Если ты огонь, я твой дым

То, что было уже не исправить, То, что будет не изменить.

— Дань, тебя все обыскались. Чего сбежала? Рядом со мной упал внушающего размера мужчина. Правая рука была покрыта татуировками, что в глазах наших соотечественников делало Шурика (а это был именно он) чуть ли не посланником Дьявола. Хотя, по-моему скромному мнению, лучше уж быть посланником Дьявола, чем носить те невероятные прически, которые украшают современных бабушек. Он отпустил бороду, я заметила это боковым зрением. Раньше он носил короткую щетину, но за месяц, что мы не виделись, он напоминал перекачанного Николая Второго в очках. Шурик не снял рабочей формы: так и остался в белом халате да джинсах. Его внешность хипстера-бодибилдера никак не уживалась с добродушной профессией врача, даже я первое время смеялась до боли в животе с его внешнего вида. — Чего я сбежала? — наконец решила ответить я. — Моего отца хотят лишить родительских прав, а меня — сбагрить в детдом! Ты себе это представляешь?! — Честно? Бедные интернатовские детки. Им не поздоровится, когда ты к ним переедешь. — Ты мастер поддержать, Саш. Шурик хмыкнул и потрепал меня по голове своей огромной ручищей. Я блефовала: я любила этого добродушного медведя всем сердцем, естественно, как брата, и только одно его присутствие действовало успокаивающе. — Теперь ты исполнишь свой рабочий долг и отведешь меня обратно? Или сделаешь вид, что не знаешь о «моем» месте и вернешься ни с чем? — с надеждой в голосе (впрочем, не строя ненужных планов) поинтересовалась я. — Увы, Данька, первое. Мегера и так мечтает меня уволить после татуировки, я не хочу окончательно потерять работу. Я понимала Шурика, да и совсем не обижалась. На что я рассчитывала? Что он потеряет работу и сломает себе жизнь, чтобы я смогла два дня побегать от социальных служб? Я реалистка и не хочу загонять друга в капкан ради мизерного шанса… какого шанса? Жить под мостом? Впроголодь? Прятаться от полиции? Нет уж, я лучше пару недель перекантуюсь в интернате. — Сдаюсь! — я протянула Шурику руки, будто для наручников. Парень громогласно рассмеялся, схватил меня и забросил себе на плечо. Мы вместе спустились с крыши, не обращая внимания на людей, едущих домой на лифте. Им не понять. *** — Тимофеева Богдана Витальевна? — спросила меня суровая женщина лет сорока. Будто сама не знаешь, гарпия. Я кивнула. — Ты к нам пока ненадолго… Что ж… Бумажные дела тебе будут неинтересны, да и не важны особо. Я введу тебя в курс дела, а потом передам девочкам. Они все расскажут. Честно говоря, меня не особо прельщала возможность знакомиться с местными жителями. Я не понаслышке знала о детдомовских воспитанниках: рядом с нашим двором находился интернат, а там что не ребенок — тихий ужас. Будущие заключенные и проститутки, единицы могли выбраться в нормальную жизнь. Анастасия Леонидовна провела мне небольшую экскурсию по интернату, что представлял трехэтажное здание советской планировки. В общем, ничего катастрофического — почти обычная школа. Я даже чуть-чуть приободрилась. — Какие у тебя были успехи в школе? — как бы невзначай спросила директорша. А это ей еще зачем? — Я медалистка. Черт, почему никто не верит? Хотя, да, вопрос чисто риторический. Я бы тоже не поверила, если бы эдакое чудо с короткой стрижкой, кучей пирсинга и в непонятных шмотках, заявила бы, что она — медалистка. Но так оно и есть. Я не тупая, так зачем зря тратить мозг? Школа — плевое дело. Запомнил — ответил, не запомнил — скорчил милую мордашку и сослался на всеядную собаку, что съела домашку. Через год — институт, не время поддаваться всеобщей волне деградации. — Кхм, это хорошо. Нашему заведению не хватает умных девушек, — Анастасия Леонидовна натянуто улыбнулась, а я еле сдержалась, дабы не напомнить ей, что я тут ненадолго. — Кстати, у нас есть определенная форма. Поскольку пока не решено, на какой срок ты у нас остаешься — можешь не снимать мерки, но я бы попросила одеваться хоть чуточку приличнее. — Конечно, Анастасия Леонидовна, — улыбнулась я, хотя внутри вся напряглась. Что значит «не решено, на какой срок»?! Я думала, что меня отпустят, когда папаня оправится! — Твоего отца, — начала женщина, увидев-таки мое состояние, — ждет судебное разбирательство. Его собираются лишить родительских прав. *** Новость свалилась на меня неожиданно, как снег в начале июля. Я пропустила почти все, что щебетали мне две девчонки моего возраста, пока я распаковывала вещи. Нет, не может быть! Я люблю папу, каким бы он не был! Он — мой отец. Честно говоря, я не знала, какого папу я любила — настоящего или того, живущего в моих воспоминаниях. Найти мать не представлялось возможным: я помню, она в прошлом году прислала открытку из Англии. Кажется, у нее и без меня все, как нельзя лучше. — Богдана, ты меня слышишь? — А? Я вгляделась в большие голубые глаза моей соседки. Кажется, ее зовут Лиза. Ну вот, придется переспрашивать. — Я говорю, не переживай. Каждый из нас первое время был не в себе. Но ничего, здесь не так плохо, поверь. Нет той дедовщины из стереотипов про детдома. Правда. Я улыбнулась. Стремление этой девочки помочь выглядело действительно мило. И, кажется, я даже немного успокоилась от ее слов: одной проблемой меньше, хоть не изобьют. — Спасибо. Называй меня Даней. Лиза (пока я буду называть ее так) улыбнулась и продолжила экскурс по правилам, законам и сплетням. Да тут целая Санта-Барбара! На секунду мне стало даже интересно остаться здесь на пару дней, но я быстро одернула себя. Пока девочка болтала, я могла беззастенчиво ее рассмотреть. Она представляла собой именно девочку — один черт знает, что она делает здесь. Лизе больше подходил образ нежной дочки какого-то нефтяного магната. Ну, или владельца сети магазинов, например. Белокурые локоны буквально стекали по тонким плечам. Лиза собрала их в нехитрую прическу, создавая приятную окантовку светлому личику со вздернутым носиком и пухлыми губами. Кожа отдавала приятным молочным цветом, а к недостаткам можно было бы скинуть разве что просвечивающие вены, тонкой сеточкой покрывавшие открытые районы шеи и ключиц. Хотя и этот маленький дефект создавал некую иллюзию хрупкости и «кукольности» обладательницы. Голос подходил ей, как нельзя лучше: слова, будто сами вылетали из ротика. Полная противоположность меня. Вторая девушка (именно девушка) выглядела совершенно обычно. Если бы Лизу я в толпе заметила, а я уверена, что любой считает своим долгом свернуть шею, провожая ее взглядом, то другую соседку я бы забыла через секунду. Я даже имя ее не помню. Длинные каштановые волосы, собранные в низкий хвост, острые черты лица. Она могла бы считаться симпатичной, если бы не складка, что пролегла между ее бровей. Девушка часто хмурилась. Пока Лиза заливисто рассказывала что-то, она надела очки и проморгалась. Вот оно — истинное лицо библиотекаря. Наверняка, зануда. — Лиз, думаю, Дане не интересно, с кем встречался Рогов последние полгода, — подала она голос, наконец. Мысленно я отблагодарила девушку, ведь постоянный щебет Лизы начинал действовать на нервы. — Извини, я увлеклась. Дань, я не загрузила тебя? — Да нет, что ты, — я напряженно улыбнулась. — А ты?.. — повернулась я к девушке в очках. — Света. Света Жданова, — она улыбнулась. Знаете, наверно, я поменяю свое мнение об этой девушке. Света мне определенно нравится. — Завтра пара математики, — наконец произнесла Лиза. Видимо, долгое молчание не было ее хобби. — О нет! — Света искренне ужаснулась. — Неужели вы так не любите математику? — удивилась я. Математика давалась мне легко, да и сам предмет нравился. — Математика нам как раз нравится. А вот учитель — не особо.