***
Бабель сидел в своём кабинете и пытался внимательно вчитываться в бумаги, полученные им. Два праздника сразу, какие уж тут бумаги! Даже Кречинский, который половину документов забрал, не спас маршала от нагрузок. Председатель Совмина сидел рядом, но помощи никакой не предлагал. Просто сидел и смотрел на труды маршала. — Не жалеешь себя, Галактион Эрнестович, — заключил Парыгин, одёрнув пиджак. Маршал поднял глаза. — А ты бы лучше помог, Илья Романович, чем меня жалел. — Ну ты же сам на себя такую ношу взвалил, зачем я тебе нужен? — ответил предсовмина, разведя руками. Бабель цыкнул и вновь погрузился в бумаги. — Письмо поздравительное написал? — Вроде. Там литераторы из Ассамблеи что-то подготовили, — Галактион Эрнестович встал и подошёл к шкафу, откуда вытащил, покопавшись немного, текст. Подойдя к Парыгину, маршал положил лист перед ним, а сам направился в своё кресло. Председатель Совмина пробежался глазами по написанному. — Я ещё не читал его, что скажешь? — Пойдёт. Условия полевые, всё нормально. А другие республики подготовили свои поздравления? — спросил Парыгин, отложив листок. — Должны были. Не знаю, не контролирую я их. Своих проблем хватает. Ленинград разгромлен, Москва в захламлении, а я тут речи поздравительные толкать должен! — Не волнуйся ты так, нормально всё будет. Самое худшее отжили, — решил Парыгин и постучал пальцами по столу. Маршал задумался: а если правда?***
Киров сидел за кухонным столом и битый час пытался придумать поздравление, которое должны будут написать в газетах. У первого секретаря дёргался глаз, и весь он был сейчас таким раздражённым, что подходить к нему лишний раз было опасно. Даже дети засели по комнатам и не думали показываться отцу на глаза. Поправив очки, Киров после рывком снял их и ударил по столу, отчего стёкла вмиг разлетелись на мелкие осколки, которые засыпали всю бумагу. Вскоре в стену улетела покорёженная оправа, а вслед за ней — чашка, ваза, ложка, перечница и сама бумага, любезно накрывшая кучу битого стекла. — Не могу! Не могу! Не могу! — сам себе крикнул Евграф Ильич, с жалостью отметив, что больше ничего в стену не кинешь.***
Город Энск готовился к встрече Нового года, а про день основания СССР как-то все благополучно забыли. На площади, которая и плац, и парковка, стояли двое офицеров и командовали водружением звезды на главную городскую ёлку. — Ровно? — спросил Гробовой, посмотрев на красную вершину зелёного гиганты. Стоявший рядом Кренкель подался вперёд и дал свою оценку: — Абшолютно. — Да нет, влево надо. Эй, давайте влево! — приказал капитан красногвардейцам, которых выделил Серебрянский. Звезда качнулась влево. — А сейчас? — И щейщас, — ответил второй капитан, который был, мягко говоря, подшофе. — Алкаш, мать твою. Иди отсюда, проспись! — закричал Гробовой и вскинул руку над Кренкелем. Тот постоял, развернулся и зашагал вперёд, но явно не выстоял, рухнув в сугроб. — Твою ж дивизию, поднимите этого! И в казарму отнесите!***
В Кронштадте в штаб одноимённой дивизии пришло поздравительное письмо от первого секретаря Ленинградского обкома КПСС. Партиец от всей души поздравлял комдива с «великим праздником». Вернее, поздравил бы, если бы письмо оказалось у комдива. Но на столе у Киры до сих пор его не было. Два комбрига, практически одинаковых, с бородами и с усищами, недоумевающе глядели на начальницу. — Где Мируко с этим письмом? — гневно спросила комдив, стукнув по столу. Тут же комбриги улыбнулись. — О! Тогда я не удивлён! — сказал первый. — Я бы проверил, дошёл ли он до секретариата. А то меня терзают такие сомнения, что он тут где-нибудь дрыхнет, — заключил второй, погладив бороду. — Что? Немедленно найдите мне его! Я должна буду направить ответное письмо этому обкомщику! Комбриги подскочили и мигом выбежали из кабинета. А Кира, удостоверившись, что её никто не видит, достала из ящика стола совершенно другое письмо, направленное из Москвы. Распечатав его, она принялась за чтение: «Дорогая Кира! Сердечно поздравляю тебя с днём основания Советского Союза и приближающимся 2020 годом. К сожалению, не имею возможности приехать лично, но надеюсь, что моё отсутствие будет восполнено этим письмом. Желаю тебе величайшего счастья и ленинской мудрости в твоих делах, комсомольской смекалки и партийной способности к управлению! Как только окажусь в Ленинграде, немедленно поеду в Кронштадт и навещу тебя, моя любимая воспитанница!С величайшей любовью, командарм первого ранга Н. Н. Аптекман»
— Кира вздохнула и отложила письмо в сторону. Оно так грело сердце. Никогда ещё Наум Нумыч не забывал поздравлять девушку. На каждый советский праздник она получала от командарма письма, а когда он приезжал самостоятельно, то это был верх блаженства. Но поток чувств прервала открывшаяся дверь и вошедший в кабинет черноволосый молодой человек, держащий в руке письмо. За ним следом вошли комбриги, которые были чем-то явно раздосадованы. — Вот ваше письмо, товарищ комдив, — сказал Мируко и положил на стол Кире поздравление от первого секретаря Ленинградского обкома. — Ты где был? — спросила комдив, взяв письмо. — Честно? Сидел в вашем секретариате и ждал, пока там найдут письмо. Нечестно? Тогда сидел просто так и ничего не делал. Но если вам интересно, то мне совершенно не интересно ходить за письмами. — Молодец, — ответила комдив, улыбнувшись. — Что?! — разом воскликнули комбриги, всплеснув руками. — То самое. Честность — превыше всего. Спасибо. А теперь можете идти, — решила Кира, махнув рукой, и принялась вскрывать конверт.***
— Мы живём в прекраснейшей стране! Мы живём в величайшей стране! Мы живём в Советском Союзе, товарищи! Все мы, все пятнадцать республик, собравшихся вместе, чувствуем тот великий день, когда народы под мудрым руководством Ленина создали то государство, жить в котором право дали нам! То государство, которое даже после рокового девяносто первого осталось жить в наших сердцах! То государство, которому мы можем смело сказать: «С днём рождения, Родина!»! И вся площадь взревела могучим гулом от слов маршала. И гул этот пронёсся по всей Москве…