Издавна морских драконов боялись и почитали. Их возводили чуть ли ни на один пьедестал с Богами, но время беспощадно даже к ним. На одной вере далеко не уедешь — другое дело топоры и мечи! И чем более изощрённым становилось человеческое оружие, тем скудоумнее становились они сами…
«И с нами происходит тоже самое. С каждым мгновением мы теряем частичку себя, превращаясь в глупых животных на убой…»
Глаза цвета стали устремись вперёд — во мрак пещеры, туда, где сотни подводных туннелей переплетались друг с другом, как влюблённые в танце.
Она символ обманчивых надежд, её имя Опал и она одна из немногих морских драконов, чей разум не был сломлен исконно звериными инстинктами, что расползались среди её народа как чума.
Несмотря на юность, прародительница всех драконов Ананта выбрала именно её в качестве своего «второго голоса». Звание это было весьма почётным и… Нет, не так… это было что-то на уровне благословения, ибо не каждому было дано переброситься парой словечек со всеобщей матерью — это вам не светская беседа за чашкой чая. Любовь драконьего народа к ней была сильна так же, как был силён и их страх перед ней: никто не сомневался в том, что Ананта дарила жизнь с той же легкостью, что и отнимала её.
Конечно же, даже не смотря на весьма печальный финал их разговора, Вторая ни в коем случае не имела бы права переходить на личности, а вот переходить на них мысленно никто не запрещал:
«Проклятая старуха!»
Клац — щёлкнула драконья пасть в приступе ярости.
«Молчание — всё, что мне осталось бла-бла-бла!» — негодовала Опал, петляя меж мрачных коридоров. — Вот вроде бы и прожила целую вечность, а не понимает, что порой и одного малю-ю-юсенького слова хватит для того, чтобы изменить ход истории! Опал, дорогуша, наведайся за советом к прародительнице, она всегда знает как помочь! Нет, не знает!»
Перламутровый плавник со всей силы ударил по каменной стене, вызывая в ответ мгновенную вибрацию.
«Это я! Я всё это время говорила, что следует делать пока наша многоуважаемая матерь всего, что плавает, ползает и летает, пребывала в состоянии каменного изваяния! Каменная снаружи, каменная внутри…»
Опал затрясло как в припадке, как ленту, гонимую штормом.
«В этом мире мы можем рассчитывать только на самих себя — вот она, правда — камень летящий прямиком тебе в морду. Нравится тебе это или нет, а она всё равно тебя стукнет!».
Чем дальше плыла дракониха, тем чаще на её пути встречались крохотные осколки кристаллов, проросшие внутри стен. Их чуть заметное свечение едва ли могло конкурировать даже с самым слабым пламенем свечи, однако этого и не требовалось, их роль — всего лишь быть указателями для особо забывчивых жителей подводного города.
«За зеленью пойдёшь — брег солнечный найдешь, а бросишься на красный цвет — пред Матерью держи ответ, и только синий свет родной тебе укажет путь домой…»
Это песенку знают, пожалуй, все драконы, не считая тех, над чьими головами сейчас нависает Дамоклов меч безумия. В конечном итоге, их народ смог построить настолько хитроумный лабиринт, что спустя поколения они сами начали теряться в нём. Неловко, правда? В отличие от Ананты, не все среди старейшин могли похвастаться отличной памятью — всё-таки годы берут своё.
Вот взять бы хотя бы их стражника Гиацинта: этот старик был настолько слеп, что подмени ты вовремя беседы его собеседника на песчаный валун он и разницы не заметит! Ему, конечно, следует отдать должное — не смотря на пару незначительных недостатков, силы в Гиацинте было не занимать, но всё же некоторые побаивались, как бы в накал страстей он своего не пришиб.
На самом деле на памяти Опал была лишь одна битва, где действительно нужны были бравые войны с острыми, как бритва клыками и когтями, но было это задолго до появления людей.
«Война когда-то была воистину ужасным горем, теперь же — развлечение, так, хобби для богатых. И после всех этих дурацких людских походов, переворотов и революций — это они называют нас тупыми животными, одержимыми жаждой крови; тыкают своими ржавыми пушками нам в брюхо мол, ну, давай напади на меня, скотина! Напади первой, и я стану героем, ведь я просто защищал себя и свой флот! О, Матерь всего, что плавает, ползает и летает, да кому вы нужны?!»
Где-то вдалеке, если прислушаться, можно было уловить слабое постукивание — дом уже совсем близко. Свечение кристаллов нарастало с каждым новым взмахом плавника, превращаясь из чуть тлеющего огонька в неистовое пламя.
«Но, в конце концов, кое в чём люди всё-таки правы… — Опал закрыла глаза, игнорируя навязчивое светопредставление по бокам. — Мы первыми начали всю эту историю…»
Некогда безжизненные и нелюдимые стены пещеры теперь покрывал мох — он как огромное пушистое одеяло пытался укутать грубую поверхность камня, в попытке сделать её чуть менее неприветливой для своих постояльцев.
По мере приближения Опал к драконьему пристанищу каменные стены заметно расширялись, плавно переходя из туннеля в подземное озеро.
Агрессивно взмывая вверх, поднимая вокруг себя настоящий фонтан из брызг, странница издала оглушительный рык, давая понять всем, что Второй Голос Ананты вернулась домой. Что-что, а тихие появления — точно не про неё…
Не менее шумно повалившись наземь, Опал попыталась вновь встать на лапы, однако, — это было плохой идеей: со всех сторон, весело повизгивая, к ней устремились пухлые чешуйчатые малыши, прыгая прямо на возвратившуюся сестру, не давая ей и шанса подняться.
Не смотря на то, что драконы всегда производили впечатление гордых и бесстрашных существ, было у них и кое-что такое, что неимоверно сильно сближало их с любым другим существом — и это детство.
В конечном итоге, все мы были крошечными, вечно орущими комочками чего-то непонятного [а иногда ещё и незапланированного], способные использовать крик как инструмент некой власти, благодаря которой почти всегда получали то, что хотели — будь то упавшая на пол погремушка или очередная добавка к десерту.
— Ну, хватит! Хватит! — засмеялась Опал, чуть дрожа от случайной щекотки. — Прости, Биксбит, я снова сорвала тебе урок?
— А хоть раз было иначе? — прогнусавило подошедшее к озеру существо.
Его амарантовая чешуя напоминала остриё копий — только вот ни это, ни его глубокий проникновенный рык, ни сама по себе пугающая внешность в целом [даже по драконьим меркам], никак не вязались с огромным цветочным гнездом, что располагалось прямо на его спине между почти прозрачных искалеченных солнцем крыльев. Из гнезда вдруг высунулась ещё парочка крохотных мордашек — эти детёныши были настолько малы, что пока ещё были не в состоянии самостоятельно выбраться и, уподобившись своим сородичам, наброситься на Опал. То тут, то там за бортиком мелькали жалостливые глазки, тщетно пытающиеся найти выход из своей темницы.
— О-ох, я так скучала по вам! — воскликнула дракониха, наслаждаясь теплом, что исходило от её младших братьев и сестёр, облепивших Опал от кончика хвоста до макушки.
— А по мне? — лукаво улыбнулся Биксбит и присел рядом.
— И по тебе тоже, Страшило!
— Ну, спасибо…
Повисло молчание, прерываемое лишь счастливым поскуливанием детей — эмоции в этом возрасте лились через край, так и грозясь затопить всех близ стоящих. Вторая закрыла глаза и буквально на пару мгновений погрузилась в своеобразное подобие полусна. Когда она в последний раз вот так отдыхала?
— Дом… — прошептала странница, и слово это, словно мёд, оставило после себя сладкое послевкусие.
Кстати говоря, человеческие сказки не врали и зря их рассказчиков вечно поднимали на смех, считая, что не может быть такого, чтобы почти целый остров был сплошь устелен драгоценностями.
Впрочем, это, скорее, палка о двух концах… Морские драконы реальны так же, как и угроза потери очередного грузового судна близ берегов Проклятого острова, так почему же сказ о пещерах в алмазах — вымысел?
Скорее всего, дело в том, что такое понятие как «ценность» у людей и драконов в корне различалось по своей сути…
Место это, в котором теперь мирно дремала Опал вместе со своими сородичами, уже и близко не имело ничего общего с тем мраком безжизненных туннелей, по которым Вторая буквально недавно и прибыла сюда после неприятного «разговора» с прародительницей [именно «разговора», вот так, грубо с кавычками, — иначе воспринимать это дракониха напрочь отказывалась].
Серость подводных ходов совсем сошла на нет, являя взору гладкие как стекло стены тростникового оттенка, которые время от времени были разбавлены причудливыми неоновыми вкраплениями самых немыслимых цветов, из-за чего казалось, что всё пространство вокруг наполнено странной светящейся флорой, а не минералами.
Оливин — наиценнейшее сокровище, что было у драконьего народа — именно им и было вымощено всё вокруг. На самом деле, будучи полудрагоценным самоцветом, данный камень не с таким уж и большим энтузиазмом раскупался ювелирами. А теперь попробуйте-ка пройти хитро составленный лабиринт, минуйте ловушки, не захлебнитесь (что является самым важным пунктом) и, в конце концов, выживите при столкновении с тутошними обитателями — игра явно не стоит свеч!
Нет-нет. Морские существа ценили лечебные свойства этого камня — это было их панацеей от любой хвори.
Почти любой…
***
Ох, вы, наверное, уже давно заметили меня, да? Слишком уж сильно рассказ стал походить на статичную картинку с закадровым бубнежом.
Знаю, знаю… Опять этот надоедливый голос, мешающий повествованию, но погодите-ка! Я тоже являюсь полноправной частью этой истории так же, как и любой действующий здесь персонаж! Просто пока, боюсь, ещё слишком рано раскрывать все карты…
Не злитесь и не обижайтесь на меня за это, прошу! Ведь на данный момент есть вещи куда важнее, не так ли?
Наверняка вы задались вопросом: а с какого это ляду наших пиратов-пьяниц драконы не разорвали всей своей шайкой ещё тогда, вечером?
Поверьте, этому есть вполне логическое объяснение.
Давайте на пару мгновений одолжим у капитана Барбоссы кое-какую книжку.
Помните её? Именно здесь впервые был упомянут такой вид драконов, как валун — дракон, чей образ чем-то отдаёт статуей и это же единственный вид драконов, который может не только находиться на суше длительное время, но и жить непосредственно на самом острове, в отличие от других своих братьев и сестер, чья чешуя всё ещё по большей части воспринимает солнечные лучи сродни ожогам.
Подобный навык достался им весьма жестоким путём…
Не один десяток смельчаков в своё время обратились в пыль.
И вот! Спустя долгое время, головоломка была разгадана! Только ответ на неё стал лишь новым камнем преткновения для драконьего народа.
Те, кто испокон веков жил под водой, не зная жара солнца, не могли быть жителями суши — всё, что им оставалось — лишь силой своей воли закалять чешую время от времени появляясь на поверхности водной глади. Кто-то считал это абсурдом и был счастлив тем, что имел под водой, кто-то жаждал большего и истязал себя день за днём.
Всё как обычно.
Одна из таких смертниц вскоре и угодила в лапы живодёров, своим глупым поступком обрекая на смерть не только себя, но и будущее потомство (поступок этот в будущем пусть и открыл перед драконами новые знания, менее глупым от этого не становился). Вот она, мечта любого торгаша — мамаша да выводок.
Шелест страниц.
Помните, на чём остановился Барбосса? Я зачитаю вслух:
«Есть теория, что если яйцо дракона оставить на суше близ озера или моря, то детёныш родиться с врождённой устойчивостью к солнечным лучам, при условии, что раскалившаяся скорлупа во время инкубационного периода не лопнет…»
На радость обеих сторон никакого взрыва не было — это малоприятное зрелище, знаете ли. Кругом запах гари, осколки скорлупы и ошмётки… В общем, не важно чего (да и был это единичный случай, поставленный каким-то нерадивым учёным в надежде на образец для экспериментов).
У этой истории относительно счастливый финал: детёныши вылупились без каких-либо осложнений и, в купе с матерью, замучили членов экипажа вусмерть.
О каком же таком камне преткновения я тут распинаюсь? Ну, дело в том, что драконы, родившиеся на суше, плавают пусть и не хуже других, а вот дышать под водой не могут…
Таким образом, народ раздробился на две половины.
Одни главенствовали близ берегов, в море, другие — непосредственно на Проклятом острове, пусть и были пока в явном меньшинстве.
В любом случае, это начало. Начало чего-то нового, возможно, другой эры.
Как человек когда-то высек пламя и изобрёл колесо, так драконы научились меняться, адаптироваться под новый, такой неизвестный им мир вне волн.
Говорят, нет худа без добра.
Так вот, эта пословица действует и в обратную сторону.
Всё чаще и чаще среди них начали проявляться беспричинные вспышки ярости. Бесконтрольные и бессмысленные. Обезумевшему было всё равно, кто перед ним. Единственное, что было в этот миг — это ненависть.
Никто не знал причину этой хвори и как её лечить — она была в голове, где-то «за», там, где находятся самые первобытные чувства, и чувства эти, подобно сорняку, упрямо прорастали сквозь самую твердь толщи сознания.
Поставьте себя на их место: теперь, когда беда подстерегала тебя не только в кругу чужаков, но и в кругу семьи — с чего начать?
***
— Биксбит…
— Да?
— Нужно дать бой.
