Если ты огонь, я твой дым

Не все тайны заканчиваются хэппи-эндом.

Когда я проснулась, глаза открылись с большим трудом. Да и вся я запухла, словно на меня напал рой пчел. На самом же деле, я просто плакала всю ночь, пока не заснула с первыми лучами солнца. Сейчас я бы скорее выбрала быть покусанной роем пчел, чем признаться в том, что проявила свои настоящие чувства. Это мне совсем не нравилось — не привыкла я быть слабачкой. Девочки не терроризировали меня вопросами, они понимали, что адаптационный период прошел и теперь слезы — естественная реакция на расставание с родными. — Идем на урок? — нарочито ярко улыбнулась Лиза, словно могла заразить меня хорошим настроением. Думаю, этого она и добивалась, так что я бойко подпрыгнула на кровати: — Без нас там будет скучно, так что да, идем. — Думаю, — в разговор вступила Света, — что и с нами там будет не особо весело. Как вам пара математики? Мы с Лизой одновременно тяжко вздохнули. И если Лиза вздыхала от чистого сердца, то я блефовала. С одной стороны мне было страшно встречаться с Владиславом Александровичем после того момента, но с другой… Я безумно хотела увидеть его и сравнить с тем, кто сидел со мной почти час, лишь аккуратно поглаживая по голове и убаюкивая своим дыханием. Об этом я не сказала никому: ни Жене, ни Свете, ни даже Лизе, которая, казалось бы, читает все по моим глазам. Пятнадцать минут и я готова идти. Не помню, когда еще я так быстро собиралась. Обычно только на макияж тратила полчаса, а потом еще сорок минут выбирала одежду. Между прочим, очень сложно создать ощущение, что ты нацепила первое, что вывалилось из шкафа, и при этом не напоминаешь бездомного! Сейчас же я почти не крашусь, только подвожу глаза и мажу губы блеском. На большее у меня нет ни времени, ни сил. И, знаете, возможно этот образ мне нравится даже больше, чем «бунтарка-Даня». — Ребят, вы же возьмете мне котлету из столовой? — внезапно для всех, в том числе для себя, спросила я. Лиза, Света и Женя, который только-только зашел за нами, уставились на меня глазами-блюдечками. — А ты куда? — в разнобой спросили они, зато с одинаковой интонацией. Благодарить на коленях нашего сноба-математика, конечно. А вы о чем думали? — Мне нужно забежать в пару мест, — не задумываясь, солгала я. Так я и призналась! — В пару мест в интернате? — Женя поднял бровь, но от дальнейших разбирательств меня спасла Света. — Если Дане нужно куда-то пойти, пусть идет, не маленькая. А вот если я сейчас не поем, то мне придется закусить чьей-то кровушкой. Видимо, такая перспектива никого не воодушевляла, так что, наспех попрощавшись со мной, троица рванула в столовую до окончания завтрака. А я, скрепя сердце, направилась в кабинет математики, надеясь, что там никого нет. По пути я трижды собиралась идти обратно. Что ему говорить и стоит ли? Может, он всех так успокаивает? Почему-то эта мысль меня разозлила. Не знаю, наверно, мне просто нравилось чувствовать себя особенной в какой-то мере. Но до кабинета я-таки дошла. Коридоры, как и ожидалось, пустовали. Дежурные учителя еще полчаса будут в столовой вместе с детьми, а остальные либо сидят в учительской под кондиционером, либо еще не пришли. Но за две недели я засекла, что Владислав Александрович никогда не ходит в столовую по утрам, хотя приходит достаточно рано для этого. С чего бы это? В кабинет я зашла без стука. Наверное поэтому мужчина не повернулся ко мне, а безмятежно стоял у окна и говорил по телефону. Спустя секунду я засомневалась — это ли мой учитель? Рукава рубашки были закатаны, открывая вид на внушительную цветную татуировку на правой руке. Владислав Александрович курил, выдыхая дым в открытую форточку, а в перерывах между затяжками что-то кричал в трубку. Правда, я хотела кашлянуть или хоть как-то привлечь внимание учителя, но он снова заговорил, не давая мне сказать ничего. — Оля, ты в своем уме?! Тебе с пузом еще три месяца ходить, какой парашют?! Да ты родишь в полете! — математик затянулся и выпустил струйку дыма. — Дорогая, послушай, я же за тебя волнуюсь, — на той стороне что-то говорили. — Да, давай. Люблю тебя. Владислав Александрович положил телефон в карман, продолжая курить. А я, словно маленькая девочка, боялась пошевелиться. Так у него есть жена. И скоро будет ребенок. Я должна бы радоваться, но почему-то мысль о том, что у него кто-то есть не давала мне покоя. Мысль о том, что с кем-то он говорит таким тихим и бережным голосом, бесила меня. Даня, ты — тупая женщина! — Богдана? Ты что тут делаешь? — я и не заметила, как Владислав Александрович обернулся и остолбенел с широко раскрытыми глазами. Он быстро опустил рукава и выбросил сигарету, вновь прожигая меня холодным взглядом. Вот, теперь я вас узнаю, Владислав Александрович! — Я… — не нашла, что сказать. В горле словно табун лошадей пробежал. — Я хотела сказать «спасибо» и… — Как много ты слышала? Вопрос поставил меня в ступор. Соврать или сказать правду? Признаться в подслушивании или мягко свалить? — Ничего. Я только вошла. Владислав Александрович облегченно выдохнул и потер переносицу. Чего это он? Неужели беременность его жены — государственная тайна? — Вы хотели мне что-то сказать вчера. Извините, что я так свалила… — Богдана. — …мне нужно было идти с Женей и… — Богдана. — …реферат по литературе… — Даня, черт возьми, ты будешь меня слушать или нет?! Я заткнулась. Словесный поток хоть сколько-то оправдывающий меня, застыл где-то в районе горла. Я молча кивнула, с ужасом смотря на Владислава Александровича, что, казалось, готов был метать молнии. — Какая же ты странная… А вот тут обидно было. Правда. Я даже хотела было возмутиться, но учитель продолжил: — В этом году интернат принимает участие в одном конкурсе с математическим уклоном. Кроме тебя и послать некого, девяносто процентов перебиваются с тройки на четверку. Не знаю, согласишься ли ты, но это очень поможет в будущем. До конца осталось не так много. Так вот о чем он хотел поговорить! А я, дура, напридумывала себе кровавые жертвоприношения при полной луне. — Но мне осталось здесь два месяца. Я успею? — Успеешь, — Владислав Александрович на секунду тепло улыбнулся, но тут же вернул привычное выражение лица. — Я буду давать тебе литературу пару раз в неделю, а ты выполняй дополнительные номера. Будешь приходить ко мне по средам и пятницам после уроков, чтобы разобрать непонятные моменты. Согласна? — А у меня есть выбор? — я попыталась улыбнуться. — Только, будет ли Вам удобно? У Вас же… Я не смогла договорить, так как еще пару минут назад сказала, что ничего не слышала. Математик посмотрел на меня строгим взглядом, а затем поднял глаза к небу. — Боже, на кой ты мне послал это чудо в перьях? Не переживай, — это уже ко мне, — Оля справится с тем, что ее брат задерживается на работе чуть чаще, чем обычно. У нее все-таки есть муж. Надеюсь, на моем лице не было видно того облегчения, которое просто-таки бушевало внутри. Так это его сестра! Значит… А что это, собственно, значит? Ничего. Даня, какая же ты дура! — В таком случае отлично, — я натянуто улыбнулась, бросая взгляд на часы. Через пятнадцать минут сюда нагрянет толпа старшеклассников. — Владислав Александрович, а… — Даня, ты перегибаешь. Не слишком ли это личное? — почему вы прячете татуировку? Она красивая. Учитель посмотрел на меня снова, в этот раз скорее удивленно, чем зло. — Меня бы не приняли на работу, знай, что я набил себе рукав. Тебе ли не знать, что значит быть презираемой обществом за внешность. Больно. Правда, очень больно. Я не выбирала, с какой внешностью родиться. Я не выбирала, какую жизнь мне прожить. Я не из-за стремления выделиться стриглась под мальчика. Владислав Александрович, кажется, понял, что сказал, но я не слышала его сбивчивых извинений. Спасибо, мне хватило того, что Вы уже наговорили. Я все поняла. Я неслась по коридору, обходя одноклассников, спешащих на урок. — Даня?.. — кто-то постарался меня остановить, но я не видела ничего вокруг. Мои глаза застилала пелена ярости, и думала я только об одном. Как я вообще могла втрескаться в этого урода?