Царь Спарты

      Прошло несколько лет. Мальчики стали юношами. Агамемнон отличался особым мужеством и храбростью, Менелай — светлым умом и доброжелательностью, столь редкой для воинов микенской эпохи.       И, несмотря на столь сильное различие, братья никогда не ссорились друг с другом — еще в первый день прибытия в Калидон они поклялись друг другу никогда не враждовать, как Атрей и Фиест, и при нанесении обиды одному из них вступаться за брата и мстить обидчику.       Агамемнон много думал о государстве и отношениях с другими странами, часто давая Энею дельные советы.       А что Менелай? Лишившись голоса, он, однако, недолго горевал, посвятив себя новым увлечениям — борьбе, метанию диска и копья. И в последнем, кстати, достиг особенных успехов.       В Этолии часто устраивались гонки на колесницах. Однажды увидев, маленький Атрид, с замиранием сердца наблюдал захватывающее зрелище. Он тоже хотел так, подобно стремительному Борею, мчаться вдаль, за горизонт… Поэтому каждый раз просил брата позволить ему хотя бы немного поуправлять колесницей. Агамемнон был непреклонен — не хватало еще, чтобы по глупости мальчишка пал жертвой разъяренных коней! Однако, все быстро проходит — особенно детство.       Когда Менелаю исполнилось тринадцать, Эней подарил ему золотую колесницу, запряженную парой пепельно-вороных коней. Принц чувствовал себя в Эллизиуме от счастья. Тихо и осторожно проехал он свой первый круг на долгожданной колеснице. Но затем так увлекся, что нигде его не видели иначе, чем с вожжами в руках, летящего по Этолийской равнине. От яркого солнца русые кудри его становились золотыми, и лицо покрывалось веснушками… И улыбка озаряла его лицо, когда с дворцовой стены смотрела нежноокая Пиэрида…       — Любовь к коням и гонкам у нас наследственная, — говорил Агамемнон Энею. — Слава Пелоппа до сих пор гремит в Элладе. Да и бабушка, Ипподамия, была страстной любительницей гонок.       Вскоре Менелай стал первым в Калидоне, а позже — и во всей Этолии в этом виде спорта. Принцу стало скучно. Хотелось поучаствовать на межгородских соревнованиях. Брат не хотел его отпускать, но вскоре вынужден был уехать, предоставив Менелая самому себе.       Юноше только этого и надо было. Узнав об играх в соседней Фессалии, он отправился туда, и вернулся с золотым венком победителя. Дальше — состязания в Локриде… И вновь триумф!       Вскоре поступило приглашение на Олимпийские игры. Как мы знаем, основателем их был царь Пелопп, поэтому его потомки должны были присутствовать на играх — как почетные гости.       Но Агамемнон был в это время в Спарте и не мог приехать.       Отправить туда Менелая? Но почему бы и нет, он уже может присутствовать на играх. Но отнюдь не участвовать. К состязаниям допускались юноши достигшие восемнадцати лет.       — Диомед, присмотри за моим братом. — сказал, уезжая Агамемнон. — А то ты ведь знаешь его… Он должен присутствовать на играх — но только в качестве зрителя.       Менелай был возмущен таким поворотом событий. Он мечтал присутствовать на них не просто как почетный гость, внук основателя, но и сам принять участие в состязаниях. О чем и сообщил Диомеду. Тот сначала долго не хотел его слушать, но затем поддался уговорам. Тем более, видя, что младший Атрид по силе и ловкости ничем не уступает старшему.       — Думаю, тебе можно дать и восемнадцать. На вид ты не хилый подросток. А брату ничего не скажем.       И вот Менелай и Диомед прибыли в Олимпию. Участники собрались. Суровый стражник спрашивает каждого, кто он и откуда.       — Диомед Тидид, из Калидона.       — Проходи. А ты кто?       — А это мой друг, Менелай Атрид, из Микен. И между прочим, внук Пелоппа. Он присутствует здесь как почетный гость.       — Сколько тебе лет?       Видя, что к участию допускают юношей только с восемнадцати лет, Менелай соврал, что ему девятнадцать, хотя на самом деле было немногим более четырнадцати. Впрочем, он и выглядел взрослее своих лет и голос имел достаточно ровный — он поломался еще в двенадцатилетнем возрасте.       Вдруг среди участников увидел он своего двоюродного дядю, критского царя Идоменея. Ну все, сейчас дядька его выдаст!       — Менелай, ты ли это? — удивился царь. Последний раз он видел племянника лет семь назад, в Микенах. — Что ты здесь делаешь? — с ужасом спросил он.       — Приветствую тебя, царь Идоменей. Ты знаешь, я больной до лошадей и гонок… Хочу поучаствовать. Не говори, сколько мне лет — я уже созрел для больших соревнований.       Идоменей хотел сказать ему что-то важное, но в это время объявили о начале игр.       — Участник Менелай Атрид из Микен, девятнадцать лет!       Менелаю предложили надежную закрытую колесницу, но он, посмотрев на нее, попросил другую. « — Это не колесница! Это тачка, на которой бочки возят!» — засмеялся судья.       — Неважно! Она открытая, — настойчиво отвечал Менелай. — Я хочу, чтобы все лучше видели изгибы моего корпуса — чего не дает закрытая»       Пришлось уступить. « — Смотри, Менелай, это опасно!»       Но спорить без толку.       Менелай быстро вскочил на самодельную колесницу и дернул поводья…       Об этих гонках долго вспоминали в Олимпии… Как ветер пронесся Менелай по ипподрому на абсолютно плоской поверхности. Возможно, небольшой рост сыграл здесь свою роль — как показатель большей устойчивости. Остальные участники были в большинстве своем высокими. На самой большой скорости он выхватил копье и оно тотчас достигло цели… Диомед и Идоменей, сидевшие все это время как на иголках и молившие Геру и Афину о благополучном исходе, облегченно вздохнули.       — Итак, в гонках на колесницах побеждает… Менелай!       Взволнованный принц дрожащими руками принял награду из рук царя.       — Идоменей! Диомед! — в восторге закричал Менелай. — Вот мой первый настоящий трофей!       Стоит ли говорить, как отреагировали друзья на его ужасающий трюк. Оба по очереди — и поздравляли его, и ругали, и плакали.       В Калидоне его встречали как героя.       Однако, когда весть об участии брата в гонках — а тем более с учетом особенности колесницы — донеслась до Агамемнона, тут никто уже не смог вмешаться… Старший брат настолько рассердился на Менелая, за то, что он подверг свою жизнь опасности, что решил его по-настоящему наказать.       Не говоря ни слова, Агамемнон отвел брата в свой терем и по-настоящему надрал ремнем. А на следующий день никто не мог понять, почему юный принц не садится во время трапезы… Не желая больше подвергать брата риску, Агамемнон посадил его под домашний арест…

***

      Жажда приключений и побед переполняла принца. Ему стукнуло четырнадцать. Когда, наконец, наступило долгожданное взросление, и первая любовь вспыхнула в сердце юноши…       Это была Пиэрида.       Менелай проводил с ней почти все время — они вместе играли, они оба пережили ужасное детство и побег из дома — их связывала дружба. И даже более того. Менелай любил ее. Любил как друга, как сестру, как красивую девушку — а она была таковой… Осенью, когда отмечался праздник цветов, дети часто проводили время в священной роще — и Менелай, сплетя венок из распустившихся магнолий, надевал его на темно-русые кудри прекрасной Пиэрида. Девочка смущенно улыбалась, и эта улыбка казалась ему прекрасней сверкающего наряда Амфитриты. Юный принц заключал ее в свои крепкие мальчишеские объятия и тихо шептал:       — Я люблю тебя, Пиэрида…       Как-то раз Пиэрида пришла навестить принца после вечерней ванны с цветами, чтобы рассказать ему на ночь сказку. Менелай всегда с нетерпением ждал вечера, чтобы вновь услышать нежный серебристый голос прекрасной этолийки.       Появилась Пиэрида. Свет заходящего солнца играет на ее волосах, волнами ниспадающих на небольшие изящные груди, открытые по моде того времени.       — О, боги — подумал Менелай — неужто кто-то есть в мире красивее? Разве что сама Афродита.       На мгновение показалось, что неизвестная до этого времени сила неизбежно притягивает его к Пиэриде.       Не помня себя от волнения, Менелай так обратился к своей подруге.       — Пиэрида… Я хотел сказать тебе…       — Я слушаю, Менелай.       — Знаешь, я уже совсем не ребенок. Мне целых четырнадцать лет. И ты… знаешь, что я люблю тебя. Так… Может быть сейчас… Того… — он смутился и заметно покраснел.       Менелая нельзя было назвать красавцем. Это был юноша среднего роста, коренастый и с виду немного неуклюжий, с густыми, почти сходящимися на переносице бровями. Но в его глазах, по-детски наивных, едва мелькал уже совсем не детский огонь.       Менелай отстегнул золотую застежку на поясе Пиэриды — четыре лазурные волны мягко опустились под ноги… Не отрывая взгляда от прекрасной этолийки, Менелай на минуту замер, как бы предоставляя своей избраннице право на раздумья.       Пиэрида с минуту колебалась, но испепеляющий взгляд взял верх, она ему уступила…       Однако, едва коснувшись желанной поверхности, Менелай резко отшатнулся.       — Что с тобой? — испугалась Пиэрида.       — Уйди… Он убьет тебя.       Бедная девушка ничего не поняла. Менелай завернулся в одеяло.       — Лучше я погибну, чем ты…       — Менелай… Не думай об этом. Наша судьба в руках Геры.       Агамемнон, однако, заподозрив неладное, запретил Пиэрис появляться в покоях юного принца.       — Ты не посмеешь даже пальцем тронуть женщину, пока я не выберу тебе жену.       — Я женюсь на Пиэриде!       — Ты этого не сделаешь. — холодно отвечал брат. — Потому что я не позволю.       Менелай, конечно, злился, но сделать ничего не мог — он знал характер брата и жестокие нравы микенцев.