Выводы базы данных

Идя по практически пустой школе, Хотаро ещё долго мог слышать плач своего друга. Однако из-за чего он, этот плач, парень понять не мог. Неужели из-за него Сатоши... Вляпался во что-то странное? Или, может, мистера Весельчака вконец доканало это мотание по клубам и желание всем и всему угодить? Но в любом случае, Фукубе плакал — да даже не плакал, рыдал в голос — и Хотаро не мог так этого оставить. Но и бросить Читанду он тоже не мог. Что делать? Это странно, что Сатоши взялся рыдать. К тому же, рыдать после нашей с ним встречи. Да и его искренняя улыбка куда-то делась. Что вообще происходит? Я всегда восхищался неуёмной активностью Сатоши. Этот парень никогда не плакал, сколько я его знаю, а знаю я его с начальной школы. Но, если посмотреть с другой стороны. Сатоши всегда улыбался, и даже слышать его плач весьма странно. Но, если так подумать, то не может ни один человек на этой планете никогда не поддаваться депрессии. Рано или поздно, но это должно было случиться и с ним... В тишине замирающей школы нельзя было не слышать редких поскуливаний друга брюнета. Скорее всего, и Читанда тоже слышала, хоть и не осознавала, что это за плач, чей он и откуда идёт. "И всё же, идти мне обратно в клуб или всё же свалить домой?" Стоя перед этим выбором, Ореки остановился у своего ящика с обувью. Эль, спящая на спине парня, уже стала незаметна — всё-таки, человек привыкает к изменениям и неудобствам и уже перестаёт замечать какое-либо из них. — Нафиг всё. Завтра спрошу у Сатоши, с чего вдруг он зарыдал, как баба. С этими словами брюнет переобулся, взял обувь Читанды и пошёл относить девушку домой. *** Сколько я уже иду? Вроде бы был несколько раз уже у неё дома... Не заблудился ли? Да вряд ли можно в нашем городке-то заблудиться, хотя вероятность есть. Но не для меня — я же местный, а значит, не заблудиться для меня не является проблемой. И всё же, как долго я иду? Час где-то? Или больше? Может быть, это мне так кажется просто из-за того, что я пошёл пешком до отдалённого дома Читанда, да ещё с его наследницей на спине? Кто знает. Так или иначе, после сдачи Эль с рук на руки я посмотрел на часы и обнаружил, что мой биологический временной механизм меня почти не подвёл — я действительно шёл полтора часа в общем счёте. Постояв немного и поразмышляв на сию тему, я пошёл домой. Не очень хорошо получается. Мало того, что мне пришлось нести на себе Читанду, что как бы опасно для моего здоровья, так ещё и Сатоши по какой-то причине зарыдал после нашей с ним встречи. Он не болен ли? Надо будет спросить его на этот счёт, когда домой при... Эх, это что ж со мной творится-то такое... Похоже, моё здоровье пошатнулось, пока я нёс Читанду на своей спине, причём пошатнулось знатно. Потому что в любой другой ситуации я никогда бы не стал никому звонить, да что не стал — даже не думал бы об этом, даже если бы это был Сатоши. А тут у меня действительно как-то странно выходит: сам хочу взять и позвонить, причём хочу так твёрдо. Нет, со мной определённо что-то произошло за эти полгода, что я учусь в Старшей Ками. И ведь снова она всему виной. Хотя кто она: сестра или Читанда? Кто знает, кто знает... Однако, в любом случае звонить я хочу, и это никуда не деть. Что же, позвоню. Как только заявлюсь домой. *** И вот я дома. Пришёл, увидел сестру и свалил в свою комнату. В конце концов, эту ужасную форму надо уже снять. Бесит она меня уже. Хотя сестра и говорит, что тёмно-синее мне идёт, мне от этого ни жарко, ни холодно. Я заверяю вас: эта форма меня бесит. — Сестраааа! Телефон занят? — крикнул я через весь дом. Ответом мне стала тишина. Пришлось спуститься вниз. Оказалось, сестра уже ушла в магазин. Или вовсе уехала опять куда-нибудь в Кабо-Верде. В общем, дома её нет. Что ж, мне же лучше. Я взял телефон и набрал номер Сатоши. Гудки один за другим полились из трубки в мой ушной канал. Эти монотонные навязчивые звуки уже начинали раздражать меня по непонятной причине, но тут на том конце провода ответили: — Фукубе слушает. Я перевёл дух и спросил: — Здравствуйте, я Ореки Хотаро. А Сатоши дома? — А, Ореки-кун, ты! Сатоши сейчас спит у себя. Позвать его? Са... — Нет, спасибо. Тогда... Я принялся думать над тем, говорить ли матери Сатоши о том, что её сын сегодня рыдал, как баба. С одной стороны, хорошо было бы, если бы она знала о его состоянии, но с другой — не напугает ли это её? Так и не придя к решению, я пошёл на компромисс: — Тогда можно мне прийти? Я хочу переговорить с Сатоши с глазу на глаз. — Да, конечно! Ждём! — Да, до свидания... — закончил я разговор и повесил трубку, после чего сполз по стене. Мда... Нехорошо получается. Позвонил, свалился как снег на голову, напросился на встречу. Но делать нечего: если мне это нужно — сделаю это быстро; таков мой девиз. Так или иначе, через полчаса я уже был у дверей семьи Фукубе. Я нажал на звонок;через минуту мне открыла мама Сатоши. — Извините за вторжение... — проговорил я, разуваясь и входя внутрь. — Комната Сатоши наверху, слева от лестницы. Вам чаю туда принести? — А... — я, мягко говоря, был поражён гостеприимством этой семьи. Если бы у меня такое было — кто знает, может, я стал бы таким же, как Сатоши. — Нет, думаю, не пригодится... Спасибо... Я прошёл наверх и тихо постучался. — Мам, если это ты, то я вроде как сплю. — отрезонировал хозяин комнаты. — Сатоши, эт я, если что. Мне можно войти? — Х-Хотаро?! Щ-ща, погоди, я тут приберусь... — Я вхожу... — сказал я и... Был ошеломлён. Такого срача, что наблюдался в комнате моего друга, не было даже в самые трудные времена у меня. Повсюду разбросана манга, пол усеян использованными влажными салфетками, открыто около десяти коробок с дисками для Плейстейшна, и девять из них с содержимым внутри. Воняло чем-то, что очень отдалённо напоминает сперму. — Сатоши, у меня только один вопрос. У тебя что, гремлины заселились? Хозяин комнаты сидел на кровати, подобрав под руки подушку и смотря на меня исподлобья. — Ну, почти что. Извини за такой беспорядок, я сейчас всё уберу. — Не заставляй себя делать это лишь ради меня. Лучше объясни, как ты докатился до такого образа жизни? — Да это... История очень долгая. — У меня нет особых дел, ты же знаешь. К тому же, мне интересно, по какой причине ты рыдал. — Ладно... Тогда присядь сюда, пожалуйста... — попросил мой друг и указал на место в пятидесяти сантиметрах от него самого. Я пожал плечами и исполнил эту столь несложную просьбу. — Понимаешь, Хотаро, дело в том... Что мне кое-кто небезразличен. — Оооо, эт не новость, господа. И кто же это? Ибара? Или Читанда? А может, Ирису? — Пожалуйста, не делай мне хуже, а. Нет, это никто из перечисленных тобой людей. Кхм-кхм, — внезапно прокашлялся мой хикковатый друг. — Вот как ты думаешь, как много в нашей школе голубых да розовых? Это с чего вдруг у него такая тема в голове взялась? — Откуда мне знать? Я подобной статистикой, знаешь ли, никогда не интересовался. — Вот. А мне однажды стало интересно, а сколько их в процентном соотношении с обычными. И вот к чему я пришёл... — Стой-стой. Ты же вроде говорил, что база данных выводов не делает? Так с чего вдруг ты решил вступить на моё поприще? — А тебе бы не показалось это странным? Прихожу я к тебе, значит, и прошу тебя помочь в составлении процентного соотношения нетрадиционных с традиционными. Действительно. Мне это показалось бы чересчур странным. И я бы отослал Сатоши с такими просьбами куда подальше. — Ну да... В общем-то... Ладно. Ну и? К чему ты там своими усилиями пришёл? — Ну, я пришёл к выводу, что из тысячи учеников Ками примерно восемь человек являются гомосексуалистами. Понимаешь? Восемь десятых процента учеников — геи и лесбиянки. — И что из этого? — Я база данных, я выводов не делаю. Но тут настолько просто, что даже мне думать не надо. Два из двухсот пятидесяти учеников — геи или лесбиянки, или гей с лесбиянкой. Тут это не суть важно. — Это, Сатоши. Ты это к чему сейчас ведёшь? — прервал я его размышления на тему гомосексуализма. Сия тема для меня не является лучшей для разговора с другом одного со мной пола. Это заставляет меня думать, что мой друг сейчас мне признается. — Честно говоря, Хотаро... — Фукубе потупил взор и стал разглядывать свои ногти. — Я постоянно разрывался между тобой и Маякой. С одной стороны, мне нравится Маяка. Она добрая, строгая, милая, может веселиться. Но с другой стороны меня прельщаешь ты. Замкнутый гений, не считающий себя таковым, скромный и ленивый, но всегда готовый прийти на помощь. И я всё думал и думал: к кому же моё сердце лежит больше — к тебе или к ней? И когда я нашёл ответ, я и стал искать статистику геев нашей школы. Потому что мой ответ... Впрочем, ты и сам уже догадался. Приехали... Я выпал из реальности после этих слов. Свершилось то, чего я боялся, начиная с нашего путешествия к родственникам Ибары. Сатоши... Заболел. Причём заболел так, что эту болезнь попросту не выкосить. Эта болезнь и зовётся "гомосексуализм". Ну здорово. Что прикажете делать? Послать его к праотцам? Обнять, сказать, что его чувства взаимны? Или есть ещё варианты, о которых я не знаю? Так или иначе, но я сидел в прострации вполоборота к моему другу, как оказалось, имеющему ко мне отнюдь не дружеские чувства, но более возвышенные. Я притянул свою чёлку вниз и покрутил её пальцами, собираясь с мыслями. И главная из них была: "Сатоши меня любит. А мне он нравится как друг, с которым можно поболтать на любые темы, который всегда меня дополняет. Но, блин, не более того!". — Я... Я понимаю твоё смятение... Это странно, когда твой друг детства тебе и признаётся в любви. Но я действительно люблю тебя. Я тщательно скрывал это на протяжении последней недели, когда осознал это, однако сейчас я просто уже не могу это держать внутри себя. Я обязан был тебе это сказать. Извини, Хотаро. Ты можешь меня послать подальше и разорвать со мной все связи — я пойму. — Сатоши. — глядя на чуть ли не рыдающего друга и слыша его дрожащий голос, я стараюсь сам не поддаваться чему-то подобному. Хотя я действительно не понимаю, с чего вдруг. Я стараюсь придать своему голосу твёрдость. — Не дави на жалость, пожалуйста. Этим ты лучше не сделаешь. Я не стану тебя посылать и рвать связи с тобой, ибо на кой оно мне надо. Однако теперь постарайся приходить каждый день в Клуб Классики. Я, как твой лучший друг, не хочу, чтобы ты страдал от невозможности меня увидеть. Что я несу?.. — Я лоялен ко всем меньшинствам, и даже факт того, что ты гей, меня не отвергнет от моей лояльности. Потому что ты, чёрт возьми, мой друг. И перестань себе накручивать разное, вгоняя себя в депрессию. Хорошо? — закончил я и проницательным взглядом посмотрел в медово-рыжие глаза Сатоши. Тот смутился и, опустив свою голову на подушку, которую всё никак не отпускал, пробурчал что-то похожее на "Угу". Я облегчённо вздохнул и встал с его кровати, после чего, попрощавшись со всеми, вышел из дома Фукубе. И на свежем воздухе мне стало в разы легче. — Ну и сложно же это было... — пробормотал я себе под нос и уже собрался взять свой велосипед, как вдруг меня окликнули. Не нужно быть гением дедукционного метода, чтобы понять, что это был Сатоши. — Хотаро, погодь! — на ходу крича, он влетел в меня, почти повалив на теряющий температуру асфальт. — Не, я понимаю, что бежишь ко мне, но с ног-то зачем сби... — я не договорил. Сатоши, будучи немного ниже меня, поднявшись на носочки, впился в мои губы своими. На секунду, правда, но всё же это произошло. Вот тут я уже не смог остаться холодным в мыслях. "БЛ*ДЬ, ЧТО ТУТ ТВОРИТСЯ?!" Так я кричал во время поцелуя внутри себя, отметив, однако, что целоваться этот парень умеет. Он отбежал от меня, стоило поцелую прекратиться, и буквально на первой космической полетел к себе в комнату, сгорая либо от смущения, либо от... Брр. От этой мысли у меня мурашки по коже бегут табуном. Не в моём характере жаловаться на жизнь и говорить нелицеприятное, но тут, извините, я не сдержался и выругался, не громко, однако это случилось. — В душу твою небритую, Сатоши. Мало того, что гей, так ещё и мой первый поцелуй увёл под свою юрисдикцию, засранец эдакий. Купи себе резиновый член и прыгай на нём, думая, что он мой. Бррррр... Я вздрогнул, но не от холода снаружи, но от холодка, пробежавшегося по телу снова. Сколько бы я ни был лоялен к секс-меньшинствам на словах, когда дело касается меня, это, извините, хреново. Когда эти самые секс-меньшинства пристают ко мне, целуют и наводят на пошлые мысли нетрадиционной ориентации, это очень хреново. Но делать нечего — всё уже прошло, и надо идти домой. Только, блин, никогда лучше об этом не вспоминать. С этими мыслями я наконец сел на велик и унёсся со скоростью ветра прочь от дома Фукубе Сатоши.