***
1998 год. Сразу после суда. Ладья плыла по волнам, держа курс на исполинское здание посреди моря, напоминающее издалека маяк. Снизу увешанное водорослями, строение из серого кирпича с толстыми крепостными стенами производило особое впечатление. Его уже ждали. Старший надзиратель Теодор Толлифер, несмотря на свое тщедушие и неказистую внешность, был человеком довольно способным, во всяком случае, по сравнению с другими представителями тюремной администрации: догадливый, не слишком образованный, не слишком умный по своей природе, но достаточно энергичный, чтобы держаться на своей должности, он неплохо разбирался в арестантах, так как без малого двадцать шесть лет имел с ними дело. Относился он к ним холодно, недоверчиво, цинично. Ни с кем этот человек не допускал ни малейшей фамильярности и требовал точного соблюдения всех правил внутреннего распорядка. Малфой стоял перед ним в красивом черном костюме, превосходно сшитом пальто, в ботинках из тончайшей кожи, галстуке из плотного шелка спокойной и благородной расцветки. Его волосы были просто зачесаны, а лицо не выражало никаких эмоций. — Заключенный номер две тысячи пятьсот тридцать семь, — сказал Толлифер зачарованному перу, которое выводило строчки на желтом плесневом пергаменте. — Монтегю. — позвал сопровождающего Теодор. Монтегю был арестантом, как и все остальные. Он отсидел положенный ему срок, но, не имея ни гроша за душой, остался в Азкабане. Монтегю не умел скрывать свои чувства, вот и тогда лицо его было хмурым и озлобленным. — Монтегю! Где тебя носило? Вот, забирай, сегодня больше не будет. Все по схеме, ну ты знаешь. — и шепотом добавил — Видишь, как разодет? Если чего надо ему будет — не дерзи. Спроси лучше, что он может предложить. — Буду я еще перед этим сученышем выслуживаться! Поговаривают, он и его мамаша продали Пожирателей с потрохами! Скитер еще недавно писала о его слушании. Потом могу занести этот номер, — гневно шипел Монтегю. — Монтегю, да насрать мне, что он там сделал. Эта дура невесть что и про Поттера писала. Что? Скажешь — нет? А нам такие «клиенты» не часто попадают, я тоже газеты читаю и знаю, что на берегу у него осталась мамаша, которая, полагаю, ничем не поскупиться ради того, чтобы ее сынок сладко спал. В общем, ты меня понял. Теодора слегка озаботила одна деталь, которая могла стоить новому заключенному жизни. Честное слово, он бы все отдал, чтобы дементоров вернули обратно. Дисциплина оставляла желать лучшего: надзиратели проводили время за чтением бульварной литературы, газет и игрой в карты. Каждый год от скуки они выбирали себе «мальчика для битья» и измывались над ним как хотели. С Пожирателями и вовсе не церемонились по понятным причинам. Он решил, что поговорит с начальником тюрьмы позже. За семь лет этого так и не произошло. — Придется тебе напялить эту штуку, — сказал Монтегю, раскрывая мешок из грубой ткани. В первый миг Драко опешил и взглянул на мешок с неподдельным удивлением. Мешок, нахлобученный на голову, доходил ему до груди, так что он ничего не видел. Эта плетеная тряпка едва не лишила его самообладания. — Идем! — сказал ему провожатый и толкнул его плечо по направлению движения. Малфой оттянул нижний край мешка, чтобы видеть кусок пола, куда он ступал и ненароком не свалиться перед этой корягой Монтегю. Его вели сперва по короткому переходу, ведущему в холл, который разделял верхний и нижний уровни. Там с него ненадолго сняли мешок, обмерили и дали тюремную одежду. Потом провели по длинному коридору, через комнату, где сидели дежурные надзиратели, и, наконец, вверх по узенькой каменной лестнице к надзирателю второго этажа. Там было не так холодно и сыро, но запах плесени и извести все еще витал в воздухе. Драко смутно слышал, как Монтегю переговаривался с охранником, а потом чья-то большая, тяжелая рука подхватила Малфоя под локоть, и его повели дальше. Судорога свела его горло, когда он услышал звон ключей и скрежет открывающегося замка. Надзиратель подтолкнул его к двери, сняв мешок. Взору предстала тесная серая камера, довольно сумрачная, без окон, но с узким застекленным отверстием под потолком. Освещения видимо не предполагалось, так как световые чары устанавливались в коридоре охранниками. В стенах торчали ржавые штыри неизвестного происхождения. В последствии Малфой часто задумывался над тем, чтобы налететь на них с разбегу, но он был слишком прагматичен, чтобы вместо еще пяти-четырех лет умереть в страшных муках, и это если повезет. В углу стояла железная койка с соломенным тюфяком и двумя синими, вероятно, никогда не стиранными одеялами. Напротив койки была приделана небольшая раковина с медным краном. Там же красовалась чугунная параша, опорожнявшаяся в сточный желоб возле стены, промывавшаяся вручную, из ведра. Надзиратель вышел, и дверь зловеще замкнулась за ним. Малфой стоял, напрягая слух, и до него долетал чей-то кашель, глухое шарканье ног, шипение чар и шум волн. Малфой сел на жесткую койку, потом встал и стал мерить шагами камеру. В такой тесноте не разгуляешься, подумал он. Словно ты заживо погребен. Подумать только, что теперь ему придется проводить здесь все время — день за днем, день за днем, пока… Пока — что? Пока Министр не спохватится и не выпустит его? Пока не объявят амнистию для таких как он? А кто он? Пожиратель смерти. Никуда не годный, но пожиратель. Значит десять лет. Ближе к вечеру он устало растянулся на койке. В камере было отнюдь не тепло, и он старался согреться, завернувшись в одеяло, но тщетно. Холод был у него в душе. — Нет, так не годится! — сказал он себе. — Не годится! Этого я долго не выдержу. Промаявшись несколько часов, он уснул.***
Наши дни. Мунго. — Стой около меня и смотри. Это тебе не Розье и не Яксли. В данном случае нужна осторожность. Если что и знает, нам не расскажет, но если правильно выбрать тактику, то расколется. Повезло тебе, что назначили к нему. Кулаками махать любой может, но наша первостепенная задача подобрать ключ, не ломая замка. — просвещал Стеджер молодого Ала Гривса. На улице было еще темно, когда двое авроров вошли в палату. Гермиона, открывшая им дверь, осталась за дверью, невольно наблюдая за их действиями. — Малфой! Живо поднимайся! — громогласно проговорил Стеджер, ставя в центр комнаты стол и двое стульев. Молодой аврор Гривс занял позицию у стены. Драко встал, разлепив красные веки, и посмотрел на них из-под опущенных бровей. — Ну, чего смотришь? Садись. — пригласил Аспер Стеджер более спокойным тоном. Черты лица его разгладились, и он всем видом показывал, что все, чего он хочет — это поговорить по душам. Малфой повиновался, сев на деревянный стул и опустив сцепленные руки на колени. На его скулах заиграли желваки, выдавая внутреннее напряжение. — Для тебя, наверное не секрет, зачем мы пришли. — с ноткой ложного сочувствия сказал Аспер. — Как ни странно, секрет. Не могли бы вы просветить мою скромную персону, мистер...? — начал Драко. — Стеджер. — голос его становился все мягче. — До нас дошли слухи, что опасные преступники каким-то образом проникают в Азкабан и общаются с заключенными. — В тюрьму может проникнуть любой, если он заранее регистрируется. Его провожают прямо до камеры и уводят тем же путем. Не вижу здесь ничего особенного. — нарочито скептически заметил Драко. — Все так. Но ведь если бы охранник услышал, что посетитель и арестант толкуют о чем-то странном, то немедленно бы сообщил об этом. Тем более, к заключенным нижнего уровня посетителей не пускают, только в виде исключения, Малфой. — Стеджер опустил уголки губ и приподнял брови. — Что скажешь? — Скажу, что не имею понятия, о чем вы говорите, мистер Стеджер. Моя камера находится на верхнем уровне, так что посетителей к другим хватает, но я не прислушивался, о чем они говорили. — К другим, значит. А вас не посещают? — Это вас не касается. — Это был риторический вопрос, — парировал Аспер. — И все же, как нам известно, вас посещали за этот год дважды. — Замолчите. — Ваша матушка… — Закрой свой рот! Можешь хоть наизнанку меня вывернуть, но не смей ее сюда приплетать! Вот оно. Стеджер нашел его ключ, осталось только повернуть, но в правильное время. Аспер с легкой улыбкой, поджатой нижней губой и сощуренными глазами качал головой, наблюдая за Драко. Затем резко встал и с силой оглушил Малфоя, снеся его со стула. Полетев назад, он ударился затылком о край кровати. Отодвинув стол, Стеджер подошел к Драко и заехал ногой в солнечное сплетение, задев больное ребро. Охнув, Драко свалился плашмя на холодный пол. Кровь хлынула на пол, когда Стеджер нанес еще несколько ударов по его лицу. Наклонившись к нему, Аспер произнес: — До скорой встречи, мистер Малфой. Надеюсь на ваше благоразумие. Вытерев руки о полотенце, он остановился перед дверью, подозвав к себе Гривса. Гермиона, наблюдавшая через окно в стене все это время, не сразу опомнилась. Стеджер постучал по стеклу и она вздрогнула. — Да, сейчас. Авроры вышли, кивнули Грейнджер и удалились. Только она хотела приступить к своим обязанностям, как к ней подбежала медиведьма Эйлин. — Мэм, мистер Уизли, он очнулся. Вы хотели знать о состоянии его здоровья. — прерывающимся от бега голосом проговорила она. — Хорошо, передай ему, что я скоро буду. С тяжелым сердцем она вошла в палату. После их последней встречи она думала о том, почему не хочет работать с Малфоем. Будь то Долохов или Рабастан Лестрейндж, ей было бы легче? Абсурд. Дело было не в давней неприязни или покрывшихся пылью детских обидах — война все обесценила. Скорее ее возмущал тот факт, что вместо того чтобы наконец заботиться о своих близких, ее вынудили подтирать сопли какому-то заключенному, и не важно, кем он являлся. Драко лежал на спине, голова его была повернута и из носа хлестала кровь. Он прерывисто дышал, сжав рукой ткань в районе груди. Услышав осторожные шаги, он инстинктивно дернулся, его лицо перекосило судорогой боли. — Малфой, не шевелись. Dolor Maxima. — Пошла отсюда... живо. Пошла вон. — Не в том ты положении, чтобы командовать, не думаешь? Я смотрю, голос появился, значит полегчало. Теперь убери руку, я посмотрю, что можно сделать. — Прикончить меня побыстрее, вот что. Я сказал — убирайся. — Да что это такое! Ладно, как хочешь. Episkey. — Гермиона с остервенением направила палочку на его нос. — Арх...Мерлин! — взвыл Малфой, потирая прямую переносицу. — Грейнджер! — Надо же, и память к тебе вернулась, — и уже более грубым голосом продолжила. — А теперь убери руку и дай мне тебя осмотреть, живо. — ноздри ее расширились, а губы сложились в одну линию. Они еще несколько секунд прожигали друг друга взглядом, но Малфой, поняв, что свое достоинство он потерял уже давно, а эта истеричка будет и дальше бросаться в него заклятиями вроде роста ногтей или появления больших гнойных прыщей, повиновался, убирая руку с больничной рубашки. — Вставай и ложись на койку. — Гермиона устало вздохнула. Когда Драко лег, она продолжила: — Рубашку расстегни. — Больше тебе ничего не расстегнуть? — Нет, и не паясничай. Я ведь могу и оглушить тебя. — Да расслабься, боишься? — кривая ухмылка не сходила с его лица. Мерлин, как давно он этого не делал. — Было бы кого. Долго мне ждать? — раздражение в ее голосе нарастало. Драко сделал то, что от него просили. Грейнджер сдвинула брови и начала ощупывать место удара, вызвав болезненную судорогу у Малфоя. — Здесь? — М-мд-да. — Так. Тут какой-то выступ. Видимо сломанное ребро. Раньше были повреждения в этом месте? Малфой скептически поднял бровь. — Откуда мне знать, хотя… ладно. Оно задевает внутренние органы, я предлагаю его удалить и отрастить заново. — Что? Удалить мне ребро? — от такого напора он слегка опешил. — Ну, попьешь Костероста, ничего с тобой не случится. Иначе с возрастом оно даст о себе знать. А на место ушиба я наложу повязку с травами, принесу ближе к вечеру. С возрастом. Неоправданный оптимизм или глупость? Идиотизм. — Ну, так что, удаляем? — Э-э…черт. Да делай, что хочешь, только уйди поскорее. — Brackium Emendo, — произнесла Гермиона, и синее свечение сделало свое дело. — Вот и все. Оставляю тебе набор зелий и инструкцию к ним — читать еще не разучился? — Грейнджер… — Драко не успел съязвить, как она продолжила. — Как я и говорила, приду вечером. Чтобы до моего прихода выпил все до последней капли. — Да-да. Иди уже. — Умыться не забудь, а то похож на Грейбека. Гермиона гневно посмотрела на Малфоя и вышла из палаты, направившись по своим делам. Драко невольно проследил ее путь по коридору. Напомнить ему про Фенрира Сивого было жестоко, но он сам напросился. Малфою подумалось, что она все-таки изменилась. Гнездо на голове превратилось просто в копну кудрявых волос, лицо ее осунулось и потускнело. Драко одернул себя за свое пристрастие к анализу и потрогал место, где недавно была кость. Пусто. Чертова Грейнджер, теперь придется пить эту дрянь. От растерянности он даже не успел ничего толком обдумать. Драко посмотрел на тумбочку, на которой стояло Зелье сна, оставленное ей среди прочих настоек. Только сейчас он понял, как устал, поэтому без раздумий выпил бы его, в последний момент спохватившись, что он все еще в засохшей крови. Умывшись, Малфой взглянул на себя впервые за семь лет в полный рост. — Н-да. Тобой бы на барабанах играть, — заговорил он сам с собой. — А эти волосы? Никуда не годится. Скоро под глазом будет синяк. Просто отлично. Надо будет заставить Грейнджер наложить Скрывающие. И отрезать эти патлы. Закончив сеанс рефлексии у зеркала, он залез на кровать, выпил зелье и опять погрузился в сон.***
1998 год. — Драко, милый, неужели тебе не избежать тюрьмы? — ее бледное лицо смотрело на сына. — Я не хочу, чтобы ты так переживала из-за меня, — сказал Малфой, прежде чем Нарцисса успела снова заговорить. — Я еще не сдался. Возможно, все еще образуется. Я сам виноват. — Не вини себя! — голос ее сорвался, а плечи задрожали. Она обняла его за плечи и посмотрела в глаза — Драко, ты же знаешь, что Поттер должен мне. Напиши ему, попроси о встрече, попроси о помощи, это же твоя жизнь! — Нет! Он уже помог тебе со слушанием, и мне в Выручай-комнате. Вы в расчете, а я даже еще должен ему. Все будет хорошо, мама. Я буду жив. Просто представь, что я уехал куда-то ненадолго. Он взял ее тонкую руку. Она смотрела и смотрела на своего взрослого сына и не находила слов. Драко, ее единственный сын, должен сесть в тюрьму. — Дорогой, а не лучше ли нам уехать из Англии? Начать новую жизнь там, где нас никто не знает? У меня осталась часть наследства от моей матери и украшения. — ее лицо засветилось надеждой. — Если нас поймают, то пожизненное в Азкабане нам обеспечено. Не будем же мы жить под Оборотным до конца своих дней? В крайнем случае, если я все же сяду на полный срок — десять лет не пятьдесят. — Ах, Драко! — она обняла Малфоя так, как никогда не обнимала. Ее руки ласково обхватили его спину, а лицом она уткнулась Драко в шею. Он тоже обнял ее в ответ и закрыл глаза, из которых полились слезы. Так они просидели час, может два, пока Малфоя не забрали авроры. Нарцисса поцеловала его в щеку, сказав напоследок: — Драко, я люблю тебя. Помни об этом всегда. Помни, что ты нужен мне. Не смей сдаваться, тогда и я не сдамся. — Я тоже тебя люблю. Они никогда не говорили друг другу этих слов. Их руки расцепились, и Драко ушел. Нарцисса вернулась к столу, прикрывая рукой дрожащие губы. Глаза ее подернулись дымкой глубокой грусти. Жизнь ее уже второй раз рассыпается прахом. Нарцисса прижала руку ко лбу, где ощущала тупую боль. И вдруг, помимо ее воли, резкие болезненные спазмы сжали ей горло, глаза начало жечь, спина ее сгорбилась, грудь задрожала, и она разразилась рыданиями почти без слез. Она не могла овладеть собой и стояла, вздрагивая всем телом. Внутри себя она слышала отголоски бури, потрясшей ее душу. «Зачем плакать? К чему сокрушаться над тем, чего не вернешь? Разве это поможет?» — спрашивала она себя, но слезы катились по ее щекам, падая на стол.