Пульс

      Семецкий ушел с базы, едва рассвело.       Думал сразу направиться на Болота, но решил по дороге завернуть на «Росток» и проверить кое-какие свои измышления. Он все еще не терял надежды выяснить, что же такого случилось с ним в подвале Х-10, что с Шуховым ему было настолько… В чем именно дело - во множественных инсультах, в обстановке, или может, в отравленном воздухе?       Да, Семецкий отдавал себе отчет в том, что его зацикленность уже откровенно напоминает наркоманскую ломку. Он на многое готов был пойти, лишь бы снова испытать те невероятные и незнакомые ему ранее ощущения. Но не меньше, а то и больше ему хотелось исключить из этого уравнения Черного Сталкера.       А если подумать… Так ли уж Рэд отвратителен?       Семецкий шагал, почти не глядя по сторонам, и думал об этом. И о многом другом, но так или иначе все вертелось вокруг единого центра - Шухова. Вот проскакала краешком жирная плоть - похрюкивая и тревожно сверкая выпученным глазом. А Семецкий подумал о том, как легко можно было бы свалить ее одним-единственным ударом ножа. Того самого, которым Рэд погонял его, будто скотину. И не просто погонял: он был виртуоз, и клинок в его руках не только убивал или причинял боль, но доставлял удовольствие, излечивал, играл на тонких струнах нервной системы, как на послушном и хорошо знакомом инструменте.       О, нет. Шухов не был отвратителен - вот ответ. Вон тот изъеденный мутантами труп на обочине, вонючий и набитый личинками - он отвратителен. Хотя при жизни наверняка был милейшим человеком.       Абсолютно отвратительным могло быть что-то непоправимо мертвое - эта мысль показалась Семецкому очень свежей и оригинальной, и он даже дал себе зарок записать ее при случае. Шухов был мертв, спору нет. Любой медик шизанулся бы: существо со всеми признаками клинической смерти двигается, разговаривает... хм, обладает эрекцией. Он мертв, но не непоправимо - и в этой двойственности была его особая притягательность. В нем словно бы притаились ответы на все вопросы о жизни и смерти, какие только могут прийти в голову человеку. Он - сейф, в котором заперт святой Грааль совершенного понимания этого мира. Но сам сейф ничего не знает о Граале, ведь так? Ничего не знает, и потому не расскажет. Для этого необходимо его вскрыть. Иначе как узнать, для чего нужна и эта бесконечная жизнь, и эта бесконечная многоликая смерть?       Вскрыть сейф. Исключить неудобную переменную. Убить Шухова. Тогда мир снова станет простым и понятным.       Семецкий не знал, каким образом, но искренне верил, что все будет именно так. Интуитивно понятная магия жертвоприношения, вот что ощущалось в самой идее. Очиститься от едкой клейковины, замешанной на стыде и похоти, которой ныне обляпано все его существование - вот что ему необходимо. Для этого и нужно жертвоприношение.       Но Повар прав - это здорово смахивало на одержимость. Экзистенциальная, мать ее, тоска и сползание реальности под горку. Семецкого позабавила аналогия. Он вспомнил вдруг кое-что из того, что читал о гравитации в изложении Эйнштейна. Так вот: его собственная, Юрия Михайловича реальность действительно сползала под горку, хотя до этого была на ровной, как стол, поверхности. Поверхность эта промялась, образовав подобие воронки, и в центре воронки - гравитирующая масса по имени Рэд Шухов. Вернуть пространству-времени гладкость, декартовым векторам привычную, милую глазу прямолинейность можно, лишь устранив гравитацию. Черного Сталкера.       Гравитация. Притяжение. Вот что это. Вот что происходило с Семецким. Любовь? Желание? Расскажите о любви к силе тяготения и желании поскорее встретиться с твердой землей парашютисту, у которого парашют не раскрылся.       Свободное падение, в финале которого можно выжить, лишь устранив гравитацию к черту. Совсем. Лучше вечно парить в невесомости, чем размазаться о твердь, не так ли?       Семецкий поймал себя на мысли, что действительно бредит. А потом, изо всех сил напрягшись, чтобы вернуть на место реальность, обнаружил, что топчется в двух сотнях метров от долговского КПП на «Росток». За четыре - в лучшем случае - десятка метров от поворота, за которым начиналась «убойная земля» караула. И не мог вспомнить даже приблизительно, как здесь оказался.       При этом стоял он в центре локальной аномальной бури: кабан спасался от кровососа, бегая кругами радиусом в пяток метров. Последнего, искрясь, преследовал полтергейст. Трое снорков, словно играя в чехарду, перепрыгивали друг через друга, вращаясь в том же круге. Вспыхивали и моментально гасли аномалии. «Трамплин» выстрелил зазевавшейся слепой собакой и лопнул с треском. А псину прямо в воздухе подхватила «Карусель», повертев, разобрала до мелкодисперсного фарша, щелкнула и тоже исчезла. А на пути хоровода уродов неожиданно возникла «Электра»...       - Это значит, я прав? - спросил Семецкий у пространства. - Убить Черного Сталкера? Или это просто очередная подстава?       Ему никто не ответил. Не обрушился Глас Свыше. Не сошел огонь с небес. Никаких заметных знамений не случилось. Только «Электра», поджарив сноркам задницы, с треском схлопнулась, как и не было.       Семецкий, уже ни о чем не думая, не пытаясь предугадать будущее - лишь втайне надеясь, что если его убьет вот прямо сейчас, то случится это быстро и, по возможности, безболезненно - пошел вперед. Он не пытался снять с плеча винтовку, которая, кажется, уже вросла деревянным ложем в спину. Он не пытался ни бежать, ни обойти очерченный дьявольским хороводом круг. Он просто шел.       И прошел.       В какой-то момент вся лихорадочная круговерть осталась позади, а потом вдруг распалась на отдельные части. Кабан рванул вверх по всхолмью у дороги. Кровосос растерянно хлюпнул щупалами и, даже не пытаясь уйти в маскировку, побрел с видом алкоголика, у которого из-под носа увели канистру спирта - волоча ноги и безадресно постанывая. Полтергейст выстрелился по дороге в сторону базы «Свободы», словно камень из пращи, и исчез среди деревьев.       - Знамения, мать их, - невесело усмехнулся Семецкий. - Знать бы только, что они означают.       Он прошагал еще чуть дальше, до поворота дороги. Не оборачиваясь, не смотря по сторонам - и стараясь вообще ни о чем не думать.       «Я просто полено. Я - кусок дерева. Кусок дерева ничего не хочет. Разве что стать стулом. А лучше - столом», - старательно проговаривал он про себя, и любую мысль, кроме этих, глушил яростно и с тщанием обсессивно-компульсивного борца с грязью.       - Стоять, упырь! - гаркнул вдруг долговец, совсем юный и ретивый. Ствол его торчал над бруствером из песчаных мешков, а глаза сверкали паникой.       - Сам упырь, - Семецкий вяло пнул валяющуюся у обочины смятую в комок сигаретную пачку. Но - остановился, запустив руки в карманы.       - Чист? - крикнул молодой, пытаясь скрыть растерянность за показной громкостью и продолжая в него целиться.       - Вполне, - пожал плечами Семецкий. - Можно пройти? - спросил он миролюбиво, а в голове билось: «И часового не существует. Все они - внутри Черной Дыры. Иллюзия с четко выверенной долей достоверности».       Странно: еще два дня назад он бы совершил показной перекат, уходя с линии прицеливания, дал бы спурт по кустам и овражкам, а потом... Потом бы задумался: влепить пулю в лоб этому молодому, или звякнуть по стальному ограждению, чтобы рикошетом, щегольски сшибить сигарету в губах старшего офицера.       Но сейчас он просто пошел вперед, расставив руки в стороны.       - Стоять, гад! - истерично вскрикнул часовой, запав за наваленный мешками бруствер.       - Заткнись, - с жалостью и сочувствием посоветовал ему Семецкий. - Я чист. Даже артефактов нет. Есть бабло, и я хочу его пропить. Начальник караула против?       Повисла тишина. Потом из бетонного «загашника» пробасило:       - Начкар дает добро. Ствол на предохранитель, магазин отстегнуть. Касается и шпалера. А ты, Калина, утихни и не разводи панику.       Семецкий послушно разрядил винтовку и пистолет. Потом шагнул вперед - шаг, другой...       - Проходи, бродяга! Люблю неконфликтных, - снова пробасило, словно из недр канализации, из бетонированного укрепления.       - Спасибо, параноики, - сказал Семецкий, минуя нарисованную на дробленом асфальте желтую контрольную полосу...       Он спустился по кривой лестнице в бар «Сто рентген». Название было почти что оправдано: здешнее пойло могло убить неосторожного пропойцу не менее надежно, чем две сотни грамм стронция внутримышечно. Главное: знать, что брать - и Семецкий знал.       - «Березовый скафандр», дважды, - негромко, но отчетливо сказал он, застолбив себе место за столиком в углу: отсюда была отлично видна входная дверь, да и весь питейный зал. Безопасно. Надежно. Как раз для оглаживания его личной паранойи.       Бухло - двести спирта плюс сто березового сока от березы-мутанта, плюс, в качестве «скафандра» - медицинский раствор Рингера-Локка с аминокислотами - принесла молоденькая, но уставшая и затрепанная официантка.       - Работаешь? - коротко и без лишних предисловий спросил Семецкий.       - Три сотни в час, - кивнула та. - Две штуки за ночь.       - Садись, - похлопал он по месту рядом с собой.       - Сотку вперед, - сказала официантка, и глянула на Бармена, едва заметно кивнув в сторону Семецкого.       Нет, Бармен сутенерством не занимался: все его девушки сами решали, на что потратить свое время и свое тело. Предоплата была неустойкой за «прогул» рабочего часа, вот в чем дело.       Бармен пожал плечами: он просто выдернет с кухни еще одну пигалицу для побегушек по залу «на разносе».       Девчонка - выглядела она все-таки помято и вообще не очень презентабельно, словно бы... запыленная, что ли? - махнула залпом один из «Березовых скафандров» и вопросительно глянула на Семецкого.       - Юра, - усмехнулся он поверх высокого стакана с гремучим коктейлем.       - Галка, - кратко и емко представилась девушка и этаким «хозяйским» жестом, не спрашивая разрешения, дала знать Бармену, что пора наполнить стаканы по второму разу.       - Осторожнее, - усмехнувшись, предостерег ее Семецкий. - Ты в курсе, сколько радиоактивного йода в здешнем березовом соке?       Девушка вместо ответа достала из кармана даже не дозиметр, а - Бог ты мой! - лабораторный цифровой анализатор.       - Рисковая, - уважительно кивнул Семецкий. - Галка, значит?       - Или Таня. Как дальше пойдет, - девушка легонько щелкнула ногтем по стакану.       - Значит так, Или Таня. Поясняю сразу: сейчас мы дернем еще по паре рюмок, и двинемся наверх. С какой целью, ты, думаю, прекрасно понимаешь. Если надеешься срубить бабла, и при этом слиться, то не выйдет: мне сейчас нужна именно баба, а не жилетка. Так что предлагаю, пока не поздно - если сама не хочешь, приведи ту, что точно отработает. Получишь стольник за… ну, допустим, за посредничество. Доступно?       Вообще-то, Семецкому обычно претило так разговаривать с дамами. Он всегда старался быть джентльменом, но сейчас некая злая заноза, засевшая внутри, заставляла его вести себя нарочито цинично. И ему это - странное дело - нравилось.       - Вполне, - кивнула Или Таня, разом растеряв львиную долю своей напускной наглости. Глянула на него внимательно, оценивающе, и, наконец, сказала. - Я пойду. Ты симпатичный. И вроде не псих.       - Особые пожелания? - хмыкнул Семецкий, откидываясь на спинку дивана.       - В жопу не даю, - буркнула Галка и порозовела.       Это было до того неуместно и очаровательно, что она сразу показалась симпатичнее, чем была. Или просто «Скафандр» ударил в голову.       - Как показывает практика, это легко поправимо, - проворчал Семецкий, и невзначай, но пробуя голосом власть, спросил. - А почему Галка?       - Настолько важно? - усмехнулась девчонка с прежней наглостью, но заглянула ему в глаза, и вопросов стало на порядок меньше. - Потому что Зажигалка. Огонь я люблю. И смотреть, и… создавать. Разок подпалила, что не следовало, теперь вот отрабатываю.       - Любопытно, - Семецкий позволил себе вздохнуть. - Думал, обойдется проще.       - Да не дергайся, я не маньячка, - невесело рассмеялась Галка. - Просто дура.       Вскоре они поднялись по неприметной лесенке за барной стойкой, прошли по короткому коридору и оказались в переделанном под гостиницу цеху.       Семецкий снял комнату до утра, хотя не собирался возиться с девчонкой дольше необходимого. Она была нужна лишь затем, чтобы убедиться в собственной состоятельности, ну и заодно проверить, насколько Шухов сдвинул ему ориентацию. После чего он собирался вернуть ее в зал, и возможно, переночевав в комфорте под крышей, отправиться на Болота.       Ключ скрипнул в замке, и взглядам их предстала чистая, хоть и пыльная каморка: колченогий стол, две табуретки, достаточно широкий матрас, брошенный прямо на пол и пара металлических запирающихся шкафов, из тех, что часто встречались в раздевалках местных подземных лабораторий.       - Заходи, - бросил Семецкий.       Девушка прошла в комнату, провела пальцем по столу, проверяя на наличие пыли, открыла дверцу шкафчика, и, тонко вскрикнув, отшатнулась.       Семецкий шагнул к ней, заглянул через плечо и расхохотался.       В шкафу, на дальней стенке углем был нарисован хоть и схематичный, но достаточно узнаваемый портрет - черные волосы, вместо левой половины лица - месиво шрамов, зрачки - две круглых красных точки. Краской неизвестный художник мазнул, не пожадничав, так что она потекла, да так и застыла двумя кровавыми слезами.       На полке под портретом вперемежку лежали разнокалиберные ножи - от перочинных до здоровенных боевых, патроны и черепа мелких животных - то ли крыс, то ли тушканов - не разобрать.       - Жуть какая, - передернула плечами Галка. - Зачем это?       - Думаю, на удачу, - Семецкий еще раз окинул взглядом самодельный алтарь, и признал, что выглядит действительно жутко: будто жертвенник тайной секты, исповедующей малопонятный кровавый культ. - Какой-то не в меру суеверный псих, видимо, решил, что поможет.       - А это кто? - девушка ткнула грязным ногтем в красноглазый портрет. - На Дракулу похож. Или на назгула. Король Ангмарский, блин.       - Черный Сталкер, - усмехнулся Семецкий, оценив сравнения. И, не подумав, ляпнул. - Кстати, действительно похож…       - Ты его видел, что ли? - насупилась Галка.       - Слышал, - поспешил он отмахнуться.       Девушка заметно расслабилась. Судя по всему, ей не раз пытались ездить по ушам различного рода байками, чем страшно достали. Так что теперь даже упоминания о Легендах Зоны вгоняли ее в тоску.       - Черный Сталкер, Белый Сталкер, Вечный Сталкер… - с откровенным сарказмом начала перечислять Галка. - Серо-буро-малиновый Сталкер. И каждый придурок с ними лично ручкался и пил на брудершафт, ага…       - Я не пил, - улыбнулся Семецкий.       - Ты просто платишь, - пожала плечами девушка. - А если кто нахаляву пытается в трусы залезть, то сразу весь крутой и легендарный, в одном ряду с этими вот, - Галка кивнула на Шуховский портрет. - Ну так что? - резко перевела она тему. - Сразу в койку или сначала отсосать?       - Лихо ты! - удивился Семецкий.       - Ну хочешь, целкой прикинусь? - на полном серьезе спросила девушка.       - Не, не надо. Давай полную программу, - он облокотился на стол, расстегивая китель.       Галка не стала ждать, пока он разденется - расстегнула ему ремень, пуговицы на ширинке. Ее узкая ладошка нырнула в штаны, сжала вялый член - будто поздоровалась.       Девушка вздохнула: на эрекцию не было даже намека.       Семецкий подавил желание извиниться. В конце концов, она не виновата, что именно сейчас и именно с ней ему все будто отрезало.       Долбанный Рэд!       Семецкий с ненавистью глянул в незакрытый шкаф, внутри которого чернел портрет, и ему показалось, что нарисованный Шухов ухмыляется - снисходительно, издевательски так, абсолютно уверенный в своем превосходстве.       «Ты мой! - складывались в буквы жирные угольные штрихи - Смирись с этим». «Только мой, - читалось в кривой ухмылке тонких губ. - Признай это». «Мой... - щурились плачущие кровью глаза. - Ты же сам этого хотел!». Алые пятна радужек казались настолько яркими в полумраке комнаты, что когда Семецкий отвел взгляд, они остались мерцать перед глазами, как если бы он долго смотрел на тлеющие угольки.       - Ну уж нет, - еле слышно ответил он портрету. И вдруг понял, что между ног стало тепло, влажно и довольно приятно.       Галка стояла перед ним на коленях, старательно, хоть и не очень умело вылизывая отвердевшую, налитую кровью плоть. Движения губ и языка ощущались слишком слабо, смазано - девушка успела натянуть на него презерватив.       - Нехило, - улыбнулась она, продолжая надрачивать и без того колом стоящий член. - Не обидела тебя природа.       Семецкий не ответил, взял ее за плечи, поднимая с колен. Галка, сообразив, чего он хочет, приспустила штаны и уперлась руками в столешницу.       Внутри нее было мягко, тепло и скользко: она и сама успела возбудиться. И это было правильно - именно так, как и должно быть - без боли, без колюще-режущих игрушек, без обжигающего жара… Правильно и совершенно... никак.       Семецкий двигался ровно, плавно, лишь краем сознания отмечая слабые искры чисто физиологического удовольствия: трение и сжимающие его мышцы были естественными раздражителями, и тело реагировало на них само, не мешая ему думать.       Зато Галке происходящее явно нравилось: дышала она тяжело, постанывала сквозь сжатые зубы, и, сбивая Семецкого с ритма, все пыталась податься ему навстречу. А еще откровенно текла - да так, что меж их телами при каждом толчке влажно хлюпало.       Семецкий вдруг подумал, что проблема-то не в ней: все-таки трахаться в гандоне - все равно, что плавать в сапогах.       Да и Шухов подобными мелочами не заморачивался.       - Эй, как насчет без резинки? - шепнул он девушке. - Я чист, честное слово.       - Все так говорят, - хрипло выдохнула та. Обернулась, заглянула ему в глаза и неожиданно махнула рукой: - А, ладно, черт с тобой! Давай без. Только, чур, внутрь не кончать.       - Яволь! - весело отозвался Семецкий. Вытащил из нее член, стряхнул презерватив на пол, и резко вдвинулся обратно.       Галка упала грудью на стол, подавившись воздухом.       Семецкий хмыкнул, перехватил ее поудобнее, и принялся жестко, не осторожничая более, вколачивать себя в податливое - и слишком нежное - тело.       Поначалу девушка лишь тихо всхлипывала, но вскоре уже стонала в голос, цеплялась за его бедра обеими руками, пытаясь при каждом рывке вбить в себя как можно глубже.       Семецкий поймал ее запястья, завел за спину, зафиксировав одной рукой, второй надавил ей между лопаток, вжимая в скрипящий, грозящий вот-вот развалиться стол. И вдруг почувствовал, как заводит его это ее беспомощное, нарочито подчиненное положение. Как ощущение власти над другим человеком - пусть даже временной - отзывается в каждом нерве яркими щекочущими искрами удовольствия.       Да, Семецкий был больше, тяжелее и однозначно сильнее миниатюрной девчонки. Ей не вырваться, не уйти - только и остается, что с благодарностью принимать в себя его плоть. Сейчас он - полноправный хозяин положения, и волен отпустить ее или же зарезать прямо на этом столе. Принести в жертву ухмыляющемуся с самодельной иконы демону. Возложить ее голову к остальным подношениям. Вряд ли крысиные черепа могут удовлетворить Шухова. Другое дело - человеческая девчонка - живая, теплая, текущая от желания. Ему должно понравиться. Он же любит, когда жертвы воют от похоти.       Семецкий поискал глазами нож - большой черный нож, который, как ему казалось, ждал своего часа рядом на столе.       Галка под ним вдруг гортанно застонала, затихла на мгновение…       Где нож?! Жертву нельзя резать чем попало!       …а потом закричала, выгнувшись и мелко дрожа.       Семецкий ощутил, как сокращаются стенки ее лона. И вдруг осознав, что собирался сделать, отпрянул, как от чумной.       - Эй, - девушка с трудом развернулась на подкашивающихся ногах. Дотянулась до табуретки, подтащила к себе и плюхнулась на нее, глупо и блаженно улыбаясь. - Отлично потрахались. - Она бросила взгляд на подрагивающий от напряжения, по-прежнему угрожающе крепкий член, и несколько смутилась. - Ну хочешь руками доведу? Или ртом, а?       - Не надо, - отмахнулся Семецкий и уселся на матрац, намеренно повернувшись спиной к нарисованному Шухову. - Все в порядке.       Не вышло. Не сработало. А ведь было так близко… В чем дело? Что пошло не так? И откуда взялся этот воображаемый нож? На кой черт ему вообще сдался блядский нож?! И почему, мать вашу, именно черный?!       Семецкий не мог сформулировать мысль, не мог внятно объяснить причинно-следственные связи, но доподлинно знал - в этом тоже виноват Шухов. Как и в том, что он не смог кончить, как все нормальные люди. Не хватало чего-то. Остроты, жара, накала. Словно бы раньше Семецкий был, к примеру, металлом с определенной и четко фиксированной температурой плавления, а потом появился Черный Сталкер - невозможный, антинаучный элемент - и походя смял самые основы его существования, изуродовал до неузнаваемости кристаллическую решетку, так, что все свойства - прежде известные и понятные - необратимо изменились.       Но разве не так же действует и сама Зона? Она извращает самую суть физики, химии и биологии, нарушает все известные законы, переворачивает все с ног на голову.       А Шухов - ее неотъемлемая часть. Главный назгул. Ангмарский король при Сауроне.       Семецкий смутно припоминал, что была в оригинальной истории какая-то засада с этим персонажем, но какая именно - никак не мог сообразить.       - Ты не знаешь, что особенного в Ангмарце? - спросил он у все еще пытающейся отдышаться девчонки.       - Его не мог убить ни один смертный муж, - ответила та. - Вроде бы чье-то пророчество. В итоге его победила роханская дева - Эовин, - имя девы Галка произнесла с затаенной гордостью преданной поклонницы феминизма. - На пару с одним из хоббитов. Каким именно - не помню, извиняй.       - Только смертный? - зачем-то переспросил Семецкий.       - Ну, так было сказано - что падет он не от руки смертного мужа.       - А бессмертного мужа они что, найти не могли? - удивился Семецкий. - Там же вроде эльфы табунами бегали.       - Да что ты докопался-то? - разозлилась Галка. Наверно, обиделась за Эовин. - Смертный, бессмертный - какая разница? Все равно ж мужик.       - Действительно, - согласился Семецкий.       - Эй, мы продолжаем или я пойду? - спросила она.       - Иди, - он не глядя вытащил из кармана несколько купюр, сунул ей в руку.       Но Галка не ушла. Какое-то время мялась рядом, и, наконец решившись, выдала:       - Ты это… если вдруг разнообразия захотелось… спроси Арти. Артура. Или Лешку Бульдозера. Но с Лешкой осторожнее, он дурной совсем.       - Я, что, по-твоему, похож на педика? - усмехнулся Семецкий.       - Да не, - она пожала плечами. - Точно не похож. Но время от времени всех тянет на экзотику.       - Иди давай уже, - отмахнулся Семецкий. - И это… спасибо что ли.       - Обращайся, - кокетливо подмигнула Галка и выскользнула за дверь.       И он остался один на один с портретом Шухова. Какое-то время сидел, прислушиваясь к собственному дыханию, чувствуя прожигающий спину ироничный взгляд, и ждал, что тишину вот-вот нарушит такой знакомый и такой ненавистный голос.       Это было невыносимо.       Поэтому Семецкий спустился в бар, взял водки, набрал нехитрой закуси и вернулся. А едва открыв дверь и снова наткнувшись на насмешливый взгляд Черного Сталкера, победно отсалютовал ему бутылкой.       Вскоре в комнату просочилось тонкое изящное нечто - назвать это парнем у Семецкого язык не поворачивался.       Прежде он не особенно верил в существование настолько карикатурных геев. И уж тем более не предполагал, что подобные кадры могут выжить - и кстати, жить вполне припеваючи - здесь, в Зоне.       Существо отзывалось на умильную кличку Арти, скорее подходящую брехливой болонке, чем нормальному сталкеру, пахло мылом и легким приятным парфюмом. Оно крайне ценило свое время, поэтому запросило раза в три больше давешней девчонки. Зато и ртом работало не в пример профессиональнее.       Но когда Арти попробовал обнять его назойливыми тонкими руками - словно бескостными щупальцами - и прильнул слишком гибким, каким-то пластилиновым телом, Семецкий едва сдержался, чтобы не разбить ему ухоженное личико.       Он зашипел рассерженным котом, и Арти испуганно вымелся из комнаты.       Следующим явился Лешка Бульдозер. Он оказался полной противоположностью предыдущего манерного пидораса: воняющий перегаром, бритый налысо бугай с синими от наколок пальцами. Этот денег не брал, работал исключительно из «любви к искусству» и своих, антилогичных для любого нормального человека понятий о чистоте социума.       А еще Бульдозер был явным садистом. Причем, в отличие от Шухова, садистом тупым и закомплексованным. И поэтому с самого порога превратился в проблему.       Проблема решилась, когда Семецкий сломал ему запястье и разбил об лысую башку почти полную бутылку водки. На грохот прибежал долговский патруль и увел Бульдозера для дальнейшего разбирательства. За Семецкого же вступилась донельзя виноватая Галка, и даже Бармен. Долговцы, слушая официантку, зверели на глазах: еще бы! Какой-то гопник попытался нагнуть нормального одиночку, и все это - на территории их базы - цитадели порядка и законности. Семецкому стало почти что жаль Бульдозера. Но только почти.       Больше он никого не пытался найти - сидел в своей комнате и тихо пил в одиночестве. Богатый на события день здорово его вымотал. Настолько, что даже думать было лень: в голове стало пусто и звонко, и Семецкий был этому несказанно рад.       В какой-то момент он обнаружил в комнате Галку - девушка молча сидела рядом и так же молча пила - видимо, отработала смену и зачем-то вернулась. Он ее не гнал. Даже обрадовался, что пришла.       Потом они как-то незаметно оказались раздетыми. Семецкий лежал на спине, курил, прихлебывая водку прямо из горлышка и стряхивая пепел за границу матраса, а Галка сидела на нем верхом, и обоим было слишком лень двигаться, поэтому все происходило очень медленно и продолжалось очень долго.       Семецкому снова не удалось кончить, но его это уже не волновало. Довольная жизнью девчонка ускакала, прихватив одну из бутылок, а сам он наконец-то смог заснуть.       А во сне к нему пришел Шухов, и принес с собой облегчение: он был все так же инфернально прекрасен, и все так же издевательски силен. Он без лишних слов распял Семецкого в позе звезды, и тот заметил, что стопы и ладони его пришпилены к доскам пола здоровенными черными ножами. Точно таким же ножом Рэд, напевая что-то себе под нос, принялся рисовать на нем узоры, и бритвенно-острое лезвие ласкало кожу, даря удивительно яркие ощущения. А потом Шухов лег на него сверху, и Семецкий задохнулся в невыносимом жаре его тела…