангар, молясь, чтобы там был хоть один работающий истребитель, вертолет или машина. Хоть что-то, на чем можно будет сбежать из этого проклятого места. Где-то за его спиной раздался шорох. Сэм замер, в ужасе глядя на темнеющий, уже пройденный им путь. Ему казалось, что из той темноты за ним что-то неотрывно наблюдает. Уилсон надеялся, что ему это все просто кажется. Перед глазами снова возник образ того существа, выпрыгнувшее из ниоткуда перед ним и Стивом. Что-то отдаленно напоминающее человека, рычащее, обнажая острые, пожелтевшие клыки. Они бежали прочь, нечто гналось следом, клацая челюстью и периодически издавая пронзительный, душераздирающий вой. – Надо разделиться, – крикнул Стив. – Сбить его с толку. Сэму тогда не показалась идея удачной. Но именно это они и сделали. Разделились, и теперь Стив пропал в неизвестном направлении, без какой-либо связи. Идея была очень скверной. Особенно когда за тобой по пятам плетется кровожадное существо. Догадываясь, что ангар, скорее всего, совершенно не в этом месте, Уилсон все равно отчаянно и уперто продолжал идти вперед. Лучше искать, тогда непременно на что-то и наткнешься. Толкнув одну из приоткрытых дверей, которая устало застонала, он попал в узкий, полуосвещенный коридор. Он отличался от сотни других коридоров, которые Сэм уже успел пройти. Стены из камня, воздух пропитан сыростью. По левую сторону в ряд расставлены большие металлические контейнеры, между которых оставалось небольшое расстояние. Почему-то у Сэма возникла ассоциация с подвалом, возможно, именно так пах подвал их дома, где он мальчишкой любил прятаться от внешнего мира и погружаться с головой в энциклопедии о самолетах и истребителях. Когда же до него донесся стремительно приближающийся звук, рефлексов Сокола хватило на то, чтобы вовремя спрятаться за один из контейнеров. Звуками были шаги, вернее, бег. Кто-то быстро бежал по коридору прямо туда, где спрятался и затаил дыхание Сэм Уилсон. Мимо пронесся человек, так быстро, что Сэм успел разглядеть лишь черный костюм да светлые, пшеничного цвета волосы. Через секунду как пятно перед глазами Сокола промелькнул еще какой-то силуэт. Когда же тишину подвала-коридора разрезал истошный мужской крик, Сэм понял, кому принадлежал второй силуэт. То самое существо тихо рычало, вцепившись зубами в ногу несчастного, ловко таща его обратно. Мужчина пытался вырваться, дергался и орал, но все было бесполезно. Оно оказалось в разы сильнее. Уилсон плотно зажал рот и нос ладонью, пытаясь превратиться в невидимку и стать одним целым с холодными, металлическими стенами контейнеров. Существо замерло прямо у того прохода, где прятался Сэм. Шумно втягивая ноздрями воздух, при этом не разжимая челюсти, оно начало водить головой туда-сюда, ясно учуяв присутствие постороннего. В голове Сэма кровь стучала так, что ему начало казаться, будто бы существо тоже слышит этот оглушительный грохот. Пистолет он выронил при одном из очередных толчков, вызванных взрывами. Его верные железные крылья покоились в самолете. Там, на земле. Нечто сделало один шаг в сторону прохода. Сэм зажмурил глаза, не представляя, что сейчас произойдет. Резкий хлопок в такой тишине был сравним с мощным взрывом, поэтому Сэм сильнее вжался в стенку контейнера и медленно сполз вниз. Он открыл глаза. Существо, не убитое, но явно раненое, взвыло от боли и наконец выпустило ногу светловолосого парня и бросилось прочь, туда, откуда всего минуту назад пришел Сэм. – Эспен, вы в порядке? – раздался на удивление спокойный мужской голос. Рядом со стонущим парнем появился человек в серой форме, сжимавший в руке пистолет, из которого и был произведен выстрел. – Моя нога, – сквозь зубы простонал Эспен Торсон. – Сволочь, что это за херня? – Один из удачных, но незаконченных экспериментов доктора Гонсалеса. Ваш брат выпустил это из ангара, – также спокойно отозвался незнакомый мужчина, помогая Эспену встать. – Нам нужно идти, скоро вода прорвется. – Где мои братья? – оперевшись на спасителя, прохрипел светловолосый парень. – Где все, Фрэнк? – Они покинули базу тридцать минут назад, – бесстрастно отозвался Фрэнк, спокойно шагая в противоположную сторону, позволяя навалиться на себя всем весом раненому и сильно хромающему Эспену. Следом последовала незнакомая для Сэма речь. Но, судя по тону, это была явно не дружеская ругань блондина. Голоса постепенно удалялись, пока наконец не стихли. Сэм все сидел на полу, стараясь как можно тише переводить дыхание. Ангар. Значит, он где-то недалеко. Сэм надеялся на это. На сегодня с него приключений было достаточно. Уилсон с трудом поднялся на ноги, прислушался к наступившей наконец тишине. Казалось, он снова тут совершенно один. Однако, как только Сокол вышел из своего укрытия, слуха его коснулся тихий, жалобный звон. Прислушавшись, он понял, что звук идет из контейнера, к которому Сокол прижимался в жажде спасения. – Может хоть на этот раз не будем делать глупостей? – обратился к самому себе Сэм, оглядываясь по сторонам. Звук повторился. Когда же Уилсон прижал ухо к обжигающе-холодной стенке контейнера, он отчетливо услышал звон цепей и приглушенное бормотание. – Эй, – подумав, все же тихо произнес Сэм. – Кто там? Ответа не последовало, однако, бормотание прекратилось, звон тоже стих. А потом кто-то резко и сильно забарабанил по двери. – Ахренеть, – прошептал Уилсон. В контейнере был человек. Живой человек. По крайней мере, Сэм на это очень надеялся. Варианта было два: послать все к черту и просто двигаться дальше, в надежде найти Стива или кого-то из Мстителей, а потом постараться живыми выбраться отсюда. Или же поддаться на внезапный порыв, этакую смесь мужества и любопытства, и открыть контейнер. Уилсон ненавидел себя, когда подбирал с пола небольшой обрубок металлической трубы, который должен был послужить подобием оружия. Проклинал себя, когда дергал щеколду контейнера и срывал замок, с помощью той самой трубы. Дверь контейнера с трудом и тяжестью отъехала в сторону. Достав из кармана маленький фонарик и сжав посильнее трубу, Сэм пустил тонкий луч света в темноту контейнера. На полу были цепи, достаточно толстые, чтобы сдерживать человека, и длинные, чтобы тот мог свободно перемещаться по всему пространству. Пожелтевший матрац, пустая тарелка с зачерствевшей коркой хлеба. В контейнере было душно, смердело мочой и немытым телом, отчего глаза и нос Сэма резко защипало. Луч света скользнул в один из дальних углов. Сэм вздрогнул и непроизвольно шагнул назад, когда фонарь поймал сгорбленное, дрожащее очертание человека. Длинные, спутанные черные волосы спадали на голые худые плечи и закрывали практически все лицо. Видны были лишь глаза. Огромные, до смерти напуганные и серые. Эти глаза Сэм Уилсон уже видел, и не один раз. – Катрина? – только и сумел выдавить из себя Сокол.***
Jed Kurzel – Banquo's Death
Сирена теперь выла не так остро и громко, но голова все равно раскалывалась. Пол под ногами дрожал, как и стены. Она с трудом переставляла ноги, прижимая к груди замотанную в тряпку руку, прихрамывая и хрипло вдыхая сырой воздух. Шанс на спасение был практически равен нулю. Катрина просто не успеет добраться к выходу. Вода заполняла этажи стремительно и безжалостно. Однако наемница почему-то продолжала упорно двигаться вперед. Когда перед ней в одном из однотипных белоснежных и дрожащих коридоров образовались вооруженные и спешащие люди ГИДРы, на какой-то момент в голове Катрины пронеслась радостная мысль, что ее сейчас убьют, и все это наконец закончится. – Сеньорита Катрина? Из-за широких спин показалось до боли знакомое смуглое лицо, с задорной бородкой и искрящимися неподдельной радостью карими глазами. – Серхио? – удивленно выдохнула Катрина, узнав одного из вернейших людей Эмиля Пако. – Что ты тут делаешь? Если Альваро всегда ее побаивался и сторонился, то Серхио смотрел на Катрину с уважением и почтением, разделяя восторг своего хозяина, как только Катрина появлялась в стенах их дома. Она не раз спасала его шкуру в перестрелках, чего молодой мексиканец никогда не забудет. – Задание хозяина. Это очень долгая и запутанная история, – покачал головой Серхио, скользнув озадаченным взглядом по лицу Муэрте. – Но что вы тут делаете? Сеньор Пако говорил, что вас тут быть не должно. – Эмиль не может контролировать все на свете, – поморщилась Катрина. – Знаете, – остановив взгляд на замотанной руке Катрины, промолвил Серхио, – это даже хорошо, что вы здесь. У меня для вас послание. От одного вашего давнего друга, так он сказал. Голова продолжала гудеть, поэтому Катрина плохо соображала. Не смутили ее молчаливые люди ГИДРы, сопровождающие одного из членов картеля Пако, ни протянутая черная флешка, которую Муэрте взяла чисто на автомате. Не удосужилась она даже спросить, кем являлся этот непонятный давний друг. Ведь друзей у Катрины никогда не было. – Нам нужно идти, – тут же произнес Серхио. – Скоро эти катакомбы рухнут, сеньорита. Вы со мной? – У меня еще остались незаконченные дела, Серхио, – с трудом выдавила из себя улыбку Катрина. И когда сикарио утвердительно кивнул, добавила: – Передавай привет Эмилю. – Разумеется. Он будет рад получить от вас весточку, – просиял Серхио, понятия не имея о происходящем безумии между хозяином и его Муэртитой. Люди Эмиля всегда верили, что Катрина не совсем человек, что она никогда не проигрывает, благословляет и охраняет их обожаемого хозяина и, следовательно, их самих. Каково будет разочарование этих верных убийц и наркоторговцев, узнай они, что богиня Муэрте всего лишь лабораторная крыса, созданная с целью ублажать прихоти богатеев? – Код двадцать пять, повторяю, код двадцать пять. Немедленно покинуть помещение! Проорав пару раз, голос наконец заткнулся, позволяя им услышать еле уловимый гул. Что значил код двадцать пять, они не знали, но одно было ясно: нужно убираться из этого места как можно скорее. Баки шел впереди, каждые три секунды оборачиваясь на плетущегося позади Стива, с серым, непроницаемым лицом и потухшими, безжизненными глазами. Бионика не чувствовалась, Барнс не мог пошевелить ни одним пальцем, а саднящая, пульсирующая боль в плече затуманивала разум. – Прием… кто-то меня слы… черт вас дери.., – неожиданно и резко зашипел коммуникатор Роджерса, вынудив Капитана и Солдата замереть на месте. – Прием, это Роджерс! – вырвавшись из плена шока, пробормотал в коммуникатор Стив, оставаясь таким же мертвенно-бледным и потерянным. – Наташа? Как слышишь? – Кто бы мог подумать, что я буду так рада слышать тебя, Стив. – С тобой все в порядке? Где ты? – Мы в каком-то храме, вернее, пытаемся из него выбраться. Со мной Тор и Клинт, – тут она замолчала, и Стиву показалось, что связь прервалась. Но затем шипящий голос Романофф снова пробился сквозь шумы. – … и еще кое-кто. Ты просто не поверишь, что мы тут нашли… – Предлагаю оставить все сюрпризы на десерт, – прозвучал еще один, более четкий голос. – Вам, ребятки, нужно активнее шевелить задницами, это касается всех, Роджерс. – Тони? – с радостным изумлением сказал Стив. – Вернее, ваша крестная фея, которая спасет вас от надвигающейся стихии. – О чем ты? – Подземная река пробила стены базы, Капитан. И теперь стремительно заполняет нижние отсеки. Я высылаю на ваши коммуникаторы план, как добраться до нужного ангара. Там есть грузовик, на котором мы сможем сбежать, если все будут действовать слаженно и не тормозить. – Хорошо сказано, Старк. Не забудь про меня только, – теперь подключился к сети и запыхавшийся Уилсон. – Черт, да идем же, не тормози! – С кем ты говоришь? – насторожился Стив, поглядывая на хмурого Баки. Все Мстители нашлись и были, похоже, живы. Но Барнсу было глубоко плевать на защитников Земли. Он думал в тот момент совсем не о них. – Вы не поверите, – начал Сэм, но тут раздался женский истошный вопль и связь с Соколом прервалась. – Нужно идти, – произнес Стив, и только в следующую секунду понял, что уже давно осознал Солдат. – Но где Катрина? Барнс долго смотрел на бледное и взволнованное лицо некогда друга и верного товарища. Он собирался с духом, чтобы соврать Стиву в последний раз, и это, казалось, была самая тяжкая ложь в жизни Зимнего Солдата. – Иди, а я вернусь за Катриной и приведу ее, – прохрипел Баки. – Нет, я иду с тобой, – покачал головой Роджерс. – Я нужен Катрине. – Стив, – твердо перебил его Барнс. – Все будет хорошо, я помню, где Гонсалес ее оставил. Тебе нужно найти друзей, а мы с Катриной догоним вас, обещаю. Я знаю, о каком ангаре говорит Старк. Мы выберемся все вместе, Стив. Вот увидишь. Роджерс не хотел соглашаться, но бубнеж Старка из коммуникатора не дал Капитану шанса на пререкание. Баки уже скрылся за ближайшим поворотом. Он шел быстро, узнавая коридоры и расстилающиеся на полу трупы, попадавшиеся ему на пути. В том месте, где они столкнулись с Дамианом Гонсалесом, вода стояла уже по грудь, но Барнс продолжил пробиваться вперед. Однако он не нашел ее. В голове тут же застучала непонятно откуда взявшаяся паника. Баки не знал, куда Катрина могла пойти, где ее искать и нужно ли вообще пытаться найти чертову занозу в его жизни. Однако он двинулся дальше, опираясь лишь на свою интуицию и непонятное, необъяснимое чувство, рокочущее на уровне диафрагмы. – Барнс? – когда, пройдя очередной заполненный водой коридор, он услышал за своей спиной хриплый, замученный голос, сердце его больно кольнула предательская радость. Она была бледна, покрыта лихорадочной испариной. Левую руку, замотанную в пропитанную свежей кровью тряпку, Катрина прижимала к груди как ребенка. В глазах плясали отчаяние и неверие. Она не могла поверить, что Барнс вернулся за ней. – Нам нужно уходить, – подхватывая Катрину и позволяя ей навалиться на себя, игнорируя вспыхнувшую огненную боль в плече и бионике, Солдат поволок женщину обратно. Они двигались слишком медленно, но вскоре оказались на нужном этаже. Барнс помнил чертеж Катрины, план на побег, который слегка затянулся. Огромный тоннель, через который они выберутся на желанную свободу. Они не вернутся к Мстителям, к Стиву, потому что это означал бы конец для них обоих. – Где хозяин? – прохрипела Катрина, когда они добрались до нужного люка. – Мертв, – мрачно отозвался Баки, не без труда отодвигая крышку в сторону и заглядывая в темноту под их ногами. – Ты его убил? – произнесла Катрина, и когда Баки посмотрел ей в глаза то понял, что она не верит его словам. – Это сделал Стив. Губы ее стянулись в тонкую линию, в глазах загорелась отчаянная неприязнь и озлобленность. – Ты лжешь, – прошипела Катрина. – Стив не мог… – А ты думала, что он ангел? – раздраженно фыркнул Барнс. – Он такой же как я или ты, Катрина. А теперь спускайся, не трать время на болтовню. Сказав это, Баки уставился на ее левую руку и наконец понял, почему она замотана в тряпку и почему Катрина так болезненно бледна. – Ты что натворила? – выдохнул он, но женщина ничего не ответила, прижимая обрубок, бывший некогда здоровой рукой, крепче к груди. – Черт тебя дери, настоящая идиотка. Кое-как спустившись по крутой, местами обвалившейся лестнице, они наконец шагали по темному, огромному тоннелю. Шаги их эхом разлетались вперед, во тьму, дыхание каждого хрипло вырывалось из легких. Барнс шагал твердо, но медленно, крепко держа здоровой рукой Катрину, которая с каждым шагом становилась все слабее и слабее. – Мы не успеем, – пробормотала Катрина. – Я торможу тебя, Барнс. – Еще хоть слово и я, блять, тебе вырву язык, – прорычал Баки. Голос его заглушил новый, более громкий и отчетливый гул. Наемники против воли замерли, окутанные непроглядной тьмой, придерживая друг друга из последних сил, ощущая, как каждый напряжен и в то же время физически и морально истощен. Гул стремительно нарастал, превращаясь в грохот, от которого уши закладывало, а стены вокруг них начали опасно дрожать. – Что это? – зачем-то спросил Барнс, крепче хватая Катрину. Ответ он и так знал. – Вода, – обреченно ответила Муэртита, но ответ ее поглотил грохот и шум надвигающейся на них огромной, мощной волны.