Мой властитель

Пару дней спустя. — Х-Хибари-сан… — прошептал Савада. — Говори. — Его голос был задумчив, будто сейчас он не здесь, с Тсуной, а где-то за пределом вселенной. — Когда мне можно будет выйти на улицу? — Никогда, — так же равнодушно ответил он. — … — Тсуна опустил жалобный взгляд на шахматную доску. Хибари победно сверкнул взглядом и сделал ход слоном. Парень тоскливо вздохнул и ответил конем. — Поставь на место и думай дальше, — дал команду Кёя. Тсуна лишь сгорбился и тут же убрал фигуру на прежнюю клетку. Выражение его лица было спокойное, даже складывалось ощущение, будто он не думает, а спит, просто ставя фигуры и даже не надеясь победить его. Ведь проигрыш давно гарантирован: большая часть фигур Савады лежала о бок Кёи, другая же настойчиво оставалась на доске. Через пару секунд последовал ход королевой, и суровый взгляд мужчины встретился с невинным взглядом мальчишки, явно не умеющего играть шахматы. — Не правильно. Даю еще попытку. Тсуна еле заметно надулся и убрал королеву. — Разве интересно играть со мной ТАК? — А разве интересно играть, когда уже знаешь, что через первые пять минут победишь? — Я мог бы по мере наших игр набраться опыта и стать полноценным соперником. — М-м-м, то есть ты добровольно соглашаешься остаться со мной навсегда. Я учту. Савада опешил от такого заявления. — Н-нет… Это не так! — спохватился он возразить. — Это так. Потому что я так приказал, — сказал он как отрезал, вертя в руках «съеденную» пешку противника. Тсуна старался не перечить ему, поэтому промолчал и сконцентрировался на игре. Хибари это явно понравилось. Нет, не то, что парень не перечил ему, а молча дал согласие, а то, что тот сконцентрировался на игре. Ведь Хибари видел этого мальчика насквозь: он не надеялся победить, и эта игра скучна ему, поэтому еще в начале игры тот сдался, делая вид, что пытается еще отыграться. Он перестал играться с пешкой и устремил игривый взгляд на нахмуренные брови мальчишки, на его торчащие в разные стороны волосы, на карие большие глаза, взгляд которых бегал по доске в поисках выхода из игры, а потом на пухлые губы, которые периодически сжимались от безвыходности. — Так? — Тсуна победно поднял глаза на него, будучи уверенным в правильности своего хода. Кёя беспардонно продолжал разглядывать губы паренька, съедать их глазами, одновременно взяв нужную фигуру и походив ей. Эта игра уже была не интересна ему. — Шах и мат, — прошептал он, наклонившись ближе к мальчику. — Э-э-э??? — разочарованно простонал тот, устремив взгляд на шахматную доску. Но та была перевернута тяжелой рукой его хозяина, и фигуры разбросались по комнате. — Х-Хибари-сан?! Тсуна был прижат к полу тяжелой тушей, а его губы страстно ласкали губы хозяина, переходя от нижней губы к верхней и снова от верхней к нижней, еле касаясь их своим шаловливым языком. Сердце жертвы нервно скакало — скорее от страха быть здесь же и изнасилованным, чем от нежных чувств. Глаза мальчишки были распахнуты, когда как у Хибари они были чуть прикрыты. Они смотрели друг на друга. Возбужденный и властный взгляд Хибари напротив испуганного и ошарашенного Тсуны. Как ни странно, губы Кёи были мягкие и горячие, но Савада обращал внимание практически на все, но не на это. Он не видел в его партнере никакой красоты, которая могла бы ему понравиться. Он просто не видел ее… или не хотел видеть. Наконец он отстранился от своей жертвы, и Тсуна смог отдышаться и на миг взять себя в руки. Но всего-лишь на миг, так как холодные, как у мертвеца, руки залезли под его футболку, касаясь подушечками пальцев его нежной, чувствительной кожи. По спине побежали мурашки, и он невольно прогнулся от такой резкой смены температуры. Хибари молчал, и это настораживало Тсуну. Обычно тот говорил что-то смущающее и пошлое, стараясь задеть скромность Савады, а потом наблюдая за его реакцией и упиваясь своей маленькой победой, когда тот заливался краской. Сейчас же Тсуна слышал только свои шумные вздохи и шорохи одежды. Хотя стоп. Хибари молчал, но его глаза сверкали, как у волка, голодавшего несколько мучительных дней. Он пронзал мальчишку взглядом. Не на губы, не на волосы, не на шею, а именно в глаза смотрел Кёя. Тсуна испугался такого взгляда, поэтому зажмурил глаза, потом снова открыв их, и встретил те же два сверкающих уголька. Через карие глаза мальчишки он протискивался внутрь — в душу, в потайные желания, мысли, мечты. И Тсуна это чувствовал, поэтому он отвел взгляд и больше не смел смотреть на хозяина. К сожалению для Хибари. Они оба не знали, о чем на самом деле думал их партнер, только чуть-чуть — поверхностно. Властность Кёи и страх Савады — это всего-лишь маски, нацепленные ими же, но ни тот, ни другой и мысли такой не допускали. Тонкие изящные пальцы, будто ни разу не познавшие боли труда, прошлись по животу мальчика, непроизвольно пощекотав его, и огладили неровно вздымающиеся хрупкие ребра. Хибари отстранился, оставив бедные губы паренька в покое, и прильнул к животу Тсуны, рядом с ремнем на его штанах. Язык Кёи поднимался вверх по мере поднимания футболки, оставляя на белой коже дорожки из слюны и укусы. Еще один укус. Он будто вонзает свои зубы в кожу мальчика, в то время как тот сдержанно скулит от мимолетной боли. Руки хозяина задрали футболку как можно выше, приступив к играм с сосками Тсуны. Нежно-розовые маленькие бусинки, которые так и просили их потрогать, потереть… пососать. — Тело как у девочки, — съязвил Хибари вслух, ведь эти мысли давно кружились у него в голове. — Хибари-сан!... Не говорите так, — сразу среагировал тот, покраснев. Хибари явно не понравилось такое обращение. — Накажу. Его руки оставили соски и скользнули за спину мальчишки, крепко прижав его к себе. Плоский живот Тсуны поднялся выше — прямо к лицу Хибари. Он резво прильнул к животу ртом, яростно укусив того. На миг Тсуна подумал, что тот действительно хочет съесть его. Выглядело это так, будто голодный лев сейчас вспорет живот бедному, пойманному им кролику. Савада держался, чтобы не закричать, но зубы хозяина сомкнулись сильнее на его коже, отчего Тсуна чуть не завыл и позволил себе схватиться за черные волосы Хибари, слегка надавливая на них, пытаясь убрать его голову от этой раны. — Больно! Больно, Хибари-сан! Мне больно! — взвыл мальчик, сжав корни волос хозяина и начав вырываться из его хватки. — Пожалуйста!...мне больно! Наконец он отстранился от своей жертвы, приподняв голову, которую все еще крепко держал Савада. Тот же хватал ртом воздух. Он еле держался, чтобы тут же не заплакать. Но сказанные до этого слова Хибари врезались ему в голову, и теперь у него в мыслях вертелось только одно: Я не девчонка! Вокруг рта Кёи красовалась размазанная кровь бедного Тсуны, а на животе жертвы остался окровавленный синяк в виде следа от зубов. Хибари довольно облизнулся, снова прильнув к ране на обмякшем теле. Савада уже был готов к новой порции боли и зажмурился, но мужчина лишь собирал оставшуюся кровь на его животе, вылизывая свой след. Тсуна боялся что-либо сказать, опасаясь, что снова последует наказание. Он решил, что просто будет молчать, что бы ни сказал ему Хибари обидного или смущающего. И не будет плакать. Когда на животе не осталось и красного пятнышка и кровь перестала идти, руки Хибари переместились на ремень паренька, махом расстегнув их. Он начал стягивать со своей жертвы штаны, захватив с собой и его боксеры. Тсуна еле сдерживался, чтобы не начать снова сопротивляться, оправдывая свои действия смущением или нежеланием. Хибари же этому только радовался: никакого сопротивления, никакой мольбы и просьбы о помощи в пустом доме. Но он заставит этого мальчишку раскрыть рот, когда нужно. Он услышит его крики и стоны, когда сам захочет. Одежда, которая была ниже пояса, уже валялась рядом на полу. Одно движение, и футболка мальчишки полетела туда же. Бросив короткий взгляд на голое тело Тсуны, он приступил к приготовлению для самого сока. На тело Савады он еще насмотрится — спешить некуда. Ведь у них много времени на все игры, которые только придут в голову. И именно это радовало хозяина замка. Тсуна, как только остался полностью без одежды, тут же принялся прикрывать пах. — Убери руки, иначе сломаю, — отдал тот короткий приказ, слегка разозлившись. Мальчишка пискнул и приподнял руки вверх, будто на него сейчас нацелили пистолет. Хибари сел на колени, раздвинув хрупкие ноги парня и наслаждаясь прекрасным видом. И даже сильно торчащие ребра вместе с тонкими руками и ногами не вызывали отвращения. Наоборот, эта игрушка казалась хрупкой, будто нажмешь на эти косточки, и они тут же сломаются. Посмотришь на его тело и без слов поймешь: здесь нужна ювелирная работа. С этой игрушкой нужно быть аккуратным, нежным, иначе она больше будет не нужна. Именно этого Кёя опасался больше всего. Хибари провел пальцами по тазу парня, переходя на внутреннюю сторону бедер, еле касаясь кожи. Вдруг он отвлекся и заметил движение мальчишки. — Не закрывай лицо, я хочу видеть его, когда буду тебя трахать. В ответ Тсуна промычал что-то невнятное, так и оставив руки крестом на лице. Кёя промолчал. Всё-таки терпения у него не много, точнее даже его нет. Последовал такой же беспощадный укус на правом бедре. — Ува-а-а-а! Нет, не надо, пожалуйста! — взвыл Тсуна, чуть приподнявшись и беспомощно задергав ногой. — Я больше не буду! Прошу! А Хибари будто не слышал его, он сомкнул зубы на его ноге, руками сжав ее с разных сторон. Но после скулежа над ухом решил всё-таки отпустить её и сильно не калечить ногу мальчишки, чтобы тот не хромал в последствии. Остался такой же синяк, как и на животе, только крови снова выпить Кёе не удалось. Тсуна выдержал и это, он не плакал, только прикусил губу, хотя глаза его уже слегка покраснели от наворачивающихся слёз. — В следующий раз я не передумаю, — сказал Хибари, приступая к делу, от которого его оторвали. Тсуна лишь промолчал. Он знал: если сейчас откроет рот, то слёзы точно хлынут по щекам. Ему было страшно — до сих пор, даже спустя некоторое время после знакомства с Хибари. Он до сих пор казался ему ненормальным извращенным психом, готовым с лёгкостью убить человека, если тот его не будет беспрекословно слушаться. Тсуна боялся быть той самой жертвой этого психа. И как бы он ни страдал, он еще хотел жить, он надеялся, что когда-нибудь сможет отсюда сбежать. Именно это заставляло его не украсть нож из кухни и не перерезать вены где-нибудь в ванной, заставляло не сброситься с крыши замка или отравиться таблетками, хотя иногда, в такие моменты, как сейчас, подобные мысли мельком проскальзывали в его голове. — Мне скучно. Эти слова заставили Тсуну удивленно посмотреть на мужчину. Нет, скорее не удивлённо, а пугливо, шокировано. Если я больше не нужен ему, если ему наскучили такие игры, не значит ли это?.. В голове мальчишки начали проноситься разные мысли, начиная от сворачивания его шеи и заканчивая съедением. Ведь Тсуна не знал этого человека ни капельки. Он не мог сказать точно, что тот не является насильником-каннибалом, который оттрахает свою жертву, а потом, когда станет слишком скучно, съест. Когда Хибари встал в полный рост, схватившись за хрупкие бедра, то мальчишка зажмурился, ожидая от него чего угодно. И вдруг Тсуна почувствовал, как что-то начало проникать в его дырку, что-то толстое и холодное. Он давил на проход мальчишки, намереваясь тщетно протиснуться внутрь. И тогда парень открыл глаза, встретившись взглядом с Хибари. Он пристально разглядывал его лицо, и не было ни капельки понятно, о чем же именно он думал. Савада более-менее смог расслабиться, когда понял, что никто его не убьёт, по крайней мере сейчас, но слёзы предательски потекли по щекам. Он не сдержался. — Больно? — поинтересовался Хибари, хотя по его лицу было видно, что его ни капельки не интересовали чувства и ощущения мальчишки. Он спросил это для галочки. Савада взял себя в руки и, смахнув с лица слёзы, положительно покачал головой. В ответ на это Хибари протянул два пальца к лицу Тсуны, требовательно поглаживая его пухлые треснувшие губы. Мальчишка понял, что от него нужно, и приоткрыл рот, впуская внутрь пальцы. Кёя начал играться с его языком, гладить его, как послушного питомца, пытаться поймать его, раздваивая пальцы ножницами, пока изо рта Тсуны не вытекла слюна. Она быстро покатилась по подбородку, а после занырнула к шее. Хибари же удовлетворительно вынул пальцы и быстро, пока те не высохли, впихнул их в твердое колечко мышц, начав жестко, беспощадно разрабатывать его. Тсуна несильно выгнулся от боли и сдавленно зашипел, чтоб ненароком не разозлить своего властителя. Он был даже удивлен его смене настроения. В одну секунду из обходительного, опытного «любовника» он превратился в голодное животное, которое хочет его здесь и сейчас. И если бы не тугая дырка мальчишки, мужчина бы уже давно бешено, беспощадно вколачивался в кровоточащее нутро, впитывая в себя, как губка, сладкие крики боли его любимой жертвы. Несмотря на растяжку его ануса, Тсуне всё ещё было больно, будто вместо пальцев в него насаживались ножи, режущие плоть изнутри. Он молился, чтобы тот входил хотя бы не так жёстко, иначе его просто разорвёт. Хибари же будто услышал его мысли, но сделал все как раз наоборот. Он вынул влажные пальцы, отчего их обдало холодом, и сразу же заменил их членом. Стало очень тепло, даже буквально горячо, и мягко. Его орган обволокло влажными стенками мышц, сжимало, пульсировало, что доставляло Кёе ещё больше удовольствия. Тсуна выгнулся в руках хозяина, задрав голову назад и чуть ли не вскрикнув. Появилось ощущение, будто по ягодицам что-то стекало. Это знакомое чувство, когда Хибари, мягко говоря, отымел его в первый раз. Если бы не тот опыт, то, возможно, Тсуна и не понял бы, что сейчас снова истекает кровью. Но Хибари это не остановило, хотя на долю секунды он с каменным лицом рассматривал окровавленный анус его партнера. Он плавно начал движения, в ответку услышав крики боли Савады. Член Тсуны, до этого стоящий, лежал замертво, а по щекам продолжали течь слезы. И с каждым толчком Хибари слышал всхлипы с громким ахом. Но это не вызывало у него никаких эмоций. Главное, что ему было приятно и его игрушка от этого не умрёт. Он начал более глубокие движения, насаживая свой член почти полностью внутрь и на самом пике останавливаясь на пару секунд, вжимаясь тазом в свою жертву. Это было самым приятным для него в сексе. Хотелось как можно глубже засадить, до самого конца. Но к сожалению, мальчишка был телосложением мал, отчего Хибари не мог войти еще глубже, чем сейчас, — это был предел. Тсуне же наоборот это доставляло непонятные новые ощущения чуть ли не в самом животе. Со временем чувство заполненности пропало, его анус будто слегка онемел. Резкая боль снизилась, но тем не менее, доставляла еще какой-то дискомфорт, не дающий покоя. Хибари схватился за бока мальчишки и начал насаживать его на себя, тяжело вздыхая. Тсуна зажмурился и пытался найти в ощущениях хоть что-то приятное, чтобы на них же и сконцентрироваться, но ничего не было. Боль и больше ничего. Только легкое онемение, которое и снижало её остроту. Хибари, в отличие от своей жертвы, был доволен. Он чувствовал, что все уже подходит к концу и с каждым толчком накатывается новая волна наслаждения, усиливающееся в геометрической прогрессии. Толчки усилились, стали более резкими, прерывистыми и жестокими, что только прибавляло боли в копилку Тсуны. Говорите, что секс приятен? Ни капельки. Секс — это одно из самых ужасных моментов, которые испытывал Тсуна. Нет, это был даже не секс, все те разы были изнасилованием, и сейчас тоже. И Тсуна обречен был на этот самый «секс» если не каждый день, то через день точно. Мальчишка почувствовал, как внутри член его хозяина запульсировал, и стал с надеждой ждать окончания сего процесса. Это придало сил и желания хотя бы пережить сегодняшний день. Но вдруг его глаза начали медленно закрываться, а тело полностью неметь, начиная от низа. Хибари почувствовал, как тело в его руках начало тяжелеть и расслабляться. — Не падать в обморок, — отдал тот приказ, пытаясь привести мальчишку в чувство. — У меня нет никакого желания трахать полумертвое тело. Тсуна, услышав хриплый голос Хибари, на секунду пришел в себя, но только на мгновение — после этого его глаза сразу закрылись, а сознание отключилось. И если бы Тсуна понимал, что избежал лишних пары минут мучений, то в глубине души был бы очень рад.