***
Менелай очутился в огромном зале с массивными колоннами. Посреди зала, на небольшом возвышении воздвигнуто изваяние красивой женщины. Подойдя ближе, Менелай вдруг остановился. Это не изваяние. Это она. То, что увидел Менелай, не поддается описанию… Сказать, что она была прекрасна — значит ничего не сказать. Ее лицо казалось сделано из мрамора — белого, с розовыми жилками, будто колонна, украшенная медными лозами — таковы были ее кудри, огненной рекой стекающие по белоснежным плечам… И огромные пепельного цвета глаза то открывались, то закрывались в такт дивной мелодии, слышной только ей самой. Она вся была одета в белое, и только изумрудное ожерелье на открытой груди придавало белоснежной коже невероятный золотистый оттенок. Мгновенно кровь застыла в венах. Менелай узнал ее. Она сама явилась в тот день… или это был мираж? Менелай будто завороженный смотрел на это чудо древней Эллады… Он стоял не шелохнувшись и почти не дыша… « — Уподобившись Амфиону…» — впоследствии вспоминал он. Она казалась совершенно равнодушной. Взгляд был отрешенным. — Елена — живая копия Афродиты и покровительница Спарты. Ты должен принести ей жертву. — шепнул ему Агамемнон. Слуги привели молодого оленя. Его-то избранник спартанской богини должен был принести в жертву — кому — своей будущей жене. Калхас, главный жрец Зевса, вручил Менелаю серебряный кинжал. Животное было связано веревками и мучительно ожидало исхода… Менелай нерешительно подошел к жертве и дрожащей рукой занес над ней кинжал… Вдруг юноше показалось, что олень на него смотрит… И этот умоляющий взгляд показался ему знакомым… — Плисфен?! — в ужасе отпрянул Менелай, выронив нож… — Что происходит? — вмешался Тиндар. — Смелый юноша испугался оленя? — засмеялся он. — Не обращай внимания, о достопочтеннейший царь. — мрачно сказал Агамемнон. — Этот кошмар преследует его с детства. Агамемнон посмотрел на брата с укором и прошипел. — Не позорь славное имя Атрея! На что побледневший Менелай дерзко ответил: — Атрей уже опозорил свое славное имя! Тиндар их не слышал. Старый царь имел неважный слух, братья говорили тихо. — Послушай, братец, будь мы одни — я бы хорошо врезал за эти слова. Но сейчас нельзя. Не тяни время — делай, что говорят. — Я не буду этого делать. — жестко сказал Менелай и хотел было выйти. — Стой! — Агамемнон оттащил его за плечо. — Ты не сделаешь — другие сделают! С этими словами Агамемнон поднял с пола нож и приблизился к животному. В этот момент веревка оборвалась, и олень сбежал — никто не смог поймать его… Воцарилось молчание. Нарушил его грозный голос Калхаса: — Гнев Спартанской богини отныне на тебе, Менелай. Но делать нечего. Царь злился, но слово свое сдержал. — Свадьба назначена на завтра. — Как завтра? Мне же еще… Шестнадцать лет! Но царь его не слушал. Когда же Менелай повторил свой вопрос, Тиндар на него закричал. — Знаешь, сколько лет мне? Девяносто восемь! Я вот-вот сойду в дом Аида! И кому останется Спарта? Кому??? Сыновей нет в живых, внуков тоже нет. Ты думаешь Елене возлюбленный нужен? Нет! Мне нужны наследники! Ты самый молодой, она выбрала тебя! Если умрет моя дочь, к власти придут варвары и разрушат Спарту и Микены! Так что выбирай — ты или варвары! А не хочешь — так скатертью дорожка в Тартар! Испугался Менелай и, попросив прощения за свои слова, согласился. Тиндар благословил дочь и ее избранника и объявил, что назавтра назначен свадебный пир. Пока же Менелаю предстояло — после обеда и теплой ванны — отправиться в терем Елены. Он хотел было крикнуть: — Нет! — но слуги по приказанию царя схватили его за руки. Пришлось повиноваться. Есть ему не хотелось — от волнения и ужаса пропал аппетит, что случалось с принцем крайне редко. За столом он лишь надкусил персик. Вино было с сильным запахом смолы, что указывало на невысокое качество и с непривычки вызвало горечь.***
Главная жрица проводила Менелая в неприкосновенные покои Елены. Сейчас откроется дверь, и она будет совсем-совсем близко. Помутнение сознания повлекло за собой бред… Сердце стучит так, что, кажется, на этот стук сбежится весь дворец. А то и вся Спарта! В полном вооружении… Кто нарушил покой Елены? Кто проник в неприкосновенную опочивальню? Поймать злодея! При этой мысли что-то кольнуло в груди принца. Принцесса, подобно царственной львице, возлежит на своем широком ложе и смотрит на пылающую лучину. Взгляд ее показался Менелаю ледяным. Странно, когда он еще мальчиком видел ее изображение тогда, в саду, Елена была несколько другой — более теплой и приветливой… — Привет тебе, юная царевна… — прошептал Менелай, едва не захлебываясь от волнения. Ледяная богиня даже не посмотрела в сторону взволнованного — и невероятно перепуганного юноши. Она по-прежнему смотрела на огонь. Менелай приблизился к ней… Елена встала в полный рост. Она и правда была очень высокой — даже немного выше своего избранника. Как настоящая богиня. Юный принц не успел еще растеряться, как Елена уже предстала пред ним в том виде, который так жаждали увидеть тысячи претендентов… Потрясенный увиденным, Менелай застыл, подобно Амфиону, во второй раз… — Тебя не для того прислали боги, чтобы любоваться мной. — хладно промолвила Елена. — Не теряй время даром. Он хотел было подумать, что делать с запутавшимся одеянием — свадебный хитон, подаренный Тиндаром, оказался слишком длинным — но случайно наступил на его край. Плохо прикрепленная застежка оторвалась, и весь наряд полупрозрачной лавиной сам спустился на пол. В мгновенье ока лед соединился с пламенем, и полученное соединение растворилось в объятиях ночи…***
Солнце уже клонилось к закату, пытаясь своими алыми лучами разбудить новобрачных, но оба спали как убитые. Наконец, в комнату пробралась няня Елены старая Климена. Увидев последнюю спящей в объятиях Менелая, она вскрикнула и упала в обморок. Елена проснулась и бросилась поднимать старушку. Няня знала, сколько лет Елене и надеялась, что та выберет в мужья хотя бы Идоменея, который был уже состоявшимся царем. — Ох, Елена… Жестокая ты. — сквозь слезы шептала няня. — Стольких женихов разогнала — а этот-то совсем дитя! И не стыдно? — Успокойся, няня, — сказала Елена. — Афродита даровала мне молодость до конца моих дней. И… Менелай совсем уже не дитя. — сказала она с какой-то странной улыбкой. — Он твой очередной каприз. — не унималась няня. — Он, чистейшая душа. Эх, бедный мальчик… Загубишь ты его. — Ну, брось, няня, — засмеялась Елена. — Ты как всегда приносишь одно уныние. Менелай, поцеловав принцессу, по традиции оставил ей свой дар — золотой перстень с изумрудом, подарок отца. Но как впоследствии он любил говорить: « — Тот дар ничто, по сравнению с другим». И, конечно он имел в виду маленькую Гермиону. Менелай вернулся в терем — и себя не узнавал. Куда пропал тот невинный, искренний мальчик, беззаветно, по-братски, любящий свою девушку-друга? Он посмотрел на себя в щит… И глаза не те, и брови не те, едва заметная растительность покрыла подбородок и часть верхней губы… Что ж он, раньше этого не замечал? — О, боги… Что она со мной сделала? Хитон казался слишком коротким, пояс — слишком тесным… Почему-то вдруг стало невыносимо жарко и тошно. Агамемнон вошел в комнату брата — и успел вовремя. Мощным движением отлично заточенный кинжал был выбит из рук юноши. « — Несчастный трус!» — заорал на него старший брат и ударил его по лицу. Менелай молчал. Его мысли были совсем в другой стороне. — Ни одна женщина, как бы хороша она не была, не стоит твоей жизни! Тем более, жалкая рабыня. — Хорошо же, — со злостью думал Менелай. — Я теперь почти царь, и у меня есть право на любое желание.