IMPOSSIBLE MISSION — Защитить

— Итак, — начинает Бэкхён, когда все наконец уселись по местам в машине и перездоровались. — факта ради мы всё-таки должны посетить ту выставку. Хён, билеты у тебя? — Да. Но после неё нам нужно будет как можно быстрее добраться до аг… дома, — закашливается Лухан, пытаясь скрыть оговорку. — А с ним что? — кивком головы указывает на Чонина Кёнсу. — Думаю, его тоже надо доставить «домой» и составить документы о неразглашении, — вставляет Чунмён. — С этим бы особенно не затягивать. — Тогда решено. Едем! — закидывает в рот горстку неизвестно откуда вытащенного попкорна Бэкхён. — А чья выставка, кстати? — Ника ван Воерта, — Лухан захлопывает крышку ноутбука, восторженно потирая ладони. — Я как раз хотел сходить. Пожалуй, даже в сегодняшнем инциденте есть свои плюсы, — с задних сидений слышатся сразу три одновременных фырка.       В здании выставочного центра царит атмосфера какого-то умиротворения и полноты жизни, как называет это Лухан. Ему нравится вся эта неторопливая ходьба от одного экспоната к другому, с пристальным рассмотрением деталей, эти люди вокруг, с блестящими от восхищения глазами, и, наконец, эта тишина, в которой даже как-то стыдно громко разговаривать. Бэкхён же говорит, что это просто сказывается контраст после многолюдной школы, и не соглашается с тем, что здесь здорово. Ему не нравятся все эти полупустые громадные залы и матовые стены из какого-то холодного материала. Он не особый ценитель искусства. Ну, по крайней мере, не такого. Он бы сейчас с удовольствием предпочёл лежать на диване и читать книгу, жуя зефирки и прося Кёнсу заварить ему новую кружку кофе, чем быть здесь. Бэкхён ловит себя на мысли, что он какой-то слишком домашний, в то время как Исин не может перестать ходить с открытым ртом, рассматривая трёхмерные структуры и выказывая своё безмолвное восхищение ими. Лидер смотрит на него и сам невольно улыбается — их протеже такой невероятно милый ребёнок.       Сейчас на выставке не очень много людей — только полдень, так что ребята, кто в своей школьной форме, а кто в спортивной, выглядят практически не странно среди дорого одетых ценителей искусства. Единственный из них, кто идеально вписывается в здешнюю обстановку — Чунмён-сонбэним. На нём — классический костюм, и он выглядит в нём просто безупречно, несмотря на вновь накрывшую город дневную жару.       Кёнсу, засмотревшись на одну из самых ранних работ скульптора и поражаясь её детальности, упускает момент, когда Бэкхён и Лухан уходят куда-то, заодно подхватив Чунмёна-сонбэ под локти с обеих сторон и активно повествуя ему о чём-то. Теперь он остался в этом зале наедине с Чонином. Потрясающе.       Они просто стоят рядом друг с другом и смотрят на глянцевые листы перед ними, на самом деле погружённые каждый в свои мысли. «Вот сейчас опять случится какая-нибудь дребедень, а мы тут одни. Отлично. А я как бы раненный, на секундочку».       Кёнсу немного недоволен, но что поделать — старшие ушли, и теперь он даже не может выказать им своё возмущение по этому поводу. Он ещё недолго смотрит на некую абстрактную композицию, запечатлённую на фотографии, и задаёт альфе вопрос: — Ну… как ты себя чувствуешь? — Кёнсу едва сдерживается от того, чтобы не впечатать с размаху ладонь себе в лицо. Действительно, как бы чувствовать себя человеку, который по инерции побежал за преследуемым одноклассником и попал на хоть и короткую, но вооружённую разборку, а ещё стал невольным свидетелем крутости Бэкхёна. — Нормально, — отмирает Чонин и разворачивается к Кёнсу всем корпусом.       Омега видит внутренние противоречия собеседника и надеется, что у того не хватит решительности спросить, но его ожидания рушатся. Впрочем, как и всегда в последнее время. — Эм… а что это было там, в школе? Кто те парни? Почему…       Кёнсу даже не дослушивает и практически хочет плакать. Почему сегодня весь мир против него? Он ведь знал, что произошедшее вызовет у младшего какие-то подозрения, ну или как минимум интерес, что не останется без вопросов, которые он сможет сам разъяснить. Ну где же Лухан-хён, когда он так нужен? — Думаю, немного позже кто-нибудь попытается всё тебе объяснить, — До изо всех сил пытается сохранить невозмутимое выражение лица. — А пока как насчёт того, чтобы перейти в зал со скульптурами? Я давно хотел увидеть их в реальности. — Правда? — Нет. Но, вообще-то, было бы неплохо.       Кёнсу несильно дёргает альфу за рукав спортивной куртки, призывая идти за ним, а сам говорит много, уверено и ни на секунду не замолкая. Он призывает на помощь все свои ораторские навыки и пытается максимально вспомнить недавний урок искусства, на который забавы ради пошёл вместе с Луханом, который иногда посещает некоторые дополнительные в агентстве в свободное время. А на одном из занятий (со всё той же подачи Лухана) им как раз рассказывали о Нике ван Воерте — молодом американском скульпторе, проживающем сейчас в Нью-Йорке.       Кажется, спустя пару минут план Кёнсу начал приносить свои плоды — Чонин немного расслабился, начал улыбаться и, кажется, даже позабыл о своих вопросах. Они переходят из зала в зал, а Кёнсу скорей ищет глазами скульптуру «Три грации», которая хорошо запомнилась ему на занятии и о которой он может рассказать подробней. До даже не замечает, что уже не тянет альфу за рукав, а давно держит его за руку, мягко обхватывая бледными пальчиками крепкое запястье. Должно быть, со стороны это выглядит немного неловко, но Чонин отчего-то даже рад. Альфа ловит себя на мысли, что был бы не против переплести их пальцы вместе, но тут же одёргивает себя — от кофты омеги пахнет не сколько им самим, сколько молодым альфой. Запах свежий, какой-то бодрящий и точно не похож на родственный Кёнсу. «Наверное, это его парня», — думает Чонин, и становится немного грустно.       Спустя примерно час Исин, Бэкхён, Лухан и Чунмён наконец возвращаются. Они находят Кёнсу и Чонина в холле на первом этаже. — Вы почему ушли, не сказав нам ничего? — злобно шипит Кёнсу, в первую очередь обращаясь к лидеру, у которого на лице опять эта странно-гаденькая улыбочка. Честно, макнэ терпеть её не может, потому что это означает только одно: Бэкхёну опять что-то ударило по мозгам. Этакий признак новой идеи-фикс. — Да ещё и трубку не брали! Ну, Лухани-хён, что опять с Бэкхёном? Чунмён-сонбэ, а нам не пора ехать? — Да. Мы как раз уходим, — профессор надевает коричневую шляпу и кивает на выход. — Пора!       Все быстро усаживаются в машину. Кёнсу узнаёт от Лухана, что они звонили и решали все возникшие проблемы с агентством, куда сейчас они и едут вместе с Чонином, а Бэкхён такой весёлый, потому что… ну вот весёлый он просто и всё тут. — А ему туда разве можно? Что вы вообще решили? — шепчет Кёнсу на ухо старшему, косясь на выбирающего следующую на прослушивание песню Чонина, что сидит у противоположного окна в наушниках. — Успокойся. Всё было решено совместно с KLM. Потом ты всё равно узнаешь.       Кёнсу хочет возмутиться, что от него что-то скрывают, но перед такой улыбкой Лухана никто не может устоять. Перед такой мягкой и солнечной, делающей старшего похожим на фею из самых высококачественных мультфильмов Дисней. Да… даже Чен не имеет власти противостоять этому, а ведь он тот ещё камень, как кажется всем.       До агентства добираются достаточно быстро — ещё слишком рано для окончания работы, но и слишком поздно для обеда, так что никаких пробок нет. Чонин, когда ему настойчиво рекомендуют надеть повязку на глаза, как только они покидают более или менее застроенную часть города, сначала пугается, потом возмущается, но всё же надевает кусок непроницаемой ткани. — Я же говорил, что если ему скажешь ты, то он послушает, — шепчет на ухо Кёнсу Бэкхён, на что получает закатывание глаз и отвечает на это громким смехом. От него не укрылись чуть порозовевшие щёчки младшего.       Чонин морально уже практически готов к тому, что сейчас его, как в старых фильмах про итальянскую мафию, привяжут к стулу и будут допрашивать, а потом всё-таки убьют. Его просят выйти из машины, потом они недолго идут по земле, а затем поднимаются по лестнице, пока не заходят в какое-то помещение. Только там ему разрешают снять с глаз повязку.       Он любопытно вертит головой по сторонам, стараясь охватить взглядом как можно больше и понять, что происходит, да и где он вообще. Но это длится недолго, так как к ним подходит бета невысокого роста в наушниках, с микрофоном и с планшетом в руках. За его спиной ещё два, видимо, сотрудника. Но это уже рослые накачанные альфы, выше его головы так на полторы. — Профессор, — троица кланяется в отдельном приветствии Чунмёну, на что тот скромно улыбается и тоже кланяется в ответ. — Привет, — обращаются уже к омегам. — Давно вас здесь не было. — Да. Даже не знаю, плохо ли это, — смеётся Бэкхён. — Нет, это хорошо, — кивает альфа повыше.       Чунмён уходит — уже вторую пару в Академии его и так заменяет другой преподаватель. — Ким Чонин, пожалуйста, сдайте все средства связи, которые вы имеете сейчас при себе, а также любые устройства, предназначенные для сбора, хранения или обработки информации.       Чонин снова недолго возмущается, но выкладывает телефон с наушниками, а потом, недолго думая, отдаёт и весь рюкзак. Ну, а что — тетради с ручками тоже вполне себе устройства для хранения информации. Вещи дотошно осматривают, как и его самого. Проходит целая вечность, прежде чем бета ставит последнюю галочку в каком-то списке, сразу же переворачивая страницу.       Потом его уводят в отдел переговоров в сопровождении всё тех же не оставляющих желания попытаться сбежать альф. Те, кстати, премило переговаривались с Кёнсу всё то время, что они проторчали там у входа, разбираясь с его вещами и одеждой. Ему показалось, что один из них, который пониже, даже очень пытался понравиться омеге. Чонину это не нравится, хоть он и понимает, что у него нет никакого основания, да и права на это. — Что сейчас ему будет? — попивая сок через трубочку, спрашивает Исин, когда первый спецотряд снова соглашается дойти с ним прямо до его комнаты. — Ничего смертельного на самом деле, — отвечает Бэкхён, потягивая чужой сок. — Промоют мозги, что случай в школе — это так, «дворовые разборки», а поджог склада школы и мы, провонявшие керосином — никак между собой не связаны, да и подумать такое — абсурд. Скажут, что это просто что-то вроде здания ФБР, только деятельность ещё более секретна, а мы, так и быть, дети местных высокопоставленных сотрудников, так что наше пребывание здесь неудивительно. — И всё? — Ещё заставят бумаги о неразглашении подписать, включая всё от полудня сегодняшнего дня и вплоть до высадки его около дома, думаю, уже через час. — И он послушается? А если он захочет разболтать? — У агентства весьма организованный аппарат давления и контроля за теми, кто по случайности узнал слишком много. Скорее всего, Чонину сначала покажут профайлы на него и членов его семьи до третьего поколения, а потом ещё упомянут парочку вещей, которые теоретически могут произойти, хотя бы упомяни он о произошедшем. — Это жестоко, — грустно заключает Исин. — Да, но этому стоит отдать должное. Пока ещё никто из таких как Чонин не сделал даже попытки докопаться до правды или поделиться тем, что он знает. Да и по правде говоря, агентство не стало бы осуществлять обещанное. Конечно, разного рода проблемы лучше предотвратить до того, как они появятся, но если так случилось, что всё вышло из-под контроля, то менее хлопотно будет просто исправить эти последствия. — То есть… — Даже если он расскажет, ему ничего не будет. Агентство просто подгонит факты, где-то что-то сфабрикует, но сделает так, что эти слова выглядели просто как нелепость, неудачная шутка. А за ним самим или, ещё хуже, за его семьёй, никто гнаться не будет. Это просто хороший рычаг давления, вот и всё. — Запутанная система. — Да, есть такое. — Но почему вы рассказываете мне об этом так открыто? Разве так можно? — Вообще-то нет, но твои родители сами попросили протекции у агентства и знают ещё много всего, чего не знают обычные люди. Для KLM это обычное сотрудничество, где ты и мы субъекты – взаимоотношений. Ты не случайный человек, так что тебе доверяют больше, чем Чонину, но и в случае утечки с тебя спросят больше, чем с него. Ты видишь всю суть организации изнутри, так что… Скажем, твоё знание истиной силы агентства — гарант твоего молчания, потому что с теми, кто не оправдал доверия KLM, действительно не церемонятся. К тому же, как мы думаем, мы стали с тобой друзьями, разве не так? — спрашивает Бэкхён, а Исин сначала восторженно замирает, а потом счастливо-счастливо улыбается, становясь ещё больше похожим на ребёнка.       Недолго поразмыслив, Лухан решает остаться в комнате Исина до самого вечера. Бэкхён сопровождает Кёнсу до медцентра, где обещает вернуться за ним через час, и возвращается к остальным омегам. Они пекут странные кексы, которые было бы проще купить, спустившись на первый этаж, а потом, когда младший из агентов вновь присоединяется к ним с известием о том, что всё в порядке и теперь его здоровью ничто не угрожает, они всё-таки заказывают в местном кафе агентства пиццу и смотрят клишированную комедию, не забывая запивать всё большим количеством газировки. Исин, у которого раньше никогда не было друзей, всем сердцем пытается впитать это тепло. Ему до жути радостно и легко. «Пожалуй, этот день не так уж и плох», — думают все. ***       Сумерки уже накрыли Сеул. Бэкхён устал до невозможного — помимо занятной первой половины дня, после которой целый отряд координаторов был задействован в разрешении ещё кучи вопросов, у него была тренировка на выносливость по новой программе, тренажёры и практика стрельбы из огнестрела. Ноги гудят, а тяжёлые руки кое-как достают из нагрудного кармана айди-карту. Он снимает блокировку на двери и проходит в их крыло.       Привычно прохладно и тихо — уже глубокая ночь. Наверняка Лухан завтра снова скажет ему, чтобы не слишком усердствовал с тренировками и больше отдыхал. А сам-то… Совсем не думает о себе, а о младших печётся не меньше Бэкхёна, хоть и не так открыто. Ну да ладно, они-то с Кёнсу знают, что хён любит их.       Бэкхён заглядывает в комнату Кёнсу. Младший уже спит, развалившись на всю кровать — эта привычка, наверное, никогда его не покинет. Кёнсу спит, ничем не укрываясь, только в одних коротких хлопковых шортах из-за жары. Бён быстро оценивает сочные изгибы тела младшего, удовлетворённо улыбаясь — их макнэ вырос таким красивым… Снова почти материнские чувства накрывают его. Он аккуратно убирает чёлку со лба, проверяет, выключен ли кондиционер, и уходит, тихо закрыв за собой дверь.       Ещё бы неплохо к Лухану заглянуть, но Бэкхён решает, что уже довольно поздно даже для старшего, так что лучше не надо. У Лухана очень чуткий сон, который легко потревожить, а хён не любит, когда его случайно будят.       Омега укрывается тонким одеялом и думает о том, что нужно съездить к родителям на этой неделе. Он не был у них с конца весны, а ведь прошло уже чуть больше двух месяцев. Да, он точно должен взять выходной и на пару дней остаться в родном доме. Не то что бы он сильно устал, но пребывание в школе действительно выматывает больше, чем другие недавние задания. Погружённый в невесёлые думы, Бэкхён засыпает.       В это время в спальне, через одну от него, открывает глаза другой омега. Кёнсу ждёт, когда сердце перестанет так быстро стучать, перегоняя кровь — имитировать глубокий сон, замедляя дыхание, немного сложно. Ему не нравится обманывать старших, притворяясь спящим, а особенно так трепетно относящегося к мемберам не только своего отряда Бэкхёна, но об этих проблемах больше никто не должен знать. Он садится, подгибая ноги под себя, и упирается локтями в колени, укладывая подбородок на ладонь правой руки — Кёнсу твёрдо уверен, что именно в такой позе ему лучше думается.       Всё, что произошло с ним за последние несколько дней — не просто череда случайностей. Может, со стороны это и выглядит как попытка убрать или припугнуть его — для агентов дело не из разряда оригинальных, но Кёнсу как никто другой понимает, кто и зачем это делает.       Эта проблема, о которой он тщетно пытался забыть, словно о страшном сне, снова даёт о себе знать. Стоит ли сообщать об этом соотрядникам или руководству (имея в виду в основном Чена, конечно же)? Или можно надеяться, что после последней провальной попытки от него отстанут? Да и стоит ли оно сейчас того? У них особое задание, так что нужно сконцентрироваться на нём, а не на проблеме Кёнсу. Конечно, если она снова объявится, то он расскажет всю правду, а пока… А пока можно и отложить это. Да, точно, в следующий раз…       Кёнсу ерошит волосы и снова ложится, чуть хмурится и засыпает.       А в комнате между спальнями Бэкхёна и Кёнсу всё ещё практически беззвучно работают компьютер и ноутбук. У Лухана уже болят глаза, затекли спина и копчик, но он упорно щёлкает мышкой по экрану и клацает по кнопкам клавиатуры. У него закончилась вторая кружка бодрящего напитка, а во рту остался мерзкий привкус быстрорастворимого кофе — другой он сам готовить не умеет. Вот если бы только Кёнсу не спал…       В какой-то момент Лухану надоедает и он разом выключает всё, захлопывая крышку ноутбука сильнее обычного и выдёргивая шнур переходника из розетки. Несомненно, он пожалеет об этом завтра, когда техника спросит с него за столь бесцеремонное обращение, но сейчас ему плевать. Он дико устал и ничего не понимает. Ни-че-го.       О Сехун — альфа, с которым они были соседями по парте в младшей школе. Им было по семь лет, когда их определили в один класс. Отчего-то не очень дружелюбный и вечно хмурящий бровки альфа сразу понравился Лухану. Он первым подошёл к нему и протянул руку, предлагая дружбу. Сехун немного поколебался, но руку пожал. С тех пор им разрешили сидеть вместе. Оба не шумели, как-то молча помогали друг другу, если нужно, и отлично учились. Нельзя сказать, что они были очень близки, но и друг для друга они не были совсем чужими — больше ни с кем не общались.       Сехун за первый год школы чуть вытянулся, свистящая шепелявость стала немного незаметнее, а взгляд больше не выражал вечную обиду на весь мир, по крайней мере, при общении с Лу.       Майско-летние каникулы они оба провели в городе, играя в футбол три раза в неделю и изучая здания заброшенной фабрики на окраине города по вечерам — сейчас Лухан понимает, что это то ещё занятие. Когда начался сезон августовских дождей, а вместе с ним и второй класс, они начали ходить домой вместе и держаться за руки. За глаза их называли женихами, отчего Сехун как-то по-взрослому закатывал глаза, а омега чуть смущался, но старался не обращать внимания на задир из старших классов. Кажется, осень в том году выдалась дождливой, а зима тёплой. Лухан помнит, как, когда они обменивались подарками на Рождество, друг сказал, что во время каникул их семья переезжает. Не сказал куда и есть ли шанс, что они вернутся, а он и не спросил. Они провели праздник практически весь день вместе, разойдясь только поздним вечером. Тогда, не решаясь отпустить ручку омеги, уже стоя на пороге его дома, Сехун невесомо поцеловал Лухана в щёчку. Вспоминая это, омега чувствует тепло, разливающееся в груди.       После каникул Сехун действительно не пришёл в школу, а Лухан загрустил. Он как-то привязался к этому мальчику и совсем не хотел принимать, что его его первый друг, а вместе с ним и первая любовь, исчезли так внезапно. Тоску сына заметили и родители, беспокоясь о своём чаде. Сначала он молчал, а потом, окончив второй класс, заявил, что хочет стать «ангелом» как и родители. Те сначала ужаснулись — как так, ведь Лухан совсем ещё ребёнок, да и куда он захотел — сразу в Академию! Однако мальчик не сдавался и, когда ему исполнилось девять, а родители уладили все формальности, он поступил на первый курс сложнейшей шестилетней программы. Омега полностью отдался учёбе, а потом и работе, так что на альф много времени не тратил — у него были отношения лишь однажды за всё время. О Сехуне он старался не вспоминать, хотя это имя всё ещё отдаёт в сердце каким-то нежным трепетом.       А теперь этот альфа учитель в его школе… Агентство не меняло им имена для этого задания, да и сам Лухан понимает, что внешне он не сильно изменился, так что встаёт вопрос — что делать? Альфа определённо узнает его, если уже не сделал это на уроке, отмечая отсутствие учеников и видя знакомое имя в списках. А если…       А если он даже не помнит его?       Его первая любовь…       Лухан не уверен, радовался бы он такому повороту событий или нет. С одной стороны, это было бы хорошо, позволяя оттянуть время и придумать что-нибудь стоящее на случай, если его всё-таки вспомнят, но с другой… Мысль о том, что альфа мог уже забыть его, заставляет сердце неприятно колоть грудь.       Омега ещё недолго пытается что-то придумать, но скопившиеся за последнюю неделя усталость и недосып берут своё — он засыпает. Во сне он видит тёплую зиму с растаявшим и превратившимся в отвратительные грязные лужи снег. Чужая ладонь, чуть больше его собственной, аккуратно, но крепко держит его ладошку, а от альфы исходит ещё нераскрывшийся в полной мере запах иланг-иланга, фиалкового корня и совсем чуть-чуть сандалового дерева. Это было Рождество. ***       [Пятница]       Первым уроком геометрия. Омеги неспешно идут по коридору. Бэкхён нервно теребит пальцами лямку рюкзака, а Кёнсу и Исин просто молчат, стараясь не выдавать их волнения — Лухан рассказал им о своей проблеме за завтраком, хоть и не выдал всего. Например, умолчал о своих чувствах. Всполошённый новостью лидер пытался связаться с Ченом ещё раз, завалившись прямо в координаторский центр, но им снова отказали, на этот раз сказав, что при всём желании не смогут им помочь — все их попытки связаться с начальством были либо отклонены, либо перенаправлены не пойми куда. Обычно, если Чен устанавливает автономность, то с ним просто невозможно контактировать, но он продолжает руководить работой агентства через отправку документов или сообщений со своими решениями, высылая те в главный офис, либо напрямую в отделения, без возможности ответить что-то, и не оставляя больше выбора, кроме как выполнить указания. Но на этот раз абсолютная тишина. «Да что же это такое! Я надеюсь, у него на это действительно есть весомая причина, иначе я достану его из-под земли и выкину из окна наших апартаментов», — с этими словами Бэкхён покинул территорию KLM этим утром. — Может, ты всё-таки не пойдёшь? — спрашивает Кёнсу, на что получает отрицательные мотания головой. — Нет. Меня всё равно не уберут с задания, а раз Чена сейчас нет, то решение по поводу этого я могу принять сам. А я хочу побыстрее разобраться с этим и просто защищать Исина. Да и к тому же я ведь не могу вечно убегать лишь от одного учителя, верно? — Но что ты будешь делать, если он узнает тебя? «Радоваться?» — Разберусь на месте. — Ну смотри… — Бэкхён неуверенно качает головой и толкает дверь в класс, тут же принимая беззаботный вид и расслабляя плечи. Кёнсу отмечает, что хён просто мастер актёрской игры и как жаль, что такой талант пропадает. — Здравствуйте, — все вчетвером, но как-то хило здороваются зашедшие. Кажется, только у Бэкхёна голос звучит громко.       Прошла уже половина урока, а Лухан продолжает сидеть как на иголках. Он готов поклясться, что ему не померещилось и Сехун действительно одарил его несколькими долгими и выразительными взглядами. Омега уже весь извёлся, не зная, что и думать. Сконцентрироваться на неравенстве тяжело, но успокаивает одно — он сможет решить его в любом случае, в отличие от альфы у доски, который ещё на предыдущем шаге потерял группу корней. А учитель молчит, просто наблюдая за страдающим учеником, улыбаясь уголками губ. — Нет, дальше так не пойдёт. Садись. Ничего не ставлю, но тебе нужно обязательно разобраться с таким типом заданий. Ты можешь прийти на консультацию после уроков, если что. Так, — возвращается к классу учитель. — Кто же сможет выйти и дорешать? — он окидывает доску критичным взглядом. — Ну и ещё перерешить уже написанное.       Класс молчит, что неудивительно — у них гуманитарный профиль. — Ну же, я знаю, что по крайней мере пять человек в этом классе точно могут справиться с этим.       Никто руку не поднимает, а учитель тяжко вздыхает. — Помнится, у вас новые ученики. Вчера их почему-то не было, но я рад увидеть их сегодня. К доске у нас пойдёт… — учитель на долю секунды, омега уверен, что лишь для формальности, опускает взгляд на список в журнале, тут же называя имя. — Сяо Лухан.       Кажется, теперь омега понимает выражение «идти на ватных ногах». Он, не удостаивая Сехуна даже мимолётным взглядом, выходит к доске и поворачивается к нему максимально спиной, стараясь, чтобы эти намерения не выглядели слишком очевидно или неестественно. Он нехотя берёт в одну руку мел, а в другую — тряпку. Правой рукой он стирает ранее написанное альфой, одновременно записывая левой решение по мокрой поверхности. Он ничего не комментирует, ни один свой шаг, лишь хмурится и надеется, что его лицо не покрывается красными пятнами от волнения. — Хорошо, Лухан. Но лучше вслух проговаривать свои суждения, — Сехун снова слишком долго смотрит омеге в глаза, на что тот хочет заехать учителю по лицу. — Конечно, в следующий раз я так и сделаю, — вежливо цедит сквозь зубы ученик. Он уже порядком вымотался за один только урок, так что хочется свалить поскорей отсюда. — Присаживайся.       Омега хочет устало плюхнуться и развалиться на стуле, но вовремя одёргивает себя — где его выдержка? Оставшиеся пять минут до конца урока тянутся бесконечно долго, пока наконец по коридорам не разносится долгожданный звонок. — Все свободны. Лухан, задержись, пожалуйста.       Бэкхён, Кёнсу и Исин кидают обеспокоенные взгляды на старшего, но тот лишь кивает, что всё в порядке, и одними губами говорит: «Идите».       Когда дверь за последним учеником закрывается, Лухан выдыхает и пытается успокоиться. Отчего-то стало страшно.       А может, это и не страх. Он до последнего обманывался, но теперь всё ясно как никогда: никто и никогда так не волновал его душу как мальчик из далёкого прошлого, словно из другой жизни, когда он так же сидел за партой в школе. Мальчик с самой милой смущённой улыбкой и глазами, в которых горят самые настоящие огоньки, когда он смеётся. — Здравствуй, Лухан, — Сехун стоит напротив него, улыбаясь так же смущённо, как и в детстве. Лухану хочется плакать. — Здравствуй… — выходит хрипло и совсем тихо. — Честно, мне представлялось, что мы встретимся спустя столько лет не в такой обстановке. Но как же всё забавно обернулось.       Лухан молчит, не в силах оторвать взгляда от альфы. Тот возмужал, плечи раздались в ширину как у настоящего спортсмена, а черты лица стали острее, при этом не потеряв присущей Сехуну с детства в некоторой степени даже трогательной милоты. Возможно, всё дело в глазах-полумесяцах, а может — в лёгком румянце на бледной коже или привычке облизывать губы и неслышимой, но для Лухана отчётливо различимой картавости. У Сехуна всегда была уникальная манера речи. Хотя, возможно, только Лухан так и считает. — Да, — он как-то нервно смеётся. — Не думал, что ты станешь учителем. — Не знал, что будешь моим учеником, — отвечает с улыбкой Сехун. А в глазах всё те же огоньки…       Лухан вспыхивает и утыкается взглядом в пол.       «Надо что-то придумать!» — Не беспокойся. Я знаю, почему ты здесь.       Лухан сначала удивлённо, а потом недоверчиво смотрит, незаметно подбираясь. Конечно будет грустно, но если Сехун вдруг его противник… — Не бей меня! — альфа со смехом поднимает руки, показывая, что у него ничего нет. — Я правда просто знаю. — Откуда? — Ну, может быть, ты сможешь и сам ответить на этот вопрос некоторое время спустя. Ты ведь умный, я знаю. Не зря ты в первом спецотряде.       У Лухана перехватывает дыхание. Чёртов альфа… он действительно много знает, но как? Лухан точно не видел его в агентстве. Хотя, может быть, всё дело в профайле Сехуна… Он должен с этим разобраться! — Тебе, кстати, пора на урок, как и мне. Я просто хотел сказать тебе, что помню тебя. — Как я могу узнать, кто ты? — Хм, ну ты можешь попытаться найти информацию сам или спросить у Чена, но если и он не ответит, то я скажу тебе. Ты ведь не чужой. — Что ты имеешь в виду? — вскидывает бровь Лухан. — А ты не понимаешь? — Нет. — Вот как… Жаль.       Учитель уходит первым.