Revenge/Возмездие

– Вы все поняли? – с легким, едва-едва сквозящим акцентом уточнил японец, склоняя голову набок и награждая Юнхо еще одним, цепким, пронизывающим и пробирающим до мозга костей взглядом. – Да, я все понял, и сделаю все так, как вы попросили, – немного нервно кивнул Юнхо, который, несмотря на то, что это была уже шестая их встреча и что он прекрасно знал, этот человек – родной дядя Хёкджэ и не представляет для него абсолютно никакой угрозы, чувствовал себя не в своей тарелке. С самой первой их встречи. Но об окружающей Икэду-сана подавляющей и тяжелой ауре ходили легенды, потому в этом не было совершенно ничего удивительного. И Юнхо просто вписался в общее правило, увы, не став приятным исключением. – Хорошо, адвокат Чон. Тогда я буду ждать от вас новостей, – спокойно поклонился мужчине японец и собирался уже было встать, чтобы первым покинуть клуб, но его остановило робкое: – Простите, – которое едва выдавил пересиливший себя и наконец-то решившийся задать уже давно мучавший его вопрос Юнхо: – Икэда-сан, не сочтите за дерзость, но могу я спросить у вас одну вещь? – Да, конечно, адвокат Чон. Я же говорил вам, чтобы вы не стеснялись задавать мне любые, абсолютно любые вопросы, – спокойно улыбнулся японец, вот только от этой улыбки веяло такой оглушительной опасностью, что у Юнхо застыла кровь в жилах, но тем не менее он все же нашел в себе еще немного сил и дерзости, чтобы задать вопрос, который мучил его с того самого момента, как он впервые услышал прохладный равнодушный голос этого мужчины в трубке своего мобильного почти полтора месяца назад: – Почему... почему именно я? – тихо, так, словно он опасался вовсе не ответа на этот вопрос, а звука собственного голоса, спросил Юнхо, не решаясь даже посмотреть на своего собеседника, губы которого растянулись в странном подобии то ли улыбки, то ли усмешки. – Потому что вы вызываете доверие, адвокат Чон. И потому что мой племянник совершенно искренне нравится вам даже сейчас, когда вы знаете большую часть правды о нем и видите всю картину целиком. По-моему, это достаточная причина для того, чтобы доверить опеку над Хёкджэ именно вам. Вы – умный, взрослый, трезво мыслящий и крайне проницательный человек, который в случае чего сможет оказать ему экстренную посильную помощь, ну и… возможно, повлиять на моего племянника. В нужном нам ключе, разумеется. Вы же и сами прекрасно понимаете, что несмотря ни на что Хёкджэ все еще маленький, злой и обиженный на весь мир ребенок и его злость и самоуверенность, а также осознание собственной силы и власти могут вскружить ему голову, и все, чего я пока хочу, – чтобы вы приглядывали за ним и сообщали о любых отклонениях от выбранного курса мне – не более. Ну и помогали Хёкджэ в меру сил, – спокойно улыбнулся японец и, еще раз вежливо попрощавшись, поспешил покинуть клуб, ведь у него было запланировано на сегодня еще столько дел. А ведь большинство «племянников» и «племянниц» дяди Икэды даже не подозревали, что их любимый дядюшка далеко не просто приглядывает за ними и за тем, как они достигают главной цели в своей жизни, но и всеми силами помогает им, не лишая своих жаждущих отмщения детей своего покровительства до конца их, как правило, не слишком долгой жизни. Ведь месть – это то, что медленно, но верно убивает ее носителя изнутри, и силу ее финального аккорда могут выдержать очень и очень немногие, как и последующую жизнь. Без своего возмездия. И сколько бы он ни старался и ни объяснял своим деткам, как нужно правильно подводить итоговую черту всему этому и насколько важна их последующая, новая жизнь – без злости, без ярости, без обиды, без их мести, но… Слишком мало кто смог внять его советам, и еще меньше учеников смогли воплотить их в жизнь, несмотря на все усилия любимого учителя, до последнего пытающегося сохранить не только жизни этих детей, но и их искалеченные сердца и души, но, увы, пока в большинстве своем безуспешно. И, кажется, сейчас он начал стремительно терять еще одного, самого дорогого его сердцу ученика, и с этим, к его глубочайшему сожалению, тоже ничего нельзя было поделать, ведь… это была жизнь Хёкджэ и его выбор. И все, что мог его старый учитель, – лишь указать ему верное направление, но если тот решит не следовать ему, то… Что же. Так тому и быть.

***

– Хватит читать эту дрянь, как будто там появилось что-то новое, – недовольно поджав губы, раздраженно буркнул Хёкджэ, резко подаваясь вперед и просто вырывая планшет из дрожащих рук готового снова вот-вот заплакать Донхэ, и без сожаления отбрасывая несчастную технику куда-то в сторону, с удовольствием слыша, что он, кажется, промахнулся, и искренне надеясь, что бедная и несчастная техника просто не переживет очередного падения с кровати. – Ну я просто… – начал было Донхэ, но Хёкджэ, которого невероятно раздражало все это, зло перебил его: – У тебя просто очередной сеанс вечернего мазохизма, я понял, – громко фыркнул он и, прекрасно понимая, что еще немного – и он просто сорвется и они с Донхэ в который раз за эти дни поссорятся из-за того, что тот как-то по-особенному ненормально переживает из-за своего старшего братца, собрался уже было подняться с кровати, чтобы пойти на кухню и налить себе чаю, а затем выйти еще раз погулять с Чоко и немного проветрить голову, но Донхэ не дал ему это сделать, обняв до чертиков злого парня со спины и тихонько шепча ему куда-то в основание шеи: – Прости, я просто... Я просто не могу остановить себя, эти люди... Как они могут писать такое о человеке, которого не видели ни разу в жизни? Я не могу понять… – шмыгнув носом, пробормотал Донхэ, чувствуя, что еще чуть-чуть – и он правда снова расплачется от той невыносимой боли, что раздирала его изнутри с того самого момента, как он узнал о случившемся. Случайно. Ведь ни Хёкджэ, ни родители, боясь расстроить Донхэ, не сообщали ему никакие новости, и Донхэ бы и продолжил спокойно жить в информационном вакууме своей влюбленности, если бы не Мари, которая три дня назад, во время выбора посуды для сервировки столов на их свадьбе, дала прочитать ему статью Ким Хичоля, в один миг умудрившуюся перевернуть мир Донхэ с ног на голову. Итук – убийца. Его когда-то любимый старший брат убил. Человека. Девушку. Да, пусть она по ночам работала проституткой, но это ни в коем случае не уменьшало вины его брата. А в том, что в случившемся виноват Итук… Почему-то после того, что его брат сделал с Хёкджэ, у Донхэ не возникало ни малейших сомнений в этом. И он каждый вечер читал злобные комментарии в Интернете, словно стараясь разувериться в этом факте, но… с каждым прочитанным пропитанным злобой и ядом отзывом, с каждым предложением и с каждым словом уверенность Донхэ лишь крепла. И он… Донхэ ненавидел себя за это. За то, что он ненавидит и презирает собственного брата и мечтает, чтобы тот получил за свое деяние максимально возможное наказание, несмотря на все усилия родителей, их знакомых, должников и друзей. Потому что, как ни старайся оправдаться алкогольным опьянением, наркотиками, состоянием аффекта и прочим, но… Итук был виновен. И должен был получить свое наказание за это. И только так. – Потому что большинство этих людей – злобные, завистливые твари, не достигшие ничего в своей жизни. И эти чертовы комментарии – единственная возможность выплеснуть их злость и недовольство собственной жизнью, – тяжело вздохнул Хёкджэ, чувствуя, что ему предстоит очередной вечер подтирания чужих слез и соплей, и обернулся к мальчишке, аккуратно обнимая его и прижимая поближе к себе и искренне молясь, чтобы хотя бы в этот раз Донхэ смог сдержаться и не расплакаться. И где только носит Чоко, которая всегда была отличным отвлекающим фактором? Но, кажется, слезы и нытье Донхэ достали даже ее. – Не переживай: скоро новость потеряет свою актуальность и все утихнет… – успокаивающе пробормотал Хёкджэ, гладя мальчишку по голове и со странной насмешкой думая, что, наверное, и не стоит так злиться на Донхэ из-за его слез, ведь основная их, пусть и тщательно скрытая причина, – он сам, хотя… мужчины не плачут. Но Донхэ, как ни крути, еще было очень и очень сложно назвать мужчиной. Хёкджэ все чаще казалось, что рядом с ним не взрослый человек, а ребенок, из-за своей семьи оказавшийся в крайне сложном и крайне запутанном положении, выбраться из которого он уже вряд ли сможет, ведь если семейство Ли пойдет на дно, то… увы, в полном составе. И Хёкджэ, как бы ему ни хотелось поступить иначе, решил не отступать от своего изначального сценария и полностью уничтожить своих врагов. От и до. Не оставив от них на этой планете не то что генетического следа, но даже воспоминаний. Не оставив даже Донхэ. Пусть и одна мысль о том, что ему придется уничтожить этого совершенно не похожего на своих родителей и ни в чем не виновного ребенка, заставляла сердце Хёкджэ сжиматься в странной мучительной тоске, но… таков был его план. И, чтобы получить желаемое, отомстить всем обидчикам за родителей, заставив их расплатиться за содеянное сполна, и наконец-то покончить со своим возмездием и избавиться от той невыносимой обиды и боли, что сжирали его изнутри и уже столько лет не давали Хёкджэ спокойно жить и дышать, ему придется сделать это. Уничтожить их всех. Уничтожить Донхэ. И с чистыми и легкими душой и сердцем идти дальше. В новую, полную света и покоя жизнь. – Вряд ли. Я слышал сегодня утром, как мама разговаривала с твоим адвокатом: кажется, через две недели уже будет суд, и… все начнется по новой, – Донхэ изо всех сил сжал губы, пытаясь прийти в чувство и сохранить самообладание, но стоило ему только представить, что ему тоже придется давать показания в суде, чтобы посадить за решетку собственного брата-убийцу… Невыносимо. – Так быстро? – Хёкджэ, благодаря Юнхо первым узнающий все новости по этому делу, вскинул брови в наигранном удивлении. – Это слишком громкое дело, чтобы полиция затягивала его, так что… Представляю, что начнется после слушания… Все эти статьи, вопросы, репортеры. Они и сейчас сутками дежурят у нашего дома, а потом… – мучительно скривился Донхэ, не в силах даже подумать о том, что будет потом. Наверное, самый настоящий ад. Хотя… кажется, то, что сейчас происходит в его жизни, уже и есть что ни на есть натуральный ад, а вот то, что будет дальше… Разве может быть еще хуже? Но что-то подсказывало Донхэ, что прекрасно может. И что если бы не Хёкджэ, его постоянное присутствие рядом и негласная, но такая сильная и мощная поддержка, то он вряд ли бы смог пережить все это. По крайней мере в здравом уме и трезвой памяти. Ведь Донхэ всегда был слабаком и трусом и никогда не умел справляться с проблемам, и вынести такой груз проблем в одиночку… Нет, он однозначно ни за что бы не смог, но Хёкджэ… Кажется, с Хёкджэ ему было по силам выдержать все, что угодно. И даже немного больше. – А потом наше время подойдет к концу и мы наконец-то уедем отсюда. Навсегда, – с улыбкой закончил за Донхэ Хёкджэ, надеясь, что эта сладкая ложь хотя бы немного отвлечет мальчишку от горьких мыслей. – Говорят, что в Японии, Германии и Канаде есть хорошие медицинские школы, ты бы мог пойти учиться в одну из них, а у меня наконец-то появится время, чтобы до конца разобраться с завещанием отца и полностью перенять его дело. Хотя… – Хёкджэ сделал вид, что задумался, а затем отрицательно покачал головой: – Нет, не хочу в Японию и Канаду, хочу в Европу… – Почему? Мы же говорили о Японии… – вскинул брови Донхэ, удивленный такой внезапной переменой мнения, ведь он прекрасно знал, как Хёкджэ нравится Япония и как сильно он хотел там жить, и вот… Европа? – Потому что в Европе разрешены однополые браки, а в Японии – пока еще нет, – с усмешкой пояснил Хёкджэ, с удовольствием видя, как заливаются краской щеки тут же позабывшего обо всех своих тревогах и проблемах мальчишки, и думая о том, что эти слова звучат слишком приятно для того, кто не должен быть влюблен. Не здесь. Не сейчас. Не в Донхэ. Но… кажется, просто Хёкджэ в очередной раз слишком хорошо вписался в свою роль. И это только к лучшему, ведь так?