Загадка Сфинкса

В костюме на дрожащем от утреннего холодка теле, с недосыпом на лице и цветами в руках Филипп стоял на стадионе любимой школы. Три гвоздички были не такими уж тяжелыми, но для того, чтобы не жать потные ладошки, букет приходилось было держать обеими руками. Где-то за помятыми головами, дешевыми цветами, грустными детьми на плечах вчерашних выпускников гремел перформанс, но речи старых женщин почему-то совсем не вдохновляли Филиппа. Он с интересом осматривал свой класс. Все изменились, загорели, повзрослели — выглядят намного лучше, чем на августовской пьянке. Он заприметил и новое женское лицо. У него были недовольные вывернутые губы, выпученные глаза на грани базедовой болезни и кучерявые волосы — Филипп подумал, что девушка очень красива. Тут юноша вздрогнул, почувствовав чью-то руку на своем плече. — О, новенькая? — пролепетал голосок Анечки. Она стояла слишком близко, и Филипп, чувствовавший ее дыхание на себе, опять вздрогнул, — Как ее зовут? — Отойди хоть чуть-чуть. Аркаша разрешает тебе дышать в чужие уши? — К твоим я не ревную, — отозвался мужской голос. — Логично, — ответил Филипп и повернулся к друзьям. Они держались за руки. Анечка опять подобрала сочетающуюся одежду. Аркаша, похожий уже не на байкера, а на мальчика с фестиваля современного кино, постоянно посматривал на Анечку. Филипп подумал, что не только зло может быть одновременно отвратительным и влекущим. — Так как зовут ту девочку? Или ты не узнал? — Анжела, — ответил Филипп, понизив голос. А девочку, как оказалось, звали простым русским Маша, что не могло не расположить к ней: Филипп не любил даже относительно редких имен, включая свое. В нелюбви к своему имени кроется очаровательная защита: человек признает дурной одну из определяющих его черт, в получении которой совсем не виноват. С Машей общение сразу пошло немного странно: он рассказывал ей о фауне очередей, она ему — о котах-воителях.