Царь Спарты

      Прошло восемь лет. В Микенах владычествует царь Агамемнон, проводя значительные реформы и жестоко наказывая провинившихся. Агамемнон был суровым, но справедливым правителем. Царь сдержал слово, данное Тиндару, и относился к своей пожилой супруге с сыновней почтительностью и уважением.       Клитемнестра, властная женщина, часто сам царь оказывался ей слугой. Детей же у них долгие годы не было. Агамемнон знал, на что идет, когда брал принцессу в жены, поэтому придумал хитрость. Но об этом позже.       Пока устремим свои взоры в Спарту, где правит благосклонный и милостивый Менелай. Правит? Нет, скорее царствует. Горькая правда в том, что Менелай был интересен Тиндару лишь как отец наследников Елены. Фактически правителем Спарты давно был назначен Агамемнон.       Говорили, что еще в самом начале правления юный Менелай любил приглашать во дворец молодежь всех слоев населения — и знатных, и не очень.       Народ собирался на праздник Диониса — и до утра слышны были песни, смех, звон бронзовых чаш… На таких праздненствах часто появлялся Идоменей. Он был много старше Менелая, но любовь к играм и веселью, свойственная всем жителям Крита, оставалась с ним долгие годы. Идоменей когда-то сам был претендентом на руку Елены, но связанный клятвой ахейцев, выбрал себе в жены светлоокую Меду, племянницу Тиндара. Именно со свадьбы Идоменея и Меды начались эти безконечные ночи веселья. Но, вскоре приехал Агамемнон и запретил всю эту вакханалию…       Только взойдя на престол, Менелай первым же делом отправился в Калидон, зачем, я думаю объяснять не надо. Придворным же было сказано, что царь собирается привезти из Калидона своего лучшего друга — на постоянное жительство. Но никому и в голову не пришло, что лучшим другом царя была прекрасная этолийка.       Появление молодой женщины с ребенком во дворце вызвало град возмущений, но они быстро были пресечены царем. Ничего не скрывая, прямолинейный Менелай объявил, что, да, Мегапенф его сын, и чтобы все относились к нему как подобает царскому сыну. Но только ни слова брату!       Русокудрая Гермиона подрастала, по красоте приближаясь к своей матери. От Елены она унаследовала белоснежную кожу и статную фигуру, от Менелая — цвет волос и глаза — глубокие, бездонные, подобные критской ночи… Гермиона была невероятно активным ребенком — с радостью принимала участие в охоте и игрушечных сражениях с братом и друзьями, и почти никогда не оставалась во дворце. Она не ощущала не себе любовь матери… Елена не испытывала к дочери особенной нежности… Менелай — тот в ней души не чаял, позволяя дочери — с хорошей точностью сказать — все. Несмотря на природную дикость и самостоятельность, девочка все-же нашла себе близкую подругу среди придворных женщин. И это была та самая Пиерида, мать ее брата.       Царь Менелай же сильно изменился за эти годы. Из невзрачного веснушчатого юноши он превратился в настоящего мужчину с благородным и добрым лицом. Но, несмотря на столь сильные изменения, все тот же чистый и наивный взгляд огромных черных глаз, остался прежним.       Одна вещь беспокоила царя по-настоящему. Шли годы, а Елена так и не подарила ему наследника. Сына Пиериды он не мог считать таковым — лишь потому, что власть в Спарте передавалась только по линии Тиндаридов. Это не могло не огорчать Менелая. Он любил сына и воспитывал его как царевича, однако, скрывая его от собственного брата. Причиной тому был, конечно же, кошмар детства… Доходило дело до абсурда. Когда Агамемнон приезжал в Спарту, Менелай прятал сына в своем тереме, приставив охрану.       О несчастье Елены знала Клитемнестра. Она вскоре и сообщила мужу об этом. Надо сказать, что первое время это было на руку властному Агамемнону:        — В случае смерти Елены трон наследовать будет некому. Спарта перейдет в мои владения…       — А Менелай?       — Ты сама видишь — он показал себя неспособным правителем, зависимым от народа. Так недалеко до того, что народ будет диктовать ему свои условия и выбирать наследника. Но он мне уступит.       Что же Менелай? Страшное детство оставило неизгладимый след, он боялся как бы брат не уничтожил его любимого сына.       Пребывая в полной задумчивости (а возможно, апатии), Менелай, чем дальше, тем все больше уступал правление своему брату, а сам все чаще предавался полному безделью, проводя целые дни в мраморном бассейне в окружении очаровательных гетер и придворных музыкантов… Как он впоследствии вспоминал, даже моржи Протея не позволяли себе такой праздности.       Лишь к ночи возвращался Менелай в терем Елены. Где вновь получал очередной отказ. И так продолжалось десять лет.       Царица Спарты и вправду казалась безчувственным истуканом… Пока одно событие не перевернуло всю ее жизнь — а возможно, и историю.