Второй шанс

Джеймсу страшно. Так, как не было ни разу в жизни. Это чувство парализует его, сминает и раздирает на куски каждым новым ударом сердца. Но, даже несмотря на это, он не может перестать смотреть. Неотрывно. Ему кажется, что стоит только отвести взгляд, позволить себе моргнуть, и этот мираж развеется, как перестала сниться Миранда. Он смотрит так, словно от того, что он увидит в глазах напротив, зависит его жизнь, и думает, что отчасти так и есть. Сейчас вся она – та, что еще могла бы у него быть – поставлена на кон. Джеймс продолжает держать руки Томаса, в то время как тот держит в них все, чем был когда-то он сам и кем еще мог бы стать снова. И самое страшное, что это могло оказаться ненужным. Он не питает иллюзий – прошло десять лет и целая жизнь одного капитана Флинта с тех пор, как они видели друг друга последний раз, и если Томас помнит его Джеймсом МакГроу, то сам он уже почти забыл, каково быть им. Поэтому он смотрит, не столько надеясь заметить отблески узнавания, сколько не увидеть отторжения и разочарования, и не сразу понимает, что Томас почти висит на его руках. Только теперь он замечает и впалые щеки, и слишком острые скулы, и бледные губы. Джеймс смаргивает мутную пелену, застелившую глаза, и бережно опускает Томаса на стоящий рядом стул. Тот рвано выдыхает и проводит пальцами по его щеке, смахивая слезы, и улыбается так, что Джеймс почти задыхается от чего-то щемящего, горячего – забытого, – разливающегося в груди. Во взгляде Томаса плещется целое море эмоций – от жадности, с которой тот пытается охватить им сразу всю его фигуру, до бесконечной нежности и попытки поверить в происходящее. Лежащая на его щеке ладонь едва заметно подрагивает, и Джеймс накрывает ее своей, сжимает и мягко касается губами стянутого манжетой запястья. Облегчение окатывает его с ног до головы, подкашивая ноги, и Джеймс невольно радуется тому факту, что оказался на коленях раньше, чем эмоции взяли над ним верх. Вежливый кашель Роджерса заставляет их обоих вздрогнуть и, наконец, отвести друг от друга взгляд. Джеймс досадливо морщится, понимая, что именно позволил себе в его присутствии, но ладонь Томаса не отпускает. В конце концов, делать вид, что Роджерсу привиделось, он не собирался – сейчас на эти игры у него нет ни сил, ни желания. - Лорду Гамильтону следует лечь, - после короткой заминки, обращается к Джеймсу он. – Врач прописал ему постельный режим и полный покой. Томас усмехается и бросает короткий взгляд на Джеймса: - Вы забыли про свежий воздух и положительные эмоции. - Вы ведете себя неразумно, - Роджерс едва заметно хмурится. - Боюсь, это ему свойственно, - Джеймс тепло усмехается, глядя на Томаса, и тот не сразу, но все же усмехается в ответ. - Признаюсь, предписания местного врача вызывают у меня сомнения, - с иронией отзывается он и сгибается в волне хриплого, удушающего кашля. Пальцы тянутся к вороту рубашки, в попытке его ослабить. Джеймс дергается вперед, в попытке сделать хоть что-то. - Я же говорил, - раздраженно выдыхает Роджерс, выглядывая в коридор и жестом подзывая прислугу. После пары коротких фраз, он поворачивается к Джеймсу: - Нужно помочь ему дойти до кровати. Роджерс придерживает дверь, и Джеймс понимает, что эта привилегия предоставлена ему. Он благодарно кивает, помогая Томасу подняться и обнимая за талию. Внимательные взгляды охраны буравят его весь недолгий путь по коридору. У самой двери Роджерса перехватывает взмыленный посыльный, следом за которым быстрой, уверенной походкой следует Макс. Джеймс замирает в дверях и приподнимает брови в немом вопросе. Тот мешкает пару секунд, но после морщится и неохотно кивает: - Идите, - Роджерс придерживает его за плечо, заставляя обернуться. – И давайте без глупостей. Джеймс усмехается, крепче прижимая к себе драгоценную ношу. Дверь с легким стуком закрывается за его спиной, и он легко подхватывает Томаса на руки. Прежде он никогда не позволил бы себе подобное, но – видит Бог – думал об этом слишком часто, чтобы упустить такую возможность. Джеймс бережно устраивает Томаса на кровати и садится на пол рядом, пряча его руку в своих. Тот дышит медленно и поверхностно – кашель вытянул из него все силы, - глаза прикрыты и только ладонь, судорожно сжимающая пальцы Джеймса, дает понять, что он в сознании. Сейчас, когда они остались наедине, Джеймсу столько нужно сказать, объяснить, но он не может выдавить из себя ни единого слова. Он не знает с чего начать и стоит ли вообще говорить хоть что-то. Заняв себя приготовлениями – встречей с Сильвером и похищением Гатри, он нашел удобное оправдание для того, чтобы не думать над этим разговором. Расписал все свое время и упорядочивал мысли тем, что привычно, что не заставляло его разум метаться в агонии. Убедил себя, что все зависит не от него. И вот теперь, когда первая встреча состоялась, он понимает, что не может все испортить, допустив ошибку в словах. Отступивший ненадолго страх вновь поднимается в нем горячей, душной волной, заставляя уткнуться лбом в край постели и рвано выдохнуть. - Прекрати, - голос Томаса сиплый и слабый. Он предпринимает попытку подняться выше на подушках, но Джеймс пресекает ее сразу же, удерживая его плечи. Тот не сопротивляется, только едва заметно хмурит брови, продолжая: - Я знаю тебя лучше, чем тебе кажется. Джеймс смотрит недоуменно, и Томас невесело усмехается, упирая палец ему в лоб. - Ты не прекращаешь думать, анализировать, систематизировать. Ты просчитываешь, что именно стоит мне сказать, как объяснить все эти годы насилия и жестокости. Джеймсу кажется, что каждая произнесенная фраза – это кол, который Томас вбивает в него – упрямо и безжалостно, но только стискивает зубы, понимая, что заслужил и не такое. - Ты думаешь, что я разочаруюсь в тебе, узнав, что именно ты делал. Что буду презирать за то, что ты попрал все, во что я когда-то верил и что пытался исповедовать. Что я откажусь от тебя из-за того, кем ты стал. Томас поджимает губы и сглатывает так, словно пережидает волну боли. - Одна только мысль, что ты можешь допустить все это, причиняет мне больше боли, чем все эти годы, - он закашливается, но продолжает через силу, - которые я думал, что вы с Мирандой погибли. Джеймс втягивает воздух сквозь сжатые зубы, пережидая сдавивший горло спазм, и прижимает пальцы к губам Томаса, заставляя того молчать. - Тшш, - он сглатывает и улыбается дрожащими губами. – Я понял – никаких глупых мыслей, - тебе нужно отдохнуть.