The Five Horsemen-2: The Curse of the Black Hole

…Чарльз пришел в себя первым, инстинктивно шаря рукой по полу в поисках планшета. Первосвященник не отдавал себе отчета в том, зачем эта вещь была ему так нужна сейчас, но продолжал упорно искать. Вскоре планшет нашелся, но он был безнадежно разбит при падении и не включался. Оффденсен безуспешно нажимал на кнопку, полулёжа на полу в неудобной позе, пока не понял, что прошло уже как минимум минут пятнадцать, а он всё еще жив…  — Ууууу… Где я? — раздался чей-то стон в темноте слева, совсем рядом, и Чарльз узнал голос Пиклза, а затем услышал слабое шевеление.  — Шукаблять, какой кожел мне ногой по голове заехал, — пропыхтели еще дальше голосом Мёрдерфейса.  — Сказать мне, что дэто быть не ад, — проскулили справа, и Чарльз про себя отметил — Токи тоже был жив. Вскоре с разных сторон послышались и слабые голоса очнувшихся священников. Не слышно было только лидера группы.  — Нэйтан!.. — негромко позвал в темноту Чарльз, тут же сообразив, что не худо было бы сначала восстановить свет, а потом уже подсчитывать потери. — Ребята, как вы?  — Чарльз, что с нами? — ответ пришел слева всё-таки голосом Пиклза. — Мы все умерли, и все уже в этой жопе, то есть, в черной дыре?  — Очевидно, мы все еще живы, если можем говорить, — голова у Чарльза немного кружилась после удара о стену, но здравого смысла он всё же не потерял. — Кто-нибудь, найдите источник света, фонарь, факел, спички, что угодно… Спички обнаружились у Мёрдерфейса, который недавно снова начал курить. Тусклый огонек осветил лицо басиста, покрытое живописными синяками, да часть выщербленной стены рядом с ним.  — Ого, Уилл, как тебя разукрасило, — присвистнул Пиклз, принимая вертикальное положение.  — Еще бы, ждается мне, што это ты ногой и приложил, — проворчал Мёрдерфейс, зажигая вторую спичку. — Ищи факел давай, пока я вешь коробок не ижвёл… К счастью, упавший из своего держателя факел нашелся довольно скоро, и Чарльз, уже окончательно пришедший в себя, сумел зажечь от него люстру, чудом удержавшуюся на потрескавшемся потолке, и восстановить подобие света. Группа и священники с трудом поднялись на ноги, покачиваясь, отряхиваясь и озираясь по сторонам. Зал практически лежал в руинах — со стен осыпалась штукатурка, обнажив кирпичную кладку, с потолка упало несколько камней, только по счастливой случайности никого не задевших, везде валялись осколки разлетевшихся кристаллов… Нэйтан обнаружился в самом дальнем углу, куда его отбросило «взрывной волной» — вокалист лежал без чувств, сжимая в руках гитару Сквизгаара, но, после нескольких крепких оплеух и бутылки воды, вылитой на голову, он тоже пришел в себя.  — Сквиз… — сдавленно прорычал Нэйтан, обводя коллег мутным взором. — Что с ним? Чарльзу хватило одного взгляда на алтарь, чтобы констатировать очевидное.  — Он мёртв, Нэйтан… Ты же сам его… — Не-е-ет!!! — заорал Эксплоужен, отталкивая Первосвященника и резко вскакивая. — Ты всё врёшь, робот грёбаный, он не может так просто… — спотыкаясь на камнях и чуть не падая, он подбежал к алтарю и застыл как вкопанный. Сквизгаар лежал на каменной плите в той же позе, в какой они держали его в момент высвобождения силы — руки вытянуты над головой, ноги раскинуты, лицо обращено к потолку, в широко распахнутых голубых глазах застыла решимость и какое-то странное удивление, словно в последние секунды своей жизни гитарист увидел нечто невообразимое, недоступное простым людям… Не желая верить, Нэйтан рухнул на колени около алтаря и подхватил тело Сквигельфа, показавшееся ему сейчас почти невесомым.  — Сквиз, проснись, мать твою! Проснись, сукин ты сын, ебать тебя в три колена! Проснись же, лидер группы приказывает тебе!!! — надрывался Эксплоужен, встряхивая Сквизгаара на руках и совершенно игнорируя тот факт, что весь алтарь забрызган кровью, и что грудная клетка его гитариста смята и расплющена чудовищными ударами, и что черную майку прошили торчащие белые обломки сломанных ребер, и что из приоткрытых губ сочится алая струйка…  — Он не проснется, Нэйтан, — печально промолвил Чарльз, подойдя сзади и сочувственно кладя руку на плечо вокалиста.  — Это смерть во имя жизни на Земле, — пространным хором проговорили-пропели старейшины. Остальные дэтклоковцы подавленно молчали, не в силах сказать ни слова… Все осознавали, что группа только что потеряла самое дорогое — свою музыкальную душу, свой живой талант, горевший неугасимым огнем долгие годы рядом с ними, и в этот страшный день ушедший одной яркой вспышкой… Во имя жизни на Земле. Наконец, осознал это и Нэйтан. Он осторожно опустил безжизненное, окровавленное тело обратно на алтарь и, глядя на него, издал оглушительный вопль раненого навылет зверя. По суровым скулам фронтмена побежали горячие, словно капли расплавленного металла, слезы. Нэйтан бывал страшен в своем гневе, направленном на других, но группа еще никогда не видела его неподдельную скорбь, выражаемую в саморазрушительной, безутешной ярости.  — Это я и только я виноват во всем этом!!! — утробным гроулингом завывал Эксплоужен, и его могучие плечи сотрясались от рыданий. — Я никогда себя не прощу! На твоем месте должен быть я… Это меня лучше бы ебучей гитарой убили… Сквиз, ну почему я не совершенное существо, почему, а?! Почему в этом сраном мире всегда уходят самые лучшие?! Челюсти Нэйтана свело судорогой, и он, хрипло рыдая, упал лбом на свои вцепившиеся в холодную каменную плиту руки. Пиклз приблизился было к нему, чтобы поднять и увести, но Чарльз сделал предостерегающий жест — в таком состоянии Эксплоужен был опасен даже для своих… Группа не смела подойти к нему, нужно было дать время. Все деликатно отвернулись и отошли от алтаря, дав волю собственным слезам, чувствам и переживаниям. — …Почему именно ты ушел, почему, Сквиз… — уже тише, но всё так же безутешно повторял Нэйтан, до хруста сжимая свои запятнанные кровью пальцы и запуская их в растрепанные светлые волосы шведа. — Я не уйти, Нэйтанс, — вдруг раздался за его спиной такой до боли знакомый голос, и вокалист ощутил на своем плече что-то теплое. В смятении подняв голову и резко обернувшись, он застыл с распахнутыми глазами и отвисшей челюстью. Перед ним, как ни в чем не бывало, стоял Сквизгаар Сквигельф. Выглядел гитарист, правда, немного необычно — был одет в светлый доспех, его фигура была полупрозрачной и слегка светилась, но, в общем и целом, это был тот же самый Сквизгаар, которого Нэйтан знал много лет.  — Сквиз… Это сон, или я сошел с ума? — простонал несчастный Эксплоужен, хватаясь за голову и снова невольно переводя взгляд на мёртвое тело с развороченной грудью. Оно по-прежнему неподвижно лежало на алтаре… — Я же… убил тебя!  — Пфф, что за глупость! Смерти нет, — беспечно ответил полупрозрачный Сквизгаар. Его глаза победно сияли, на губах играла гордая, самодовольная улыбка. — Не волнуется, я надрать задница дэтот черный дыра! Ты бы видеть дэтот битва, тебе бы понравиться, дэто быть жестоко! Давай напишет песня о ней? Нэйтан не знал, что и думать. С одной стороны, вроде бы перед ним сейчас стоял призрак, с другой — «смерти нет», как выразился Сквигельф…  — Сквиз, не мучай же меня, — взмолился совершенно сбитый с толку вокалист. — Скажи, что с тобой? — Сначала пообещает написать дэтот песня для новый альбом, — лукаво улыбнулся «призрак».  — Обещаю, обещаю, напишу я её! Только скажи…  — Я в порядок, — сказал швед. — Просто сейчас быть на уровень выше, иначе я бы не добраться до дэтот дыра, слишком далеко… Спасибый тебе, Нэйтанс, что помочь мне выйти, хотя, признаться, дэто быть ужасно больно…  — Да какая уж тут может быть благодарность, — невесело и как-то растерянно проговорил Нэйтан, снова покосившись на труп на алтаре. Впервые в жизни его благодарили за убийство, причем делал это сам убитый… Вообще, в этот сумасшедший день много чего произошло в первый раз в его жизни…  — Всё будет хорошо, я вернуться через два день, — прервал ход его мыслей Сквизгаар. — Забирает мой тело и гитара домой и ждёт, я же имеет сейчас еще дела, хочет что-нито посмотреть.  — Дела? — непонимающе воззрился на него Эксплоужен. — Какие дела?  — Потом расскажет, — отмахнулся «призрак». — Я еще и сам не знает, что там есть, но такой шанс нельзя упускает, пока я быть бог!  — Сквиз, ты говоришь загадками! — Нэйтан совершенно растерялся. — Постой, не уходи! Но совершенное существо в блистающем доспехе уже молнией взмыло вверх, снова растворяясь в потолке, а в глазах Нэйтана всё еще стояла лукавая улыбка шведа, в ушах звучал голос с неподражаемым акцентом:  — Помнит, Нэйтанс, два день!.. …Барабанщик, стоя рядом с другими в отдалении от алтаря и давно уже косясь через плечо на Эксплоужена, вполоборота бросил Оффденсену:  — Чарльз, похоже, Нэйтан того… Умом тронулся от горя. Заговариваться начал, не слышите? Будто беседует с кем-то, да серьезно так…  — У него сильнейший стресс, Пиклз… Как и у всех нас. Да и учитывая то, что ему пришлось сделать… Нужно поскорее выбираться отсюда, оплакивать Сквизгаара мы будем дома.  — Так я приведу его? — Пиклз снова взглянул на Нэйтана: вокалист вполне адекватным тоном общался со стеной и даже обсуждал написание какой-то песни и какие-то дела, как показалось драммеру.  — Да, пожалуй… — согласился Чарльз. — А ты, Уильям, подними, пожалуйста, Токи, похоже, он тоже сейчас не в лучшей форме. Все посмотрели на Вортуза, который сидел, сжавшись, в углу, и, заламывая руки, плакал так отчаянно и безутешно, что его футболка промокла от слез. Басист подошел к нему, присел рядом, обнял за вздрагивающие от рыданий плечи и начал говорить какие-то банальные, глупые слова утешения, только лишь бы что-нибудь говорить… Пиклз повернулся было, чтобы подойти к Нэйтану, уже обдумывая, что ему сказать, и что из этого выйдет — исход мог быть совершенно непредсказуемым, от крепких дружеских объятий до фонаря под глазом… Как вдруг увидел, что Нэйтан сам подходит к ним быстрым шагом, держа на руках тело Сквизгаара. Лицо фронтмена было суровым и решительным, а глаза — абсолютно сухими. Вместе с тем, во взгляде фронтмена читалось какое-то непонятное облегчение.  — Летим домой, — коротко, по-деловому бросил он всем собравшимся, толкая ногой оставшуюся половинку двери, криво повисшую на одной петле, и первым выходя из зала.  — Нэйтан, с тобой всё в порядке? — рискнул спросить ему в спину Чарльз.  — Всё ОК, он же сам мне сказал. Гитару не забудьте, она ему нужна!  — Кто… сказал? — Первосвященник не поверил своим ушам. Нэйтан развернулся и посмотрел на него, как на идиота.  — Сквиз сказал, кто же еще! Так кто-нибудь сходит за гитарой или нет? Не видите, у меня руки заняты! — Эээ… Нэйтан, ты точно в порядке? — вылез Пиклз. — Не волнуйся, выйдем на поверхность, свежий воздух, то-сё, придешь в себя…  — Пиклз, не доводи меня! — гаркнул фронтмен. — Вы все прекрасно видели и слышали, что он сказал! Что разнес ебаную дыру к чертям собачьим и что вернется через два дня, потому что у него какие-то там дела! И что мы сейчас забираем его тело и гитару и летим домой, блять! Пиклз подавился, а Чарльз, делая страшные глаза и дергая барабанщика за руку, согласно закивал:  — Конечно, Нэйтан, мы всё видели и слышали… Вне всяких сомнений!  — Ну вот и нехуй из меня дурака делать! — прорычал Эксплоужен. — Пиздуйте за гитарой, я сказал! И посветите уже кто-нибудь, в этой жопе мира темно, как… Как где, Нэйтан уточнять не стал, а просто дождался освещения своего пути, поудобнее уложил руки Сквизгаара, чтобы они не болтались при ходьбе, и быстро зашагал вверх по ступеням, оставляя на них за собой редкие красные капли… Даже в самолете Нэйтан не пожелал выпускать из рук тело Сквигельфа. Как только Чарльз ни уговаривал его на время полета положить мертвого гитариста хотя бы на носилки — всё было впустую. Вокалист лишь посмотрел на него так, что Оффденсену резко расхотелось что-либо доказывать, и он сдался. Нэйтан словно боялся, что с телом может что-нибудь случиться, и он прижимал его к себе защитным жестом, нисколько не заботясь о том, что его одежда и руки по локоть вымазались в крови. Как будто со шведом могло произойти что-то похуже того, что уже произошло… Как бы то ни было, группа, священники и клокатиры достигли Мордхауса за рекордные 9 часов — словно пилоты, погода и сам самолет приложили для этого все возможные усилия…