it's cold inside

в качестве специально приглашенного гостя пак сынджун из кнк

Ах, если бы люди могли управлять своими мыслями, если бы только щелчка пальцами было достаточно, чтобы отключить на время этот гудящий рой в голове. Как было бы здорово засыпать с очищенным сознанием, не видеть ничего, кроме красочных картинок из сновидений, а не терзать себя бессонницей, предаваясь беспорядочным мыслям. Хосок пропялился в потолок всю ночь и подорвался с дивана, едва по окнам поползли серые рассветные сумерки. Все эти долгие пять часов до рассвета в голове крутилась целая куча мыслей, важных и не очень, о прошлом, о настоящем и будущем, которое могло бы случиться, но. Не случилось. Хосок рандомно выцеплял из памяти какие-то моменты, что первыми приходили на ум. Воспоминаний хватило бы на целую жизнь вперед, хотя и прошло ничтожно мало, ведь два года /полтора, если быть точнее/ ничто по сравнению с бессчетным количеством прожитых дней. Но так получилось, что в памяти один Минхёк, а эти четыре года после - сплошное неясное пятно, словно город, окутанный густым туманом или застланный микропылью. Как будто бы ничего не происходило, как будто Хосок заморозил жизненные процессы и впал в спячку до весны, приход которой затянулся на пару лишних лет. Но даже в эту неясную картинку вклинивался Минхёк. Сеул не такой уж большой, просто Минхёк имел свойство не замечать очевидных вещей, а Хосок научился вовремя реагировать. Едва завидя знакомое лицо в толпе на станции, Хосок интуитивно прятался за колонну, наблюдая, как толпа уносила Минхёка в вагон. И эти мгновения тянулись непозволительно долго, Хосок как будто смотрел в замедленной съемке, как Минхёк вместе с потоком вливается в открытые двери, и приходилось сжимать от бессилия кулаки, борясь с желанием запрыгнуть в этот вагон перед тем, как захлопнутся двери. Минхёка хотелось видеть до громыхавшего в ушах сердца, но Хосок ведь сам решил когда-то давно исчезнуть. Конечно, во многом /вернее, во всем/ вина самого Хосока: недоглядел, не так понял, самостоятельно решил за двоих, что так будет лучше. Лучше не стало, по крайней мере, ему самому, а вот насчет Минхёка сложно было что-то сказать: за те недолгие секунды, когда они случайно пересекались, на Минхёка смотреть не было времени, и все, о чем мог думать Хосок – это как бы случайно не попасться ему на глаза. Хосок старался воспринимать все как не очень удачную шутку – слишком уж часто он натыкался на Минхёка, но посмеяться вместе не было возможности. Теперь их нельзя было назвать даже хорошими знакомыми, но. Столкнуться на станции Ёидо поздним вечером – странно, ведь дом Минхёка в другой стороне; заметить Минхёка в толпе на рынке Тондэмуна среди недели – Минхёк всегда выходил за покупками исключительно в выходные. Хосок всегда шифровался и тщательно подбирал маршрут, чтобы специально избежать таких вот неловких ситуаций, но получалось все с точностью до наоборот. В какой-то момент Хосок начал подозревать. Он натыкался на Минхёка в таких немыслимых местах, в которых они никогда не сталкивались прежде и не бывали, будучи вместе. И Сеул, может, и правда не слишком большой, но эти встречи были словно искусно подстроены кем-то извне, словно кто-то третий подсказывал Минхёку, где и во сколько нужно быть, чтобы попасться Хосоку на глаза. Конечно, Минхёк Хосока ни разу не заметил, хотя бы потому, что, Хосок уверен, Минхёк не упустил бы возможности прописать ему пару раз в челюсть. Позднее Хосок просто смирился, что Минхёк везде, Минхёк был там, где быть ему не положено, как будто кто-то специально тыкал Хосока носом в его фатальную ошибку, и Хосок уже даже не злился – просто продолжал скрываться за колоннами или теряться в толпе на противоположной стороне улицы. В конце концов, их встречи было не избежать в любом случае, Хосок понял, что бесполезно пытаться сбежать, отныне он будет видеть Минхёка регулярно, и этому способствовал один очень важный фактор. Подарок судьбы – не иначе. На самом деле, Хосок не хотел заканчивать отношения так. Просто это сложно – вот тебе уже двадцать четыре, и ты полноправно вступаешь во взрослую жизнь, имея за плечами диплом об окончании университета и хоть какой-то, но опыт в отношениях, а вот он – Минхёк, школьник, с ветрами в голове и выпускными экзаменами из старшей школы, для которого те же самые отношения – это что-то вроде промежуточной остановки, на ней всегда можно сойти, если хочется, или переждать, пока поезд перецепит состав и тронется дальше. Хосоку было двадцать четыре, когда он решил исчезнуть из жизни Минхёка бесследно, потому что внутри сидел какой-то необъяснимый страх, что для Минхёка все эти чувства только игра, какая-нибудь настолка с фишками, количество которых можно увеличить, если в игру вступит кто-то новый, и в любой момент можно все закончить, просто смахнув фигурки со стола. Это в его восемнадцать Хосок казался взрослым и классным, и находиться рядом было сродни фансайну у айдолов, Хосок мог покупать в супермаркетах пиво и протаскивать на сеансы взрослого кино. Но этого одного не достаточно, чтобы сделать человека счастливым. Минхёк когда-нибудь бы вырос; время могло содрать с лица Минхёка розовые очки, весь этот образ Хосока растворился в воздухе, и сам бы Минхёк ушел, не испытывая ничего, кроме разочарования. А пока он был подростком, у которого впереди студенческая жизнь, Хосок сам прошел через это и знал, что в двадцать лет сильнее всего хотелось кутить до утра, впервые нажраться до чертиков на дне посвящения и бурно отметить первую закрытую сессию. Хосок не хотел становиться преградой, лишая Минхёка самого главного – возможности все попробовать, пока позволяет время и ты не скован рамками взрослой жизни. Решать за двоих не очень по-взрослому и очень эгоистично, нов двадцать четыре Хосоку казалось, что он поступает правильно. А теперь ему двадцать восемь, он смотрит в потолок чужой комнаты, которую без малого полтора года считал своим настоящим домом, и думает, что, может, все-таки где-то он просчитался. Минхёк не выглядит счастливым, Минхёк выглядит никаким: бесцветной оболочкой, и это больно бьет Хосока под ребра, потому что целиком и полностью его вина. Все эти годы он сдерживал себя из последних сил, чтобы не сорваться и не примчаться среди ночи на такси на другой конец города. Все это время он без тени сомнения давил в себе чувства, убежденный в своей правоте, а в итоге превратил свою жизнь и жизнь Минхёка в настоящий ад. Хосок понимает, как сильно он оступился, когда решил следовать правилам, надиктованным взрослыми, но время упущено, и чтобы расставить все по местам, одного разговора не хватит. В Минхёке сидит обида, давнишняя и немного детская, но, кажется, это единственное, что осталось от прошлого Минхёка, в которого когда-то Хосок упал с головой. Минхёк изменился. Его речь стала сдержаннее и тише, и пропала та искренняя улыбка, с которой он всегда встречал Хосока на пороге квартиры, меняются даже черты лица, Хосок словно видит другого человека, чужого и совсем ему не знакомого. И в этом снова виноват только он. Хосок дожидается, пока начнет работать метро, и собирает свои вещи. За ночь дождь почти прекратился, изредка скатываясь крупными каплями с крыш, и небо все еще тусклое, затянутое грозовыми облаками, нависло над городом так низко, словно готово было вот-вот обвалиться. Минхёк заснул, сидя за кухонным столом, и Хосок бесшумно проскальзывает через дверь, заботливо накрывая Минхёка пледом, кладет связку старых ключей рядом с кружкой, наполовину заполненной уже остывшим чаем. Он не удерживается и садится напротив, вглядываясь. Во сне черты лица сглаживаются, приобретая тот самый оттенок подростковой безмятежности, Минхёк снова видится несносным ребенком, пустившим носом молоко в их первое знакомство, и Хосок не сдерживает улыбки на всплывшее внезапно воспоминание в голове. Хосок так и не смог понять, что однажды заставило его вцепиться в Минхёка всеми конечностями. Таких подростков, как он, набралось бы на целый класс, если поискать по всей школе. И, если быть честным, Минхёка никак нельзя было назвать красавчиком. Смазливым – может, обаятельным, но если подумать логически, то этого довольно мало для того, чтобы влюбиться с первого взгляда человеку, который по жизни подобными глупостями не страдал. Минхёк объективно не был красивым, но только Хосоку было известно, какой ослепительной могла быть улыбка Минхёка по утрам, и как трепетало в груди, когда он осторожно сцеловывал слезы с опухших глаз. Минхёк не был красивым, но для Хосока он был всем, и ключевое был заставляет сердце болезненно сжаться, Хосок ведь добровольно выбрал путь, по которому нужно идти одному. Хосок лишил себя возможности наблюдать, как из нескладного подростка Минхёк постепенно превращался в красивого парня, как ломался его голос, приобретая чарующие нотки хрипотцы, как сошли все прыщи со лба, которые Минхёк прятал под челкой, и заострились скулы. Теперь Минхёка с легкостью можно назвать красивым, но какой в этом смысл, если Хосока рядом давно уже нет. Он думает об этом долгие несколько минут, а после осторожно гладит Минхёка по выкрашенным в белый волосам и молча уходит, бесшумно прикрывая за собой входную дверь. К моменту, когда город потихоньку просыпается и улицы Хондэ постепенно наполняются людьми и разными запахами, доносящимися из забегаловок с едой, Хосок уверенно может сказать, что покончил со всеми важными делами, запланированными на сегодня. Все же, в раннем пробуждении есть свои преимущества. Ехать домой в пустую квартиру на другой конец города не было никакого желания, так что Хосок сел на первый подошедший поезд, добравшись с пересадками до нужной станции. Разобраться с документами для новой работы не заняло много времен, и ближе к десяти Хосок уже сидел за столиком в данкин донатс со стаканом карамельного латте, из окна наблюдая, как под подошвами прохожих разлетаются брызги набежавших за ночь луж. Утро казалось промозглым и тусклым, неумолимо клонило в сон, заставляя Хосока растянуться по столику под фоном играющую в кафе балладу какой-то топовой группы. Хосок замечает его случайно. Высокий парень светлым пятном среди однообразного цельного купола из зонтов, Хосок узнает его со спины и сразу, хотя, по сути, видел его всего один раз. В сумраке коридора минхёковой квартиры. Он не раздумывая подрывается с места и выбегает на улицу, громко звеня колокольчиком на входной двери. Людей на улице не так много, но приходится лавировать между фигурами, чтобы догнать парня, пока тот не скрылся за следующим поворотом. Хосок бесцеремонно хватает его за локоть, дергая на себя, и парень удивленно вздрагивает, оборачиваясь. Он вопросительно смотрит большими оленьими глазами на Хосока, а у того в голове и мысли то ни одной, зачем вообще, спрашивается, поддался импульсу, если ничего такого делать он не собирался. На счастье, Хосока узнают, он это чувствует по переменившемуся взгляду и напрягшимся под пальцами мышцам рук. – Что? – уже вслух переспрашивает парень, они стоят посреди тротуара, явно создавая помеху прохожим, но Хосоку, вообще-то, все равно. – Привет, – Хосок дергает уголками губ, сдавливая пальцами чужой локоть, и парень едва заметно кривит пухлые губы в недовольстве. – Что, морду бить мне собрался? – Хёнвон, – слышится откуда-то спереди, – ты идешь? Парень, такой же высокий, как и тот, кого Хосок выловил на улице, гремя льдом в стакане с американо, пробирается к ним сквозь идущих в противоположную сторону прохожих, и замирает рядом. – Все нормально? – Он подозрительно косится на Хосока, переводя взгляд с его руки на лицо. Хосоку между ними очень не очень, вообще немного не по себе, когда с двух сторон от тебя башни, которым ты едва достаешь до плеча подбородком, но Хосок достойно держится, только незаметно ослабевает хватку. – Поговорить я хотел, – Хосок продолжает тянуть улыбку, кивая в сторону кафе, в котором оставил все свои вещи и телефон на столике, – Хёнвон. Не составишь компанию? – О, – друг Хёнвона смешно подвисает, хмуря брови, – так вы это, знакомы? Хосоку кажется, что он не очень умный, вернее, совсем не: сам же Хёнвона по имени позвал. Отсутствие интеллекта компенсируется ростом и смазливой мордой, в этом они с Хёнвоном похожи, идеально смотрятся вместе, возвышаясь над прохожими на пол головы. – Все нормально, Сынджун, я позвоню, – сдержанно говорит Хёнвон и машет рукой в подтверждение словам. Сынджун, как называет его Хёнвон, щелкает пальцами, направляя их в виде пистолета на Хёнвона, типа, смотри, я запомнил, и растворяется в толпе. Хёнвон закатывает глаза. Они заходят в кафе вместе, и Хосок замечает, как меняется атмосфера вокруг. Конечно, Хёнвон высокий, красивый, в своей дорогой одежде похож на модель, едва сошедшую с подиума, и на такого не обратить внимание не возможно. Хосок слышит перешептывания за спиной и думает, что, наверное, Хёнвон привык на такую реакцию к своей персоне. Они садятся за столик, латте Хосока, конечно, уже давно остыл, а телефон, оставленный на столике, мигает новыми оповещениями в чате катка. Хёнвон волнуется, и это заметно по напряженным пальцам, Хосок, вообще-то, тоже, он совсем не знает, зачем потащил хёнвона с собой, но если сделал, то нужно как-то выкручиваться. – Может, возьмешь себе что-нибудь? Естественно, за мой счет, у школьников обычно туго с карманными, – в голосе Хосока неприкрытая усмешка, ему нравится наблюдать, как всего на долю секунды бровь Хёнвона раздраженно дергается вверх. – Спасибо, но я студент и сам могу себя обеспечить, – Хёнвон сдержанно улыбается, – а ты, не знаю твоего имени, Минхёк видно не счел нужным тебя представлять. Отлично, один-один, Хосок чувствует, как внутри поднимается волна негодования и как накаляется атмосфера вокруг их столика. Они начинают негласную войну: кто кого заденет сильнее, и пока каждый достойно сохраняет свои позиции. Хосок называет свое имя и все равно кладет на стол купюру в десять тысяч вон. Он просит Хёнвона взять кофе и ему заодно, а то его остывшую будру все равно уже пить невозможно. Денег Хёнвон, естественно, не берет. Пока Хёнвон стоит на кассе, Хосок не упускает возможности рассмотреть его со спины: и правда, перед Хосоком словно модель, одетая с иголочки и с идеально уложенными волосами. А еще ноги, худые и бесконечно длинные. У Хёнвона и друзья ему под стать, Сынджун один чего стоит – та еще на модель, и Хосок немного разочаровывается в выборе Минхёка. Обычно такие люди не слишком умны, и за красивой оберткой скрывается невкусная конфета с дешевым просроченным шоколадом, неужели Минхёк повелся исключительно на внешность, потому что других преимуществ Хосок пока не видит. Хёнвон возвращается с двумя стаканчиками и молча ставит один перед Хосоком, опускаясь на стул напротив. Хосок не торопится начинать разговор, и тишина растягивается на долгие несколько минут, пока фоном завывают сладкоголосые мальчишки новой смовской группы. Хёнвон выжидающе смотрит на стакан кофе в руках, нетерпеливо постукивая пальцами по столику, ситуация в целом крайне неловкая. – А ты… вы, - Хосок прокашливается, – с Минхёком. Вы встречаетесь или что? – Ага, вроде того, – Хёнвон невесело усмехается себе под нос, Хосок в этой усмешке слышит сотни невысказанных вслух слов, и от этого как-то немного радостнее: не все у них гладко – это не может не радовать. – Откуда ты вообще такой свалился? – Бормочет Хосок, запуская ладонь в волосы на затылке. – Учусь на курс младше на том же факультете. – Еще и младше, ну, недалеко от школьника ушел, – Хосок пытается задевать словами больнее, и парня, каким бы он ни был, сильнее ранят слова о незрелости. – Я что-то не припомню, чтобы Минхёк о тебе рассказывал. Ты вообще кто? – В голосе Хёнвона сталь, внешне он выглядит совершенно спокойным, но Хосок отчего-то косится на стакан в его руке, который медленно сминается под побелевшими пальцами. – Формально мы уже давно расстались… – Фактически тоже, – перебивает Хосока Хёнвон, – и, видимо, это ты тот самый, из-за кого Минхёк все это время страдал. Если ты собираешься что-то вновь предпринять, то знай: ты Минхёку уже не нужен, на этот случай рядом есть я, и я сделаю все, чтобы так и было. Их разговор обостряется с каждым словом, Хосок недовольно морщится, чувствуя, как Хёнвон метко бьет по всем болевым, которые Хосок не сумел вовремя прикрыть. Видно, не посчитал нужным, раз оппонентом оказался сопливый подросток, но самомнение Хосока когда-нибудь его погубит, потому что Хёнвону смело начисляются бонусные очки в копилку. Хосок и сам знает, что для Минхёка это время было отнюдь нелегким – понял по глазам еще с первых секунд их встречи, они на Хосока смотрели так устало и невыносимо тоскливо, что у него скрутило желудок. Хосок просто боялся себе признаться, ведь это бы значило, что все его верные решения оказались не такими уж верными, а косяков наворотил на много жизней вперед. Наверное, Хосок хотел бы все исправить, но Хёнвон может быть прав, и время его уже давно упущено. – Послушай, – голос Хосока меняется как по щелчку, он устало растирает пальцами переносицу, – мне уже двадцать восемь, и мне нет дела ни до твоих амбиций, ни до этих детских игр. Я уже понял, что все журналисты умеют красиво говорить, но что касается дел. Может, Минхёку я и не нужен, но не будь так уверен, что ты подойдешь на эту роль. – С этим я уже сам разберусь, окей? Просто не мельтеши перед глазами, не заставляй Минхёка страдать от твоего присутствия, – Хёнвон подрывается с места, громко скрипя стулом по кафелю. – Прости, но тут ничем не могу помочь, – Хосок легкомысленно пожимает плечами. – Может, я тоже хочу разобраться. Обещаю бороться честно, и, будь добр, при следующей встрече прояви уважение к своему будущему профессору. Слова про борьбу звучали немного пафосно, но Хосок хотел максимально ясно дать понять, что никак не собирается отступать от Минхёка. Может, все это глупая затея и у него на это нет никаких прав после четырех лет молчания, но так, по крайней мере, Хосок сможет сказать в конце, что попытался сделать все возможное и даже чуточку больше. В какой-то степени, это чистый эгоизм, и в двадцать восемь себя так вести уже давно не стоит, но Хосок уже однажды повел себя по-взрослому, за что теперь расплачивается четверть жизни. Да и Хёнвон, если честно, Хосоку ой как не нравится: мутный он и больно смазливый. А еще молодой, и это главное его преимущество, у них с Минхёком один круг общения, общие интересы и профили. Хосок и не думал сначала лезть во все это снова, куда уж ему тягаться с Хёнвоном, который рядом двадцать четыре на семь, а Хосок ничего интереснее, кроме ливня, в предлог придумать не может, но судьба и правда сама их сталкивает. Хосок получает письмо с приглашением на место преподавателя истории в университете Минхёка, и игнорировать такое стечение обстоятельств просто невозможно – мало похоже на банальную случайность. Хосок деловито поднимается со своего места и обходит столик, ровняясь с опешившим Хёнвоном. – А, вот еще, у Минхёка очаровательная родинка на внутренней стороне левого бедра. Уверен, ты о ней не знаешь, – Хосок мило улыбается, хлопая Хёнвона по плечу, и уходит первым. Этот день близится только к обеду, а Хосок уже чувствует себя выжатым как лимон. Такие разговоры уже не для него, все эти выяснения отношений, попытки задеть друг друга сильнее – Хосок слишком стар для этого дерьма, но. Он ловит себя на мысли, что в груди шевелится странная надежда, что еще не слишком поздно, хотя, казалось бы, четыре года, чувак, ты проебался по-крупному. Но Минхёк ведь впустил, не оставил на улице – значит, ему еще не все равно, по крайней мере, очень хочется в это верить. До конца каникул остается месяц. До конца сезона дождей примерно столько же, и августовское солнце обязательно принесет кому-то из них счастье.