Пульс

      Воскрес он на том же лобном месте, возле побоища. Разве что в добром десятке метров от злополучного обломка ТВЭЛа. В безопасности, то есть.       Черного Сталкера рядом уже не было.       Семецкий медленно прошагал по оставленной им кровавой просеке: вот здесь Шухов отрезал бандиту голову, а тут - вон они тянутся по земле синюшными змеями - выпустил еще одному кишки...       Живых никого не осталось. И Семецкому почему-то было жаль этих ребят. Даже их главаря - Трифона - что смотрел в небо полными боли и уже слегка припорошенными пылью глазами. В конце концов, есть в Зоне и более грешные люди, и более жестокие, и более беспринципные. Но именно эти парни попали под безжалостное колесо возмездия.       Семецкий ходил среди мертвецов, словно что-то выискивая, при этом сам не зная, что ищет. Потом махнул рукой, выругался - и зашагал себе дальше, в сторону потаенной, мало кому из сталкеров известной тропки.       Через пару часов Болота уже встречали его - нудным комариным хором, распевками лягушек, мокрым шлепаньем лап мутантов. Тут было опасно, с этим никто не спорил, но только не для Семецкого. И не для Шухова, конечно.       Здесь, в самом сердце обширных топей, стоял одинокий крепкий дом. К которому, по негласному договору с Зоной, Семецкий мог идти хоть с закрытыми глазами: ни одна тварь не кинется, ни одна аномалия не попадется, а людей здесь встретить - уже событие. В доме на Болотах никогда - и никому - не отказывали в помощи. И, конечно же, у дома был не менее известный хозяин.       Болотный Доктор. Или просто Доктор. Как его зовут на самом деле, никто не знал. Даже вездесущий и всезнающий Сашка Журналист - и тот был не в курсе. Сам Доктор - крепкий пожилой мужчина лет шестидесяти - всегда обходил этот вопрос стороной, а то и просто врал, что не помнит. Амнезия, мол.       Впрочем, все может быть. Зона - дама с оригинальным чувством юмора. Сделать абсолютным светилом местной медицины человека с напрочь стертой памятью - как раз в ее стиле. Как и сотворить палача и убийцу Шухова - бессмертным и мертвым одновременно.       Семецкий прошел знакомой тропкой, проложенной между глубоких тинистых бочагов и омутов со стоячей водой цвета крепкого чая. Несколько раз на тропу выходили кабаны-мутанты, пристально смотрели на него маленькими кроваво-красными глазками, похожими на горящие угольки, и отходили в сторону. Семецкий уже не впервые задумался - что движет этими тварями? Что они чувствуют в такие моменты? Уважение к родственному им самим Вечному Сталкеру - или глухую ненависть, которая в силу непонятных причин не находит выхода?       Дом Доктора - большая ухоженная изба, окруженная крепким забором и мелкими постройками - стоял на островке посреди круглого озера, усеянного кувшинками и метелками осоки. Сам островок выглядел издали, словно лысая округлая макушка нырнувшего великана, и к нему от заиленного берега шли широкие мостки.       Доктор стоял у высокой, в человеческий рост, калитки и попыхивал трубкой: этакий уютный местный вариант Гэндальфа. Похоже, он уже знал, что Семецкий направляется к нему, и не удивился его появлению на мостках.       - Давно тебя не видел! Как здоровьице? - громко сказал он. Насчет здоровьица - это была их дежурная шутка: Доктор прекрасно знал, что, воскреснув в очередной раз, Вечный Сталкер снова становится здоров, как космонавт.       Но сейчас Семецкий здоровым себя не ощущал, хотя организм работал, как швейцарские часы. Не в порядке было его сознание, то, что называется психикой. Правда, далеко не факт, что Доктор сможет ему с этим помочь.       - Будешь смеяться, Док, - подойдя к калитке, Семецкий натянуто улыбнулся, - но здоровьице не очень. И это не шутка.       На живом, румяном лице Доктора пролегли глубокие морщины. Радушное выражение сменилось напряженной озабоченностью.       - Давай-ка в дом, Юра. Там расскажешь.       Он усадил Семецкого за стол, налил крепкого чаю, поставил перед ним корзинку со свежими баранками. Вот, кстати, еще один секрет Болотного Доктора: откуда у него всегда берутся свежие баранки, хотя ни одной пекарни в Зоне нет? Впору предположить, что ему, как Папе Римскому, их ежедневно доставляют вертолетом. Однако правды он не расскажет - никому и никогда, даже своим ближайшим...       И опять вопрос: а кто для него Семецкий, Шухов, Сашка Журналист? Друзья? Товарищи по несчастью? Воспитанники? Пожалуй, все вместе.       - Ну, Юра, угощайся и выкладывай анамнез, - сказал Доктор, медленно, по-стариковски опустившись на лавку напротив.       - Вряд ли получится выложить, - подумав, признался Семецкий. - Все, Док, очень сложно. Кажется, я с ума схожу.       - Психиатром мне бывать еще не доводилось, - рассмеялся Доктор.       - Глупо было надеяться, - вздохнул Семецкий. - Не бери в голову. Считай, я просто в гости зашел. Выпью чаю и пойду.       - Погоди, парень, - все еще улыбаясь, осадил его Док. - Ты же знаешь: если я берусь что-то лечить, я лечу.       - И рак?       - Легко, - старик пожал плечами. - Как минимум, четыре случая в моей практике, и все - устойчивая ремиссия без рецидивов.       - Приходи к нему лечиться и корова, и волчица, - усмехнулся Семецкий.       - И жучок, и червячок, разумеется, - подхватил Доктор. - Недавно, кстати - ты только послушай! - лечил громадного клопищу, килограмм на восемь. Три ходильных ноги полностью восстановил, четвертую спротезировал. Впервые в истории ветеринарии - протезирование членистоногих, представляешь?       - Рад за тебя, - кисло ответил Семецкий. Читать Доктору нотации о том, что нельзя лечить мутантов, особенно таких пакостно смертоносных, как клоп - попросту бесполезно. Мутант на то и мутант: Дока-то не обидит, а вот кого другого сожрет - и будет только рад. Один из побочных эффектов врачебной крутизны Болотного светила - абсолютная неразборчивость в пациентах. Для него важна любая жизнь, даже если это амеба в чашке Петри.       - Так что, Юра, выкладывай, а я что-нибудь да придумаю, - широко улыбнулся Доктор, и глаза его при этом загорелись прямо-таки юношеским азартом.       Семецкий отхлебнул чаю и надолго замолчал. Доктор поставил на стол пепельницу и заново набил трубку, а перед ним положил початую пачку «Мальборо», оставленную кем-то из пациентов, не иначе.       - Искажение восприятия, это во-первых... - начал перечислять Семецкий.       - Лучевая болезнь. Инсульт. Не обязательно психиатрия, - деловито возразил Доктор.       - Уже несколько дней. А я каждый день... ну ты знаешь...       - То есть любое органическое повреждение исключается, - он задумчиво поскреб бороду. - Любопытно. А что за искажение?       - «Желтая подводная лодка».       - В каком смысле?       - В смысле, что все вокруг кажется не тем, что есть. Время то ускоряется, то замедляется. И расстояния «пляшут» в обе стороны.       - Ясно. А что насчет навязчивых состояний?       - Зришь в корень, Док. Я прямо-таки обсессивно-компульсивно кровожаден стал.       - Угу, - кивнул Доктор и крепко задумался.       - Все очень плохо? - осторожно спросил Семецкий.       - Ничего непоправимого, - натянуто улыбнулся тот, и эта натянутость откровенно пугала. - Для начала сделаем тебе укольчик...       - Галоперидол что ли?       - Нет, конечно. Просто успокоительное. Поглядим, может, и наладится твое восприятие.       - Ну давай, коли, - легко согласился Семецкий. Доктору он доверял всецело, даже больше, чем самому себе. Ему же и клятва Гиппократа не нужна: Зона его так изменила, что он просто физически не мог намеренно причинить вред.       Доктор достал из настенного шкафчика какой-то флакончик с желтоватой жидкостью, а из металлической кюветы - допотопный стеклянный шприц с навинчивающейся иглой и стальным поршнем. Семецкий заметил, что на верхней полке шкафчика тускло мерцает и переливается «Термос» - крайне интересный артефакт. С обывательской точки зрения, он умел останавливать время в радиусе около полуметра вокруг себя. Поставишь рядом с «Термосом» чашку горячего чая - чай и через месяц будет таким же горячим, ни на градус не остынет.       - Оригинальный у тебя холодильник, - улыбнулся Семецкий, кивнув на шкафчик. - Как ты «Термос»-то достал? Это ж... Это ж целый вагон «Бентли» купить можно. И вертолет на сдачу.       - Димка принес по моей просьбе. Ну, Шухов, - ответил Доктор, не оглянувшись. Он был всецело занят своими медицинскими приготовлениями и потому не заметил, как у Семецкого невольно задергалось в глухой ярости лицо.       Признаться, он и сам не ожидал, что одно лишь упоминание Шухова так его взбудоражит. Еще несколько часов назад Семецкий восхищался им, смотрел, как на великолепное произведение искусства или, скорее - на идеально настроенный механизм, а теперь в нем опять клокочет ненависть. Но обожание и ненависть - это же не антонимы, не плюс и минус, не черное и белое в круговороте иня и яня. Ненависть часто бывает просто иным выражением любви, и именно поэтому между ними, если верить пословице, всего один шаг.       - Так, пациент, скидайте-ка лапсердак. В вену колоть будем, - Доктор, загадочно улыбаясь, подошел к нему с заправленным пятикубовым шприцем.       - А в плечо никак? - жалобно спросил Семецкий. Чего-чего, а уколов он не любил с самого детства.       - Могу в подмышку - там тоже вены есть, - пожал плечами Доктор. - Не капризничай, Юра. Это для пользы дела. Потерпи уж.       Семецкий со вздохом закатал рукав, подставил под укол левую руку и на всякий случай отвернулся.       Доктор ловко ввел иглу, а потом долго и медленно давил на поршень.       - Ноль-восемь в минуту, - пояснил он. - Не больше. Иначе можно дуба врезать из-за закупорки сосудов.       Теплое, ласкающее и ясное спокойствие разливалось по жилам Семецкого. Доктор еще не закончил инъекцию, а он уже ощущал себя поистине Буддой, счастливым и мудрым, и этим внезапным просветлением очень хотелось поделиться с окружающими.       - Знаешь, Док, а ведь помогает, - улыбнулся Семецкий. - Уже помогает, хотя это странно. Что ты мне вколол?       - Собственная рецептура, из местных компонентов, - уклончиво ответил Доктор и, додавив последние капли, вытащил иглу, а на место укола приложил кусок ваты, остро пахнущей спиртом. - Зажми и держи. Стандартная, в общем, процедура.       Семецкий послушался. Некоторое время он сидел, согнув руку и зажимая вату, и молчал. Но затем...       - Слушай, тебе, наверное, неприятно об этом говорить, но... - Доктор помялся, отвел взгляд, но потом все же пристально и лучисто-добро посмотрел ему в глаза. - Ты упомянул что-то насчет обсессивно-компульсивной кровожадности. Это в самом деле так?       - Ага, - расслабленно и радостно кивнул Семецкий, чувствуя жгучую потребность рассказать, скинуть с души этот груз.       И он стал рассказывать. Сначала - о том, как восхищенно наблюдал за Шуховым, пока тот расправлялся с бандитами, и как ощущал истинное упоение от зрелища жестокого кровопролития.       - Со мной же раньше такого не случалось. Я всегда был добряк и рохля. Даже ты так считал, Док, не отрицай.       Тот пожал плечами, сохраняя на лице по-отечески добрую улыбку, но в глазах его была тревога.       А потом, не останавливаясь и не ожидая ответов и комментариев, Семецкий стал разматывать свою память, словно длинный китайский свиток. Вот он, пьяный, сгорел в постели. Вот он пробует не только девочек, но и мальчиков - и даже изувечил одного, самого «борзого»...       - Я и не сомневался, что ты можешь за себя постоять, - сказал Доктор. - Вы, парни, делаете мою жизнь интереснее. После того же Димки мне порой достается масса увлекательной работы. Но ты продолжай. Сейчас ты наверняка сможешь открыть мне все тайны Вселенной.       Семецкий глянул на него с подозрением, ища любые признаки иронии, издевки - но их не было. Кажется, Доктору и впрямь было интересно понять суть жизни и смерти, любви и ненависти - и Семецкий готов был ему в этом помочь.       И он продолжил говорить. Он был убедителен и метафоричен. Иногда даже жалел, что Доктор не использует ни записей, ни диктофона - классная могла бы получиться книга.       Он рассказал о том, как видел хоровод из мутантов и аномалий. А потом...       - Юра, ты, главное, не упускай ничего, - попросил Доктор. - Это очень важно.       И Семецкий в итоге рассказал все. С самого начала. И как умирал от множественных микроинсультов, и как Шухов, гад... сделал с ним нечто такое... и каким он казался опасным и прекрасным в тот момент, и как запустилось в работу сердце Черного Сталкера...       Семецкий чувствовал, что где-то здесь и кроется заветный смысл жизни - а заодно и корень его странной болезни - но никак не мог его ухватить, что для просветленного Будды вообще-то довольно неестественно.       - Док, ты меня накачал, да? - усомнившись в своей просветленности, спросил он растерянно. Ощущение свободы и покоя стремительно таяло, и его место жадно заполняла паранойя, как это обычно бывает после бурной пьянки.       - Нет, не накачивал, - невозмутимо ответил Доктор. - Ты сам хотел рассказать, но боялся. И я избавил тебя от этого страха, пусть и на время. Это плохо?       - Нет, Док, не плохо. Спасибо, - произнес Семецкий, не поднимая глаз от столешницы. Ему вдруг стали очень интересны прожилки годичных колец в древесине и тонкие заусенцы на гладкой, вощеной долгим использованием поверхности.       - А по поводу того, что ты рассказал... - Доктор тяжко вздохнул. - Дальше меня оно не пойдет. И ты это знаешь. Я попробую помочь, но учти: здесь, похоже, проблема не только и не столько в твоей психике, сколько в области… назовем это метафизикой. И я, пожалуй впервые в своей практике, пока не вижу правильного способа лечения. Но это только пока!       - Ты уже помог, Док, - пробормотал Семецкий. - Ты выслушал, хотя и подлым методом.       - Да где же подлым-то? - нахмурился Доктор.       - Ты же не соврешь, верно? - усмехнулся Семецкий.       - Не надо...       - Это была твоя личная рецептура «Сыворотки правды»?       Доктор молчал.       - Да или нет? - потребовал Семецкий, хотя и знал, что ответ ему не так уж нужен. Но нечто кровожадное и алчное до чужих мучений снова зашевелилось в душе, и он, расслабленный и размягченный алхимической отравой, не мог этому противостоять.       Доктор молчал.       - Да или нет?! - рявкнул Семецкий, и тут же устыдился. Но он заметил стыд и в глазах Доктора.       - Да, есть такой эффект, - угрюмо признал тот. - На него и был расчет. Иначе как бы я разобрался, что с тобой произошло? Или ты бы предпочел, чтобы я месяц из тебя по слову вытягивал?       Семецкий промолчал. Доктор был прав, но какой горькой казалась сейчас эта правота! И - сможет ли он по-прежнему доверять ему, как это было до?..       - Сколько я так?.. - пробормотал Семецкий.       - Три с половиной часа, - с готовностью ответил Доктор. - Но если...       - Нет, Док, ты прав. Просто вылечи меня от этого. Если не ты, то никто вообще, - глухо сказал Семецкий, все так же не поднимая глаз от столешницы.       Доктор молча выложил перед ним две продолговатых пилюли, пододвинул стакан с водой.       - Это на пока. Захочется спать - спи. Я так понимаю, ты уже отмучился - в смысле погибания?       - Точно. Если ничего сверхъестественного… и если не отравлюсь вот этим, то - да, сегодня больше не грозит.       - Пока ты болтал, я взял на себя смелость постелить тебе в изоляторе, - сказал Доктор. - Побудь хотя бы до утра, а я за тобой присмотрю.       Семецкий сгреб пилюли, проглотил их, протолкнув по пищеводу целым стаканом воды - и это было ответом. Он же опять не спросил, что за таблетки, что они делают. Он их просто выпил. Значит, снова доверился.       - Так я теперь долбанный пидорас? - Семецкий вдогонку к таблеткам прикурил сигарету. Пальцы ощутимо дрожали. - Давай честно, Док, без умолчаний.       - Это только тебе решать, - Доктор вздохнул. - Одна из таблеток - антагонист окситоцина. Если и дальше продолжится... ну все это, насчет Шухова... то здесь уже не просто половая хотелка. И я уже вряд ли помогу: любовь, знаешь ли, не лечится.       - Это не любовь! - рявкнул Семецкий, грохнув кулаком по столу, чем удивил даже самого себя.       Доктор лишь молча покачал головой.       - Как его убить? - вдруг спросил Семецкий. - Чтобы наверняка? Ты же знаешь, Док. Ты должен мне сказать. Либо скажешь, либо я узнаю путем экспериментов. Правда, не думаю, что тебя это порадует.       - Сбавьте тон, молодой человек, - строго и печально сказал Доктор. - Я вообще не должен тебе ничего говорить.       - Даже если это поможет мне выздороветь?       - Это не поможет. В конце концов, подумай сам: как убить того, кто уже мертв? Лично я таких способов... - он замолчал, снова покачав головой.       - Как убить того, кто уже мертв? - переспросил Семецкий, задумавшись, и его вдруг осенило. Вся картина, все взаимосвязи наконец-то разложились по полочкам, встали на свои места, и он засмеялся: каким же он был идиотом, если не понял этого раньше!       - Док, просто ответь: если у Шухова появится пульс, если заработает сердце, он же ненадолго станет по-настоящему живым? - улыбаясь в злом азарте, спросил Семецкий. - Значит, его можно и убить, как обычного человека. Я прав?       Доктор молчал.       - Ответь, Док. Просто да или нет.       - Я не обязан, - мрачно отрезал тот.       - Значит, прав, - удовлетворенно кивнул Семецкий и отправился в изолятор. Теперь он знал наверняка, и ему удастся в кои-то веки поспать спокойно и безмятежно.       Проснулся он, когда за окном было уже темно, и на небе странно, почти как в мультике, мерцали разноцветные звезды. Что ему снилось, Семецкий забыл в тот самый момент, как открыл глаза, но ощущение-послевкусие от чего-то доброго и праздничного, что осталось по ту сторону сна, приятно гладило взъерошенные нервы.       В соседней комнате тихо и напряженно беседовали двое. Наверное, именно это его и разбудило.       - Что ты творишь?! - спрашивал Доктор едва ли не шепотом, но даже приглушенный, голос его звучал, словно натянутая струна.       Чувствовался в этом голосе оголенный нерв - так подумалось Семецкому, и он усмехнулся: в последнее время он стал на удивление поэтичен даже в мыслях.       - А что я, собственно, творю? Это моя жизнь, - спокойно, ровно и холодно отвечал другой голос. - В моей жизни тоже есть место маленьким радостям.       - В соседней комнате спит человек, который за твои маленькие радости расплачивается собственной психикой. Это тебя не волнует?       - Ой, - равнодушно уронил другой.       - Просто «ой», и все?       - Просто «ой», и все. Или - я был неосторожен и беспечен. Теперь мне придется сделать себе харакири. Так лучше?       - Не ерничай! - чуть громче сказал Доктор. - И не пудри мне мозги. Ты не бываешь неосторожен и беспечен. Поэтому выкладывай: что ты задумал?       Семецкий только теперь понял, что с Доктором разговаривал не кто иной, как Шухов! Первым суетным желанием было тут же выскочить из изолятора, чтобы хотя бы увидеть его. А лучше... ну, может, дать в морду - сделать хоть что-нибудь, лишь бы расшевелить этот бездушный, механистичный сгусток холодной тьмы, которым представлялся сейчас Семецкому Черный Сталкер.       Но он взял себя в руки и решил, что лучше не высовываться. И из уважения к Доку, и из обычного мелочно-подлого любопытства к чужим разговорам.       - Он вообще-то повернулся на идее тебя убить, - сообщил Доктор.       - Надо же, - все так же равнодушно отозвался Шухов. - Хоть какое-то разнообразие...       - И он знает, как это сделать.       - Ты раскололся, Док? - в голосе Рэда послышалась слабая, но все же ощутимая настороженность.       - Нет. Он парень неглупый, сам догадался.       - Забавно, - помолчав, сказал Шухов. - Знаешь, Док, легенду про рыцаря и дракона? Где рыцарь, убивший дракона, сам в него превращается. Из того ада, куда я попаду, если у него все получится, я бы с огромным интересом посмотрел, какой из Юрки выйдет дракон. Между прочим, я даже байки такие слышал: что, мол, Семецкий и есть Черный Сталкер. А еще Журналист. И Призрак.       - Еще скажи: Стрелок.       - Насчет Стрелка - нет, такого не слыхал.       - А что, если так и случится, а? - спросил Доктор с едва сдерживаемым гневом. - Ты, Дима, для своих игр выбрал самого несчастного человека в Зоне, и хочешь сделать его еще несчастнее?       - Да где он несчастный-то? Живой, здоровый, непотресканный.       - У буддистов есть понятие Колеса Сансары. Это ты слыхал? Вечное перерождение, из которого бы выбраться и больше не страдать. Высшее чаяние и упование любого буддиста - соскочить с Колеса Сансары. А Юре это не светит. Он перерождается ежедневно, бесконечно, один и тот же, без надежды на избавление. Представляешь, каково ему?       - Не знал, что Юрка - буддист. Может, ему в православие податься, чтобы не таким несчастным бродить? Ну или ислам принять, я не знаю...       - Перестань, - одернул его Доктор. - Откуда в тебе это?       - Врожденное. Бывает. Кстати, вот тебе секрет. Врачебная, так сказать, тайна: возможно, я и сам не против, чтобы он меня убил.       - Но почему именно он? И что ты с ним сделал, что его до сих пор так клинит?       - Потому что больше некому, - отрезал Шухов, устав, видимо, оправдываться. - А что сделал… Оставь, Док, ты ему не поможешь. Ему уже никто не поможет.       - Тебе бы самому пролечиться, - сокрушенно произнес Доктор. - Но, к сожалению, я не умею лечить мертвецов…       Семецкий так и не вышел из изолятора, но до самого рассвета не спал, ворочая в голове и так, и сяк каждое услышанное слово. Антиокситоциновая таблетка Доктора, похоже, не действовала: Черный Сталкер по-прежнему ощущался центром мира и источником сильнейшей гравитации.