Второй шанс

- Смею предположить, что мои сведения о Элеонор подтвердились, - Джеймс едва заметно щурит глаза, когда Роджерс закрывает дверь кабинета на ключ. Разговор планируется долгий, и его было решено перенести в более подходящее для этого место – к тому же, Томасу явно следовало отдохнуть, несмотря на все уверения в обратном. Роджерс кивает, устраиваясь за столом и переплетая пальцы. Эта поза слишком похожа на ту, которой он встречал Джеймса на пляже – уверенная, чуть вальяжная, демонстрирующая, что он является хозяином положения. - Будь это не так, я вряд ли стал бы с вами разговаривать, - он улыбается уголками губ. - О чем вы тоже вполне можете догадаться, так что давайте опустим церемонии и приступим непосредственно к делу. Джеймс всматривается в его лицо, пытаясь понять, действительно ли у Роджерса появился в руках новый козырь или все это всего лишь попытка сохранить лицо при плохой игре. Ему чудится напряжение в слишком сильно сжатых пальцах и натянутость в улыбке, но этого все равно недостаточно, чтобы дать ситуации точную оценку. Он не знает, что именно сообщила Роджерсу Макс, и это ставит его в уязвимое положение. Единственное, в чем Джеймс уверен – Элеонор у них в руках, но ему катастрофически не хватает подробностей, чтобы говорить и действовать наверняка. - Мои требования вы знаете. - Мы обнаружили в кабинете кровь и следы борьбы. Возможно, Элеонор ранена… - Или она, отбиваясь, ранила кого-то из моих ребят, но тем хуже для нее. Роджерс морщится, но продолжает, будто его никто не прерывал. - … каковы шансы, что она все еще жива? - Довольно велики. - Но вы не можете этого гарантировать. Теперь настает очередь Джеймса морщиться. Он подбирает слова, силясь объяснить ситуацию наиболее мягко. - Мисс Гатри обладает неповторимым умением заводить врагов и, во многом, ее состояние будет зависеть от ее же поведения. Там, где она находится сейчас, ее ненавидят чуть меньше, чем на острове, но вряд ли это стоит считать преимуществом, учитывая, как сильно хотят ее смерти Тич и Рэкхем. Думаю, в глубине души, те, у кого она сейчас, надеются, что мы с вами не договоримся и ее придется отправить на остров, но убить ее собственноручно… Он качает головой, глядя прямо Роджерсу в глаза. - Сомневаюсь. Какое-то время они молчат, глядя друг на друга внимательно и остро. - Гамильтон в обмен на Элеонор, - наконец, начинает говорить Роджерс. – Я правильно понимаю? - Абсолютно. - Вы же понимаете, что, говоря «Гамильтон», я не подразумеваю вас? - В полной мере. В кабинете снова воцаряется напряженная тишина, в которой отчетливо слышны тихие разговоры солдат за дверью и негромкий звон посуды в руках проходящей мимо служанки и голоса людей с улицы. - Не можете же вы всерьез полагать, что я отпущу вас обоих и спокойно стану ожидать, что вы вернетесь с Элеонор? – наконец, раздраженно отзывается Роджерс, взвиваясь на ноги. Джеймс усмехается уголком губ. - Я догадывался, что такой вариант не придется вам по душе. Роджерс стискивает кулаки, не отрывая взгляда от происходящего за окном. У него уходит пару минут на то, чтобы прийти в себя, и оборачивается он уже в куда более спокойном расположении духа. - Мы обсудим условия обмена, назначим место и время. Лишь после этого вы отправитесь к своим людям, - он щурится. – Разумеется, лорд Гамильтон на это время останется моим гостем. Идея нравится Джеймсу не слишком, но отступать некуда: предложенный вариант – самое приемлемое из того, что он мог получить. Он кивает. - Если у вас есть, что предложить в обмен на свою жизнь и свободу, самое время это озвучить. Джеймс медлит, задумчиво рассматривая верхушки домов за окном, но все же произносит: - Я откажусь от войны за Нассау. На короткое мгновение глаза Роджерса округляются, а после в них недоверчивым огоньком загорается сомнение. Джеймс легко может представить, какие вопросы сейчас роятся в голове человека напротив, но к тому, что он произносит вслух, все равно оказывается не готов. - Вы пойдете на это? «Ради него» недосказанностью повисает в воздухе. Джеймс хмыкает, соглашаясь с тем, что этот вопрос единственно важный из всех, которые можно было задать. В том числе и потому, что он сам еще не до конца уверен в том, что действительно намерен это сделать. - Вы сомневаетесь или спрашиваете о причинах? - И то, и другое. Джеймс цепко всматривается в лицо Роджерса, прежде чем ответить. - Когда-то я начал это ради него, - он опускает глаза. – И теперь намерен закончить по его просьбе. Роджерс хмурится, но кивает, принимая это за объяснение. - Полагаю, гарантий у меня опять никаких? - Кроме моего слова, - Джеймс разводит руками. - И вас по-прежнему не интересует помилование? Джеймс оскаливает зубы в неприятной улыбке, и Роджерс поднимает руки, демонстрируя, что такого ответа достаточно. - Испанское золото? - Останется там, где и сейчас. - То есть вас не волнует тот факт, что испанцы сожжгут из-за него Нассау? – Роджерс выглядит заинтересованным. - Оставляю эту заботу на ваши плечи. - Надеетесь на счастливую и спокойную старость? Джеймс снова скалится, хотя на этот раз почти благодушно. - А это уже не ваше дело. - Почему же нет? – Роджерс вновь присаживается за стол, заметно успокоенный направлением, которое принял разговор. – Не думаете же вы, что я отпущу капитана Флинта – самого грозного из пиратов Нового Света – спокойно поживать где-нибудь после всех тех зверств, которыми он прославил свое имя? - Именно так я и думаю, - он хитро усмехается, вызывая ответную усмешку на губах Роджерса. - И что же заставляет вас строить такие любопытные предположения? - У вас будет достаточно забот здесь, чтобы гоняться за мной по всей Атлантике. Они усмехаются, и это выглядит почти как пожатие рук, закрепляющее сделку. Роджерс встает из-за стола и поводит плечами. - Я предлагаю произвести обмен на побережье завтра в полдень, - Джеймс поднимается на ноги следом за ним. – Местность хорошо просматривается, чтобы исключить засаду. Возьмите с собой двоих, не считая Томаса. Я возьму столько же. Роджерс раздумывает пару мгновений, но все же кивает. - Имейте в виду, если вы не вернетесь, - он хмурится, - не надейтесь на мое милосердие. Солдаты проводят вас до выхода из города. - Лучше бы им не следовать за мной дальше, - Джеймс щурится. – Мое милосердие заметно беднее вашего.