Я больше не пью. Но и меньше тоже.
Проснулась я в неожиданно мягком месте. Голова не просто болела, она раскалывалась и трещала по швам. Перед глазами разве что звездочек не было, а во рту словно табун лошадей пробежал. Я взяла с прикроватной тумбочки кем-то подготовленные заранее две белые таблетки и запила их водой. Правда, хотела бы я сказать, что они тут же подействовали и боль в голове утихла, но увы. События вчерашнего вечера припоминались смутно. Сначала мы набрались у Саши, потом пошли к Герману, а потом обратно к Саше. Самым безобидным нашим развлечением оказались танцы посреди улицы, остальное и вспоминать стыдно. Честно говоря, я просто отлыниваю — вспоминать не стыдно, а больно, каждая мысль сопровождается стуком десятков дятлов о кору моего мозга (или того, что от него осталось). Отчетливо помню, как засыпала — с мокрыми волосами, не попадая зубом на зуб и с мыслями о гребаном математике. Что ж он так въелся в мой мозг? Вывести бы его оттуда. Из квартиры не было слышно ни звука, с чего я сделала вывод, что Владислав Александрович еще спит или уже успел куда-то свалить. Второй вариант казался маловероятным, так что я склонилась к первому. Встав с кровати, я поняла, что одежды у меня нет от слова «совсем». Вчерашняя насквозь вымокла (и сомневаюсь, что высохла после того, как я оставила ее на полу в ванной), а махровое полотенце — тот еще наряд. Пожав плечами, я с трудом влезла в холодные влажные джинсы и такой же холодный топ. Не соблазнять же я его, в конце концов, пришла. Тихо, чтобы не разбудить учителя, прокралась по коридору и собиралась было обуваться, когда услышала за спиной раздраженный кашель. Тяжко вздохнула и обернулась. Ну что ему в такую рань не спится? Нет, дремать в свое удовольствие — надо ловить шестнадцатилетних учениц, пытающихся свалить из твоей квартиры. — Доброе утро, — неловко поздоровалась я, подняв на учителя взволнованный взгляд. Он был готов меня убить. Это ж что я такого натворила вчера, что он рвет и мечет? Или сам факт моего алкогольного опьянения настолько его вывел? — На кухню. Живо! Бросив разочарованный взгляд на дверь, я сняла наполовину зашнурованный ботинок и поплелась за Владиславом Александровичем. Он заварил крепкий зеленый чай и грубо поставил передо мной чашку. Учитель облокотился на подоконник, достал сигареты, дав мне возможность понаблюдать за ним хоть немного. Черт, о чем я думаю! Не хочу я на него пялиться! «…или хочу?» — спросила я себя, когда попалась на мысли о его крутой фигуре. Сейчас он был в футболке, которая не закрывала, а только подчеркивала все его прелести. Владислав Александрович не был шкафом, как Шурик, или «вечным студентом», как Гера. Он представлял собой что-то среднее, но слишком привлекательное. — Еще чуть-чуть и буду брать деньги за просмотр, — эй! Это моя фраза! — Плагиатор, — улыбнулась я в чашку, отводя взгляд. — Что есть, — учитель пожал плечами. Еще пару минут мы провели в молчании. Мужчина пытался скрыть это, но я видела, что он волнуется. Не выдержав, я все-таки спросила: — Что было вчера? Если бы Владислав Александрович успел сделать глоток, то поперхнулся бы. Он стремительно сменил дислокацию, оперся на стол и уставился на меня своими долбанными серыми глазами. — Ты ничего не помнишь? — С каких пор Вы стали отвечать вопросом на вопрос? Учитель не смотрел на меня, прятал взгляд, надеясь не дать мне догадаться. Он, уже скорее по привычке, нежели от злости, закатил глаза, а затем сделал глоток моего (!) чая, скривившись. — Ты что, без сахара пьешь?! — возмутился Влад. — А Вы что, с сахаром пьете? — я наивно улыбнулась и хлопнула ресницами. Мой внутренний голос отказывался называть учитель по имени-отчеству. Отчего-то мне кажется, что не каждая девушка у него по ночам зависает. Эта мысль вселила в меня какое-то странное тепло, поэтому я улыбнулась, вызвав удивленный взгляд учителя. Сейчас он не казался мне тем, кто преподает у нас математику — несправедливым тираном, снобом, эким Северусом Снейпом в первых двух книгах. Даже его раздражение в этот момент казалось напускным, только для публики. — Я отвезу тебя в интернат через час, собирайся. — Я собрана, — пожала плечами. — Ты так и поедешь? Одежда ведь мокрая. — А у меня есть выбор? Влад что-то пробурчал и вышел из кухни. Спустя пару секунд раздался скрип дверок шкафа, а еще спустя миг учитель вошел в кухню и бросил мне джинсы и кремовую футболку. Откуда у него женские вещи? Видно, мой взгляд меня выдал, потому что Влад, бросив «Не спрашивай», скрылся в неизвестном направлении. Да-а, у нас тут все веселее и веселее…***
— Мало тебя в детстве били, — причитал Саша, держась за голову и посматривая, время от времени, на пробегавших старшеклассниц. Я пожала плечами. Правду ведь говорит. Шурик пришел сюда пару часов назад, но визит его, в связи с моей пропажей, затянулся. Видно, Влад деликатно забыл оповестить интернат о том, что я была благополучно доставлена в его квартиру еще вчера вечером, так что сейчас я покорно ожидала приема у директрисы. Вместе с моим верным рыцарем, который согласился (нет, я его не заставляла) выслушать историю ночных приключений. — Ты почему не сказала, что сбежала, а? А ушла ночью зачем? Приключений на одно место захотелось?! Невинно хлопая глазами, взирала на Шурика. Ну, чего он разорался, а? Понимает же, что ни он, ни я вчера мыслить здраво не могли. Именно поэтому он вырубился в обнимку с Герой, а я вышла «подышать свежим воздухом». — Ты пойми, — все продолжал Шурик, — я ж за тебя волнуюсь. Ты хоть и умная, а ребенок еще. Ты как умудрилась Влада встретить? Влада? Это он о Владиславе Александровиче? Эй, чего это Шурик фамильярничает? Я поспешила озвучить вопрос в голос. — Диану помнишь? — я кивнула. Милая девушка на пару лет старше меня. Она несколько раз приходила ко мне вместе с Сашей, когда отца подолгу дома не было. Не скажу, что мы были подругами-не-разлей-вода, но статус девушки Шурика ее в моих глазах подымал. — Она его младшая сестра. Сводная, правда. У них мать в прошлом году скончалась, так Влад ее к себе перевез. Я же рассказывал, Дань! Да, но ты не говорил, что это именно тот Влад! Информация не укладывалась в моей голове, путалась и бегала так, что Броун бы позавидовал. Да чтобы милая и кроткая Диана была сестрой этого чудовища! — Ты гонишь! — констатировала факт я. Ну, не мог мой мозг поверить в эту поистине нереальную информацию! — То, что она его сестра или то, что я тебе это уже рассказывал? — Ха. На этом наш разговор окончился. Из кабинета директрисы вышел усатый дяденька за сорок в полосатом костюме, окинул снисходительным взглядом нас с Шуриком и удалился из приемной. — Вот это кадр, — прокомментировал мой друг, но я уже стучала в дверь. — Войдите! Я вздохнула и вошла. Боялась ли я гнева директрисы? Нет. Боялась ли я выговора? Нет. Единственное, чего я боялась — увеличения срока пребывания здесь. Я скучаю за своей жизнью, за Притоном — квартирой Геры, шутливо названная нами так за то, что в ней вечно столпотворения. Скучаю за шумными вечеринками и ночными посиделками с Шуриком на крыше. Даже за Димой и его сестрой Сашей — фанатами мотоциклов, что часто тусуются в Притоне. Я не помню, чтобы моя жизнь когда-то была такой серой. Время в интернате «летит», словно перегруженная улитка, а день кажется вечностью… — Богдана, это недопустимо! Такое поведение нарушает всю нашу систему! Подрывает авторитет! Я понимаю, что тебе хотелось поздравить друга с таким праздником, но ты могла хотя бы предупредить! А чёй это я праздновала? И почему я такого не помню? — Эм, извините, а… Кого поздравить? Анастасия Леонидовна посмотрела на меня, как на умалишенную, а затем опустила взгляд в бумаги. — Александра Николаева. Владислав Александрович сказал, что ты сбежала к нему на свадьбу. — А, вы об этом, да. Извините, что не предупредила, просто мне о-очень хотелось поздравить Сашу… со свадьбой, - ого, Влад меня не спалил! Так еще и отмазку придумал. Я за такое даже отблагодарю при встрече! Директриса одобрительно кивнула и вместе со мной вышла из кабинета. Оставив меня в приемной, она пошла дальше, бросив Саше радостное «Поздравляю! С этого дня начинается Ваша новая жизнь!». — Это что было? — Шурик поднял бровь, когда дверь за женщиной закрылась. Я вздохнула: — Походу, начало новой жизни. Увы, моей.