Тигрица и дракон

…Чёрные ленты Расёмона сплетаются вокруг Ацуши, образуя что-то похожее на огромный кокон. Акутагава смотрит на неё нечитаемым взглядом — ни одной эмоции на его лице девушка-эспер не может разобрать. Но ей не страшно. Если бы Акутагава собирался атаковать, он бы сделал это сразу, не размениваясь на что-то вроде обманных манёвров. Он бы тут же проткнул — или попытался бы проткнуть — её тело, схватить, разорвать на куски. Да и, в общем-то, разве у Агентства и Мафии после событий с Гильдией не наступил нейтралитет? В любом случае, Ацуши не боится. Правда, она так и не в силах понять, почему эспер медленно приближается к ней, не говоря ни слова. Даже не говорит никаких привычных слов про то, насколько девушка-тигр слаба и что он, Акутагава, уничтожил бы её, но это даже не будет считаться победой. Она не понимает, почему кокон, образованный Расёмоном, сжимается, почему чёрные ленты касаются её так аккуратно. Ацуши слишком хорошо помнит, как эти же ленты отрывали ей ногу — и как эти же ленты обвивали её тело, защищая и делая сильнее в разы. А сейчас не происходит ни того, ни другого. Эти касания были… нежными? Накаджима растерянно смотрит на эспера, тот смотрит в ответ странным, непонятным взглядом, и отчего-то девушка смущается. — Акутагава, что ты… — она хочет спросить, но не успевает: в эту же секунду он преодолевает последние оставшиеся между ними сантиметры, подцепляет за подбородок и целует. Неглубоко и неожиданно нежно. В первые мгновения Ацуши теряется от неожиданности, в следующие — пытается не потеряться в нахлынувших эмоциях и понять, что происходит. Акутагава, этот социопат, этот чёртов мафиози, которого ей советовали опасаться с самого начала работы в Агентстве, человек, заставивший страдать Кёку… и непонятно сейчас, у кого сильнее сдвиг по фазе — у него, раз он зажимает ту, кого обещал убить и не раз был к этому близок, или у неё самой, раз она даже не сопротивляется, хотя могла бы отрастить когти и порвать этот чёртов кокон. Или дать пощёчину, как любая обычная девушка. Или, как девушка не совсем обычная, — сломать челюсть одним ударом трансформировавшейся руки. Ничего из этого она в итоге так и не делает, продолжая стоять и тонуть в ощущениях — тепла чужих губ на собственных, невесомой хватки тонких пальцев на подбородке, мягкой не-ткани Расёмона на ладонях и собственного сердцебиения, сорвавшегося в дикий ритм. Сил отстраниться никаких нет, и Ацуши кажется, что вот-вот не останется и сил стоять на ногах. Воздух в лёгких стремительно кончается, но это волнует Накаджиму меньше всего… если уж быть честным, её вообще мало что волнует в этот момент. В конечном итоге всё заканчивает сам Акутагава, отступив на полшага и медленно убрав Расёмон. А ещё он продолжает смотреть этим странным внимательным взглядом, и девушка чувствует, как сильно горят её щёки и кончики ушей. — Ты… — она задыхается не то от смущения, не то от возмущения, и даже то, что кокона, тесно окружавшего её, уже нет, не способствует восстановлению дыхания. — Это… Это был мой первый поцелуй! — наконец кричит она, сжимая руки в перчатках в кулаки. — И как это вообще, чёрт возьми, понимать?! То говоришь, что убьёшь, то говоришь, что я не заслуживаю быть побеждённой тобой… то целуешь… — с каждым словом она чувствует, как внутри поднимается горькая обида. — Если это шутка, Акутагава, то очень глупая! Хотел посмеяться над той, кого называешь слабачкой? Тебе удалось, можешь собой гордиться!.. Ацуши закрывает лицо ладонями. Как самой обычной девушке, ей сейчас очень захотелось разреветься; но, во-первых, не перед ним уж точно, а во-вторых, она слишком сильная, чтобы плакать из-за простого поцелуя. Но в ушах некстати звенят слова людей из приюта, и поверить в то, что её могут целовать по-настоящему, а не шутки ради, не выходит. К тому же, это же сделал её личный враг — и плевать, что ей действительно хотелось этого… Накаджима чувствует, как ей кладут руку на плечо в каком-то неуверенном жесте, и неверяще смотрит на Акутагаву, отведя ладони от лица. Тот явно чувствует себя неуютно и даже не глядит в ответ — только куда-то в сторону. И… он что, покраснел? Господи, это точно тот Акутагава, которого она знает?.. — …Извини. Если ты против… я… — вот теперь девушка точно шокирована. Чтобы он — и извинялся? Хочется приложить к его лбу ладонь и померить температуру. Накаджима так бы и сделала, наверное, окажись в подобной ситуации кто-то другой. — …Не в этом дело… — так же негромко отвечает она, не в силах выдавить ни одного более-менее связного предложения. — Просто… ну… это слишком внезапно. Ты ведь даже не предложил в… — Ацуши кажется, что она сейчас просто сгорит от смущения, но всё же произносит это слово, — встречаться… — Я должен был позвать тебя на свидание? — эспер выделяет это слово каким-то странным тоном и выразительно поднимает вверх брови. Ацуши не говорила этого, но непрошеные ассоциации уже лезут в голову. Она пытается представить Акутагаву, который держит в руках букет цветов, Акутагаву, который выбивает в тире большую мягкую игрушку, Акутагаву, который держит её за руку в кинотеатре на какой-нибудь слезливой мелодраме… и картинка выходит настолько дикой, неправильной и уморительной, что девушка не выдерживает и смеётся в голос. Прежней обиды — как не бывало; голоса в голове исчезают, и ей становится неожиданно легко и спокойно. — А почему бы и нет? — она улыбается в ответ на недоуменный взгляд. — Так и представляю тебя с огромной плюшевой игрушкой в одной руке и сахарной ватой в другой… — Не смешно, — Рюноске хмурится. — Но хотя бы мог для приличия накормить меня чазуке, раз не умеешь приглашать девушек на свидание, — Ацуши вздыхает, делая шаг вперёд и прижимаясь к чужой груди. Удивлённый вздох эспера вызывает моральное удовлетворение… а то, как пару мгновений спустя одна рука неуверенно обхватывает талию, а вторая осторожно касается макушки и начинает перебирать волосы, заставляет закрыть глаза от удовольствия и разве что не мурлыкать, как большая кошка. Интересно, а тигры умеют мурлыкать? Кажется, думает Ацуши, у неё появится возможность проверить на собственном опыте — настолько ей сейчас комфортно. — …Хорошо, — Акутагава едва заметно улыбается — Накаджима, хоть и не видит чужого лица, почему-то более чем уверена в этом. Она умиротворённо улыбается в ответ, вдыхая запах одеколона, зелёного чая и почему-то — инжира.