Выводы базы данных

Что я сделал?!! Фукубе брыкался и катался по кровати, прижав подушку к себе и зарывшись в неё лицом. Оно буквально пылало. И было от чего. Перед глазами, стоило их закрыть на мгновение, тут же возникала картина, произошедшая буквально только что. Поцелуй Сатоши и Хотаро, где инициатором был первый из перечисленных. — И что это на меня нашло-то... Я бы так никогда не сделал... Наверное... Паренёк с каштановыми волосами перестал кататься, сложился в позу эмбриона, закрыл глаза и тихо поскуливал, изредка вытирая мокрые глаза. На следующий день Хотаро, как обычно, сидел на своём месте и читал снова какой-то детектив. Сатоши зашёл в класс, стараясь не глядеть на любимого одноклассника. Причина этому проста: всякий раз, когда Фукубе кидал непроизвольный взгляд на Ореки, он (Сатоши) вспыхивал и утыкался в учебник, стараясь скрыть своё смущение. На уроках он, что ему не свойствено совсем, витал в облаках и совершенно не слушал учителя. База данных дала сбой. — Фукубе-сан! Фукубе-сан! — кричал учитель через весь класс к сидящему с отсутствующим взглядом Сатоши, но тот и ухом не повёл. Он думал только о нём. Только об Ореки. Разумеется. Уроки кончились, но Сатоши не спешил собираться в студсовет. Вернее, он вообще никуда не спешил. О чём-то думал — да, но какие конкретно мысли роились в его голове, понять было трудно даже ему самому. Хотаро ясно понимал, что причиной ментальному отсутствию Фукубе послужило произошедшее и сказанное вчера. Но никак помочь другу он не мог, даже наоборот — он бы усложнил всё дело своим встреванием. И куда только делся тот жизнерадостный мальчик, кого издали можно было принять за девочку, который стремился успеть всюду и везде, который был мотором для Ореки? Испарился. Канул в небытие. Развалился под действием хладнокровного пресса чувств. Того Фукубе Сатоши боле не существует. Остался реальный Сатоши, такой, каким он был почти всегда, но никогда не показывал. Тихий, плаксивый, невзрачный, разбитый, отсутствующий. Сломанный. — Фукубе-сан, что с тобой? — озадаченно спросила Читанда, когда кончились уроки, и надо было идти в клубы. — Ничего такого... — ответил тот, растягиваясь на парте и шумно выдыхая. — Просто влю... — Влюбился? Фукубе-сан влюбился? В кого же? Расспросы продолжались очень долго. Читанда сама не заметила, что нужно идти в клуб, хотя в этом вопросе она весьма пунктуальная девушка. Закончив допрос Фукубе, Эль ушла в клуб классики. Время на часах показывало 16:20. *** Господи, никогда день не длился так долго, как сегодня. Почему, интересно? Я сижу за партой в пустом классе и размышляю над этим вопросом. Меня никто не слышит и вряд ли станет подслушивать, поэтому я как будто бы говорю сам с собой. — Почему же? Может, всё дело в восприятии времени? Говорят, что, когда занимаешься любимыми делами, время летит незаметно, а когда сидишь на попе ровно и ничего не делаешь — всё с точностью да наоборот. Эх... А может, это из-за моих мнимых страданий касательно вчерашнего? И ведь понимаю, что они, чёрт возьми, мнимые, но всё равно переживаю. Влюбился, тупой идиот. И в кого! В Хотаро, блин! Нет бы хоть в Читанду ту же или Маяку, так нет, надо было именно в него. И что я бы с ним делал? Груди у него нет, соответственно, мять нечего. Целовать? Пожалуй, единственно верный вариант. Но... Мой монолог прервал стук двери. Я вздрогнул и обернулся. Там стояла Маяка. Чёрт... — Ты слышала?.. — А должна была что-то слышать? — спросила она и подошла ко мне почти вплотную. Вся красная, она взяла мою руку в свои две. Холодные, но это приятный холод. Твёрдо держащие, но при этом мягкие... Да, у Хотаро таких никогда не будет. Может, всё-таки стоит вернуться к тому состоянию, в котором я был до прошлого месяца? И сказать Хотаро, что всё это было лишь игрой, и на самом деле я не люблю его?.. — Маяка... — я положил вторую руку на её левую и прижал их друг к другу. Девушка покраснела ещё сильнее. — Я... Я... Руку не для этого взяла твою... Я взяла её, чтобы... Вместо окончания она стряхнула мою вторую руку и положила первую... Себе на грудь. Я опешил. Я не знал, что делать. Вместо мышления я начал инстинктивно сжимать и разжимать руку на груди Ибары. Та вздрогнула и простонала, но не громко. Сквозь тихие стоны она хотела что-то сказать, но я разобрал только "Вторая рука", "сильнее" и ещё что-то. Я понимал, что у меня началась эрекция, так как это чувствовалось. Я взял вторую грудь во вторую руку и вскоре начал в стройном ритме мять один из половых органов полностью. Маяка стонала всё громче, понимая, однако, что надо не слишком громко. Согласитесь, это выглядит здорово: довольно тесный петтинг в лучах закатного солнца. Но что-то было не так. Во-первых, Маяка бы ни за что не стала так поступать, пусть мне это и нравится. Хотя этому есть объяснение. Вероятно, Читанда додумалась сказать Ибаре неправду, к которой сама пришла. Наивная, неужели она и вправду думает, что геев нет? Хотя какая, в самом-то деле, разница... Я хотел зайти дальше. Хотел Ибару полностью. Хотел войти в неё. Но... Я не мог. Я убрал руки с весьма привлекательной Маяки и просто обнял её, прижимая к себе. Я не люблю её. Я просто хочу её. И всё. Не люблю. Не люблю... — Сатоши... Я... — Не говори ничего, Маяка. Ничего... Так прошло около минут семи. Всё это время мы стояли в обнимку посреди класса, между парт, на фоне заката. Идиллия, которой суждено умереть, как это ни печально. Я отошёл от девушки и посмотрел прямо в глаза. Она также посмотрела на меня. Я не решался ей сказать о том, что я на самом деле из себя представляю. И пусть сейчас я практически занялся с ней сексом, это было лишь желанием. Я не люблю её. Я люблю Хотаро. Чистой, нежной, можно сказать, любовью. — Сатоши... — Маяка, извини, пожалуйста, за всё сегодняшнее, за всё вообще в принципе, что я делал не так. Расстраивал тебя, лишь подкрепляя твои чувства ко мне. Но я должен тебе сказать одну вещь. — Ты любишь другую? — Другого... — неуверенно пролепетал я. Лицо Ибары надо было видеть. Она выглядела так, будто её любимую игрушку сломали на её глазах. Готова была зарыдать, но в то же время сдерживала свой праведный гнев. Искажённость, страх, непонимание — всё это практически одновременно отобразилось на лице Маяки. Она постояла в шоке минуты три, после чего зарыдала, крикнула на весь этаж — мы на этаже одни были — что я сраный пидор, и убежала прочь из класса с первой космической скоростью (во всяком случае, так казалось). Я был ошарашен не столько содержанием, сколько формой сказанного. Про то, что я гей, уже мне известно, но "сраный пидор"... — Маяка, блин! Помягче нельзя было?! — проорал я вслед девушке, уже убежавшей прочь из старшей Ками, и спустился по стене снова в чёртовых слезах. *** Уааах... Я зевнул, тщетно пытаясь прогнать остатки недосыпа. Чёртов Сатоши. Из-за него ведь всю ночь не спал — кошмары донимали. Брр, до сих пор холодок проходит, как вспомню. Надо идти домой. Я встал со своего места в клубе и, заперев дверь — я был последний, поскольку заснул днём и проснулся на закате, — пошёл прочь. Идя по почти что пустой школе, я ощутил навязчивое чувство дежавю. Конкретно — я снова услышал звук плача. Причём не нужно быть гением дедукции, чтобы догадаться, кому он принадлежит. Я пошёл в свой класс, поскольку плач исходил оттуда. Открыл дверь и... — KILL YOURSELF! — я услышал металлический, будто бы инопланетный голос. Резкий, чёткий. Повернулся вправо и увидел дёргающегося в конвульсиях Сатоши. Тот рыдал, но плач перебивался чем-то... Чем-то, чему я даже слов подобрать не могу. Он словно был одержим чем-то или кем-то. Инопланетный голос раздавался из его рта. Я поднял его и отвесил пару звонких пощёчин, отчего парень пришёл в себя и отсутствующим взглядом посмотрел в мои глаза. — Хотаро... — Вернулся. — облегчённо выдохнул я, но тут же напрягся. — Только в этот раз без поцелуев обойдись. — Угу... — Сатоши попытался утереть слёзы, но они хлынули с новой силой, и парень уже сквозь них прокричал: — Я хочу умереть, Хотаро!!! Мне больше незачем жить!!! Единственный человек, которого я люблю, ко мне относится, как к другу!!! Единственная нормальная подруга решила со мной порвать!!! Убей меня, Хотаро!!! Убе!.. Дзынь! Звонкая пощёчина снова успокоила неугомонного романтика-самоубийцу. — Хорош давить на жалость! — выкрикнул я. — От твоей смерти не станет лучше никому — это раз. Ты, видимо, хочешь меня за решётку отправить за убийство тебя — это два. Ибара — девушка такая, что через пару часов угомонится, смирившись с твоей ориентацией, и продолжит с тобой общаться на следующий же день. Это три. Я привёл три довода, почему я не стану тебя убивать. Убиваться самому или оставаться жить — твоё дело, и я в него уже не лезу. А сейчас слёзы вытер, на ноги встал и пошёл домой с счастливой миной. С этими словами я подал ему руку, чтоб ему с обмякшими ногами было на что опереться первое время. Он воспользовался моим предложением и, взявшись за руку, встал. После чего прошёл немного и вышел из класса, шатаясь словно пьяница с десятилетним стажем. Хлопот с тобой, младой человек. Эх, блин... Я вздохнул и, взяв сумки обоих — он свою забыл в классе, придурок эдакий, — пошёл прочь из школы.