Jóhann Jóhannsson – The Priest's Basement
Переправочная база ЩИТа, штат Колорадо, Денвер. Десять часов спустя. Тони Старку не удалось нормально выспаться, хотя организм отчаянно требовал отдыха. Телефон миллиардер просто отключил, оставив разбирательства с акционерами и совладельцами на Пеппер. Она была настоящим золотцем. Когда Старк объяснял всю ситуацию с Роджерсом, Пеппер только сказала, что все понимает. Еще она сказала, чтобы он делал то, что получается у него лучше всего. Но Поттс не сказала, что любит его. Обычно она всегда говорила это под конец телефонных разговоров. Да и в голосе ее было что-то дребезжащее холодное и отстраненное. Им бы поговорить, побыть наедине хоть часок. Но вместо этого Старк сидит в Колорадо и готовится всыпать их личному бегунку Форесту–Роджерсу по первое число. Когда Стиву сообщили, что Барнса взяли, на лице у Капитана отразилась такая гримаса, мешающая в себе злость и отчаяние, от которого даже Романофф взволнованно нахмурилась, но так ничего и не сказала. По дороге в камеру, Тони столкнулся со Вдовой, которая отчеканила, что Роджерс готов дать показания в обмен на личную встречу с Барнсом. – Он же понимает, что мы не можем отпустить его горе-приятеля? – нахмурился Старк, но Наташа только повела плечом. Замаскированная под жилой дом база ЩИТа, служившая в основном переправочным пунктом и одной из точек хранений истребителей и некоторых боеприпасов, была почти пустой, если не считать неизменного штаба из сорока человек, охраняющих и держащих базу Денвера в пригодности, Мстителей, явившихся сюда нежданными гостями, да и одного преступника, помещенного в специальный изолятор, расположенного на минус втором этаже. Стиву Роджерсу предложили отоспаться в камере, которую назвали комнатой отдыха. Вот только характерный дверной щелчок сообщил о том, что выйти по собственному желанию Капитан Америка не сможет. Роджерс пленник. Заключенный. Как и Баки. Какого черта он сдался? Стив понимал, что у его друга на это были весьма веские причины, но Роджерс только зря ломал голову над этой загадкой. На душе было легче от мысли, что хотя бы Катрине удалось скрыться. Но что она будет делать дальше? Что она вообще забыла в номере Элизабет Маршалл? Стив не успел этого узнать. Ему удалось поспать, но даже во сне его преследовали скелеты, хватали его за ноги и тянули куда-то вниз, в темную и мутную пучину, смердящую кровью и смертью. Он пытался кричать, но только и мог, что беспомощно открывать рот. Сейчас он сидел за металлическим столом, перед ним дымилась белоснежная чашка кофе с символикой ЩИТа. Наташа, натянув на лицо непроницаемую суровость, сложила руки на груди и сверлила Капитана своими зелеными глазами, вынуждая тем самым первым начать разговор. Вот только Роджерс вообще не знал, что говорить. – Где Баки? – этот вопрос он задал раз, кажется, пятый. Лицо шпионки даже не дрогнуло, но Стив нутром чувствовал, что этот вопрос ее уже порядком достал. – В камере. Увидишься с ним после того, как объяснишь, что ты творил последнюю неделю. – Искал Баки, – развел руками Стив, откидываясь на холодную спинку стула. – Роджерс, давай без глупостей, – прищурилась Наташа, стараясь не улыбаться. – У нас и без тебя выдалась очень трудная неделя. Ты не забыл о Ричарде Фиске? – Не забыл, – отчеканил Стив, впиваясь в коллегу взглядом, от которого любой мог бы начать нервничать. Но только не Романофф. – Ну да, вы же виделись с ним в Эль–Пасо, – протянула Наташа, выгибая бровь и следом за Роджерсом откидываясь на спинку своего стула. – Посиделки прошли не очень? Стив не ответил, покручивая в руках все еще горячую чашку с кофе. Желудок предательски извивался, а Роджерс не мог и глотка сделать. – Знаешь, как для директора ЩИТа выглядит вся эта история? – выждав минуту, продолжила Романофф. Стив только пожал плечами, будто бы ему было вообще все равно, что там думает этот директор. – Ты вступил в сговор с наемницей ГИДРы, помог ей сбежать, а затем незаконно пересек границу Мексики, где творил бог весть что. – Я не помогал Катрине бежать, – тут же отозвался Роджерс. Эмоционально и раздраженно, чего Романофф и добивалась. – Катрине, – по слогам повторила Наташа, подаваясь вперед и не сводя с Капитана пронизывающего и выворачивающего все внутренности взгляда. – Вы успели поладить, как я погляжу. Роджерс таращился на нее с укором, даже не собираясь прерывать зрительный контакт. Наташе не нравилось, каким упертым и неразговорчивым стал Роджерс. Вдова пока не могла понять, кем из двух наемников ГИДРы вызвана эта резкая перемена в Капитане Америка. – Стив, – женщина заговорила мягче, сменяя ядовитое пламя в глазах на участливое тепло. – Мы же не враги. Что ты делаешь, а? Я же просила тебя не творить глупостей, а что устроил ты? Пустился в бега с наемницей. – Она помогла мне найти Баки, – чуть подумав, отозвался Стив. Наташа была права в одном: они не враги друг другу. – Катрина не так плоха, как мы полагали изначально. Она смогла открыть мне глаза на многие вещи, о которых мы даже понятия не имели, сидя в своих стеклянных коробках в Нью–Йорке и Вашингтоне. Черная Вдова отчетливо слышала дребезжащее негодование и отвращение в голосе Роджерса. Да он и не пытался этого даже скрывать. Стиву никогда не удавалось обманывать людей, особенно Наташу. – Она убийца, Стив, – тихо произнесла Романофф, морща лоб и качая головой. – Как и все мы. Ты, я, Сэм, Клинт. Почти каждый агент ЩИТа. Мы все убиваем. И все считают, что иного пути нет. Наташа закрыла глаза и снова покачала головой. Ее закрученные спадающие на плечи рыжие локоны подрагивали в такт движениям шпионки. Романофф чуть ли не каждую неделю меняла прически. Сперва Стива это сбивало с толку, но потом он понял, что Вдова делает это чисто на автомате. Привычка постоянно меняться, не стоять на месте, не позволять себе быть обычной, заметной. Шпионка до мозга костей. Спустя пять минут, перед Роджерсом уже лежали сканы с камеры наблюдения. Всего четыре снимка. Один с трассы, на которой в ряд ехало шесть машин. Вторая и третья захватывала часть территории какого-то завода. На снимках запечалился момент нападения Белой Смерти на Санчос. Стив узнал первых по татуировкам на руках. На четвертой фотографии у него задрожали руки. Мужчина с перерезанным горлом. Рядом с ним убийца. Белое лицо, черные глазницы. – У нее должна была быть причина, – просипел он, на несколько секунд закрывая глаза и отодвигая прочь снимки, которые принесла ему Наташа. – Стив… – Катрина пошла на это по веской причине, – голос Капитана сорвался на скрежет и поднялся на несколько децибел. Будто криком он мог уничтожить эти снимки, крошащие его сердце в порошок. – Санчос убили сестру Катрины и ее дочь. Она только узнала их, а на следующий день случилось все это. У нее сдали нервы, она не верит, что все можно решить по закону, Катрина не верит в закон. Да в этом городе его и нет. Он понял, что проорал это в лицо Наташе, которая теперь с горечью и даже состраданием смотрела на Роджерса, но позволила ему сбросить пар. Стив убеждал не Наташу. Он пытался убедить себя. Она не жестокая, не кровожадная. Ей больно, ей страшно. Он не должен был отпускать ее, ведь в глубине души знал, что Катрина сорвется с катушек. Но Стив пустил ее, потому что Баки был важнее, он ценнее. Но Баки может постоять за себя, а Катрина слишком разбита, слишком одинока и не знает половины того, что с ней произошло в прошлом. Роджерс все это осознавал, но позволил Катрине уйти. Это не вина Катрины. Это его вина. – Роджерс, – позвала его Романофф, но тот только прижал ладони к лицу и простонал что-то глухое и бессвязное. – Стив. Поверь, я понимала тебя, когда мы только встретили ее. Она была похожа на Баки, она стала ниточкой, способной привести к нему. Ты именно поэтому вцепился в нее, поэтому позволил ей бежать и пошел следом. Но Барнс теперь здесь, он рядом с тобой. Так почему же ты все еще так цепляешься за эту… Наташа осеклась и замолчала, поэтому Стиву пришлось убрать руки от лица и поглядеть в искаженное смятением физиономию русской шпионки. Он видел по ее глазам, что Романофф догадалась. Конечно, догадалась. – Роджерс, – прошептала она, качая головой и глядя на него так, будто не верила в то, что Стив вообще сидит сейчас перед ней. – Только не говори мне, что ты… Он чувствовал отчаянное бессилие и тяжелую, свинцовую усталость. Поэтому Капитан просто таращился на Романофф, даже не пытаясь отнекиваться. Потому что врать он не умел. – Ох, Стив, – застонала Наташа, опуская руки на стол. От наигранной оскаровской серьезности и невозмутимости и след простыл. – Ну почему из всех женщин, которые окружают тебя, ты выбрал именно наемную убийцу ГИДРы с поехавшей крышей?***
Jóhann Jóhannsson – First Encounter
Хуарес, Мексика. Десять часов назад. Взрыв вызвал у нее легкую контузию. В правом ухе продолжало звенеть, но Катрина все же могла соображать. За ней гнался Уилсон, напарник Стива, но он не знал улицы Хуареса так, как знала их женщина. По виску стекала тонкая струйка крови, содранные руки отталкивались от стен, помогая ей балансировать и не валиться набок, так как ее порой вело в стороны. Она не видела дороги, ей это было без надобности. Ноги сами несли в нужном направлении. Поворот налево, затем резко свернуть на людную улицу, два фута и направо. Вдоль торговых рядов, затеряться в рыночной толпе. Остановиться у палатки с гуавой, сделать вид, что заинтересованно изучает товар. Оценить уровень угрозы. Сокол пролетел над палатками и свернул на север. Подумал, что она бежит туда, где меньше народа. Вот главная ошибка. Если хочешь исчезнуть – иди в толпу. Она поглотит тебя как прожорливое мифическое чудовище. Как Левиафан. Изабель было страшно только от одной истории Катрины. Именно от образа Левиафана девочка зарыдала и попросила Катрину больше не рассказывать о нем. Изабель. Катрина почувствовала острую боль, словно поочередно в ее голову вонзают раскаленные иглы и проталкивают их все глубже и глубже. Она не помнила, как оказалась в какой-то безлюдной подворотне. Опустившись на колени, сжимая голову руками и тяжело дыша, Катрина изо всех сил старалась не пускать очередную волну воспоминаний. В гостиничном номере душно, за окном темно-синее небо. Ночник продолжает гореть, видимо, они забыли про него. Ее будит странный монотонный звук. Сердце Роджерса в груди отбивает ровный, спокойный ритм. Ей хватает всего пяти секунд, чтобы сообразить и найти на полу источник разбудившего ее звука. Вибрация мобильного телефона. Самый простой и дешевый, выпавший у нее из кармана джинсов. Номер не определен. Катрина поднимает трубку, и только потом понимает, что лучше бы она этого не делала. – Семнадцать. Девяносто два. Восемьдесят девять. Начать зачистку. Задача ясна? – мужской голос в трубке трещит от плохой связи, но слова звучат внятно и четко. – Абсолютно ясна. Катрина вешает трубку. Бесшумно одевается и выходит из номера, оставляя спящего Роджерса одного. В ту минуту она даже не думает о Стиве. Она ни о чем не думает. Процесс запущен. Механика в ее сознании сдвинула человечность на второй план. Она идет по темной улице три минуты, затем останавливается у перекрестка, напротив закрытого магазина бытовой техники. Через полторы минуты к ней подъезжает машина. Катрина садится на заднее сидение, и темно-зеленое шевроле пятилетней давности тут же уносится прочь. Пока автомобиль летит по проспекту Дивисьон дель Норте, Катрина получает последние указания, в которых, вообще-то, и не нуждалась. Ей уже детально объясняли поставленную задачу, просто закрыли на какой-то срок на замочек в сознании. Пока не пришло время. Ведь у них была всего одна попытка. – В первом доме три цели, – на переднем сидении находится Альваро, его пирсинг в брови отбрасывает блик каждый раз, когда машина проезжает мимо фонарей, – двое пожилых и одна женщина двадцати пяти лет. Делай все тихо и быстро. Без свидетелей. Используй пистолеты, соседи должны слышать стрельбу. Но выходи через задние дворы, чтобы тебя не было видно. Катрина получает из рук Альваро Беретту девятого калибра. Именно ими пользуются люди картеля Санчос. Шевроле тормозит у одноэтажного дома в районе Альдама. – У тебя минута, – отзывается Альваро, после чего Катрина выходит из машины и двигается в сторону указанного дома, в окнах которого не горит свет. Три коротких выстрела, и спустя минуту машина несется в район Дуранго. Там Катрина задерживается на три минуты. В первом доме шесть жертв, во втором две, но пришлось догонять десятилетнего пацана, который пытался выбежать на улицу. В районе Просталь всего один дом. Пока Муэрте получает вторую Беретту такого же калибра, Альваро становится заметно мрачнее, как и водитель. Катрина же сохраняет бесстрастное лицо. Альваро лишний раз старается не глядеть в зеркало заднего вида. Светящиеся ледяным безразличием глаза наемницы пугают его, а автоматические движения и короткие кивки на его слова только заставляют потеть ладони мексиканца, в который раз мысленно спрашивающего себя, а так ли все это необходимо. В Простале приходится застрелить собаку без привязи. На шум выбегает немолодая женщина, кутаясь в цветастый халат. Через две секунды она уже лежит на земле с дырой во лбу. Три дома в Арройо Колорадо. Во втором Катрине задерживается из-за старика, который выскочил перед ней с дробовиком. Физическую силу применять запрещено. Только пистолеты. На худой конец холодное оружие. Кухонный нож вошел прямо в сонную артерию старика и тот успел издать только удивленный булькающий вздох, когда Катрина уже перешагивала через него, направляясь на второй этаж за еще тремя членами этой семьи. – Последний дом, – Альваро мнется, глядя на то, как Катрина вытирает тыльной стороной ладони со щеки кровь, ей не принадлежащей. – Одна цель. Катрина лишь в очередной раз кивает. В гостиной горит свет, она идет медленно, бесшумно. Девочка двенадцати лет стоит прямо посреди комнаты и глядит на Катрину с изумлением. – Что ты тут делаешь? – спрашивает она, касаясь пальчиками браслета с синими камнями на своем запястье. – Мама на работе, Катрина. Только сейчас девочка замечает пистолет. На личике ее отражается удивление, но она еще не понимает того, что вот-вот должно произойти. – Катрина? Почему ты молчишь? Дуло пистолета направлено прямо в ее голову, но девочка все еще не понимает. Катрине всего на секунду кажется, что она уже где-то слышала этот голосок и видела эти глаза. Но шестеренки, созданные в лаборатории доктора Гонсалеса, в ее голове тикают слаженно, слишком слаженно. Эхо от выстрела, звенящее в ушах, заглушалось нечеловеческим криком. Этот резкий, полный отчаяния и ужаса вопль пронесся по узким улочкам Хуареса, врывался на районный рынок и заставил нескольких прохожих вздрогнуть, начиная крутить головой и искать несчастное животное, которое издавало эти леденящие кровь вой. На бетонной стене оставались алые разводы, руки содрались в мясо, суставы и костяшки опасно трещали, а Катрина продолжала бить стену перед собой и выть. Она отдала все еще теплое оружие Альваро, затем ее высадили там же, где и подобрали. Катрина спокойно дошла до отеля, поднялась на нужный этаж, открыла номер ключом, который не забыла прихватить перед уходом. Вся операция заняла у нее всего девятнадцать минут. Роджерс теперь спал на животе, прижав к себе подушку. Она разделась догола, расшвыряла одежду по номеру, а потом пошла в ванную, смывать с рук кровь и порох. Снова вибрация. Катрина подняла трубку и услышала все тот же голос. – Восемьдесят девять. Девяносто два. Семнадцать. Отбой. Катрина глядела на свое отражение с минуту, потом вздохнула и пошла обратно в постель. Засыпая под теплым боком Роджерса, она даже не вспомнила о том, что случилось. Будто этого вообще не было. Но сейчас, разбивая в кровь руки о холодную стену, крича что есть сил от осознания того, что она натворила, Катрина поняла: голос звонящего в ту ночь ей был слишком хорошо знаком. Голос этот принадлежал Эмилю Пако. Он знал, что рано или поздно она вернется. Его предупреждали о том, что марионетка сломалась, но приносить пользу она была все еще в состоянии. На Хуарес опустился поздний вечер, когда Катрина оказалась в его кабинете. – Какой сюрприз, – улыбнулся Пако, оглядывая разбитые в мясо костяшки наемницы, которая стояла у стеллажа с книгами и глядела на него как затравленный зверь. – Ты вроде сказала, что тебе нужно пару дней побыть наедине с самой собой, разве не так? Кстати, классная футболка. Это Лебовски, да? – Я вспомнила, – хриплый, сорванный голос наждачкой резанул по воздуху, а серые глаза блеснули отчаянием. – Вспомнила ночь, когда погибли твои люди. Перед бойней, на которую ты отправил меня и своих людей. – Ты сама вызвалась, – поправил ее Эмиль, плотно закрывая за собой дверь. Казалось, присутствие наемницы его нисколько не удивило, наоборот, он будто ждал ее появления. – Ты убил их, – отчеканила Катрина, делая один неуверенный шаг в сторону Короля Хуареса. – Своих людей. Ты приказал развесить их тела и прицепить к ним таблички от имени картеля Санчос. Из-под рукава черной рубашки блеснули часы, подаренные Эмилю его братом. Пако не мог так жестоко поступить со своим картелем, ведь он – его семья. Катрина уже обо всем догадалась, но никак не могла сложить некоторые куски воедино. Она не понимала мотива Пако. – Ты приказал мне убить все те семьи, – продолжила Катрина, выжидающе глядя на спину мужчины, который стоял у стола и разливал по бокалам алкоголь. – Альваро дал мне оружие, которым пользуются в Хуаресе только Санчос. Чтобы все выглядело так, будто этих людей застрелили они. – Так в чем вопрос? – Пако резко развернулся к ней, держа в руке бокал с темной жидкостью. Виски. – Почему? Эмиль Пако прищурился, затем сделал один большой глоток, причмокнул, поставил бокал обратно и, запустив руки в карманы темных брюк, уставился на Катрину изучающим взглядом. – Что с тобой происходит, неугомонная Катрина? – спросил он, изучая потрепанный вид своей лучшей машины для расправы с врагами. – Раньше ты никогда не задавала вопросов. Мне это не нравится. – Почему ты их убил? – А ты не поняла? Неужели я ошибся на счет твоего аналитического склада ума? – широкая улыбка, а по ее спине пробежали мурашки. Из них двоих сейчас он хищник, а не она. – Тебе нужен был предлог, – чуть подумав отозвалась Катрина. – Санчос давно мешали, но у тебя не было веского повода избавиться от них. Переговоры ни к чему не привели не потому, что Санчос не шли на уступки, мне кажется, переговоров вообще никогда не было. А потому, что ты просто не хотел делиться, верно? – Я слишком долго выметал отсюда все дерьмо и подминал под себя полицию и власти, чтобы позволить этим грязным ублюдкам из какой-то там ебанной Синаолы* наживаться на пригретом месте. Он произнес это спокойным голосом, но в его глазах заблестел огонь ярости. Дьявол Эмиль Пако пробуждался ото сна. – Зачем таким способом? – Катрина просто хотела понять, за что Эмиль Пако решил так расправиться со своими людьми. К чему все эти меры? За что погибли Мария и Изабель? – Почему именно эта шестерка? – Они были стукачами, Катрина, – наконец подал голос Пако, слабо усмехаясь и качая головой. Она замешкалась, судорожно пытаясь понять смысл его слов, но мужчина продолжил. – Шесть крыс в моем картеле. Можешь себе представить? Сперва хотел их собакам скормить, но потом понял, что эти мерзавцы еще могут совершить доброе дело для семьи. Она знала, что Пако ненавидит крыс в своем царстве. Стукачей вообще никто не любит. Наконец картина в ее голове начала обретать узнаваемые и понятные черты. – Лопес сливал информацию местной полиции, которая еще строит из себя моралистов. Рикард на пару с Хуаном плясал под дудку американцев. Нина спала с копом из самого Мехико, которому по тупости своей трепала обо всем по телефону. Мелкий Гарри собирался перебраться в картель Санчос, не нравилась ему зарплата, видите ли. Но подлее всех поступила Алонсо. Катрина напряглась, таращась в пол, из последних сил стараясь не поднимать голову и не смотреть в глаза Пако. – Мария пошла по стопам своего блядского муженька-гринго. Я пожалел ее в тот раз, понял, что она даже не знала о причастности Джона к ОБН. Я дал ей все: защиту, деньги, работу. А чем отплатила эта тварь? Стала стукачкой одной недотраханной бабы из Оборота наркотиков. Ее серые глаза блестели, но не от слез. Осознание, что мир пропитан ложью, грязью и насилием, больно пронзила ее мозг. Люди живут без контроля, вот в чем дело. Толпе нужна тяжелая рука, которая будет и протягивать пряник, и бить кнутом. Ей говорили об этом в ГИДРе с малолетства, но только сейчас Катрина смогла в полной мере осознать правильность этих слов. Пако глядел на нее и понимал, что Катрине, в общем-то, плевать на стукачей, подвешенных на мосту. Она пришла не из-за них. Катрина хотела знать, почему пострадали другие люди. – Зачем тогда убивать их семьи? – прошептала она, качая головой. – Это толчок, – пожал плечами Эмиль. – Трагедии нас объединяют, не так ли? Никто не простит убийства невинных людей, стариков и детей. Мой картель сейчас работает слаженнее, чем когда-либо. У них появился новый враг, появилась цель. – Но они были твоими людьми, – не унималась она. – Ты готов убить каждого из них, – она махнула в сторону окна, – если захочешь? – Если это будет необходимо, – сверкнул глазами Пако. – Несколько вынужденных жертв ради спасения всей семьи, Катрина. Отбрось свои непонятно откуда ввязавшиеся чувства и подумай, прав ли я? Прав. Эмиль Пако всегда прав. Одна простая истина, молитва, которую каждый член Белой Смерти должен повторять на завтрак, обед или ужин. – Как на это согласились твои люди? Альваро? – Кроме тебя, об этом знают всего четыре человека. И они точно готовы сдохнуть ради меня. Пару слов о преданности и долге, и парни уже наматывают на шеи изменщиков удавки. А Альваро верен мне с тринадцати лет, он не задавал лишних вопросов, в отличие от некоторых. Он сделала акцент на последнем слове, и Катрина поняла, что вывела из себя Пако. Разозлила Дьявола. Еще одна кличка, ходящая по улицам Хуареса, цепляющаяся за прохожих, перелетающая от крыльца к крыльцу. Дьявол Хуареса. – Почему убивала я? – она рискнула задать последний вопрос, не обращая внимания на адское пламя, пылающее в глазах Эмиля. – Кто же еще? – хохотнул Пако. – Только Санта Муэрте в состоянии довести свою работу до конца. У тебя не дрогнет рука, не появятся сомнения. Потому что тебе, моя чудесная Катрина, просто плевать, кого убивать. Он в три шага оказался возле нее, а Катрина, к своему удивлению, никак не среагировала. Только сердце заколотилось быстрее. Тело не слушалось ее. Мозг уже выстроил как минимум шесть способов убить Эмиля Пако, но Катрина не могла даже руки поднять. А Пако, будто читая все ее мысли, только усмехнулся, смыкая холодные пальцы на ее подбородке. – Что, не можешь дать отпор? – в глазах его было что-то помимо адского пламени. Торжество. – В самом начале, когда я уже понял, какое ты ценное вложение, милая моя, то накинул пару тысяч, чтобы в твоей чудесной, прекрасной головке, – Пако коснулся указательным пальцем ее виска и прочертил невидимую линию к шее наемницы, остро ощущая, как под смугловатой кожей отчаянно стучит пульс, – наш доктор Дамиан установил маленький замочек, который не позволяет тебе вредить мне или ослушаться. А знаешь, что это значит, неугомонная Катрина? Он не ждал ответа, но выдержал небольшую паузу, наслаждаясь пляшущей паникой и беспомощностью в глазах той, которая вселяет животный страх в его людей. – Потому что я твой хозяин, Катрина. Я могу делать с тобой что захочу, а ты не посмеешь сказать мне нет. Его дыхание с примесью табака и алкоголя обожгло щеку, а из глаз Катрины почти что захлестали слезы. Комната на втором этаже. Скрипучая кровать. Она нужна была не для отдыха Катрины. Для другого. Для еще одной работы. Вот откуда она столько всего знала о нем. После того, как Эмиль Пако трахал ее на скрипучей кровати в выделенной для Муэрте комнатке, он лежал рядом с Катриной и рассказывал о себе и своем прошлом. Потому что таким людям необходимо спускать пар, нужно выговариваться. А Катрина ни за что бы не сказала ни слова из услышанного. Потому что Эмиль был ее хозяином. Катрина сумела издать лишь какое-то подобие вскрика и толкнуть Пако в грудь, но было уже поздно. Острая игла шприца, который все это время Эмиль сжимал в руке, прошла сквозь кожу на шее и впрыснула в организм его содержимое. Пако тут же отошел в сторону, так как его предупредили, что от этого транквилизатора она не вырубится сразу, будет сопротивляться до последнего. Он наблюдал, как судорога пронзает ее тело, ее гребанное прекрасное тело, а лицо искажается в гримасе ярости и боли. Она рухнула на спину, широко распахнув глаза и слабо дергая запястьями. Он видел, что Катрина пытается что-то сказать, но препарат уже сдавил голосовые связки. Эмиль присел на корточки рядом с женщиной, пытаясь расслышать еле уловимый шепот. Одно единственное слово, хрипотцой слетевшее с ее губ: – Убью.***
Переправочная база ЩИТа, штат Колорадо, Денвер. Толстые и прочные наручники сдавливали кожу и не ощущались бионикой, грудь его тоже обхватила сталь, из-за чего Барнс мог лишь крутить головой да и чуть шевелить запястьями. На любой их вопрос – молчание. Ему нечего было сказать или попросить. Добровольно сдаться. Зимний Солдат внутри некоего Джеймса Барнса протестующе выл и метался из стороны в сторону, будучи запертым в клетке из человеческой оболочки. Тихий писк, щелчок, и единственная дверь без ручки отворяется. Барнс издал еле уловимый вздох. Стив Роджерс протиснул свою огромную фигуру в камеру и сел на складной стул, который поставил перед скованным Баки. – Ты как? Вопрос этот почти заставил Барнса рассмеяться. Как он? Закованный, взятый в плен, подбитый зверь, который не должен находиться в помещениях наподобие этого и быть под присмотром организаций вроде той, на которую работал капитан Роджерс. – Зачем ты сдался, Бак? – голос Стива был тихим, но он эхом отдавался в помещении три на пять. Баки недоверчиво покосился на пуленепробиваемое стекло, за которым, скорее всего, собралась большая часть Мстителей. – Не было выбора, – отозвался наконец Барнс, сверля ледяным взглядом гипотетических слушателей их разговора. Усталый вздох Роджерса вызвал у Баки только легкую ухмылку. Он из последних сил старался сохранять выдержку и не показывать, в каком же Солдат на самом деле отчаянии. Но Стива обманывать больше не хотелось. Возможно, Капитан Америка, услышав рассказ о том, что же такого интересного нашел Барнс в Соноре, все поймет и вправит мозги своим неугомонным коллегам-супергероям. – У меня появились сомнения сразу после того, как мы скрылись из дома Кастело, – начал Барнс, прикрывая глаза и упираясь затылком в холодный металл спинки кресла. – По поводу чего? – По поводу Катрины, – кажется, он впервые назвал ее по имени осознанно. – В Эль–Пасо она была под руководством Фиска, но после все ее действия были личными, неконтролируемыми. И за все то время, что она была с нами, никто не пришел по ее душу. – И что? – нахмурился Стив, пытаясь уловить суть. – Она хорошо замела следы. Баки только медленно покачал головой, даже чуть улыбнувшись одними уголками губ. – В Катрину было вложено слишком много ресурсов, времени и сил, чтобы позволять ей вот так разгуливать без дела и не пытаться вернуть ее, когда ситуация вышла из под контроля. ГИДРА любит свои игрушки и не разбрасывается ими попросту. Это не давало мне покоя. Сперва я думал, что под кожей у нее датчик или чип, и что она служит своего рода маячком, но я ничего не нашел. Тогда в руки мне попало дело Катрины. Голубые глаза капитана Роджерса выжидающие впились в заросшее многодневной щетиной лицо Баки Барнса, а тот, в свою очередь, продолжал сидеть с закрытыми глазами. Будто пытаясь заснуть или погрузиться в медитацию. – Дамиан Гонсалес довольно долго работает на ГИДРу, – продолжил наконец Барнс, – но лошадка он слишком темная, а в организации очень любят сплетни и слухи. Даже если программа засекречена, в ГИДРе найдется один-два человека, которые будут шептаться. Но о Гонсалесе я не знал ничего. Впервые это имя я услышал от Алехандро Кастело. – О нем-то ты знал, да? – Не так уж и много. Ученый, немного психолог, поговаривали, разрабатывал теорию о воспитании и подсознательном контроле детского разума. Не думал, что он связан с ГИДРой так тесно. – И что с Гонсалесом? – перед глазами Стива вновь появились лицо уже мертвого Алехандро. И Катрина, склонившаяся над стариком. – Все просто. Дамиан Гонсалес – бизнесмен. Ему работать в ГИДРе невыгодно, поэтому он подкармливается на стороне. Продает Катрину то другим филиалам ГИДРы, то картелям, то частным лицам. Санта Муэрте – его главный источник дохода. И стал бы он так пренебрежительно относится к своей марионетке, когда та внезапно исчезла с его радаров? Барнс наконец открыл глаза и встретился взглядом с Роджерсом. Солдату показалось, что Стив все понял, но все равно произнес свою догадку вслух. В основном для тех зевак, расположившихся за стеклом и называющих себя героями. – Катрина не единственная игрушка Гонсалеса, – траурно подитожил Баки. – Возможно, Гонсалес мысленно уже пустил Муэрте в утиль. Ведь это не первый случай, когда программа Катрины дала сбой. – Поэтому ты ушел, – продолжил Стив, чуть кивая и разглядывая свои ладони. – Чтобы узнать, прав ли ты. – И не только. В бумагах Катрины я нашел кое-что еще, и это, как мне кажется, должно быть интересно всем нам, – Баки еще раз бросил многозначительный взгляд в сторону пуленепробиваемого защитного стекла. Взял в легкие побольше воздуха и выдал: – У Гонсалеса хранятся запасы моего ДНК. В приличном количестве, насколько я понял. В камере повисла гробовая тишина, а спустя минуту молчание разорвал протяжный механический писк. – И что это значит, черт тебя дери? – за спиной Роджерса материализовался Тони Старк, складывая руки на груди и впиваясь в заключенного горящим негодованием и неверием взглядом. – Это значит, – заговорил Стив, продолжая неотрывно глядеть на своего все еще скованного по рукам и ногам лучшего друга, – что у Гонсалеса, скорее всего, есть целая армия наемников из программы «Зимний Солдат».***
База, или нора, как он ее называл про себя, была ужасным местом, давившим на мозг и вызывающим дикое желание послать все к черту и валить прочь из этого жуткого саркофага под землей. Но он не мог позволить себе слабость. Поэтому Ивар Торсон продолжал катить на своем кресле следом за братьями и доктором Гонсалесом, который не затыкался ни на минуту. Эспен был прав: инвалидное кресло Ивара вызвало у местных много вопросов, но младший Торсон сохранил самообладание и позволил досконально проверить себя, кресло и все, что только можно. Они снова приехали на секретную базу посреди бескрайней и неприветливой пустыни, чтобы посмотреть на товар. Гонсалес в основном общался с Сигурдом, так как тот был старшим, Эспен тоже часто присоединялся к обсуждению. На Ивара же практически не обращали внимания, но в данной ситуации это было ему только на руку. Он мог спокойно наблюдать, прислушиваться и видеть все, что творилось в этом месте. Двигаясь по длинному освещенному люминесцентными лампами коридору, больше похожему на тоннель, Ивар отчетливо услышал еле уловимый звук, напоминающий шум падающей воды. – У вас тут что, река? – спросил он, на несколько секунд замедляясь и вслушиваясь в шум, доносившийся откуда-то из-за стен. Гонсалес замер на месте и медленно повернулся к норвежцу на инвалидном кресле, удивленно глядя на него. – Sí, здесь есть подземная река, которая перерастает в озеро, – кивнул он, а затем пошел дальше, жестом приглашая гостей следовать за ним и не отставать. Наконец они очутились в огромном помещении, похожем на лабораторию. Стены были такими белыми, что у братьев начало рябить в глазах. Вниз вела широкая лестница, и Ивар понял, что ему придется остаться здесь, на некой смотровой площадке, и подойти поближе к приборам ему не удастся никак. Внизу сновали туда-сюда ученые в белых халатах, через каждые три метра стояли люди с автоматами наперевес. Сигурд и Эспен заинтересованно переглянулись, а Ивар не сводил взгляда с кресла, расположенного прямо посреди площадки. Вернее с той, кто был в этом кресле. – Господа, – пропел Гонсалес, ловко накидывая на свои узкие плечи халат, – это одна из моих лабораторий, где мы, можно сказать, подправляем финальные штрихи. В кресле сидела женщина, скованная по рукам и ногам металлическими креплениями, а ее серые глаза, источающие сплошную ненависть, неотрывно следили за каждым движением доктора Дамиана Гонсалеса. – Кто она? – спросил Эспен, указывая пальцем на женщину. Ивар краем глаза заметил, как поежился Гонсалес и бросил беглый взгляд на незнакомку. – Один из первых образцов, – нехотя отозвался он, начиная спускаться с лестницы. – Сеньоры, прошу вас остаться, там лучший вид и акустика. Братья Торсон замерли на своих местах, наблюдая, как Гонсалес подходит ближе к женщине и берет из рук одного из своих помощников какую-то бумажку. – Я вам рассказывал о том, что с первым образцом пришлось изрядно помучиться, – наконец заговорил мексиканец, внимательно изучая то, что было написано в отчете. – Первый блин комом, так говорил один мой коллега из, кажется, Новосибирска. – И что с ней не так? – поинтересовался Ивар, и голос его эхом разлетелся по лаборатории. Гонсалес явно не хотел говорить о ней, ведь это значило, что в его работе были косяки, но под взглядом холодных скандинавских глаз потенциальных клиентов и ходячих мешков с деньгами, Дамиан лишь вздохнул и произнес: – Слишком большого мнения о себе, вот что с ней не так. Катрина старалась держать себя в руках, прекрасно понимая, что выбраться она не сможет. Оправдывать себя или умолять хозяина о прощении и помиловании было бесполезно. Пока она была без сознания, ей, конечно же, провели все процедуры. Очнулась Катрина уже в этом кресле, и осознание, что Эмиль Пако все это время был в сговоре с Гонсалесом, вызвало у нее лишь волну ярости. Которую она, правда, сумела подавить. Кричать бесполезно, проклинать бессмысленно. Она сделает хуже только себе, а хозяин разозлится еще пуще. – Что ж ты меня так подставляешь перед гостями, дрянь? – шепнул Дамиан, прожигая ненаглядную Муэрте насквозь своими бездушными глазами. Она промолчала, переведя взгляд на этих самых гостей, которые заинтересованно разглядывали ее, находясь на смотровой площадке. Катрина встретилась взглядом с синими, невероятно синими глазами, в которых без труда сумела прочесть легкое непонимание и интерес. Мужчина на инвалидном кресле поежился, но глаз не отвел. Женщина была тут явно против своей воли, но сохраняла самообладание, будто даже вполне понимала, что происходит. – Сеньоры, – громко произнес Дамиан, широко улыбаясь и резко вскидывая голову вверх, – а не пройти ли вам пока в гостевую и немного отдохнуть? Пока я не закончу здесь. – А что будет с ней? – вопрос, слетевший с губ Ивара Торсона, вынудил Гонсалеса только нахмуриться и скрыть явное раздражение. Старшие братья же с интересом поглядели сперва на брата, потом на женщину, а потом выжидающе уставились на ученого. – С ней будет все хорошо, сеньор Торсон, – улыбка Гонсалеса была пропитана фальшью и наигранной любезностью, братья это чувствовали. – Прошу, мой помощник проводит вас. Когда мужчины покинули помещение, Гонсалес резко развернулся к Катрине и влепил ей пощечину, звон которой эхом отпрыгнул от белоснежных стен. – Сука, – прошипел мексиканец. – Это что такое, а? С кем ты трахалась, дрянь? Катрина молчала, напряженно изучая такой же белый, как и стены, кафель под своими ногами. – Мы тебя полностью проверили, сахарная**, – продолжил Гонсалес, видимо полагая, что женщина наконец заговорит. – Молчишь? Да мне и не нужно, чтобы ты там что-то говорила. Роджерс, да? Кто ж еще. Мерзавка. Она не поднимала головы, старалась успокоиться и не думать о том, как зол сейчас Гонсалес. И тут в помещении раздался голос, которого Катрина совершенно не ожидала услышать. – Откуда такая уверенность, доктор? – Ричард Фиск вышел из тени, в которой прятался словно злобный, мстительный дух. Глаза его недобро сверкнули, но в них было непонятное превосходство. – Мы всегда проводим полную диагностику, – поморщившись, отозвался Дамиан, не сводя глаз с мужчины. – У нее недавно была половая связь. Чертовы бабы, вечно с ними происходит что-то подобное. Не могут удержаться перед… Он не договорил, сплюнув под ноги Катрины, которая закрыла глаза, чувствуя, как пальцы снова сводит адской судорогой. Она молила лишь об одном – чтобы это все быстрее закончилось. Чтобы они все перестали трепать языком и сделали хоть что-то. – И что с ней будет? – повторил вопрос иностранных гостей Фиск, заглядывая в бледное, но удивительно спокойное лицо Катрины. – Она все еще не сделала свою работу. Мне нужна голова Капитана Америка. – Она ее добудет, – кивнул Гонсалес. Тут Катрина не выдержала и хмыкнула. Это, естественно, не ускользнуло от Гонсалеса. Однако лицо его осталось беспристрастным. Он контролировал ситуацию, все ниточки были в его руках, и даже Катрина не смогла навредить его планам. Даже наоборот, сдвинула все с мертвой точки. Впервые Дамиан Гонсалес был рад, что не доглядел за своей игрушкой. – Обнулите ее. Голос прозвучал как раскат грома, казалось, от этих слов стены лаборатории затрещали, а воздух раскалился и наэлектризовался так, что вдох без боли в легких сделать было невозможно. Катрина резко распахнула глаза, и теперь Фиск увидел в них самый настоящий звериный страх. – Нет, – выдохнула она, медленно мотая головой. Гонсалес даже не глядел на нее, наблюдая, как двое коренастых охранников надвигаются на Фиска со спины. Когда же две огромные лапищи легли на его плечи, лицо Верховной Гидры исказилось в удивлении и злости. – Что вы себе позволяете? – гаркнул он, но люди в форме только сильнее схватили мужчину, который пытался скинуть их руки со своих плеч. – Доктор Гонсалес? Что происходит? – А вы не знали? – с наигранным, приторно мягким удивлением промурлыкал мексиканец. – Вы больше не Верховный Гидра, сеньор Фиск. Совет снял вас с этой должности. Соболезную. – Что за бред? – яростно запротестовал мужчина, но охранники сумели заломить ему руки. – Вы не имеете права! – Имею, – улыбнулся Гонсалес, сверкнув глазами. – Вы теперь в моем распоряжении, Ричард. И вам выпала честь протестировать мой новый препарат, над которым я работал последние несколько лет. – Нет, – заорал Фиск, дергаясь в стороны. – Не посмеешь, козел. Отпусти меня, сейчас же! – Мои норвежские гости заждались, – только и отозвался Гонсалес, поднимаясь по лестнице. – Его в процедурную, а девку обнулить сейчас же. Дамиан Гонсалес стянул с себя халат и бросил его в руки одного из помощников. Выходя в коридор, он улыбался, оправляя манжеты своей рубашки, а из все еще открытой двери лаборатории раздалось два крика: один мужской, полный отчаяния и страха. И второй, женский, больше похожий на вой животного, пропитанный болью и ужасом.