Filthy mind

— Ну давай? — провокационно шепчет Гриммджоу, пытаясь прижать вяло сопротивляющегося Ичиго к краю стола. — Мы быстренько… — С ума сошел! — шепотом кричит Куросаки. — Мы на работе! — Его руки, вопреки словам, ложатся партнёру на задницу, забираясь проворными пальцами в задние карманы форменных брюк. — Уже восемь, — бросив быстрый взгляд на дорогущие часы красующиеся на запястье, констатирует Гриммджоу, — «клиника» закрыта.       «Можно подумать, он тут массажистом работает», — успевает подумать Ичиго, прежде чем Гриммджоу наконец прижимает его к столу и начинает вылизывать шею. Руки забираются под футболку, гладят спину, отключая существенную часть мозга Куросаки. — Не можешь потерпеть до дома? — возражает Ичиго, хотя его дыхание уже сбилось, а тело предало, предчувствуя сладкую эйфорию от прикосновений. — Не могу, — мурлычет Гриммджоу, потираясь своим «не могу» о бедро Куросаки, — мы ни разу не делали этого на рабочем столе. — Это не твой рабочий стол, а Рукии, — всё ещё пытается возмущаться Ичиго в то время, как его руки расстегивают белоснежную рубашку на Гриммджоу. — Думаешь, она с Абараи делала это здесь? — невозмутимо спрашивает Джагерджак, легко подхватывая Ичиго и усаживая его на стол. — Извращенец… — ухмыляется Куросаки, в его живом воображении тут же вспыхивают неуместные картинки Рукии и Ренджи на столе, но вместо того чтобы смутиться, он лишь быстрее возбуждается и окончательно сдаётся на милость победителя. Гриммджоу отвратительно влияет на людей!       Спектр горит, а тело плавится, жажда бьётся в висках, медленно опуская на глаза кровавую пелену. Хочется… Безумно хочется… Много-много-много. Не жажда — жадность.       Пуговиц на рубашке много, а терпения мало, так что Ичиго бросает это неблагодарное дело и сразу переходит к застежке на брюках. Джагерджак и под формой не носит белья. Ичиго не раз задумывался есть ли вообще у Гриммджоу хотя бы одни трусы? Может, стоит ему подарить? Интересно, если он всегда ходит без них, как ему ничего там не натирает, особенно, в возбуждённом состоянии — а он в приподнятом состоянии большую часть жизни. Ичиго как-то попробовал ничего не надеть под джинсы, так весь день зудом мучился, а потом ещё началась аллергия, грубая ткань натёрла везде, где только можно, чесалось всё до слёз. До них же ржал Джагерджак, когда обнаружил покрасневший от аллергии сюрприз в штанах любовника. С тех пор Ичиго никаких экспериментов над собой не ставит.       Гриммджоу ловко справляется с ремнём и застёжкой на джинсах Куросаки и буквально сдирает их с него. Проводит ладонями по внутренней стороне бёдер, покрытой многочисленными синяками от своих же укусов. Собственные метки в таких интимных местах чертовски возбуждают, так же как Ичиго возбуждает его истерзанная шея. Сейчас, когда Гриммджоу теряет контроль, все метки Ичиго становятся видны — кровоподтёки на шее, отпечатки зубов, выцветающие синяки, поверх которых ложатся новые.       Их обоих уже потряхивает от предвкушения и адреналина, от скорой порции желанной энергии, хотя они абсолютно не страдают от недостатка, скорее наоборот, но удовольствие, получаемое в процессе, затмевает любые доводы разума, например, что они в Сейрейтее, дверь кабинета не заперта, а Рукия ещё даже не ушла домой и вполне может вернуться забрать что-нибудь со своего стола.       Стол скрипит и шатается, ручки и всякая мелочь падают с него на пол. Лампы на потолке натужно гудят, освещение коротко мигает пару раз, когда Гриммджоу рывком притягивает к себе Ичиго, впиваясь пальцами в его бёдра, заставляя проехаться голой задницей и спиной по лакированной деревянной поверхности. Ичиго отчаянно хватается руками за края столешницы, откидывается назад, расслабляясь, позволяя любовнику вытворять со своим телом всё, что он захочет и кайфовать от этого. — Чёрт, да-а! Никогда не надоест… никогда не расхочется…— словно в бреду хрипло шепчет Гриммджоу. Запрокидывает голову и закатывает глаза, наконец соединяясь с партнёром.       Освещение снова прерывается на секунду, но уже во всём здании. Ичиго выгибается навстречу, не спуская глаз с беззащитно открытой шеи Гриммджоу, сплошь усеянной фиолетовыми отметинами. Ему безумно хочется поставить новые. Прямо сейчас. Впиться зубами в эту великолепную шею и почувствовать вкус крови на языке.       Это невыносимо. Несопротивление. Невозможность противостоять своим желаниям. Так невыносимо, что даже страшно — с каждым разом несопротивление становится всё отчаяннее, жажда горячее, а жадность, с которой они набрасываются друг на друга — яростнее.       Трель телефона сначала Гриммджоу, потом Ичиго сливается с какофонией хрипов, стонов, поскрипыванием стола и гудением ламп и остаётся незамеченной, так же, как чей-то знакомый возглас за спиной: «Твою мать!»       Гриммджоу облизывает губы и максимально запрокидывает голову, открывая шею, когда Ичиго проводит по ней пальцами, ощутимо нажимая на синяки, кожа под его руками плавится, а кровь кипит внутри. Он рычит и наклоняется к любовнику, чтобы тот мог укусить его. Открывает глаза, но… вместо разгорячённого рыжика под собой видит огромную разинутую пасть с длинными загнутыми внутрь клыками. Какой-то мерзкий огр вместо его сладкой ягодки. И эта уродливая гадина клацает своими зубищами в миллиметре от носа Гриммджоу и пугает его до уср., в общем, сильно. — Твою мать!!! — орёт Джагерджак и молниеносно отскакивает от Ичиго, на ходу натягивая брюки. Трясёт головой, пытаясь избавиться от иллюзии уже догадавшись кто её хозяин. — Абараи, чтоб тебя!       Две лампы из трёх горящих взрываются, погружая помещение в полумрак.       Лохматый бабуин, материализовавшийся на месте Ичиго, похрюкивает и бьёт себя кулаками в мощную грудь. — Простите ребята, но по-другому я не смог до вас достучаться, — виновато отвечает Ренджи и отводит взгляд от сползающего со стола Ичиго, который дрожащими руками пытается поскорее одеться. — Мог бы просто дать мне закончить! — нисколько не смутившись, продолжает возмущаться Гриммджоу, одновременно пытаясь отделаться от жуткого видения — Кинг Конга с рыжей шевелюрой — моргает и щурится, пока перед глазами снова не появляется крепкий торс Куросаки. — Извините, — растягивая гласные, отвечает Ренджи, — но к тому времени, когда ты заКончишь, — взгляд на парочку взорвавшихся ламп, — боюсь, здание не выдержит.       Гриммджоу рычит уже вовсе не от удовольствия и думает, что мерзкий лохматый бабуин как нельзя лучше отражает альтер эго Ренджи — страшное, неуклюжее, гнусное, двуличное, обламывающее кайф чудовище. Он без малейшего угрызения совести выставил бы урода за дверь вместе с его тупыми обезьянами, но потемневший спектр Куросаки говорит о том, что Гриммджоу уже не светит продолжения, а вот фингал под глазом — очень даже. — Я не скажу Рукии, что вы делали на её столе, если закончите за меня отчёт, — не теряя времени на ожидание, когда все окончательно придут в себя, выпаливает Ренджи. — Чёрта с два! — в один голос отвечают виновники, забыв про стыд и пикантность ситуации. Оба ненавидят бумажную работу, и уж лучше поморозиться пару часиков, чем целый вечер сидеть над отчётом, да и так гнусно себя шантажировать никто из них не позволит. — Ладно, — ничуть не расстроившись, пожимает плечами Ренджи и переходит наконец к делу, по которому пришёл. — Тебя ждёт Шихоин в своём кабинете, — обращается он к Гриммджоу и, сделав драматическую паузу, добавляет, поразительно точно копируя командный тон начальницы. — Срочно! — Блять! Как эта баба узнаёт о том, что я сделал ещё до того, как я сделал?! — сквозь зубы ворчит Джагерджак, приводя себя в порядок — застёгивает рубашку, наводит творческий беспорядок на голове — снова красавчик, и уже предвкушает новую порцию претензий, скучных поучительных лекций и жестоких наказаний в виде ночных дежурств. И почему только ему всегда попадает, Ичиго же тоже виноват! Да и что он такого сделал-то? Даже стол испачкать не успел. Определённо, в этой организации к нему слишком придираются! — Прости, чувак, но то, что ты сделал, боюсь, «слышал» весь Сейрейтей, — не унимается Ренджи, потирая виски, напряжение в комнате немного рассеялось, но всё равно чертовски давит. Злой неудовлетворенный Джагерджак и злой смущенный Куросаки — адская смесь. — Ха! — совсем без смеха фыркает Гриммджоу. — Завидуйте молча! — И выходит за дверь.       Ичиго прислоняется спиной к столу и закрывает покрасневшее от стыда лицо руками. Не то чтобы он так обескуражен тем, что их застукали, но…несопротивление не только Гриммджоу — самому себе. — Всё нормально, брат, я никому не расскажу, — успокаивает Ренджи и кладёт руку на плечо Куросаки, слегка притягивая к себе, чтобы подбодрить.       Так всегда делает Гриммджоу.       Ичиго чувствует тяжесть и чужую энергию, невольно передающуюся в его гиперчувствительное сейчас тело. Чужая энергия. Чужой жест. Он дёргает плечом, сбрасывая руку друга. Ренджи не обижается, просто отступает на шаг — он забылся и позволил себе лишнее. Не стоит трогать Куросаки. Даже если жест абсолютно дружеский. — Я совсем не могу это контролировать… — обречённо бубнит Ичиго, по-прежнему пряча горящее лицо в ладонях.       Гриммджоу без стука вваливается в кабинет Йоруичи — наказания ему всё равно не избежать и ночное дежурство уже обеспечено, так что чего уж мелочиться. Он сейчас ещё скорчит наглую недовольную рожу, будто не за дело получает. И ведь действительно — виноваты оба, а отдувается Джагерджак, потому что Ичиго официально на Сейрейтей не работает. Будь проклят тот день, когда, очевидно в пьяном бреду, ему в голову пришла мысль вступить в ряды светлых!. Всё из-за Куросаки — будь он трижды проклят! Иногда Гриммджоу хочется, чтобы они никогда не встречались. Чёртова зависимость!       Стиснув от злости зубы и приготовившись к гневной отповеди начальницы, он заходит в кабинет и, ещё не успев разглядеть посетительницу, которая сидит за столом напротив Шихоин, вздрагивает от знакомой реяцу. Не может быть…       Выкрашенные в эпатажный сине-зелёный цвет волосы, пышная грудь, короткая юбка, стройные ноги в дорогих туфлях и татуировка на левой щиколотке — вставший на дыбы козерог с длинными изогнутыми рогами. Лёгкое свечение сине-зелёного спектра напоминает блестящую на солнце морскую гладь* — Неллиэль Ту Одельшванк собственной персоной. — Нелл Ту, — не показывая своего удивления, скалится Гриммджоу, — что, наконец не выдержала садистских наклонностей своего любовничка и сбежала? Или он тебя вышвырнул? — Джагерджак, — возвращает ему оскал Неллиэль и раскидывает руки в стороны, словно хочет обнять, — я хотя бы не соблазняю глупеньких юных мальчиков.       Гриммджоу рычит, он и так злой как чёрт, а эта ещё и провоцирует. В глазах загорается синее пламя, зрачки медленно вытягиваются. — Довольно любезностей! — не терпящим возражений тоном прерывает их милую беседу Шихоин. — Джагерджак, сядь! — её глаза на миг опасно вспыхивают золотом, чем остужают пыл пантеры. Фыркнув, Гриммджоу отодвигает стул и садится рядом с девушкой. — Итак, — хлопает в ладоши Йоруичи, — Неллиэль, мы тебя слушаем. — У меня есть друг, — сразу переходит к делу Нелл, становясь совершенно серьёзной и немного печальной, — мы созваниваемся, иногда встречаемся. — Она косится на ухмыляющегося Гриммджоу, — по-дружески. Он вампир, но живёт как обычный человек. Пеше Гатише. Работает в регистратуре местного госпиталя.       Шихоин моментально проверяет его регистрацию по базе данных. Действительно, вампир с таким именем зарегистрирован, никогда ни за что не привлекался. Если не знать наверняка о его настоящей сущности, от простого человека не отличить. — Пару недель назад он позвонил мне, — продолжает Неллиэль, — был очень взволнован… — Привет Нелл, — быстро здоровается Пеше и, не дав девушке ответить, продолжает. — Слушай, пару ночей назад к нам поступил пациент после автокатастрофы — переломанные кости, травма позвоночника — кровавое месиво! Умер в реанимации, — взахлёб рассказывает парень. — На следующий день, когда я разбирал больничные карты, то не нашёл его, понимаешь?! — О мой друг, ты потерял карту?! — смеётся Нелл. — Ну, думаю покойнику она уже не нужна. — Ну чего ты? Тебе не жалко совсем? — Карту или тебя? — Парня! — кричит Пеше. — Один из наших между прочем. Я видел, как его спектр угасал на глазах. Он точно был вампиром. — Ну и что? Мы все умираем, — сухо констатирует подруга. — Да не в этом дело! Я не нашёл карту! Я ничего не теряю, ты же знаешь! У меня на рабочем месте полный порядок! — Ну да, — усмехается девушка, — я помню, как ты целый вечер искал свои очки, когда они были у тебя на голове. — Так, не перебивай, — немного смутившись, просит Пеше. — Когда я спросил, что стало с бедолагой, оказалось, что его тело уже отправили на кремацию. Труп ещё остыть не успел, а его уже на кремацию! Понимаешь?! — Не понимаю, — отвечает Нелл, совершенно не заразившись ярым энтузиазмом друга, — что в этом такого? — Как что?! Как что?! — возмущается Пеше. — Да всё! Не делается так! Понимаешь?! — Хорошо, это странно, — снисходительно соглашается Нелл, — и что дальше? — А дальше, хм, — заговорщически продолжает Пеше, Нелл даже представляет, как он хитро ухмыляется, — дальше я начал копать! Просмотрел несколько документиков в архиве, и знаешь что?! — Что? — За последние полгода таких случаев, когда трупы из реанимации отправлялись прямиком в крематорий, целых двадцать пять! Двадцать пять! Понимаешь?! — Слушай, к чему ты всё это? — начинает раздражаться девушка. — А к тому, что я конечно не гений медицины, но не у всех были травмы несовместимые с жизнью. И ещё я заметил, что часть пациентов, наоборот, исцелялись не успев обратиться за помощью. Ну там, перелом руки — наложили гипс, а снимать человек не пришёл! Исчез! — Ну и что?! — Да ничего! Может их на органы разбирают?! Прямо у нас под носом! — в сердцах бросает Пеше, расстроившись, что подруга совсем не заинтересовалось его расследованием. — Странно всё это! Ещё крыло старое… — Какое крыло? — Ну в больнице. Западное крыло закрыли на ремонт, типа аварийное состояние, а я в этой больнице уже десять лет и ничего аварийного там не видел. И вот уже месяцев пять крыло закрыто, а никакого ремонта там нет! А медсёстры поговаривают, что по ночам слышат оттуда странные звуки. — Я поняла — люди умирают, не приходят снимать гипс, ремонт не производится и в вашей больнице ночами цепью гремит привидение. По-моему, твоё воображение слишком разыгралось на почве одиночества и комиксов. Как насчёт того, чтобы выбросить все эти глупости из головы и в выходные сходить со мной выпить. Приходи в «Las Noches», развлечёмся. — Может, ты и права, но согласись, всё это очень странно? — Хорошо, странно, но пообещай мне, что не попрёшься ночью в это заброшенное крыло искать призраков, сожжённых в вашем крематории? — Ну не знаю… Неужели тебе ни капельки не интересно? — Пеше, ты вампир, ты прекрасно знаешь, что призраки выдумка — иллюзия. — Ладно-ладно, — сдаётся он, — приду я, — запинается, вспомнив о мерзком парне своей подруги. Что она только в нём нашла? — если твоего там не будет. — Не будет, в командировку укатил, — подтверждает Нелл. — Пока, детектив! — поддразнивая друга, прощается она и кладёт трубку. — Я тогда не придала значения его словам. Пеше очень впечатлительный, но… он не пришёл на встречу. И я уже несколько дней не могу до него дозвониться. Дома его нет. Я даже ходила к нему на работу, но там сказали, что он внезапно уволился и… явно что-то скрывают, — голос срывается, она на минуту замолкает. — Он не мог просто исчезнуть. Теперь я верю, что в этом госпитале происходит, что-то странное. Я подумала… вдруг Пеше был прав… наверное, он что-то узнал и… — голос снова срывается. — Конечно, там нет привидений. Там банк крови. Пеше — вампир. Вдруг все пропавшие тоже были вампирами. В Сейрейтее же все регистрируются, вы можете проверить?.. Эспада не имеет к этому отношения, им плевать на меня и тем более на моих друзей… — она судорожно выдыхает, — они не знают, что я пошла к вам, я… я просто хочу найти своего друга. — Поднимает свои по-детски широко распахнутые полные не пролитых слёз глаза на Шихоин, кусает губы, решается: — Помогите мне? — Нелл видит сомнение в глазах Шихоин и выкладывает последний козырь. — Взамен… среди вас есть предатель, я выдам его.       Уже заскучавший было Гриммджоу, резко поднимает глаза на Неллиэль. Вот это новости! В СТУПР завелась крыса! Теперь и ему стало интересно.       Не моргнув и глазом, Йоруичи выслушала душераздирающий рассказ. Сердце её не дрогнуло — дамочка из Эспады явно переигрывает. Хм. Но сложить два и два не трудно. Очевидно, что её дружок со своей охотой на привидений набрёл на крупный источник наркотрафика. Шихоин эту больницу и так и эдак проверяла, и  ничего — чисто. А тут какой-то придурочный случайно практически раскрыл ей дело, если, конечно, считать всё, что тут наговорила Ту Одельшванк правдой, а не ловко подстроенной ловушкой.       Предатель в Сейрейтее? Это правда или отчаянный шаг? Как бы там ни было, Неллиэль удалось заинтересовать Шихоин, поэтому она обещает помощь. — Ну? — спрашивает Йоруичи, как только Нелл покидает её кабинет, — можно ли ей верить? — Давно ли тебя стало интересовать моё мнение? И давно ли ты стала мне доверять? — недовольно бурчит Гриммджоу.       Шихоин не сводит с него строгого пронизывающего взгляда, и Гриммджоу сдаётся. Всё равно он возмущается только для того, чтобы позлить начальницу. Он хочет это дело. Банк крови и мёртвые вампирчики его мало волнуют, а вот крыса — интриги он любит. — Нелл… — пожимает плечами, — вряд ли она станет лгать. Она вся такая… сострадательная, душевная, — морщится, будто произносимые слова причиняют ему физическую боль. — Её беда в том, что она втюрилась в мерзкого паука, только поэтому она всё ещё в Эспаде. И как я тебе уже говорил, на этот раз твои враги люди, а не тёмные. Айзен так грязно не работает. — Хорошо, — кивает Шихоин, оставляя свои мысли при себе, — значит проверим. Свободен.       Недовольно фыркнув, Гриммджоу поднимается и направляется к двери, чтобы покинуть кабинет. — И Джагерджак, — насмешливый голос начальницы летит ему вдогонку, заставляя замереть и напрячься, — дежуришь сегодня ночью, не думай, что я не заметила твоих шалостей.       Сжав кулаки и зубы, он выходит, громко хлопнув напоследок дверью. Грёбаный Куросаки! Грёбаный Сейрейтей! Грёбаная драная кошка!       Усмехнувшись, Йоруичи откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза, обдумывая новый план действий. Нужно «положить» опытного агента в эту больницу. Кого-то кто умеет привлекать к себе нужное внимание и манипулировать людьми… Кого бы?

***

— Это какое-то изощрённое насилие, — философски замечает Гриммджоу. — Ладно, я готов, — устало вздыхает, — начинай двигаться. Потихоньку, медленно, плавно.       Ичиго кивает и пытается сосредоточиться. Безрезультатно.       Это просто издевательство какое-то. Гриммджоу устал. Давно он так не выматывался. Особенно, после ночного дежурства. Всё тело ноет и мечтает об отдыхе, и уже начинает подташнивать от постоянных резких рывков туда-сюда, но ни назад, ни вперёд у Куросаки толком не получается.       Ичиго нервничает, никак не может расслабиться и совладать со своими действиями. Он изо всех сил старается сделать так, как говорит ему напарник, но как только начинает движение, кроме дерганных бесполезных толчков ничего не выходит. Всё оказалось намного сложнее, чем он себе представлял. И как Гриммджоу это делает — ловко, играючи — как и всё остальное? У этого гада всё всегда получается!       Недовольный синий взгляд, прожигающий его профиль словно говорит: «Ты жалкий неудачник, почему я должен возиться с тобой? Заебали твои жалкие потуги. Если бы не зависимость…»       В тихом бешенстве Ичиго теряет последнюю сосредоточенность, делает ещё одну отчаянную попытку, с целью доказать, что он вовсе не неудачник. На этот раз толчок резче и сильнее. Зараза! — Еб!.. — Гриммджоу хватается за ручку дверцы, что бы не влететь носом в приборную панель. — Куросаки-и!.. — рычит он. — Всё хватит! Сваливай на хуй! Заебало твоё дрочево! Меняемся! — Просто ты дерьмовый учитель! — сопит Ичиго. — Отлично! Выметайся из машины и пиздуй пешком!       Злой Гриммджоу перегибается через Куросаки и открывает водительскую дверцу. Ичиго захлопывает её обратно, не собираясь выходить, и поворачивается к напарнику, прожигая горящим упрямым взглядом. Чёрта с два он станет слушаться! Он поставил перед собой цель и добьётся её с Гриммджоу или без него. А то, что он за рулём ЕГО эксклюзивной и безумно дорогой тачки, и уже изнасиловал её бессмысленными рывками взад-вперёд — это мелкие незначительные детали. Гриммджоу щурится, губы растягивает насмешливая ухмылка, и раздражения в глазах становится меньше, ему на самом деле нравится, что Ичиго чертовски упрямый, что не подчиняется и не отступает. Это возбуждает. Хочется дать ему по морде и в то же время засадить поглубже. Кстати, вчера вечером в Сейрейтее они же кое-что не закончили… Гриммджоу придвигается ближе. Вплотную. — Ну что тут сложного? — шепчет он, задевая языком мочку. — Берешься за рычаг, — кладёт свою ладонь напарнику между ног, — плавно нажимаешь на педаль, — пальцы нежно сжимаются, — и начинаешь движение, — и начинают поглаживать сквозь ткань.       Куросаки расслабляется от нежных, но настойчивых прикосновений, мгновенно возбуждается и перестаёт думать, просто делает, как говорит Гриммджоу. На удивление, с языком в ухе и рукой между ног вести оказывается намного проще. Машина плавно трогается и едет, Ичиго чуть прикрывает глаза и расслабляет пальцы, вцепившиеся в руль, получая двойное удовольствие — и поехать получилось и… Гримм такой ласковый и нежный. Пока. Джагерджак в свою очередь думает, что это не такая уж плохая идея — научить Ичиго водить, теперь он сможет пить и отрываться в барах до потери сознания и не нужно будет тащиться на следующий день на стоянку забирать оставленный у клуба автомобиль. Пусть Куросаки его катает. Да, определённо хорошая идея. — Прибавь скорость… — движения пальцев ускоряются.       Ичиго давит на газ, и машина катится чуть быстрее по пустынной улице.       Дыхание сбивается, им обоим уже требуется больше, чем просто поглаживания. Гриммджоу не может устоять перед Куросаки. Никак. Стоит прикоснуться, и желание раздеть его, попробовать кожу на вкус и трогать-трогать-трогать становится просто невыносимым. Он всегда не прочь пошалить, но с Ичиго масштабы шалостей приобретают колоссальные размеры и не поддаются никакому контролю. Устроившись удобнее, он ловко расстегивает ширинку напарника и наклоняется. Ичиго неосознанно чуть шире разводит бёдра и старается не отвлекаться от дороги. Улица пустая, но минет за рулём, да ещё человеку, который за рулём впервые — не лучшая идея.       Прикосновения и горячее дыхание обжигающее плоть, сводят с ума. Пусть укусит. Сейчас. Ичиго хочет адреналина, а энергия, что бьётся внутри — выхода. Напряжение нарастает, держать глаза открытыми становится всё сложнее и надо бы остановиться, в смысле остановить машину, а не любовника. Мозг медленно плавится в красном мареве. — Гримм, — бормочет Куросаки, — там какие-то знаки впереди. — М-м-м, — нехотя откликается Джагерджак, не желая отрываться от своего занятия, — и как они выглядят? — Треугольник и стрелка налево.       Пару секунд заторможенным, затопленным удовольствием мозгом Гриммджоу пытается сообразить, что это за знаки, и где они вообще находятся. Кажется, впереди перекрёсток с односторонним движением. Чёрт!.. Он поднимает голову как раз в тот момент, когда Ичиго выезжает за стоп-линию. — Тормози!       Куросаки вдавливает педаль тормоза в пол, но это не спасает от неожиданного мощного удара слева. Ни о чем не подозревающий водитель, едущий по всем правилам и никак не ожидающий, что на перекрёсток откуда не возьмись вылетит суперкар, не успевает сбросить скорость и врезается в левый бок Maserati. Maserati!!! Жалкий водитель жалкой «тойоты» конечно не виноват в столкновении, но уже заранее прощается с жизнью.       Чёрного зверя заносит, и правым боком машина врезается аккурат в фонарный столб на углу. Ичиго пристёгнут. А вот Гриммджоу… От двух ударов его протащило по всему салону. Куросаки боится дышать и отпускать руль и ногу с педали тормоза. Или застегивать ширинку.       Гриммджоу выпрямляется, перебираясь на свое сидение, трясёт головой ещё не вполне придя в себя, держится за правое плечо. Болит. Смотрит на разбитую морду «тойоты», на покосившийся столб, на серый дымок, весело валящий из-под покорёженного капота его драгоценной тачки. Нет-нет-нет-нет-нет! Нет… — Ку-ку-ку-куросаки… — заикается Гриммджоу. Таким бледным Ичиго никогда его не видел. Нижняя губа дрожит, а из голубых глаз того гляди хлынут слёзы. — Ты не пострадал? — настороженно спрашивает Ичиго, чтобы хоть что-то сказать, прощупать почву и степень пиздеца, который его ждёт, когда напарник оправится от шока. — Нет, — бесцветно и хрипло отвечает Джагерджак, не отрывая неподвижного заледеневшего взгляда от смятого капота. Пиздец абсолютно полный.       Ичиго прикрывает глаза и пытается незаметно открыть водительскую дверцу. Всё, что ему осталось — бежать, однако трусливому побегу мешает хренов столб блокирующий дверь. Куросаки косится на открывшийся узкий проём и прикидывает, сможет ли он в него просочиться, пока Гриммджоу в ступоре. — Сидеть! — рычит пантера.       Ичиго захлопывает дверцу обратно, вжимается в сидение и сглатывает. Спектр напарника клубится вокруг них багровым облаком, заполняя салон, и лучше сейчас не делать никаких резких движений. Гриммджоу пылает вселенским гневом, рычит диким зверем, только что пар из ноздрей не идёт. Пантера внутри разъярена до предела, секунда и она набросится на несчастную рыжую антилопу и даже ножек и рожек не останется.       От кровавой расправы Ичиго спасает звонок мобильного. Гриммджоу на автомате берёт трубку, шипит от боли, когда телефон выпадает из руки, хватается за плечо, потом поднимает мобильник левой и прислоняет к уху: — Что?!       В ответ в трубке раздаётся бодрый голос Йоруичи. Блять, её только и не хватало для полного счастья. Ничего хорошего от этой несносной бабы не дождешься. — У меня выходной! — хрипит Гриммджоу. — Я не могу дежурить и, кажется, я руку сломал. — Отлично! — восклицает начальница с такой радостью, будто только что выиграла миллион в лотерею. — Быстро в Сейрейтей! — Гудки. — Я не могу быстро, — обречённо отвечает гудкам Гриммджоу, — потому что один рыжий кретин РАЗБИЛ МОЮ ТАЧКУ!!! — прорывает его наконец.       Ичиго вздрагивает от свирепого крика, страстно желая слиться с сидением. — Извини, — охрипшим голосом шепчет он. — Извини?! — не верит своим ушам Джагерджак. — ТЫ РАЗБИЛ МОЮ ТАЧКУ!!! — Я имел в виду руку, — не шелохнувшись и не поворачиваясь, уточняет Куросаки. Он ещё не готов взглянуть в налившиеся кровью глаза напарника. — За полгода ты пару раз ломал мне нос и чуть не придушил однажды! — продолжает орать Гриммджоу и кривясь от боли, снова хватается за раненое плечо. — И никогда я не слышал твоих грёбаных извинений! — Это потому что все те разы я был зол, — отвечает Куросаки, в тайне радуясь, что тема конфликта немного поменялась, — потому что ты вёл себя как мудак, а сегодня… — Ичиго вдруг задумывается: а что сегодня, собственно, изменилось? Мудак-сан в своём репертуаре и наказан за это. Надо было на дорогу смотреть, а не лезть со своими минетами, когда не просят. Вот! Возмездие! Справедливость! — Ты прав, — кивает Куросаки, воспрянув духом, и наконец смотрит в дикие глаза пантеры, — извиняться мне не за что.       Через пару часов несчастный Maserati отправился на стоянку (слава богу, он застрахован на кругленькую сумму), а травмированный морально и физически Гриммджоу — в больницу с вывихом плечевого сустава. Конечно, отправился он не столько на лечение, сколько на задание. Получив от Шихоин все необходимые указания, в очередной раз уверился, что руководство СТУПР — сплошные садисты да изверги не хуже самого Айзена.       Вот так, естественным образом Йоруичи получила шпиона в тылу врага, Ичиго — отсрочку смертной казни, а Гриммджоу возможность лелеять мысль о том, что когда закончится весь этот идиотизм, и он наконец окажется дома, то изведёт напарника своими капризами. И за покалеченную руку, и за тачку. И ещё не понятно, на что он злится сильнее. Пипец рыжему — сдохнет у ног Гриммджоу от чувства вины. В общем и целом все довольны, кроме Кенпачи, который безудержно сокрушался по поводу того, что ему не пришлось-таки ничего ломать Джагерджаку. Уж он бы постарался. От души бы! На совесть! Но этому драному коту вечно везёт.

***

      Ичиго весь извёлся. Хотя Шихоин и сказала ему подобрать сопли и уверила, что с такими удачливыми мудаками, как Джагерджак, ничего не случается — не помогло. Может, Гриммджоу и мудак, может, и удачливый, может, даже профессионал, но он смертный, чёрт возьми.       С того дня как начали жить вместе, они не расставались больше чем на несколько часов, только когда Ичиго на занятиях или Гриммджоу на дежурстве, и даже тогда Куросаки частенько отирался ночами в Сейрейтее, чтобы напарник не скучал. Сейчас прошло не больше трёх часов, а Ичиго уже места себе не находит. Гриммджоу не где-то там развлекается, он в чёртовом логове кровиманов. Беззащитный. С травмированным плечом. Рациональной незамутнённой частью сознания Ичиго понимает, что Шихоин права — Гриммджоу не просто вампир, живущий как обычный человек, его реяцу и способности дадут фору многим, тем более людям, а закаленный криминальным прошлым характер и животный инстинкт самосохранения не позволят обдурить себя, и всё же… Другая часть, та, что всё время требует слияния со своей половинкой, твердит, что кровь Гриммджоу слишком ценная плюс ко всему щедро разбавлена кровью самого Ичиго, что делает её вдвое ценнее и дороже. И как только какой-нибудь ушлый докторишка посмотрит в свой микроскоп на клетки, сияющие драгоценной энергией, то сразу это обнаружит, вот почему у Эспады и Сейрейтея всегда есть свои врачи в организации.       А если его обкололи наркотой, как Хинамори, и уже выкачали всю кровь? Глупо, конечно, если с ним что-то случится, Ичиго сразу почувствует — кровь расскажет. И всё же… Когда не видишь, не можешь прикоснуться, беспокойство медленно, но верно начинает сводить с ума.       По плану, завтра утром Гриммджоу должны выписать из больницы, а он к тому времени уже должен собрать всю нужную информацию для Сейрейтея. И там уж Шихоин не даст мерзким кровиманам ускользнуть от правосудия. Всего одна ночь. Целая, блять, ночь!       Валяться без сна в пустой холодной постели невыносимо. Особенно, когда в голову лезут страшные картинки с расчленёнкой и безжизненно потухшими голубыми глазами… Нет-нет-нет… Ичиго набирает наизусть выученный номер — абонет-неабонет. Зараза!!! В больнице телефоны запрещены. Кто придумал эти дурацкие правила, и какого хрена Джагерджак вздумал им следовать?!       «Успокойся! С ним всё в полном порядке!» — твердит себе Ичиго, упрямо закрывая глаза и приказывая себе спать.       «Да, успокойся, — взрывается в мозгу мерзкий голос, а пустые ядовито-жёлтые глаза жгут словно лазеры. — Когда он умрёт, мы наконец останемся вдвоём. Не бойся, я помогу тебе. Я твоё безумие и твоя сила, и когда ты перестанешь сопротивляться мне…» — Нет! — Ичиго вскакивает на постели, надеясь, что это был всего лишь жуткий сон, но…       «Ты сам позвал меня, всегда зовёшь, когда тебе страшно, когда тебя мучают сомнения или гнев. Я тебе нужен…» — Не нужен! Убирайся! — кричит во тьму Ичиго, а в ответ слышит лишь хриплый торжествующий хохот.       «Скоро…»       И нет никаких сил сопротивляться этому.       Через час Ичиго уже стоит на пороге злосчастного госпиталя. Рядом с ним Неллиэль Ту Одельшванк. Ичиго нужен союзник, а подвергать опасности кого-то из Сейрейтея он не хочет, кроме того Нелл неплохо мотивирована — где-то в стенах этой больницы пропал её друг.       Ичиго не знает, чего он на самом деле хочет: забрать напарника отсюда, убедиться, что с ним всё в порядке, или убедиться, что он сам не сошёл с ума. Чёртова кровь жжёт огнём, шепчет-шепчет-шепчет… Зовёт. Не затыкается ни на секунду, заставляя двигаться, идти напролом к своей цели. И как бы Ичиго не хотелось, он не может этому сопротивляться.       Благодаря способностям Нелл, они незаметно проскальзывают мимо поста дежурного и поднимаются на четвёртый этаж. Коридоры пусты, тишина, даже на сестринском посту никого нет. Подозрительно. Сомнения и догадки Ичиго подтверждаются, беспокойство нарастает. Он останавливается у двери в палату Гриммджоу, он чувствует его, но всё равно боится не увидеть его там или увидеть обмотанное трубками, истекающее кровью тело. Поворачивает ручку, и через открывшуюся щель сразу слышит приглушённый стон. Ну мать! Распахивает дверь, готовый броситься на врагов и растерзать их в клочья за то, что они посмели дотронуться своими грязными лапами до его половинки, но… Мудак-сан, абсолютно здоровый, не считая повязки на правом плече, царственно восседает на постели, откинувшись на подушки, и, прикрыв глаза, стонет от удовольствия, пока медсестра, очевидно та, которой нет на посту, с упоением отсасывает ему.       «Блять! Блять! Блять!» — проносится в голове Ичиго, он борется с желанием побиться головой об стену или приложить об неё Джагерджака. Чувствует себя полным идиотом. Снова. Как последний дебил он переживал и нервничал, а этот… УРОД! Находит себе развлечение везде, где бы не оказался. Даже на больничной койке, мать его!       Гриммджоу поднимает на вошедших затуманенные глаза, вздрагивает от неожиданности и замирает, встречаясь с прожигающим хмурым взглядом. Кажется, что из глаз Ичиго сейчас вылетит по пуле и вышибут ему мозги на больничную голубую стеночку. Чёрт! И как он не почувствовал его реяцу? Да ещё и Нелл Ту. Всё обезболивающее — притупляет реакцию, ну и умелый ротик сестрички в районе его паха остроты восприятия не добавляет. Надо брать себя в руки. Два пальца касаются виска ни о чём не подозревающей девушки, которая так и не оторвалась от своего занятия, и она сразу же проваливается в абсолютную тьму. — Ягодка, — нахальный голос виртуозно скрывает растерянность, — ты какого хрена здесь? — спрашивает, небрежно сталкивая бесчувственное тело своей одноразовой любовницы на пол.       Ичиго молча сопит, продолжая прожигать огромную сквозную дыру во лбу любовника. Нелл прикусывает губы, чтобы не рассмеяться, глядя на закипающего Куросаки и растерявшегося Джагерджака. Она никогда раньше не видела у Гриммджоу таких эмоций, такого блеска в глазах — проблеска вины, пусть и тщательно скрываемой. Неужели дикую пантеру приручили? — Хорошо работаешь, болезный! — выплёвывает Куросаки, чувствуя горечь на языке. Он сто раз убеждал себя не реагировать на выкрутасы ебливого кошака, но всякий раз, когда видит это, злость и ревность рвут его на части. Но чёрта с два он будет скандалить как сварливая жёнушка. — Что? Передозировка порно? Захотелось «медсестричку»? — язвит он, пытаясь задушить гнев внутри. — Я-то для дела, — отвечает Гриммджоу, думая, что этот рыжий, бьющий чужие тачки кретин не смеет его упрекать. Кто его на эту койку уложил, в конце-то концов. — А по сексуальным «медсестричкам» — это у нас ты, — брызжет он ядом, снова припоминая историю с Орихимэ.       Ичиго щурится и показывает ему средний палец. Нелл прикрывает рот рукой, с трудом сдерживая смех — эти двое неподражаемы. — Отлично! — заключает Ичиго, кипя от злости. — Вижу ты в порядке. Теперь верни бедной женщине разум и можете продолжать. Он хочет уйти, не в силах больше лицезреть наглую рожу Джагерджака. — Она не бедная.       Придерживая повреждённую руку под локоть, Гриммджоу поднимается с постели, поправляя задравшуюся больничную робу, в которую его нарядили. Распашонка короткая, едва доходит до середины бедра, спущенная с одного плеча и больше подчеркивает, чем скрывает. Нелл смущённо опускает взгляд, стараясь не разглядывать чужих достоинств. А Ичиго, наоборот, оглаживает свою пантеру взглядом: длинные ноги, крепкие бедра, тугая диагональная повязка на правом плече, темный сосок, неприкрытый бинтами. Все остальное дорисовывает живое девятнадцатилетнее воображение и… Хочется послать всё к чёрту, выгнать всех из палаты и остаться с ним наедине. Зараза! Ну как так жить?! — Она соучастница гнусного преступления. Твой друг был прав, — обращается Гриммджоу к Нелл, — всех пропавших или якобы умерших вампиров держат в западном крыле, том, что на ремонте. Можно спасать, — торжественно сообщает он и, подумав, добавляет, — ну тех, кто ещё жив. А эта, — легонько пинает босой ногой бесчувственное тело своей недавней любовницы, — сдаст нам верхушку. — Всё это ты узнал, пока она тебе отсасывала? — не унимается Ичиго, сильнее раздражаясь от самодовольства напарника. — Нет. Почему? До, — невозмутимо отвечает Джагерджак. Ичиго скептически выгибает одну бровь. — И я как раз хотел попросить у неё телефон, иметь который здесь запрещено.       Куросаки снисходительно кивает, складывает руки на груди, снова прожигает напарника ревностью и осуждением. Они оба прекрасно знают, что если бы Гриммджоу хотел позвонить, никакие правила его не остановили бы. Что ж, в эту игру могут играть двое. — А медсестёр, значит, «иметь» можно? — Нигде не написано, что запрещено. Я уточнял, — Гриммджоу выдает свой самый милый оскал, на который Ичиго всё равно не покупается. — Я думал только о тебе, ягодка, — пускает он в ход тяжёлую артиллерию. Голубые глаза игриво горят, соблазняя и извиняясь одновременно. — Клоун! — страдальчески закатывает глаза Ичиго. — Я прошу прощения, — вклинивается Нелл, уже уставшая слушать их глупую перепалку, — рада, что вы так любите друг друга, но мой друг в опасности и другие вампиры тоже! Может, вы закончите свою блядскую прелюдию и позвоните наконец Шихоин!       Вспомнив о первоначальной миссии, Ичиго достаёт мобильник и торопливо набирает номер начальницы. Блин, он должен был сделать это ещё две минуты назад, сразу как узнал о пленниках, но важнее для него оказалось выяснять отношения, заигрывать и флиртовать. Чёрт! Это происходит уже во второй раз, а он даже не замечает. Первый был, когда он упустил Иноуэ и не заметил Вейла. Гриммджоу занимает слишком много места.       Отрапортовав Йоруичи, Ичиго кладёт трубку. Скоро спецгруппа будет здесь, а они с Гриммджоу наконец смогут отправиться домой. И почему-то ему в голову не приходит мысль срочно бежать в западное крыло одному спасать невинных. Ещё несколько месяцев назад он поступил бы именно так.       Дверь палаты снова открывается, а точнее её чуть не сносит с петель мощным пинком. Все трое оборачиваются и замирают. — Ннойти? — охрипшим голосом шепчет Нелл.       Гриммджоу не сдерживает смешок, услышав милое сокращение имени, вообще никак не вяжущееся со злобной рожей Ннойторы. Только его здесь не хватало! Всё происходящее начинает смахивать на дешёвую мелодраму с элементами комедии и ужасов. Ночь будет длинной.       После недолгого молчания, наполненного удушающей аурой четырёх эмоционально не стабильных вампиров, первым в себя приходит Гриммджоу: — Оу, я думал это приличная больница, — в своей обычной нахально-дерзкой манере говорит он, — а здесь, оказывается, проблема с насекомыми. — Точно! — кивает Ннойтора, расплываясь в глумливом оскале, — помойных котов сюда тоже пускают, — проходится взглядом по перебинтованному торсу Гриммджоу. — Кто подпортил твою облезлую шкурку? Неужели светлые так плохо заботятся о своём питомце?       Это «питомец» в мгновение ока выводит Гриммджоу из равновесия. Мерзкий паук давит на больную мозоль! Синий лёд в глазах пантеры сменяется на яркое бутановое пламя, зрачки вытягиваются, ещё пара секунд, и появятся клыки и когти. Спектр вспыхивает багровым и расходится по комнате плотными клубами осязаемого дыма.       Ннойтора делает шаг вперёд — грузные военные ботинки громко стучат по полу. Сжимает кулаки, расправляет плечи — чёрная ткань футболки натягивается от напрягшихся и увеличившихся в размере мышц, рукава чуть задираются открывая паука на левом плече. Каракурт, словно живой, шевелится на бледной коже, перебирает мохнатыми лапками, готовясь к прыжку. Не скрытый повязкой глаз открывается шире, зрачок увеличивается, полностью затапливая радужку, отражая в блестящей мёртвой черноте окружающее пространство. Между губами, сверкая «пятёркой», проскальзывает рассеченный язык. Мутный грязный спектр расползается повсюду, окутывает тонкой паутиной идеально красный цвет Гриммджоу, медленно поглощая, питаясь чужой энергией, присваивая себе.       Ичиго в замешательстве смотрит на напарника, через кровную связь он отлично чувствует его эмоции — Гриммджоу зол. Его давняя вражда с Ннойторой, их неприкрытая ненависть друг к другу воспламеняется; сейчас, когда они по разные стороны баррикад ничто не мешает им вцепиться друг другу в глотки. Только вот, кто победит? Куросаки потирает правое плечо, чувствует, как кровь внутри беспокойно мечется, и в каждой капле вспыхивает крошечный эпицентр боли — бесплотный шёпот, сбивающий с толку: «он не ел два дня и ранен, плечо болит, движения ограничены, сознание спутано из-за лекарств. Он не готов сейчас драться», — шепчет разум. «Помешать ему — усомниться в нём, а защитить — признать слабаком», — возражает гордость. Скрепя сердце, Ичиго готов отступить на милость гордости — Гриммджоу поступил бы так же. Он надеется, что Пантера контролирует себя, или, что Шихоин успеет вовремя, чтобы остановить надвигающуюся драку. Внутри просыпается Тьма, с жадностью набрасываясь на его сомнения, на мельчайшую слабость. Эмоции Гриммджоу подогревают адский котёл. Глубокий вдох. Скоро… Чёрная пелена медленно заволакивает глаза… — А ну, успокойся! — голос Гриммджоу вырывает из тёмного коматоза. С немым вопросом Ичиго поворачивается к напарнику, встречаясь не с пламенем, а с прозрачным жёстким льдом. — Ты свои глаза видел? Он того не стоит.       Куросаки часто моргает, сбрасывая оцепенение, и снова возвращает глазам привычный тёплый оттенок. Пытается сообразить сколько прошло времени — пара секунд или целая вечность? Ситуация в корне поменялась. Гриммджоу спокоен, его спектр лишь немного ярче нормы, а вот у самого Ичиго сияет тёмной синевой. — О, вижу зверь внутри тебя растёт! — замечает Ннойтора, делает ещё шаг ближе, сверкая чернотой паучьих глаз. — Ну давай, покажи на что способен?! Хочу знать, что же в тебе такого, раз Айзен-сама так мечтает заполучить тебя!       Ичиго сжимает кулаки, мышцы напряжены, нервы, словно струны, ещё провокация и лопнут. Кровь кипит, бурлит могучим потоком, кричит, вопит — Тьма рвётся на свободу.       Нелл не хочет заварушки. Если сейчас разгорится драка, это существенно замедлит операцию по спасению Пеше и окончательно разрушит только зародившееся хрупкое доверие Сейрейтея. Айзен может сколько угодно воевать с Шихоин, у них свои причины, а вот Нелл и тому же Ннойторе от этого никакой выгоды. Когда наконец Джилга поймёт это? Бой ради боя — полнейшая глупость. Она делает шаг, тонкие пальчики вцепляются в запястья Ннойторы, сжимая неожиданно сильно. Он кривится скорее то отвращения, чем от боли. Резким движением высвобождает руки, вцепляется в волосы девушки и резко дёргает, запрокидывая её голову назад. Нелл не издаёт ни звука. Пару секунд он смотрит ей в глаза и, собрав всё своё самообладание, отталкивает от себя. — Не мешай, сука! — шипит вкрадчиво и злобно.       Нелл отлетает к стене, врезаясь в неё лицом, и медленно сползает на пол. Последнее действие добивает Куросаки. Клубы чёрного дыма окутывают его и вьются вокруг, заполняя пространство. Острые красные молнии бьют насквозь. Гриммджоу считывает эмоции Ичиго и устало вздыхает. Сейчас совсем не время для этого. Может, в другой раз он с удовольствием посмотрел бы, как зверь Куросаки наподдаст мерзкому членистоногому — этот идиот до сих пор не понял, что все они: и Сейрейтей, и Эспада — слабаки против тёмной силы, что дремлет в Ичиго. Гриммджоу сам ощущает лишь отголоски этой силы, но их достаточно, чтобы оценить потенциал — она огромна и до сих пор не сформирована и бесконтрольна. Выпустив зверя на свободу, загнать его обратно чертовски сложно. И сейчас Гриммджоу совсем не в форме для этого. — Стоять! — он хватает напарника, с трудом удерживая за плечо — ладонь пылает, словно её в кипяток макнули.       Снова это ощущение. Безумной силы. Каждый раз, когда прикасается, когда пьёт кровь, невидимая глазу тьма острыми иглами проходится по венам и оседает внутри вязким туманом, и он не знает, как скоро его контроля станет недостаточно, чтобы сдерживать её. Глубоко вдохнув, Гриммджоу концентрируется, взывая к каждой малейшей частичке своей крови в теле Ичиго.       Кожа Куросаки горит под прикосновением. Кровь вопит внутри, устремляясь в виски оглушающим потоком, врываясь во тьму, затапливая бесконечно алым. Гриммджоу тянет Ичиго ближе, прижимая к себе, чувствует, как зверь внутри него протяжно воет, но отступает. — Очухался?! — спрашивает он, губами касаясь горячей кожи на загривке Куросаки. Энергия искрит и пощёлкивает между ними как при коротком замыкании. — Ага, — подтверждает Ичиго, с облегчением откидываясь на крепкую грудь напарника, — но это не значит, что я буду молча смотреть как этот… — снова напрягается, пытаясь высвободиться. Может, зверь внутри и отступил, но сам-то Ичиго остался. — Да уж, это точно, — перебивает Гриммджоу, пытаясь крепче прижать к себе напрягшееся тело, что одной рукой не так-то просто. Раненое плечо простреливает болью, несмотря на убойную дозу обезболивающих. — Блять! — Этот вспыльчивый пацан точно когда-нибудь сведёт его в могилу.       Ннойтора брезгливо морщится, глядя, как алый и синий спектры переплетаются между собой. Одно целое. Ну да! И что они могут? Обниматься как педики? Отвратительно. Ннойтора знает, каково это — быть зависимым, он ненавидит это больше всего на свете и то, как легко, с какой готовностью эти двое подчиняются друг другу, вызывает в нём отвращение и злость. — Ннойтора! — раздаётся за спиной твёрдый голос Нелл.       Ичиго готов поклясться, что паук поёжился и с силой стиснул зубы. Замер как вкопанный. Атмосфера в комнате снова накаляется. Реяцу, доселе едва слышимая, словно проснулась, заставляя землю под ногами превращаться в зыбкий песок, а кровь в венах — в морскую пену. Недавно спокойный океан волнуется в предвестии бури, вода темнеет, становясь похожей на мутную бездну, неизведанную, опасную, голодную губительную пучину. Загустевший в миг воздух клубится вокруг жарким маревом, готовым вспыхнуть от любого неосторожного движения.       Кожа Неллиэль бледнеет и искрится, будто кровь внутри сияет белым светом и переливается. Под глазами, проходя через переносицу, загорается яркая малиновая полоса — воинственная метка, придающая нотку агрессии её спокойному лицу. В длинных разметавшихся по плечам волосах появляются жемчужно-белые красиво изогнутые рога. Нелл распахивает глаза, вместо по-детски наивного взгляда — острый, цепкий с оттенком жесткости и власти — взгляд демонессы, опытного воина, знающего цену себе и своим противникам.       Ннойтора затылком чувствует этот взгляд. Как он пробирается в его голову. Медленно, с выверенной точностью миллиметр за миллиметром, протискивается глубже, бестелесной сущностью заполняя собой каждую клеточку. Стена, окутанная паутиной колючей проволоки, осыпается кирпичик за кирпичиком. Тело окатывает ледяным пламенем — выжигающим изнутри и продирающим морозом снаружи: горячо, остро и чертовски сильно. Необратимо. И всё, что он чувствует — жажда, проснувшийся беспощадный голод.       Демон внутри рычит, беснуется, сопротивляясь полузабытому чувству отчаяния и бессильной злобы. Он может затаится и ждать, а может броситься в бой, исход будет одинаковый — он проиграет.       Ннойтора ненавидит это — слабость… Он ненавидит Нелл! Во рту пересыхает. Пятёрка на языке горит клеймом, обжигая плоть. Он смотрит в бледное лицо своей хозяйки, в сияющий кварцем взгляд, и видит своё истинное отражение — беспощадного, жаждущего лишь силы зверя, путь которого он когда-то выбрал… — Ннойт, прикроешь меня.       23-летний Казухо Хаяси, буквально вчера получивший звание капитана и должность командира штурмовой группы элитного подразделения сил самообороны, поднимается с места, на ходу проверяя оружие. Ннойтора коротко кивает в ответ и презрительно кривится, как только Казухо поворачивается спиной.       Прикрыть? Конечно, капитан.       Капитан. Звание, которое не досталось Джилге. В академии они всегда наступали друг другу на пятки — вровень идущие показатели, реакция, сила, полная самоотдача и преданность делу. Извечные соперники и заклятые друзья. Однако командование предпочло отдать первенство Казухо. За более гуманные методы ведения боя. Гуманные! Слышали вы когда-нибудь более несусветную глупость? Для Ннойторы самое большое проявление гуманности это добить жертву, чтоб не мучилась. Но это, видите ли, сочли чрезмерной жестокостью. Смешно. Ннойтора в корне не согласен с таким решением. Звание капитана и место командира должно принадлежать ему, и богатенький выскочка с замашками миротворца не станет помехой.       Джилга высовывается из импровизированного укрытия в виде идеально подстриженных кустов у ворот небольшого частного одноэтажного дома. В паре метров лежит тело мертвого сержанта полиции, которому не повезло первым приехать на поступивший в службу спасения вызов. Ннойтора брезгливо морщится. Наверное, тоже гуманист. Был. Постучал в дверь и вежливо попросил преступника сложить оружие и отпустить заложников, коими, между прочим, являются его собственные жена и дети. Теперь вот заливает своей кровью сочную зелень лужайки перед домом. Красота.       Спецназ уже окружил дом по периметру, но попытка подойти ближе или начать переговоры закончилась перестрелкой. Следующим пунктом преступник угрожает убить заложников. Казухо мало? Хочет поиграть в героя, что ж… Держа палец на спусковом крючке, Ннойтора сверлит взглядом широкую спину идущего впереди командира. Они обходят дом направляясь к заднему выходу. Пальцы крепче сжимают оружие, руки так и чешутся нажать на курок, но… нельзя, рискованно. Ещё не время.       Чёрное дуло, блеснувшее сквозь неплотно закрытые жалюзи маленького окна. Казухо стоит спиной. Вот и момент! Секунды хватит, чтобы предупредить напарника, но Джилга медлит. Сердце ускоряется из-за резкого выброса адреналина. Предвкушение. Томительное ожидание. Даже дыхание перехватывает. Ннойтора не спускает с Казухо тяжёлого взгляда, ему кажется, что будто пробрался внутрь его, что слышит и видит его мысли. Неужели желание убрать с дороги соперника так велико?       «Тихо. Тихо. Глупый наивный капитан. Не поворачивайся» — мысленно шепчет Джилга, оплетая словами словно тонкой, но чертовски крепкой паутиной. Казухо подчиняется, непозволительно долго оставаясь спиной к опасности. Ннойтору охватывает слепое чувство вседозволенности, он может контролировать чужой разум, не знает как это получается, но ощущения поразительные.       Три. Никому нельзя доверять. Тем более собственную жизнь.       Два. Напарники, братья по оружию, взаимовыручка, доверие — всё это чушь собачья. Значение имеет только сила. Всегда побеждает сильнейший.       Один… Сухой щелчок выстрела. Расширившиеся и медленно стекленеющие глаза, полные удивления, разочарования, гнева…       Выстрел звучит оглушительно громко. И совершенно неожиданно. Чертовски правдоподобно.       Воздух со свистом и хрипом вырывается изо рта, в глазах темнеет. Угасающим взором Ннойтора успевает увидеть намокшую кровью футболку у себя на груди. Да не может этого быть?.. Внутри разорвалось что-то рядом с сердцем. Запоздавшая боль сменяется тошнотной слабостью, кажется, что воздух исчез из окружающего мира. Ннойтора пытается вдохнуть широко открытым ртом, но стремительно навалившаяся чёрная пелена поглощает и остатки боли, и желание дышать, и отголоски сознания…       Дверь в палату снова открывается. Неимоверно длинная ночь продолжается.       Шихоин в сопровождении Кенпачи заходит в комнату, где их взорам представляется ши-кар-на-я картина: полуголый Джагерджак прижимает к себе взъерошенного Куросаки. Позади них на полу чуть ли не под кроватью лежит бесчувственное тело медсестры. Женщина-вамп вместо Нелл Ту и совсем уж непонятно откуда взявшийся Ннойтора Джилга в полной отключке.       И это чётко спланированная операция?!       Кенпачи выдаёт туповатый смешок, а у Шихоин дёргается бровь. — Какого чёрта здесь происходит?! — сквозь зубы рычит она.

***

— Куросаки-и, — голосом умирающего стонет Гриммджоу.       Ичиго скрипит зубами и косится на подставку с ножами, прикидывая долетят ли они с кухни до лба горячо любимого напарника, с телекинезом у него вроде получше стало.       За сегодняшний день Мудак-сан уже побил все рекорды сволочизма! Он поднимал свой царственный зад с дивана два раза. Два! За целый день! И то — в туалет. Ичиго же не выспался, прогулял учёбу, и чертовски устал от бесконечных принеси-подай-уйди-нахуй-не мешай. Его блядскому Величеству всё время что-то нужно: подай пульт, поправь подушку, включи кондиционер, выключи кондиционер, сбегай купи сигарет. Не та марка, блять! Метнись купи другие! На «отсоси» Ичиго едва сдержался, чтобы не наброситься на чёртова симулянта и не сломать ему вторую руку, а лучше челюсть, но вспомнив о расколошмаченном Maserati, смиренно отправился на кухню, заваривать травяной чай, который Гриммджоу прописали от нервов, но литрами его глушит именно Ичиго. Ох, это паршивое чувство вины, чтоб его! — Куросаки-и, — снова раздается с дивана нетерпеливый голос.       Ичиго горестно вздыхает, борясь с желанием добавить в чай мышьяка или цианистого калия, возвращается в гостиную зону, вручает дымящуюся кружку Джагерджаку. Может, это заткнёт его хоть на несколько минут. Гриммджоу брезгливо нюхает содержимое чашки: — Воняет как дерьмо, — заключает он, возвращает чай и демонстративно отворачивается, — налей мне лучше виски. — Ты на таблетках, — терпеливо отвечает Ичиго, делая глоток «дерьма» — чай как чай. — Похуй. Наливай! — повелительный тон.       Святой Кенпачи! Боги всемогущие! Дайте Ичиго сил не пришлёпнуть этого невыносимого, капризного, злопамятного ублюдка!!! — Куросаки-и!.. — Ну что ещё тебе, блять, нужно?! — не выдерживает Ичиго. — Нарядиться гейшей и станцевать Куроками* на столе?! — Неплохая идея, — веселится Гриммджоу, улыбка его подозрительно смахивает на издевательскую ухмылку. — Давай, ягодка, хочу стриптиз и побольше порно.       Ичиго чувствует, как при взгляде на эту ухмылку где-то под ложечкой начинает вскипать привычное раздражение, быстро перетекающее в горячую ненависть. — Ах, порно?! — он со стуком ставит чашку на журнальный столик и хитро щурится. — Это можно.       Медленно расстёгивает ширинку, поводит бёдрами, трогает себя. Облизывает губы, копируя любимый жест любовника, и забирается на диван. Так же медленно стягивает с Гриммджоу мягкие пижамные штаны, устраиваясь между его ног. Прикасается и гладит тёплыми пальцами, нажимая на все чувствительные точки. С удовольствием отмечает, как алый спектр начинает искрить ярким малиновым вожделением.       Пальцы ласково касаются горла, очерчивая метки старых укусов, проводят по губам, груди, животу… Скользят вниз, к острым тазовым косточкам и вверх — по ягодицам. Гриммджоу прикрывает глаза, ощущая зарождающееся томление, то нарастающее, то утихающее с каждым общим движением их бёдер, снова и снова. — Как твоё плечо? — томно шепчет Ичиго. — Отлично-о, — забываясь, урчит пантера, не замечая лукавства в голосе любовника.       Удобнее устраиваясь на подушках, Гриммджоу радуется, что они дома и уж здесь-то никто не помещает ему насладиться своей сладкой ягодкой. Он облизывает губы, предвкушая, как Ичиго медленно опустится на него сверху и будет его объезжать, словно дикого скакуна. Да-а, устроим скачки. Но…       Ладони ложатся на влажные от пота бёдра, притягивают ближе, заставляя их раздвинуться, раскрыться… — Э… ягодка?..       Ичиго не намерен слушать никаких возражений. Хватит с него уже капризов на сегодня! — Вот чёрт! — Гриммджоу вздрагивает — позвоночник прошивает острым искрящимся удовольствием пополам с саднящей болью. Поток энергии топит возбуждением и жаждой.  — М-м-м, Ичи…