Проклятье Белого Лотоса.

- «Солнце, скрывающееся за кронами деревьев, бросило свои последние лучи»… Нет, какие "последние", если его лишь деревья закрывают? «Солнце скрывалось за деревьями, причудливо освещая долину»… "причудливо"? Так, не то. «По дороге, в лучах заходящего солнца, шёл странник». Вот!.. «Его дорожный плащ был весь в пыли, а загорелое лицо не выражало ничего, кроме усталости. Впереди располагалась деревня, и он направил свои стопы к ней». Так… «Местные жители почти не обращали внимание на пришедшего, а ему и не нужно было это. Отыскав взглядом постоялый двор, мужчина…» - Что вы пишете, господин? Ноэль дёрнулся, испугавшись неожиданно раздавшегося голоса, и чернильница опрокинулась, залив содержимым стол и лежавший на нём лист, а несколько капель попали и на белую одежду юноши. Он с удивлением посмотрел на молодую женщину, стоявшую рядом, а после чуть улыбнулся. - Я не слышал, как ты вошла. - Извините, я вовсе не хотела… я… - Не волнуйся, я написал лишь пару строк, так что ничего не потеряно. И об одежде пока не беспокойся, лишь пара капель. А вот ещё листов и чернил принеси, пожалуйста. - Конечно, господин. - Кстати, чего ты хотела, Азейна? – Ноэль внимательно посмотрел на молодую женщину. В чём-то она была красива, в чём-то мила, но строгость и кротость её нрава словно запрещали думать о ней иначе, чем об одной из Белых Дев, которая полностью посвятит свою жизнь служению Белому Лотосу. «Совсем юна… Что же такое уже могло произойти у девушки из знатного рода, что она отвернулась от мира и пожелала затвориться в подобном месте? В этом суетном мире слишком много различных причин для подобного. Но всё же… Ох, нет, я снова отвлекся! Тот мир пока не для меня, сейчас важно лишь смирение духа…» - Ноэль, оторвавшись от своих мыслей, чуть улыбнулся. – Прости, я задумался. Так зачем ты сюда пришла? - Таис попросила меня поговорить с вами и узнать ваши настроения. Но, как я вижу, вы по-прежнему не желаете покидать этой комнаты, и вас целиком занимают некие думы. Но… Простите за дерзость, но мне интересна причина ваших размышлений. - Спроси у Таис, - Ноэль улыбнулся. – Но, думаю, она сможет вывернуть мой интерес к истории и литературе так, что окажется всё это наваждением, вызванным душевным недомоганием. Она ведь вам что-то такое говорит? - Вовсе нет. - Не покрывай её. Я знаю её образ мысли, а она очень хорошо знает мой характер. Поэтому… Она полностью права! Моя душа… уже давно больна, но никто этого просто не видит. Но эти увлечения вовсе не вызваны этим, это просто увлечения. Хочу сделать в своей жизнь хоть что-то, что оставит обо мне след. Поэтому… Ох, не слушай меня! Наверное, это закат так на меня действует, поэтому… - Я понимаю, господин, что ваша душа… что душа Белого Лотоса страдает ради всех нас. Поэтому я глубоко вас уважаю. И винить в вашей душевной хвори можно лишь нас, не желающих жить благочестиво. Поэтому… - Отбрось эти суеверные мысли! Моя душа страдает лишь из-за меня самого! Ох, не важно. Что-то я сегодня разговорился… Неужели и правда закат так на меня влияет? - Но солнце ещё даже не начало садиться! – удивилась Азейна, взглянув в окно. Ноэль нервно нахмурился, но умело скрыл это за улыбкой. - Верно. Но ведь где-то сейчас закат, так ведь? Так почему бы и ему не влиять на меня? Кстати, Азейна, что ты думаешь о Светлой Матери? О той, кто будет воспитывать следующего Белого Лотоса? - Боюсь, что Таис не доживёт до того времени. Или будет слишком немощна. - Я знаю. Поэтому уже некоторое время думаю об этом. И… напомни Таис, чтобы и она присмотрела себе преемницу. И не забудь листы и чернила. А после заката принеси мне что-нибудь поужинать, но немного. - Конечно, господин Ноэль. Азейна с лёгким поклоном удалилась, и Ноэль, вздохнув, вытащил последний оставшийся лист. Макая перо в разлитые чернила, он снова принялся выводить строки. И стоило ему к уже придуманному добавить лишь пару слов, как он почувствовал на себе чей-то взгляд, ощутил рядом чьё-то присутствие. Ноэль вскочил и обернулся, с огромным удивлением и неким страхом, смешанным с радостью, понял, что событие, уже долгое время занимавшее его думы, может вот-вот произойти. - Не стоит меня так пугаться, Белый Лотос Ноэль. Я же знаю, ты желал меня увидеть. - С чего такая уверенность, чужестранец? – спросил Ноэль, скрывая все свои чувства под маской холодности. Орэн же лишь улыбнулся и сделал шаг к нему, но Ноэль отступил. - А разве ты не произносил моего имени? И хотя ты всегда, обращаясь ко мне, называл меня «чужестранец», ты всё же помнишь моё имя и часто его произносишь. Не это ли знак того, что я занимаю твои мысли и являюсь тебе во снах? - Ты слишком самоуверен. Я вовсе не… - Ноэль, зачем же ты лжёшь себе? Если ты думаешь, что я правда тебя покинул, то ошибаешься. Всё это время я был рядом, наблюдал за тобой, и, хотя желал находиться как можно ближе к тебе, сохранял дистанцию. Но всё же я слышал своё имя, так часто произносимое тобой, слышал, как ты зачитывал чьи-то исторические труды, как ты сам себе диктовал поразительные строки. И я… - Зачем ты явился? Пришёл, чтобы окончательно поработить мою душу, заставив полностью подчиниться тебе? Почему ты не можешь оставить меня в покое? - Потому что я влюблён в тебя. - В моё больное женственное тело? Так найди себе женщину, которая принесет тебе счастье. Меня же не впутывай в свои грязные намерения! - Не стоит так говорить. Я искренне влюблён в тебя и не только в твою внешность, не только в эту оболочку, но и в твою сущность. И когда я впервые увидел тебя, у меня возникло чувство, что я… - Ты говоришь, что любишь мою душу? – Ноэль рассмеялся и отскочил в сторону, но упёрся спиной в книжную полку. – И как же ты можешь любить её? Что ты о ней знаешь? Что?! Ты хоть знаешь, как страдает моя душа? Знаешь, сколь изранена она, сколь ущербна? И ты говоришь мне такие вещи? О нет, Орэн, я не куплюсь на твои лживые заверения в любви! Твоя любовь всегда мимолетна, ты покидаешь своих недавних пассий, утешив своё тщеславие, упившись страстью. Скольким смертным ты уже разбил сердца? Скольким из бессмертных нанёс раны своими скоротечными чувствами? Да, они всегда искренни, но твоё сердце столь быстро остывает, ты столь быстро забываешь тех, кому ещё вчера клялся в своей вечной любви! Как я могу поверить твоим словам, а, Орэн? Орэн с неким удивлением смотрел на Ноэль. Да, за почти полтора года, прошедших с их последнего разговора, он стал ещё прекраснее, черты его лица стали ещё обворожительнее, а голос более чарующим, но духовно он ничуть не изменился. Но теперь его упреки стали обоснованными, и из-за этого юноше становилось лишь больнее. - Так вот чем я заслужил такое твоё отношение? Тем, что я не являюсь человеком? Наслушавшись множественных и часто лживых легенд, ты сразу же определил мой характер, не желая узнать меня самого. Ты так отзываешься обо мне, так говоришь… Ты слишком подвластен суевериям! Они полностью завладели твоей душой. А мне казалось, что ты, предмет стольких легенд и выдумок, поймёшь меня, не будешь так судить! - Предмет суеверий и выдумок? Да, мы все окружены ими. И боги, и люди, которых приравнивают к бессмертным. Но… Слышал ли ты, что у всех Белых Лотосов одна душа? - Одна душа? Что когда умирает один и рождается другой, душа просто меняет оболочки? Ну не вздор ли это! Бессмертность душ… Я, как наделенный бессмертием тела, не верю в это! - Ты слишком глуп для бога… Хотя, ты же бог ветра, не имеющий постоянного пристанища и носящийся в поисках коротких удовольствий. И твоя гордость мешает тебе учиться у тех, кто старше тебя. Я догадываюсь, что в твоей голове блуждали мысли просить совета у отца твоего, но ты откинул их. В этом проблема всех детей – они считают, что и сами неплохо знают жизнь и не желают слушать взрослых, желающих для них лучшего. - Я прожил несколько веков, бывал во многих местах, видел множество людей, пережил сотни различных происшествий. И сейчас обо мне подобным образом судит смертный? - Значит, факт моей короткой жизни тебя не устраивает? И, тем не менее, ты клянёшься мне в искренности своих чувств? Глупый бог! Моя жизнь короче иных смертных. В лучшем случае я проживу ещё десяток лет, большего мне словно не дано. И моя жизнь слишком отличается от твоей, поэтому и ты не можешь о ней судить. - Я дарую тебе бессмертие и познакомлю со своей жизнью. И, зная твой нрав, я уверен, что ты разделишь её вместе со мной. - Бессмертие? – Ноэль усмехнулся, посмотрев Орэну в глаза. И почти прошептал: – Слышал ли ты о том, что у всех Белых Лотосов одна душа? - Почему ты всё время повторяешь это? - Я никогда не отвечал на этот вопрос, - Ноэль улыбнулся, покачав головой. Орэн же с лёгкой усмешкой приблизился к нему, практически вжимая его в ряды книжных полок. - И не ответишь даже мне? - Особенно тебе. - Почему же? - Потому что… я… слишком… люблю тебя… Эти слова так легко слетели с его губ, что даже самому Ноэлю это показалось невероятным. И он смотрел на Орэна взглядом, полным уверенности. Тогда юноша чуть наклонился к нему, ибо всё же был выше, и прошептал: «Я тоже слишком люблю тебя, Ноэль… Белый Лотос…». И прикоснулся своими губами к губам Ноэль, запечатлев на них поцелуй. На мгновение отстранившись и посмотрев в аметистовые глаза, молодой бог снова поцеловал Ноэль, добавляя всё больше страсти, добиваясь всё большего подчинения. «Я слишком люблю тебя, Орэн… Слишком любил… Все эти века… Я слишком ждал этого момента… Чтобы так просто простить тебя», - мысленно произнёс Ноэль, вынимая из-за спины свою руку и приподнимая её. По его ланитам пробежали слёзы, но он ни на секунду не сомневался в том, что вот-вот произойдёт. - Что… - произнёс Орэн, оттолкнув от себя Ноэль. Растерянность сменилась непониманием, которое перетекло в некий страх. А Ноэль же, рассмеявшись, спрятал свой довольный взгляд с дикой радостью и жестоким оскалом под маской невинного страха, перерастающего в панику. И закричал во всю силу своих лёгких, переходя в визг: - СПАСИТЕ ЕГО!!! ОН УМИРАЕТ! СПАСИТЕ! ПОМОГИТЕ! НЕТ! ПРОШУ! КТО-НИБУДЬ! СПАСИТЕ! Орэн, почти оглушенный этим криком, удивлённо смотрел на Ноэль. «Умираю? Это же смешно! Я бог, в конце концов, и он знает об этом. Значит, он также знает, что эта попытка убийства не возымеет действия. Но… Зачем ему это? Зачем ему моя смерть? Или же, наоборот, он хочет показать всем моё бессмертие? Нет, это слишком глупо. Но убить меня? После этих слов? Заче… что? Что это со мной?" - Что же э... Не може... быть... Орэн упал на пол, ноги не могли держать его. Боль в груди, жгучее чувство во всём теле, словно по венам тёк сильнейший яд, выжигающий жизнь изнутри. И тут же в мгновение стало холодно. Молодой бог чувствовал, как холодеют пальцы его рук и ног, как холод проносится по венам, как медленно останавливается его сердце. А кругом уже были люди, прислужницы и даже стража, они с испугом и удивлением смотрели на истекающего кровью Орэна, ещё силившегося подняться. Но слабость его была столь сильной, что он усмехался над словами о его бессмертном теле. Бессмертны ли тела богов? безусловно. Только если не… Слабеющей рукой, почти не способной шевелиться, умирающий бог сжал кинжал, который все ещё был в его груди. Ему не потребовалось даже смотреть на него, лишь одним прикосновением уже холодных пальцев он узнал его. Узнал узор на рукоятке, ощутил под пальцами небольшие выбитые буквы, из которых смог сложить собственное имя. - Клинок смерти… - прошептал он, повернув чуть голову и посмотрев на Ноэль. Белый Лотос, весь в слезах, ещё бледнее обычного, но с покрасневшими глазами, держал в трясущихся руках платок, которым беспрестанно растирал по лицу влагу. Казалось, что он не мог выговорить и слова, что вид умирающего слишком шокировал его и слишком ранил его душу. И Орэн даже чуть рассмеялся от этого, восхищаясь этим смертным. Ноэль посмотрел на него, и его испуганный взгляд сменился сочувствующим. Он чуть улыбнулся, и Орэну показалось, что истинная любовь проскользнула во всём его виде. - Прощай, любимый, - одними лишь губами прошептал Ноэль, снова надевая на себя сброшенную на доли секунд маску. - Прощай, Элинер, Сорок Седьмой Белый Лотос, - прошептали холодные губы. - Он что-то сказал… - Что? - Кажется… что-то вроде «прощай»… - А я слышала «Белый Лотос»! - Так он… и даже умирая… к нашему господину… Что дальше говорили люди вокруг, Орэн уже не слышал. Кажется, они спорили о том, что именно он сказал, и в основном разделились на тех, кто с ненавистью смотрел на него, и тех, кто искренне сочувствовал, ничего не понимая. А истинно любящий взгляд, смешивающий в себе и ненависть, и боль, больше не принадлежал ему. Усмехнувшись, Орэн решил, что пора умереть.