it's cold inside

!warning! недопвп в главе, корявое, можете пропустить, не обижусь хд

Конец июля дает короткую передышку в бесконечных дождях, но обрушивается знойной жарой, от которой не скрыться в тени высоток и парковых деревьев. Достаточно провести всего десять минут на улице, чтобы тело покрылось испариной, и Хёнвон это время года не любит больше всего – он с детства трудно переносил жару. Впору совсем не выходить из дома, чтобы за считанные минуты бледная кожа не покрылась характерным красным, и потом не пришлось бы болезненно кривиться каждый раз, когда дотрагиваешься оголенным участком до твердой поверхности, но дни летят со скоростью света. Еще пара недель – и начнется новый учебный семестр, хотя голова Хёнвона забита совсем другим. Они с Минхёком встречаются чуть больше месяца, и это самое сложное и запутанное время для Хёнвона, который никогда до этого не был в отношениях. Минхёк оказывается загадкой похлеще, чем самое сложное задание на выпускном экзамене по математике, с которым Хёнвон, кстати, справился, а вот с Минхёком решения пока не находится. К концу июля голова Хёнвона готова вот-вот взорваться от перегруза, и все потому, что Минхёк какой-то вообще нелогичный и непонятный. Хёнвон очень сильно жалеет, что нельзя самовольно влезть в мысли другого человека, чтобы найти хотя бы маленькую подсказку, как действовать дальше. Они встречаются больше месяца, но в последнюю неделю июля Минхёк обрывает все контакты по неизвестной Хёнвону причине, просто пропадает без предупреждения, не обозначая ни конца отношений, ни чего-либо еще, что помогло бы Хёнвону хоть немного понять, что происходит. Если бы Минхёк сказал прямо, что они расстаются, было бы, конечно, больно и неожиданно, ведь Хёнвон не сделал ничего такого, из ряда вон выходящего; но, безусловно, немного легче: все лучше, чем абсолютное неведение. Но Минхёк просто пропадает. В какой-то момент, в середине месяца Хёнвону обманчиво показалось, что их отношения перешли на новый уровень, немногим выше, чем статус так себе знакомые и не очень пара, и это зажгло в Хёнвоне маленькую искорку надежды, что все у них может получиться. Правда, ненадолго: потом все резко стало хуже, словно Хёнвона пнули с крутой горы без предупреждения и каната, повязанного на поясе. Хёнвон пытается понять самостоятельно, в чем допустил ошибку, прокручивает в голове последнюю встречу, вплоть до мелких деталей, вроде цвета футболки, но так и не может найти ответов, кроме одного совершенно нелогичного объяснения: просто так, наверное, просто потому что это Минхёк. Он перестает отвечать на звонки и игнорирует сообщения в чате, они висят непрочитанными несколько дней, хотя периодически рядом с иконкой профиля Минхёка высвечивается значок онлайн - Хёнвону становится даже немного неловко за свою навязчивость. Раньше Минхёк хотя бы читал его сообщения. Это обидно ровно настолько, насколько не понятно, что делать дальше. Хёнвону в одиночку сложно, но он не жалуется, не пытается дать задний ход, потому что единственное, в чем он сейчас уверен – это чувства, большие и светлые, обжигающие жаром стенки ребер. Хёнвон до этого видел их только в книгах и фильмах с пометкой «романтика», но именно они как нельзя вернее описывали все, что творилось с ним в последний год. Когда сердце замирает и начинает биться с новой силой, словно бешеное, от одной лишь искренней улыбки, когда в соцветии ароматов парфюма и геля для душа можешь отыскать запах кожи, и именно он кажется самым головокружительным – Хёнвон об этом знает теперь не понаслышке, и Минхёка ему остро не хватает. Хёнвон, конечно, не рассказывает о встрече с Хосоком. Даже не думает, да и смысла в этом не особо много: Минхёк не отвечает неделю, и вряд ли имя Хосок здесь что-то изменит, хотя Хёнвон уже ни в чем не уверен. Он не знает ровным счетом ничего о прошлом Минхёка, потому что эта тема казалась табу в их повседневных диалогах, и кто такой Хосок не знает тоже, но по одним только сведенным к переносице бровям Хёнвон понял, что для Минхёка Хосок – это то, о чем лучше не вспоминать. Еще тогда, когда Хосок с самодовольной улыбкой переступил порог квартиры, Хёнвон заметил, как напрягся Минхёк под чужим взглядом и как побелели костяшки сжатых кулаков. Наверное, стоило все же остаться. Хёнвон и сам не знает, почему подорвался тогда с дивана, слова слетели с губ раньше, чем он успел подумать, и отказываться от них в тот же момент было, как минимум, странно. Что-то внутри подсказывало Хёнвону, что это совсем не его лодка, в ней места на двоих, а плескаться в ледяной воде за бортом – сомнительная перспектива, если честно. В голове Хёнвона прочно засела мысль, что он не тот человек, кто должен был оставаться рядом. Это прошлое Минхёка, в которое его не посвящали, и на то были свои причины. Хёнвон не был ему кем-то вроде лучшего друга, даже приятелем мог назвать себя с натягом, и месяц – слишком маленький срок, чтобы открыть почти незнакомому человеку душу. Хёнвон в обычной жизни боялся лишний раз коснуться и никогда не обнимал по своей инициативе, что уж там говорить о вещах серьезнее. Увидеть в глазах Минхёка раздражение было страшнее всего. Этот страх был вполне понятен: отношения первые, не самые легкие, и по Минхёку никогда нельзя было сказать, в какой момент разрешено его трогать, а в какой лучше не подходить. Хёнвон надеялся, что все это временно, нужно просто притереться друг к другу, лучше узнать, и со временем он бы обязательно узнал у Минхёка о его прошлом, может быть, подождал бы, пока тот решит сам открыться, но в планах Хёнвона этот пункт стоял обязательным. А получается так вот коряво и от третьих лиц. И Минхёк ко всему молчит. Минхёк оказался совсем не таким, каким Хёнвон его видел в стенах универа. Издалека казалось, что у Минхёка всегда все просто и жизнь лучше всех. Минхёк улыбался, затмевая стоящих вокруг своим позитивом, его смех звенел на всю аудиторию, отскакивал от стен коридоров, что Хёнвон, слыша его в соседнем кабинете, не мог сдержать легкой улыбки, незаметно прикрывая ее тетрадью. За Минхёком было классно просто наблюдать. Он казался недалеким, как персонаж какого-нибудь лайтового вэбтуна: красивый, словно сошедший с картинки с этими выбеленными волосами и неизменно синими линзами, но не очень умный, о таком забудешь сразу, как только прочтешь. Только Хёнвон почему-то не смог, и виной всему образ, застрявший в голове Хёнвона одним дождливым днем в середине семестра. Хёнвон заметил Минхёка из окна автобуса. Он стоял один под козырьком остановки, пока дождь отбивал дробь по пластиковой поверхности, и курил, и Хёнвон сначала не смог понять, что такое в этом Минхёке его смущало, что-то выпадало из привычной картины. Понял немногим позже, когда автобус плавно тронулся с места, покачиваясь, и остановка осталась лишь размытым пятном вдалеке. Минхёк не улыбался. Совсем, не было даже тени улыбки, и это так контрастировало с привычным Минхёком, что у Хёнвона в какой-то момент рухнул, кажется, мир. Хёнвон на такого Минхёка стал натыкаться слишком часто, чтобы можно было списать все на воображение, хотя, наверное, он просто однажды присмотрелся лучше и начал замечать то, что до этого находилось у него под носом. Минхёк много курил. Мог скурить за раз две или три сигареты все так же в компании с самим собой, подолгу смотря вдаль нечитаемым взглядом, пока трещал фильтр тлеющей сигареты. Думал, наверное, о чем-то своем, о том самом, что заставляло его не улыбаться и стекленеть безразлично взгляд, и Хёнвон, наблюдая за ним, находил в этом образе какую-то болезненную красоту, которая идеально бы вписалась в разворот какого-нибудь нестандартного журнала. Солнечный Минхёк в стенах универа был совсем другим и вряд ли именно он был настоящим. Теперь каждый жест, каждая белозубая улыбка Минхёка казались Хёнвону пропитанными фальшью, но не было разочарования, свойственного каждому человеку, когда идеальный образ, слепленный в голове, медленно рушится на твоих глазах. Да, Минхёк был совсем другим, и Хёнвон где-то внутри даже позволил себе облегченно вздохнуть: звучало немного эгоистично, но Хёнвон влюбился не в пустышку. Спустя год Хёнвон запоздало догадывается, складывая в уме идеально подходящие друг другу детали паззла, что - вернее, кто являлся причиной того нечитаемого взгляда, и очень жалеет, что вовремя не прописал Хосоку кулаком в челюсть. Шансы остаться невредимым против этой груды мышц были бы, конечно же, ничтожны, но так Хёнвона хотя бы не терзала собственная совесть. Хёнвон не знает, что в принципе делать. В комиксах обычно выбор предоставляют виновнику любовного треугольнику, но по поведению Минхёка Хёнвон может смело сказать, что сам виновник в таком же тупике, и это немного обидно: Хосок ведь поломанное прошлое, от которого стоило бы отвернуться раз и навсегда; но вместе с тем селит в груди призрачную надежду, что Минхёку Хёнвон не безразличен. Его ведь еще не отшили, правда? Минхёк объявляется в первых числах августа, спустя две недели молчания, обозначая свое возвращение звонком в час ночи. Не то чтобы Хёнвон спал, но имя, высветившееся на дисплее, приводит его в ступор, заставляя пялиться на вибрирующий телефон несколько долгих секунд. Он вовремя спохватывается, проводя пальцем по экрану, пока Минхёк не скинул звонок, и, делая глубокий выдох, отвечает. Минхёк встречает Хёнвона на пороге с бокалом янтарной жидкости на дне и расплывается в пьяной улыбке, приваливаясь плечом к дверному косяку. Хёнвон, конечно же, понимает, что это не яблочный сок. - Хёнвон пришел! – Минхёк вскидывает руки вверх, рукава растянутой черной водолазки сползают до локтей, обнажая бледную кожу запястий с проступающими голубыми венками. Хёнвон замирает в проеме, не решаясь переступить порог, и настороженно провожает спину Минхёка взглядом, когда тот, проявляя невообразимые чудеса гостеприимства, пошатываясь, уходит на кухню. За Минхёком тянется алкогольный шлейф, и кубики льда глухо постукивают в бокале, Хёнвон видит таким Минхёка впервые. Вообще, если честно, он в принципе видит Минхёка впервые за долгое время и совсем не ожидал, что по приезде ему придется столкнуться с подобным, хотя задуматься стоило – о чем еще мог бы сказать звонок в час ночи с коротким приходи от Минхёка, который молчал две недели. В какаотолке до сих пор висят непрочитанными последние хёнвоновы сообщения, и это все же немного неприятно, потому что в голову закрадывается сомнительная мысль, что вместо Хёнвона с таким же успехом мог приехать кое-то другой. Когда Хёнвон заходит на кухню, Минхёк сидит на кухонной тумбе рядом с плитой и, заметив Хёнвона, трясет в воздухе почти пустой бутылкой виски. Минхёк пьет прямо из горла, виски стекает по губам и подбородку, сбегая блестящими дорожками вниз к самым ключицам, углами выпирающим из-под растянутого ворота. Зрелище отзывается тяжестью внизу живота, и Хёнвон бы даже, наверное, запнулся, если бы не стойкий запах перегара, вызывающий бесконтрольное желание распахнуть все окна в квартире. Минхёк, угловатый и тонкий в этой черной обтягивающей водолазке, так подчеркивающей его худобу, кажется чем-то неправильным, Хёнвон скользит взглядом ниже, спотыкается об острые колени, бледными пятнами выглядывающие из рваных дырок на джинсах, разглядывает босые ноги, и даже не знает, зачем он приехал. Минхёку ведь классно с самим собой. Минхёк пьяно хихикает, опасно заваливаясь на бок, и Хёнвон срывается с места, вовремя подхватывая его под талию. - Оп, не разлил, - смеется Минхёк, потряхивая бутылкой, и утыкается носом Хёнвону в грудь, елозит лбом по рубашке, пытаясь убрать с глаз мешающуюся челку. Он замирает и медленно поднимает голову вверх, все неудобно упираясь подбородком в грудь, так, чтобы видеть лицо Хёнвона. Когда Хёнвон смотрит Минхёку в глаза, в своей голове он слышит звон, похожий на тот, как если бы стеклянная бутылка все же упала на пол. Минхёк улыбается так же пьяно и размазанно, но в глазах нет и тени улыбки, они в свете кухонной вытяжки кажутся до краев затопленными чернотой. Хёнвон не знает, откуда она там взялась, но может робко предположить, что Минхёк не от радости выжрал бутылку виски в одиночку. Наверное, именно это заставляет Хёнвона действовать. - Давай ты пойдешь спать? – Хёнвон улыбается робко, забирая бутылку из рук и отставляя ее подальше, но Минхёк вдруг сжимает пальцы на его локтях, не давая Хёнвону спустить себя с тумбы. И снова этот взгляд, нечитаемый и пробивающий до мурашек, Хёнвону немного не по себе, как будто на его плечах вина за жесткий прокол, о котором не знает он, но знает Минхёк, и эта странная мысль заставляет судорожно перебирать в голове все фразы, сказанные им за последние несколько недель. Минхёк ведет ладонью вдоль локтя, плавно перемещая ее на лопатку, и стягивает пальцами ткань тонкой рубашки, как бы случайно проезжаясь по коже ногтями. От него прет алкоголем и крепкими сигаретами, и Хёнвон задумывается, как бы тактичнее намекнуть, что это трезвому Хёнвону не очень нравится, но давится воздухом, когда вторая рука Минхёка оказывается в опасной близости от ремня. Минхёк проскальзывает рукой между ног, осторожно поглаживая внутреннюю сторону бедра, а потом накрывает ладонью пах, сжимая пальцами член сквозь джинсы, и Хёнвон обреченно стонет, цепляясь за чужое запястье. Минхёк, красивый и пьяный, рисует в воображении сцены из тех малочисленных, просмотренных Хёнвоном порнофильмов, и эта растянутая водолазка, у Хёнвона перед глазами разноцветные круги, и кажется, что Минхёк все так специально подстроил. Хотя, наверное, так и есть. Хёнвону стоит больших усилий отодрать руку Минхёка от себя, потому что секс по-пьяни это все еще не то, о чем Хёнвон мечтал, когда предлагал Минхёку встречаться. Они не виделись столько времени, и у Хёнвона накопилось весьма немало вопросов, Хёнвон, если честно, запутался и перестал понимать, что происходит, как только переступил порог этой квартиры, и переспать – это последнее, чего он от Минхёка ждет. Он держит руку Минхёка в поле зрения и очень хочет серьезно поговорить, но пьяный Минхёк едва ли на это способен. - Минхёк, прекрати, - у Хёнвона голос едва заметно дрожит, и Минхёк дергает уголком губ, выпутывая руку из хватки. - Я еще ничего не делал. Хёнвон смотрит в эти глаза и не понимает: перед ним совершенно другой человек, и, может, виной всему алкоголь, но Хёнвон снова задумывается, что Минхёка совсем не знает. Может, это и есть настоящий, которого Хёнвон просто не захотел замечать, у Минхёка столько образов, все они путаются в мыслях в один большой ком: улыбчивый Минхёк в стенах университета, сгорбленный Минхёк с остановки с зажатой между пальцами сигаретой и Минхёк, который перед ним сейчас. Странный и непредсказуемо опасный. Голова начинает пухнуть от мыслей, это все вдруг так сложно, и, кажется, Хёнвон и сам опьянел от одного только запаха алкоголя, ему нужно сесть в тишине и подумать, где-нибудь там, где не будет этого взгляда. - Давай, ты пойдешь спать, а я лучше поеду домой? – Хёнвон предпринимает жалкие попытки не доломать то хрупкое, что они с Минхёком на пару назвали отношениями. – Я приеду утром, и мы поговорим, если захочешь. Голос Хёнвона звучит умоляюще, но Минхёк словно делает вид, что не замечает, и Хёнвон очень хочет верить, что виной всему всего лишь алкоголь. - Если ты уйдешь сейчас, ты больше не сможешь вернуться. Хёнвон закрывает глаза, медленно и шумно выдыхая. - Ладно. - Верное решение, - Минхёк улыбается и лениво закидывает руки на плечи Хёнвона. Он тянется вперед, заставляя Хёнвона наклониться, и мажет пьяным поцелуем по подбородку, оставляя на подбородке влажный след. Хёнвон едва сдерживается, чтобы не скривиться, впервые рядом с Минхёком он чувствует себя настолько мерзко, может, виной всему запах алкоголя, резко ударяющий в нос, а может, это Минхёк, который ведет себя как конченный эгоист. Минхёк показушно дует губы, отстраняясь, и неуклюже тянется за бутылкой, все еще цепляясь за Хёнвона одной рукой. - Ты какой-то напряженный, - говорит Минхёк, и Хёнвон недоверчиво смотрит на бутылку в чужой руке, протянутую ему, но забирает. Он опрокидывает остатки виски в себя залпом, крепкий алкоголь обжигает горло и заставляет зашевелиться что-то внутри. Хёнвон едва давит рвотный позыв, но горлышко бутылки у его губ сменяется мягкими губами Минхёка, и реальность вокруг принимает немного размытые очертания. Минхёк пошло целуется, картинно постанывая и толкаясь языком глубже в рот, Хёнвону ничего не нужно делать, он просто придерживает Минхёка за талию и прикрывает глаза, позволяя шуму в голове усилиться. Минхёк крепко обнимает за шею и хрипло шепчет на ухо, касаясь влажными губами мочки: - Перенеси меня в комнату. Хёнвон послушно кивает, скорее для себя, вряд ли Минхёк это видит. Он подхватывает Минхёка под колени, пока тот жмется к груди, Минхёк оказывается совсем легким, но идти все равно неудобно, и виски так не вовремя дает в голову, заставляя контролировать каждый шаг с большими усилиями. В комнате не зажжен свет, и Хёнвон, не привыкший к темноте, буквально на ощупь находит разложенный диван, осторожно опуская на него Минхёка, но Минхёк не дает выпрямиться, тянет за рубашку на себя, и Хёнвон неловко заваливается на него сверху, упираясь в диван ладонями по обе стороны от головы Минхёка. - Я думал, не донесешь, а ты оказался сильнее, - Минхёк пьяно хихикает и трогает пальцами напряженные мышцы на руках, Хёнвон шумно вздыхает и утыкается носом Минхёку в шею, сгибаясь в три погибели. Что угодно, лишь бы не смотреть глаза в глаза, Хёнвон не хочет видеть черноту во взгляде Минхёка, боится пропасть и просто боится, в принципе, потому что Минхёк все еще его первый, а он и понятия не имеет, что от него требуется. - Минхёк, я, - Хёнвон запинается, чувствуя, как неуверенность холодным питоном опутывает тело, - я не знаю, что делать. Минхёк подцепляет зубами серьгу в ухе и мягко мурлычет просто расслабься, я сам. У Хёнвона нет выбора. Минхёк, кряхтя и шурша простынями, заставляет Хёнвона завалиться на бок и седлает его бедра. Где-то такое они уже проходили с разницей лишь в том, что Хёнвон уверен: сегодня ему не уйти. Минхёк, словно на пробу, толкается бедрами, плотно обтянутыми тканью джинсов, вперед, выбивая из груди Хёнвона рваный выдох, и, удовлетворенно улыбаясь, наклоняется к его лицу. Хёнвон будто в замедленной съемке наблюдает, как сокращается расстояние между их губами. Это правда так страшно, что ладони потеют сами собой и не знаешь, куда приткнуть руки, но в поцелуях Минхёка есть какая-то особая магия, а может, Хёнвон просто сдается и принимает правила игры, в которой он в тайне так давно хотел поучаствовать, но при немного других обстоятельствах. Хёнвон скользит влажной от пота рукой под водолазку, оглаживает неуверенно талию и поясницу, и Минхёк одобрительно мычит в поцелуй, выгибаясь навстречу ласкам. Хёнвон видит только нечеткие силуэты, но так даже лучше, ему почему-то кажется, что одного взгляда на такого Минхёка хватило бы, чтобы позорно кончить в штаны, ни разу себя не коснувшись. Целовать Минхёка оказывается так классно, что Хёнвон забывается, оставляя на бледной коже россыпь красных пятен, и пропускает момент, когда Минхёк остается в одной водолазке. Где-то под ребрами жжется досадливое чувство обиды за бесконечные дни молчания и не высказанные вслух слова, но жар возбуждения, расползающийся по всему телу, выбивает ненужные мысли из головы. Хёнвон беспорядочно шарит руками по гладкой обнаженной коже и позволяет Минхёку осторожно поддеть тонкими пальцами ремень джинсов и стянуть их с трусами с себя. Минхёк шуршит упаковкой презерватива, надрывая ее зубами, и Хёнвону остается лишь со стороны смотреть, как проворно Минхёк раскатывает резинку по его члену. Зрелище классное, и Минхёк намеренно проезжается вниз-вверх ладонью по члену, давит большим пальцем на головку, выбивая из груди Хёнвона вымученный стон. Минхёк на мгновение замирает, упираясь ладонями Хёнвону в живот, и в лунном свете, слабо пробивающемся сквозь незашторенные окна, становится похож на загнанную птицу с тяжело вздымающейся грудью, Хёнвон видит только силуэты и бледность кожи, не скрытой глубоким вырезом водолазки. А потом Минхёк медленно опускается на член с тихим стоном, зажимая пальцами его у основания. Это не похоже на спешную дрочку в ванной наедине с порно-журналом и собственной рукой, это вообще ни на что не похоже, оно обступает Хёнвона возбуждающей теснотой и заставляет расплыться цветастым кругам под веками. Хёнвон со стоном толкается бедрами вперед, заставляя Минхёка крепко вцепиться пальцами ему в бока. Он тихо шипит и едва не заваливается на бок, но вовремя зажимает коленями бедра Хёнвона. Минхёк медленно, словно на пробу, приподнимается, не до конца выпуская член из себя, и снова опускается на него, меняя немного положение. Хёнвон перехватывает запястье его руки, сдавливающей бок, пробирается под рукав водолазки, медленно ведя подушечками по гладкой взмокшей коже до локтя, собирая гармошкой эластичную ткань. И этот жест кажется Хёнвону интимнее, чем влажные поцелуи и прикосновения к разгоряченному телу, он тихо стонет, прикрывая глаза от удовольствия, когда чувствует, как под пальцами бьется чужой пульс. Где-то на грани удовольствия, когда Минхёк ускоряет темп и беспорядочно толкается бедрами, уже не сдерживая стонов и бесполезно скользя потными пальцами по такой же взмокшей коже в попытках удержаться, Хёнвон запоздало понимает, что что-то не так, что-то неправильно, и быть таким не должно. У Хёнвона не было опыта в сексе, но нужно быть совсем идиотом, чтобы не понять, насколько сложно переспать парню с парнем, а тут. Минхёк оказывается подготовленным, растянутым, смазка в избытке неприятно хлюпает с каждым сильным толчком, и вообще: заходи, Хёнвон, бери, я уже обо всем позаботился, потому что планировал раздвинуть ноги этой ночью. Минхёк сжимается вокруг Хёнвона сильнее, и Хёнвон кончает с мыслью, что на его месте мог оказаться кое-кто другой. Вдруг Минхёк просто не дозвонился? Мир вокруг мажется, в голове шумит от недавнего оргазма, а еще почему-то щиплет в глазах: чувства сейчас как оголенные провода, тронь их пальцем – и все заискрится. Минхёк неуклюже валится с Хёнвона на бок, тянется к его губам, промахивается в темноте и мажет прежде по подбородку, оставляя мокрый след. Хёнвон отворачивается. - Получил, что хотел, теперь я свободен? Мерзкое чувство, будто тебя использовали, как сухую салфетку, обтерли тобой руки и метким броском запустили в мусорную урну, обрекая на неминуемый утиль. Хёнвон, конечно, утрирует знатно, но вот это отвратительное чувство обиды сидит в груди и заставляет мысли вертеться вокруг подобных аллегорий. Минхёк ведь не глупый, он сам обо всем догадывается, видит Хёнвона насквозь, все его мысли, и всегда видел, почему-то, а вот Хёнвон так не мог. Минхёк замирает, почти испуганно, тянется дрожащими пальцами к щеке, но передумывает в последний момент, сжимая пальцы в кулак, словно от бессилия, и резко садится, отворачиваясь спиной, хотя на Хёнвона такие спектакли не действуют. …или да. В тишине ночи, как громовой раскат, звучит тихий всхлип, едва слышный и изо всех сил сдерживаемый, но Хёнвон все равно дергается от неожиданности. - Эй, ты плачешь? – Хёнвон теряет всю спесь от такой разительной перемены и не находит ничего достойнее, чем задать самый дурацкий вопрос в мире. Минхёк мотает головой, его спутанные волосы смешно подлетают при движении; но против воли снова шмыгает носом, и даже в темноте Хёнвон замечает, как дергаются его плечи. Такой Минхёк предстает перед ним впервые, и пусть в темноте ничего не видно, Хёнвону Минхёк кажется до одури хрупким и беззащитным, словно подросток. Если бы он мог это видеть ясно, как днем, эти опухшие глаза и поджатые губы, мокрые дорожки слез по щекам, Хёнвон бы едва это выдержал. Хёнвон думает бесконечно много за долгие несколько секунд тишины: может, он сделал что-то не так, может, причинил боль или случайно покалечил, у него ведь опыта совсем никакого, может, в этих слезах его вина. Он поднимается следом, подбирая под себя ноги, и осторожно касается ладонью спины, но Минхёк не реагирует, только горбится сильнее и прячет в руках заплаканное лицо, будто кто-то чужой может в слезах разглядеть его слабость. Минхёк хрипит тихое прости меня в перерывах между всхлипами, и Хёнвон почему-то не может не верить в искренность этих слов. Хёнвон осторожно разворачивает его к себе, отнимая ладони от лица, губы Минхёка начинают мелко подрагивать: чувствуя тепло рук Хёнвона на своих запястьях, он позволяет себе разрыдаться в голос. Побыть слабым разочек – это ведь не смертельно? - Прости меня, - сбивчиво повторяет Минхёк, размазывая по щекам сопли, - я правда не думал, я не хотел, чтобы так. Минхёк говорит, что чувствует себя последней тварью, и Хёнвон молча соглашается, но вслух об этом не говорит, а только помогает стереть влажные дорожки слез. Минхёк просит прощения бесконечно много раз, даже Хёнвон устает это слышать, он просто притягивает Минхёка к себе, заставляя тонуть в объятьях, и зарывается пальцами в волосы на затылке. Минхёк беспомощно скользит пальцами по голой спине, оставляя красные дорожки от ногтей: - Ты же останешься? – его робкий шепот теплом разливается по коже на ключицах. - Да, только… - Хёнвон замолкает, отстраняясь, и подцепляет пальцами края водолазки, утягивая ткань вверх; Минхёк послушно вскидывает руки, позволяя снять с себя пропитанную потом вещь. Хёнвон тянет Минхёка на себя, кутаясь в мягкие одеяла и обнимая Минхёка за талию. - Можно я схожу в душ утром? Минхёк слабо кивает в ответ и прижимается щекой к груди Хёнвона. Хёнвон впервые засыпает в обнимку с кем-то, и на утро, он готов поспорить, будет болеть все, особенно рука, которую Минхёк отлежит, но сейчас вдруг становится тепло и уютно, словно со слезами Минхёка смываются и все терзания Хёнвона. Он даже незаметно проверяет щеки – вдруг влажные тоже, но все в порядке, Минхёк, видно, справился за двоих. Они просыпаются ближе к обеду, когда летнее солнце беспощадно шпарит в открытые окна, Хёнвон глухо стонет, чувствуя, как болезненной немотой отзывается каждая мышца на руках. Минхёк на том же месте, что и перед сном, так же жмется щекой к груди, и Хёнвон удивляется, как это они за ночь не зарядили друг другу пяткой в глаз. - Доброе утро, - Минхёк сонно улыбается, и Хёнвон, не удерживаясь, легко касается губами виска. Минхёк долго разглядывает его лицо, и Хёнвон уже хочет спросить, что с ним не так, как Минхёк задает самый неожиданный вопрос: - Ты же настоящий? Хёнвон кривит пухлые губы, пряча за недовольством банальное смущение, перед ним снова новый Минхёк, Хёнвон даже не подозревал, что он так может. Хёнвон варит кофе в турке, привычно крутясь на кухне возле плиты, словно он все так же бывал в гостях чаще, чем три раза в неделю и не было длинной пропасти в их общении. Минхёк долго наблюдает за его спиной, опираясь на кухонную дверь, прежде чем подойти сзади и положить руки на талию, утыкаясь подбородком в плечо. Хёнвон слабо улыбается, чувствуя от волос знакомый запах шампуня, и на мгновение прикрывает глаза, бережно укладывая в памяти этот момент: кто знает, сколько их таких еще будет, может, завтра все будет уже не так? Минхёк порывается закурить прямо на кухне, потому что тут и так перегарище, не страшно уже, но Хёнвон непреклонен. Он отнимает сигареты, выпинывая Минхёка на балкон под протяжное нытье о мерзкой жаре снаружи, а сам открывает на кухне окна настежь и двери, чтобы хоть как-то выветрить запах похмелья. Они выходят из дома всего раз: спускаются в супермаркет напротив и вместе с продуктами покупают темную краску для волос. Хёнвон грустно вздыхает, заранее прощаясь с блондином Минхёком, но тот только улыбается и говорит, что так надо, Хёнвон, поверь, так будет лучше для нас обоих. Хёнвон снова верит, не знает, правда, как краска связана с их отношениями, но спорить не собирается. Это же Минхёк. А вечером, когда Хёнвон пачкает Минхёку шею и уши краской, и пальцы себе заодно, Минхёк между делом предлагает Хёнвону переехать. Хёнвон пропускает жирную каплю краски, кляксой шлепнувшуюся на пол, и улыбается рассеянно, пересохшим от волнения голосом произнося я согласен, словно невеста на венчании. Минхёк смывает в раковину воду цвета застарелой ржавчины. Счет времени до начала учебы сходит на дни.