it's cold inside

В ночь перед последним экзаменом Хёнвон присылает минхёку пожелание удачи в катоке. Минхёк наобум тычет пальцем в экран смартфона, не глядя отправляя какой-то смайл, потому что это вот вообще последнее, о чем он может сейчас думать. Готовиться к экзамену за сутки до – очень по-умному, весело и Минхёк всегда так делает, классно же. Не спать всю ночь, закопавшись в ворохе распечаток, а после пытаться замазать мешки под глазами диаметром в бесконечность, чтобы с утра не пугать одногруппников своим видом. Им и без этого очень стремно, Минхёк уверен. Ближе к четырем утра, когда чернота немного рассеивается и глаза уже способны различить слова на бумаге без лампы, Хёнвон, который почему-то не спит, все в том же катоке коротко интересуется, жив ли там Минхёк. По крайней мере, теперь я знаю полное название предмета, - отсылает Минхёк в ответ, прикрепляя кучу ржущих смайликов и фото на фоне окна, за которым виднеется кусок уже серого неба. Сообщение переходит в статус прочитано мгновенно, но Хёнвон тянет с ответом, проходят долгие десять минут, после которых Минхёк просто решает забить, вырубает на телефоне интернет и, нет, он не ждал ни капельки, у него еще половина вопросов и каша в голове такая, что сложно из этой массы вычленить хоть что-то логичное, но Спонтанное решение кинуть обидку в четыре утра. Это все волнение от экзамена – определенно. Минхёк включает интернет только после того, как за спиной закрываются двери университета, на телефон запоздало приходит оповещение. Я в тебя верю, - пишет Хёнвон, и Минхёк закусывает губу, сдерживая легкую улыбку. Впервые за месяц солнце светит с самого утра, высушивая пролитые на асфальте лужи как пятновыводитель. Хёнвон привычно ждет у ворот уже без зонта – он остался в прихожей минхёковой квартиры. Они так же молча, как и всегда, идут до остановки, только в глазах Минхёка смешинки, и это осознание целого месяца свободы впереди заставляет вдохнуть еще пропитанный влагой воздух полной грудью. Хёнвон спотыкается на ровном месте, когда Минхёк счастливо скалится собственным мыслям, вжимая голову в плечи. Минхёк ловит его под локоть, вовремя предотвращая разодранные об асфальт колени, и настроение у него сегодня какое-то классное: он просовывает ладонь под сгиб локтя, обвивает пальцами предплечье, прижимаясь к чужому плечу. Хёнвон удивленно охает, чуть не рискует снова прочесать носом землю, пропуская бордюр, но руки не убирает. Только придерживает на весу, чтобы Минхёку было удобнее. - Отметим закрытие сессии у меня? – Минхёк улыбается так, что даже если Хёнвон не хотел, у него не осталось бы выбора. Хёнвон, который под градусом, нравится Минхёку в разы больше. Хёнвон после трех банок пива кажется совсем расслабленным. Слова льются тягучим потоком, окутывая мягким бархатом голоса, как теплым пледом, и Минхёку, который сжимает в руках наполовину пустую банку пива, очень уютно и совсем расслабленно. До Хёнвона рукой подать: протяни ее и коснешься пальцами мягкой кожи щеки, ведя кончиками вдоль скулы, но Минхёк так не делает – улыбается только собственным пьяным мыслям и откидывает голову на спинку жесткого дивана, наблюдая за Хёнвоном из-под прикрытых ресниц. Картинка размытая, похожа на старый, потрепанный временем негатив фотоплёнки, но, Минхёк уверен, если открыть глаза, ничего не изменится - в голове шумы и приятная тяжесть. А потом кто-то третий словно щелкает пальцами, и декорации вокруг сменяются в считанные секунды. Хёнвон спотыкается о слова, замолкает и смотрит на Минхёка по-серьезному, и это такая разительная перемена, что Минхёк грешным делом успевает подумать, будто все эти рассказы про стащенное молоко из магазина напротив универа ему на пьяную голову причудились. Хёнвон медленно моргает, губы размыкаются, выпуская усталый вздох, и Минхёк даже приподнимает голову, усаживаясь на диване так, чтобы к Хёнвону лицом. - Это мои первые отношения. Минхёк давится воздухом, потому это вот сейчас звучит слишком странно – резкий скачок с темы на тему. - В смысле с парнями? Хёнвон мотает головой, улыбается неловко, и хорошо, что Минхёк не успел отпить из банки – поперхнулся бы обязательно. В лице Хёнвона это звучит как не очень смешная шутка начинающего стэндапера. Привет, я выгляжу как ожившая обложка глянцевого журнала и никогда ни с кем еще не встречался. В такое, правда, сложно поверить. В глазах Минхёка Хёнвон вроде местной знаменитости – вереницы очередей на свидания и забитый на день всех влюбленных шоколадом шкаф. Наверное, так и есть, только Хёнвон в свиданиях всем отказывал и прятал глаза под челкой, когда в коридорах случайно наталкивался на автора очередной любовной записки. Минхёк его первый во всех смыслах, и это немного неловко, как улыбка Хёнвона, которую прикрывает банкой пива. Хёнвон смеется натянуто, когда замечает растерянный взгляд, и просит его не слушать, потому что пиво мешает мысли в кучу и заставляет говорить всякие глупости. Он не хотел, правда. Просто само как-то вырвалось. - И, - Минхёк выдерживает паузу, потому что вопрос очень глупый, но задать почему-то жизненно необходимо, потому что завтра волшебное свойство пива улетучится, оставляя после себя только болючие шумы в висках и гадкий привкус на языке. – Ты когда-нибудь целовался? Спросить завтра Минхёк зассыт сто процентов, а сегодня есть даже отмазка в виде пустых банок пива под столом. - Не-а, - Хёнвон допивает пиво залпом, отправляя пустую банку под стол. Минхёк не мог похвастаться выдающимися умственными способностями, но к двум прибавить два само по себе несложное действие, и додумать, что чувствует парень, понятия не имеющий об отношениях, тоже довольно легко. В какой-то степени Минхёку становится даже стыдно, потому что отношения – это взаимопомощь в идеале, а он проебался по самым важным пунктам в списке. Хёнвон просит забить и вообще: - Неловко мне как-то, давай сменим тему? Но у Минхёка мини-апокалипсис в лице неопытного второкурсника, для которого Минхёк во всех видимых смыслах первый. Влюбленность тоже первая. Вот дерьмище, это ж надо было так вляпаться. Минхёк помнит слишком ярко свою первую любовь и знает, какой глубины борозды она способна оставить на сердце, как сложно вывести из головы все эти воспоминания на двоих. И Хёнвону потом обязательно будет больно, больнее, чем Минхёку, потому что Минхёк свое первое и вечное однажды уже пережил, и это сейчас почти не болит, отзывается только повышенной сыростью в области легких и дождевой дробью по стенкам ребер, а тогда хотелось забиться в самый темный угол и чтобы никто не трогал. Минхёк помнит каждый срыв, каждое спонтанное решение умереть, яркими бликами вспыхивавшее в голове, и не желает Хёнвону того же самого. Хотя, может, возраст такой был, восемнадцать лет, когда и море по колено, и мелкие неурядицы кажутся проблемами мирового масштаба. Хёнвон все же старше. Он улыбается мягко, трогает осторожно Минхёка за острое колено, привлекая внимание и, правда, ничего такого, просто не бери в голову. Минхёк смотрит долго на руку на своем колене, переводит взгляд на лицо, и в голове помехи, не хватает надписи error, когда здравомыслие опускает рубильник вниз. Минхёк накрывает чужую ладонь своей, ведет пальцами вверх до локтя, чувствуя, как кожа покрывается мелкими мурашками. Хёнвон беспомощно открывает рот, на выдохе тянет тихое Минхёк, и в глазах паника лавиной, морозный холодок бежит по затылку. У Минхёка руки холодные, оставляют на бледной коже красные отметины и ровные полумесяцы от ногтей. Минхёк седлает чужие бедра, зажимая коленями по обе стороны, и улыбается, как черт: зубы ровные, белые, обнажаются, когда уголки губ дергаются вверх. У Хёнвона курс сбит тремя банками пива, его немного штормит, а над лицом Минхёк, красивый до смерти, улыбается. И Хёнвону страшно вообще-то, ладони потеют, руки деть некуда, но тело решает само, подается вперед против воли, и Хёнвон сжимает до скрипа челюсти, чтобы не перехватить Минхёка за талию. Минхёк с громким хлопком впечатывает ладони в спинку дивана, наклоняется близко, касаясь горячим дыханием губ, и смотрит глаза в глаза, а взгляд тягучий, как жжёный сахар. - Заткнись и расслабься, - мурлычет Минхёк, и, господи, как тут вообще расслабиться, когда по телу табун мурашек от одного только голоса и фантомных касаний на губах. Хёнвон в Минхёка вляпывается по-полной, до дрожи в коленях, потных ладоней и отвратительного желания оставить ровный след от зубов на шее. Он пялится непозволительно долго на ключицы, не скрытые глубоким вырезом домашней футболки, и Минхёк вздыхает разочарованно, потому что время идет, алкоголь выветривается, а они еще ничего не натворили. Минхёк проводит ладонью по подбородку, давит пальцами осторожно на щеки, заставляя разомкнуть губы, и целует сам. По-настоящему. Хёнвон захлебывается эмоциями, когда чужой язык лениво толкается в рот и губы начинают гореть от укусов. Минхёк целует медленно, с наслаждением, оттягивает нижнюю губу, зализывая следы зубов. На языке привкус пива и карамельных конфет, и в этом весь Минхёк – он знает, как сделать реальность подобием сказки. Хёнвон забывает про силу воли на второй минуте, лезет широкими ладонями под футболку, поглаживая взмокшую поясницу. Пальцы скользят вниз по линии бедер, сжимают до красноты, выбивая из Минхёка тихий стон, вибрацией оседающий на хёнвоновых губах. Минхёк по инерции подается вперед, проезжается задницей по стояку, и где-то здесь Хёнвон на мгновение подключает мозги, чтобы понять, к чему в конечном итоге все приведет. Еще немного - и Хёнвон уже не сможет остановиться, а спонтанный секс не очень входит в его планы. С Минхёком хочется по-другому, как в фильмах, залитых розовыми соплями, а не по-пьяни на старом диване в зале, от скрипа которого хочется зажать ладонями уши. Он спихивает Минхёка с колен, опрокидывая его спиной на диван, и, бормоча бессвязные извинения, исчезает по направлению к коридору, по пути подбирая с пола рюкзак. Хлопает входная дверь, и эхо долгие секунды после заполняет грохотом тишину. Минхёк закрывает глаза, откидываясь головой на подлокотник, ерошит выбеленные волосы, и это, наверное, дерьмово, когда тебя опрокидывает твой вроде как парень, но в груди у Минхёка странная примесь вины. Хёнвон пишет поздно ночью в катоке, что им нужно будет поговорить, и Минхёк просит сказать все честно, если его что-то гложет.