Узник

Эта история началась около месяца назад. Миюки проснулся от звука голоса слишком знакомого, но звучащего, как в вакууме, словно ни к месту, словно само его существование создавало некий парадокс. Так как Кадзуя жил в комнате один, такая безалаберность и неуважение с самого утра могла ассоциироваться только с двумя людьми. По несчастливой случайности оба они жили в комнате номер пять. Один из них был слишком глуп, другой — слишком уверен, поэтому оба частенько заходили к кетчеру без спроса. Однако, прислушавшись, Миюки так и не смог определить, кому из этих двоих принадлежит этот голос, когда же к нему пришло осознание, что эта манера речи до ужаса напоминает его собственную, капитан поспешил встать и посмотреть, кто решил так нахально, но искусно его скопировать. — Будильник звонил три минуты назад. Ты чего такой медленный? — поинтересовался человек, который все это время негромко рассуждал вслух, расхаживая по комнате. — Сегодня же четвертое? Вроде вчера ты лег рано… — задумчиво продолжил незнакомец. Миюки охватила внутренняя дрожь. Он вскочил с места, одним движением надел очки и застыл в еще большем изумлении, чем до этого. — Ты… кто? — шокировано выдавил он. Второй Миюки как-то помрачнел, пробормотав: — Похоже, у меня совсем нет фантазии, я всегда задаю один и тот же вопрос… — потом добавил, уверенно улыбнувшись: — Миюки Кадзуя! — Это я Миюки Кадзуя! — возразил кетчер, не скрывая раздражения. Хоть этот человек и выглядел, и вел себя точно так же, как и он, это определенно был какой-то самозванец. — Я и не отрицаю, — пожал плечами двойник. — Ты Миюки Кадзуя, я Миюки Кадзуя, хорошо, что Савамура не Миюки Кадзуя, хотя это было бы забавно, — он задумался, потом хмыкнул, — нет, ему точно нельзя становиться капитаном! — воскликнул кетчер, рассмеявшись. Миюки было не до шуток. Он напряженно наблюдал за каждым движением своего клона, который ходил по комнате, трогал вещи, раскрывал тетради и учебники, и вообще, чувствовал себя, как дома. Первое, о чем подумал кетчер: выгнать этого проходимца на улицу, но быстро сообразил, что с такой внешностью, контактируя с другими людьми, он может принести больше проблем. Поэтому Миюки решил для начала выяснить, кто на самом деле этот человек. — Окей, ты Миюки Кадзуя, — согласился он, — мой одноименный брат-близнец из индийской мелодрамы, что дальше? — Дальше нам нужно станцевать братский танец, судя по твоим словам, — ответил, усмехнувшись, другой Миюки. — А вообще, я эту шутку уже раз в двадцатый слышу, — он вздохнул, — надо что-то делать с моим остроумием, я не настолько хорош в этом, как думал… — хмуро добавил кетчер. Кадзуя ничего не ответил, продолжая напряженно разглядывать двойника. Каждая мысль в его голове сводилась к одному: этого не может быть. Сколько бы Миюки не пытался убедить себя в том, что неожиданно появившийся в его комнате персонаж не может быть Миюки Кадзуей, тем не менее, поверить в то, что на свете существует человек, настолько похожий на него самого, он тоже не мог. Не было ничего, что бы отличало их друг от друга, казалось, словно каждая родинка, каждый атом одного тела копирует второе. — Ладно, введу тебя в курс дела, — заявил двойник после недолгой паузы. — Ты сейчас мне не поверишь, но со временем поймешь, что я говорю правду. Если коротко, то я действительно Миюки Кадзуя, но не из этой Вселенной. Я умер двадцать девятого числа этого месяца и с тех пор постоянно возвращаюсь в одно и то же время, но, похоже, в разные миры, потому что мне приходится каждый раз объяснять тебе это, — последние слова он произнес как-то обиженно. — В любом случае, после того, как я неудачно прыгнул с Токийской башни, я оказался здесь, а это значит, что я могу исчезнуть быстрее, если покончу с собой. — Как-то не очень оптимистично, — вставил хозяин комнаты. — Да уж, было бы намного интереснее узнать, как выбраться из этой временной петли, — кетчер на какое-то время замолчал, о чем-то глубоко задумавшись. — Вроде мы все выяснили, теперь я могу выйти на свежий воздух? С тех пор, как это началось, я возненавидел эту комнату, честно говоря, — Миюки приветливо улыбнулся, но на другого Миюки это не произвело никакого впечатления. Первые несколько дней второй Миюки Кадзуя провел, запертый в комнате двести три, и, учитывая, что он уже переживал это бессчетное количество раз, у него были основания, чтобы не любить это помещение. За несколько дней заточения он смог вызвать доверие у хозяина этой комнаты и этой жизни, общаться стало проще. Вскоре двойник совершил свою первую вылазку, и никто не заметил подмены. После этого удачного раза это происходило постоянно. Была одна деталь, о которой Миюки Кадзуя сразу предупредил того, чьей жизнью он распоряжался: — Я буду встречаться с Савамурой. Ты не против? Сначала Миюки отреагировал весьма мрачно, но вскоре согласился. Его двойник не преминул воспользоваться этим согласием, потому что с каждым днем у него оставалось все меньше и меньше времени. Каждый раз, попадая в новое место, он делал одно и то же, но каждый раз, когда приходило время, он исчезал без возможности вернуться. Он называл себя не иначе как призраком, блуждающим по мирам, где ему не было места, узником, обреченным постоянно вертеться на одном месте без продвижения вперед. Люди верующие говорят, что после смерти человек отправляется в ад или рай. Атеисты утверждают, что душа исчезает вместе с телом, но Миюки Кадзуя никуда не исчез и не отправился, хотя четко и ясно помнил, что умер. Каждый раз он задумывался, почему обречен на это вечное путешествие, и каждый раз в его голове вспыхивало только одно имя: Савамура Эйджун. Поэтому раз от раза Миюки занимался одним и тем же — покорял одного единственного человека. Больше всего ему хотелось узнать, что произошло бы дальше, если бы он остался, но каждый раз он исчезал и начинал сначала, и это продолжалось бесконечно. Теперь он уже все знал наперед: как отреагирует Эйджун на то или другое слово, как поведет себя, получив признание, как долго Савамура будет обижаться из-за той или другой шутки, какие у него слабости, — теперь Миюки отточил все свои навыки до предела и покорение Савамуры Эйджуна стало почти скучным, но от этого он не переставал чувствовать все, как в первый раз. Настоящий Миюки не вмешивался, настоящий Миюки наблюдал. Он никогда не выражал своего мнения по этому поводу, всегда мрачно и задумчиво выслушивал все рассказы своего двойника и лишь кивал, подтверждая, что запомнил то, что услышал. Он старался избегать двусмысленных ситуаций с Савамурой, чем иногда удивлял питчера, с которым он уже фактически встречался. Однако, Миюки Кадзуя слишком хорошо знает Миюки Кадзую, поэтому отношения у них были не самые дружелюбные. Даже если настоящий Миюки был холоден с Савамурой, второй Миюки прекрасно понимал, что он чувствует на самом деле. С одной стороны, это вызывало в нем непреодолимую ревность, с другой — это напоминало ему о прошлом, где он точно так же впустую тратил время, медлил и не решался до тех пор, пока не стало слишком поздно. Каждый раз, наблюдая, как он совершает одну и ту же ошибку, Миюки чувствовал злость и досаду. Он ничего не мог исправить. Его жизнь уже была прожита, она закончилась давным-давно, а влиять на жизнь других, даже если эти другие были те же Миюки Кадзуи, он не мог. * Курамочи как раз собирался отправиться на тренировку, когда Савамура с нее вернулся. Не говоря ни слова, он лег на свою кровать, закутавшись в одеяло, и неподвижно застыл, видимо, стараясь забыть о существовании внешнего мира. Весь путь до общежития и сейчас в его голове, словно эхо, повторялась одна и та же фраза: «Не приближайся ко мне, Миюки Кадзуя». Савамура даже не старался повторить ее, она сама появлялась и угасала отголоском недавнего разговора раз за разом. Он вспоминал лицо Миюки, полное недоумения и даже раздражения, и все никак не мог поверить в то, что произошло. Лишь одно это событие перечеркивало все, что происходило до этого. Все чувства и переживания сошли на нет, осталась лишь тупая боль и досада, дошедшая до отчаяния. Уж точно, Миюки Кадзуя еще никогда так не обманывал его ожиданий. Если это была шутка, то она удалась, только вот теперь единственным желанием Савамуры Эйджуна стало вычеркнуть этого человека из своей жизни. Он не относился к этому так же просто и легкомысленно, как Миюки. Савамура воспринимал случившееся не иначе, как предательство. Все внутри него горело от злости и боли, он хотел, чтобы все это оказалось глупым сновидением, он хотел повернуть время вспять и не делать глупостей, но все это было реальностью, которую нельзя просто взять и переписать. В конце концов, он хотел хотя бы избавиться от боли, которая душила его, разрывала его изнутри, заставляя чувствовать себя хуже, чем когда-либо. Курамочи сначала подумал, что Эйджун его игнорирует. Учитывая то, что произошло между ними до этого, это вполне могло быть правдой, и этот факт вызвал в шорт-стопе некоторое раздражение. Как минимум, со стороны Савамуры это было неуважительно. — Знаешь, Бакамура, — грозно проговорил он, направившись к кровати питчера, — даже если неловко, прятаться от меня… — Йоичи неожиданно замолк, услышав всхлип. Больше всего Курамочи ненавидел, когда Савамура плакал. Почему-то это заставляло его чувствовать себя так же дерьмово, а шорт-стоп терпеть не мог эту сентиментальную сторону своей личности. Но это была не единственная причина. Когда Савамура плакал, Курамочи не имел никакого понятия, как его успокоить. — Ты чего? — растерянно, пробормотал он, удивленно взглянув на кохая. Он подошел, положил руку на плечо питчера, желая заставить того обернуться, но Эйджун одернул его и еще сильнее закутался в одеяло. Шорт-стоп раздраженно цыкнул и, применив больше силы, все-таки заставил Савамуру взглянуть на него. Однако, увидев, что тот действительно плачет, Курамочи еще больше растерялся и застыл, усиленно пытаясь понять, что сделал не так. Не найдя ответов на свои вопросы, он решил отреагировать, как обычно, и, сердито нахмурившись, не очень довольно поинтересовался: — Ты чего ревешь? — Ничего, — пробурчал Эйджун, снова отвернувшись к стенке. Курамочи присел на край кровати и снова повернул питчера к себе, устремив на него требовательный взгляд. Савамура опустил глаза и тихо повторил: — Я же говорю, что ничего. Йоичи раздраженно выпустил его из рук, встал и резко направился в сторону двери, бросив: — Ничего, значит ничего. Я ухожу на тренировку. — Но, несмотря на сказанные слова, он остановился перед дверью, так и не притронувшись к ручке. После недолгой паузы он громко вздохнул, решительно развернулся, возвратившись к кровати, стащил с нее одеяло, бросив его на пол, и объявил: — У тебя, вообще-то, тоже тренировка, так что нечего отлеживаться, Бакамура! — Не пойду, — мрачно буркнул Савамура, все еще лежащий калачиком. — В смысле не пойдешь?! — возмутился Курамочи. Он схватил кохая за ногу и потащил на пол. — Не пойду! — решительно объявил Эйджун, вырываясь из лап шорт-стопа. — Видеть этого придурка больше не хочу! Пусть с Фуруей тренируется, хоть до посинения, мне все равно! Отбившись от семпая, он снова свернулся калачиком, скрестил руки на груди и отвернулся к стенке. — Ты хоть слышишь себя? — приглушенно спросил Йоичи. — Бакамура, это совсем на тебя не похоже, неужели ты… — Я не появлюсь там, ни за что! — в каком-то отчаянии повторил Эйджун. — Только не сегодня! — он сжал губы, не в силах справиться с накатившими слезами. — Миюки, придурок! Не хочу его больше видеть! Да пусть ему так же как-нибудь повезет, как мне повезло с ним… Ненавижу! Курамочи молча слушал все это, с каждым словом все больше мрачнея. Когда Савамура замолчал, комнату заполнила тишина. Опустив взгляд в пол, шорт-стоп печально о чем-то думал, мысли Савамуры были не более радостными. Через какое-то время первогодка громко выдохнул, вытер слезы и сел на кровати, объявив: — Ладно, идем. Йоичи заставил его лечь обратно. — Оставайся, я скажу, что ты приболел, — пообещал он. Эйджун побрыкался, но совсем скоро сдался и расслабился, задумчиво посмотрев на семпая. Неожиданно он поднял руку и провел тыльной стороной ладони по щеке шорт-стопа, что заставило того вздрогнуть. — Курамочи-семпай, почему… Почему ты не рассказал мне раньше? Курамочи ничего не ответил и лишь отвел взгляд. Потом, продолжая ощущать на своей щеке тепло чужой руки, снова посмотрел на Савамуру. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, после чего Йоичи склонился и поцеловал его. Эйджун вздрогнул от неожиданности, но почувствовав, что Курамочи хочет отстраниться, не дал ему этого сделать, притянув к себе и углубив поцелуй. Тем не менее, через какое-то время шорт-стоп, насколько ему не было тяжело, заставил себя отстраниться. Савамура посмотрел на него и решительно улыбнулся. Его глаза лихорадочно блестели, а под глазами нависли черные тени. Даже у этой, казалось, ослепительно солнечной личности были темные стороны, и Курамочи хорошо их знал. Он печально усмехнулся. — Савамура, все-таки ты такой… Ты просто Бакамура. — Йоичи встал и потрепал питчера по волосам. — Идем, прогуляемся. Тебе нужно развеяться. На тренировке жители пятой комнаты так и не объявились.