Сладкий альфа.

      «Все тайное становится явным» - именно эта фраза, сказанная когда-то Джебому одним знакомым старым альфой, крутилась сейчас в брюнетистой голове. Его бесила вся ситуация в целом, и не было смысла разбираться в том, почему так все произошло. Попросту цепочка событий, которой дал начало он сам – ему ведь еще на выходе из больницы надо было выкинуть эту треклятую бумажку, коей врач перечеркнул всю его жизнь.       «Все, что происходит – ведет тебя по извилистой тропе к самому лучшему» - очередные наставления вкусившего в полной мере жизнь человека. Только вот что может быть в его жизни теперь хорошего? Когда вокруг будут люди, что окружат его жалостливыми взглядами… когда чувство такое, будто все на свете знают о том, что он такой никчемный… бракованный. Пустышка. Будто молчаливо тыкают в его спину пальцем, мол, поглядите… идет Пустышка.       Джебома передернуло от собственных мыслей, а в душе ярким пламенем разрасталась злость. Может, стоило вновь запереть свое бренное тело в крепости четырех стен собственной комнаты, только вот Иму прятаться осточертело. Да, он калека по своей сути, но все же остается человеком, пусть и в большей своей мере несчастным.       Он держал путь в свой клуб, намертво закрепляя в мыслях план, напиться до потери сознания, чтобы прямо так – «щёлк» и ты в черноте небытия, и нет окружающей тебя холодной насмешливости судьбы. Вот только плану его пришел полный крах, когда ему навстречу из шумящего громкой музыкой и веселыми криками клуба вывалились пьяные альфы.       - Какой симпатичный омега, - буркнул один, расплываясь в какой-то мерзковато-радостной улыбке.       - Запах отвратный, но и к черту его, - друг рыжеволосого альфы хихикнул, - главное упругая задница, а она у него просто прелесть.       Джебом даже дернуться не успел, как один из них посмел прикоснуться к его телу. Тут то Има и переклинило…       Омега мягко улыбнулся тому, что так самозабвенно мацал его, а после с легким неприятным хрустом вывернул ему руку. Звуки быстрой музыки заглушил полный боли вскрик.       - Ах ты, тварь! – второй кинулся на помощь другу, только вот тут же отлетел от омеги, кубарем валясь на мокрый асфальт.       Удар ногой у Джебома был хорошо поставлен, даже не смотря на небольшую преграду, в виде корчащегося от боли зажатого альфы, который и вовсе на носочки приподнялся, чтобы хоть немного боль в руке ослабить.       Рыжий, матерясь и сплевывая густую слюну, поднялся с земли, совершая еще одну попытку, но и пару шагов сделать не успел, как его крепкими тисками схватили сзади за шею и притянули к себе. Тихий, полный презрения, голос, резал слух:       - Я смотрю, ты еще в тот раз не понял, - рыжий заскулил, когда стоящий сзади с силой сжал его промежность, - или мне все же оторвать его, - хватка становится крепче, - и засунуть тебе в задницу?       Тихий скулеж мало похожий на слабое «нет» и рыжий падает без сознания, не выдержав сильной боли. Джебом от лицезрения своего альфы, что с отвращением вытирал руку о собственную штанину, даже растерялся на мгновение, хватку ослабил, чего хватило другу рыжего вывернуться и попросту сбежать, бросая своего товарища на произвол судьбы.       - Зачем ты заставляешь нас всех волноваться? – Марк немигающим взглядом сверлил брюнета, - ты ведь прекрасно знаешь, что мы все волнуемся за тебя.       - Мне ваша жалость не сдалась, - Им злился, - просто оставь меня одного, мне нет дела до вас.       - Бом-и… Джебом, я же вижу, что ты врешь, - Марк делает осторожный шаг навстречу, но даже если Им решит сбежать, он готов его догнать и сжать в собственных объятиях, чтобы уже никогда не отпускать, - если бы тебе не было до нас дела, ты не стал бы издеваться так над собой, Джебом…       - Марк, - злость Има плотно переплетается с досадой, образуя шипящую смесь, - оставь меня! ОСТАВЬ!       - Я не могу, пойми ты это уже, - блондин делает еще один шаг и протягивает руку к лицу омеги, осторожно, несмело, будто перед ним и не человек вовсе, а разъяренный оскалившийся тигр.       Джебом больно бьет альфу по руке и с каким-то тихим рыком резко тянет того за куртку на себя. Их губы встречаются в больном поцелуе, кажется, у кого-то из них лопнула губа, и поцелуй приобретает чарующий привкус крови.       Марк укладывает ладони на бока омеги и сжимает так сильно, словно боится, что это всего лишь иллюзия, будто Им сейчас растворится, а Марк вновь окажется в каком-нибудь гадюшнике с неизменным другом – стаканом полным мерзкой жидкости сжимаемом в руке.       Джебом и сам хватается за своего альфу, боясь даже на секунду глаза закрыть… ему больно и восхитительно одновременно, но смотреть так близко в распахнутые глаза альфы и сминать желанные губы – самое замечательное, что произошло с ним за последнее время.       Они разрывают поцелуй в тот момент, когда легкие адовым огнем жжет от нехватки кислорода, но не в силах отстраниться друг от друга далеко – дышат одним воздухом, еле касаясь влажными покрасневшими губами.       - Я не смог без тебя, - шепчет Марк, притягивая омегу ближе, - не видеть твою улыбку, твои глаза… не чувствовать твой запах… не ощущать твои прикосновения… это слишком невыносимо.       Блондин жмурится с силой и мягко касается губ Джебома своими, всего лишь на короткий миг, и вновь распахивает глаза, осторожно, все еще боясь, что Им исчезнет, как прекрасный сон.       - Зачем я тебе такой нужен? – а в глазах столько боли, - я никчемный…       - Не смей так говорить, - Марк рычит, - никогда, слышишь меня? Никогда не смей так о себе говорить! Ты замечательный…       Джебом и сам жаться начинает сильнее, не в силах больше сопротивляться своему альфе, а сердце встрепенулось, и душа вновь оживает, позволяя расцветать Иму красивыми нежными бутонами.       «Я люблю тебя».       «Ты мой воздух».       «Я хочу вдыхать тебя полной грудью».       «Я хочу тебя…».