Холодное пламя

Кто-то несильно сжимает пальцы на левой руке и попутно тихо бубнит, будто мантру « Проснись…» -Де…ку? — шепчет Бакугоу разлепляя пересохшие губы, приоткрывая один глаз и видя с левой стороны своей кровати лохматую зеленую макушку Мидории, что сейчас спал, скукожившись около постели и шептал эту фразу. Сон его был беспокойным и явно непродолжительным. Под глазами пролегли черные тени, а лицо осунулось: острые скулы выпирали, губы посерели и уже слились с землистым цветом кожи. Но даже такой тихий шепот, больше похожий на шелест, Изуку различил и открыл глаза, уставившись на Катсуки потухшим взглядом. — Надо же… Проснулся… А мне говорили, что это… невозможно… — Мидория слабо улыбается и быстро убирает свою руку от Бакугоу, будто тот сейчас его уничтожит, если он продержит свои пальцы дольше положенного. Катсуки было крайне больно говорить, и теперь он лишь молчал, смотря на потерянного и исхудавшего Изуку, в явно несвежей и помятой одежде, который сейчас молча переминался с ноги на ногу, не зная, что именно сказать. — Знаешь, пока тебя… не было… Ну точнее спал, столько всего произошло, — промямлил Мидория и опять умолк. Немного постоял, ловя на себе странный взгляд Бакугоу, и сославшись на дела, быстро удалился из палаты, оставляя блондина одного. Почти сразу как ушел Мидория в палату пришла группа врачей, которые начали изучать соматическое состояние Катсуки, светя фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков, задавая глупые вопросы и спрашивая, что и где болит. — Издеваетесь, да? — прошипел Бакугоу, услышав глупый, по его мнению, вопрос. — Я руку не чувствую, в ушах звенит, а живот болит так, будто мне из него кишки кусками вырывают. — При правильном лечении скоро это пройдет. Мы очень рады, что наше лечение так плодотворно на вас сказалось и вышли из комы. Изначально мы все же давали более худшие прогнозы, а вы оказались, однако, крепким юношей! И еще через недельку мы сможем вас уже выписать на реабилитацию домой, — радостно проговорил врач, который, кажется, очень собой гордился, и теперь своим напыщенным видом крайне злил Катсуки.  — Ваш друг, Изуку, — продолжил врач, видя, что парень ничего особо не говорит, — сыграл наверно даже решающую роль в вашем пробуждении. Он тут прожил почти три недели, тут — это в этой палате. Честно, мы пытались его отправлять домой, но он так сильно упирался, что нам пришлось смириться. Почему-то, как только мы его выпроваживали из палаты, ваши показатели сразу начинали ухудшаться, так что нам пришлось смириться с тем, что он почти прописался здесь. Врач замолк и продолжил дальнейший осмотр недавно очнувшегося пациента. Бакугоу терпеливо выждал когда закончится осмотр, и задал волнующий его вопрос: — А кто еще ко мне приходил? — О! У вас было много гостей! Приходили ваши бесчисленные коллеги с работы, родственники, близкие друзья и конечно же ваша мама. Когда она впервые вас увидела, мы думали, она нас всех уничтожит, столько шуму она подняла, уверяя, что это не её Кацчан. Мы еле спаслись, — и доктор рассмеялся, довольный своей шуткой, — но больше всех конечно тот паренек провел времени. Да… давно я такого не видел, упорный он. Все звал и звал… Врач умолк, послушал как дышит Бакугоу через стетоскоп, довольно хмыкнул, подозвал еще двух своих коллег,они о чем-то посовещались и, попрощавшись вышли из палаты. На протяжении бесконечной нудной недели, что он лежал в больнице, Катсуки извелся от скукоты. Хоть как-то спасал небольшой телевизор, на котором он смотрел бесчисленное количество глупых шоу и бессмысленных новостей. Почему-то чего-то стоящего по этому ящику не показывали. Парень очень радовался, когда к нему приходили Шото или Эйджиро, Мидория же наоборот — как сквозь землю провалился. По какой-то причине, Изуку избегал его. В день выписки его прошел забирать Тодороки, ведь он единственный из близких людей, кто имел машину, и еще огромная толпа друзей со всякими шариками и цветочками. От такой картины Бакугоу растерялся и немного даже испугался, за ним ли эта толпа пришла. Но нет, судя по огромной растяжке, что держали над головами — за ним. Парень улыбнулся и похромал к машине, опираясь на трость. Сегодня его выписали из больницы на дом, список лекарств и ухода был пугающим, а пункт с обязательной сиделкой и вовсе ужасал. Хоть его и подлатали, как могли, парень оставался по факту, одноруким, ведь правая рука красовалась в гипсе по локоть. Так же была жуткая рана на животе, хоть немного и затянувшаяся, а из-за повреждения позвоночника ноги его еще плохо слушались, и по хорошему ему нужно было не с тростью ходить, а ездить в кресле. Но парень уперся рогом и настоял, что в таком жалком виде он больницу не покинет, и ему все же пошли на уступки, разрешив пройти этот короткий путь с тростью. Он шел как и подобает герою, ведь благодаря ему, оказывается, был уничтожен основной монстр, производящий остальных, которые орудуя под землей, разрушали город, заставляя землю проседать. После их боя в тот город были посланы остальные герои, которые уже окончательно зачистили гнездо тварей. Дом, милый дом! Катсуки готов был упасть на пол и расцеловать его, настолько ему надоела эта чертова больница со своими резкими лекарственными запахами, бесконечными процедурами и прочей лабудой. Следом за ним шел Тодороки, таща за собой коляску и сумку с вещами Бакугоу. — Что решил по поводу сиделки? — задал очевидный вопрос Шото, заранее зная, что он услышит. — Ничего. Она мне не нужна! — фыркнул парень и плюхнулся на любимый диван, растягиваясь на нем, будто довольный кот. Квартира сияла подозрительной чистотой, будто до его прихода тут побывала клининговая служба. — Я чет не пойму, а почему тут так чисто, а? Слыш, Шото, ты потрудился что ли? — лениво протянул Бакугоу, оглядывая свою любимую квартиру, которая хоть и была крохотной, но все же она была его. — Конечно я! Что за странные вопросы, а? Логично, что за полтора месяца, что тебя тут не было, пыли тут собралось много и срач был знатный, а с твоими не зажившими ранами заниматься уборкой в принципе не допустимо, — проворчал Тодороки, выкладывая вещи Катсуки из дорожной сумки, попутно сортируя, что в стирку, что в шкаф. — Хочешь ты этого или нет, раз ты упертый баран, не хочешь нанимать сиделку, то ей стану я. — Не понял, что сделаешь? — блондин от неожиданности такого заявления аж подскочил на диване, не веря услышанному. Более жуткого варианта, чем сиделка в лице Шото, было невозможно представить. Катсуки даже взвыл, только представив себе эту картину, вечно мельтешащего друга в белом халате, с пузырьком таблеток одной руке и огромной клизмой в другой. Резкий несильный подзатыльник вывел из мира грез в реальный мир, где около Катсуки замер обозленный Тодороки. — Нет! Это явно не то, о чем ты подумал! Я не собираюсь с тобой жить тут, дурень. Даже не надейся, — возмущено проговорил друг и продолжил свое занятие, только теперь он рассортировывал таблетки по разным местам, отмечая, что пить и в какое время дня. Первые пару дней Катсуки было жутко сложно одному, и он действительно стал подумывать что нужно нанять человека, который ему поможет. Как выяснилось, с тростью он ходить долго не может, а фактически лишь на короткие партизанские перебежки, от туалета до кровати, а обратно уже по-пластунски — на животе, иначе невыносимо начинала болеть спина. Некогда удобно расположенные шкафы превратились в невообразимую преграду, так что достать что-то с полки выше, чем он вытягивал руку с кресла — было невозможно, иначе стреляющая боль на полдня была гарантирована, даже анальгетики не помогали. Шото выполнил свое обещание, и наведался к другу через пару дней, принеся сумку с провиантом, которую он мог легко либо разогреть в микроволновке, либо заварить кипятком. — Ну что, как тебе житье одному? Не надумал о том, что бы нанять сиделку, а? — издевательски прошипел Шото, смотря на кислую мину Бакугоу, который стыдливо переполз с кресла на диван, и развалился в характерной ему позе. — Нет! Я же не какая-то древняя рохля, что бы нуждаться в посторонних услугах, — фыркнул парень. Хоть Катсуки это отрицал, внимательный Шото давно заметил, что в квартире еще больший бедлам, чем обычно, он в той же одежде, что и ранее, а осколки разбитых тарелок тут и там попадались под ногами. — Ну-ну… Хочешь дождаться того момента, когда тут и шагу ступить нельзя будет, не наступив на осколок очередной тарелки или умирая от вони, что ты развел в мусорном ведре? Каким образом ты это вообще смог сделать, ведь я тут был всего пару дней назад! — шокировано проговорил Шото, открывая дверцу шкафа, откуда нестерпимо воняло тухлятиной. — Блин! Отстань! Я взрослый парень и сам могу о себе побеспокоится! Надо будет, и в магазин хоть сейчас сам пойду! Вызвался помогать, так помогай, не хочешь — не надо! — прокричал с дивана Бакугоу, попутно сотрясая воздух единственной здоровой рукой. Еще немного повозившись для приличия, ощущая на спине тяжелый взгляд разгневанного блондина, Шото быстро собрал мусор по квартире и ретировался, получая в спину короткую гневную речь, сдобренную щедрой порцией мата. — Урод! Дурак! Мудак! — шипел Бакугоу, пытаясь переодеться в чистые вещи, что аккуратной стопкой теснились в его шкафу. Сейчас парень был намерен любой ценой спуститься вниз, и дойти до магазина, что располагался на углу дома, в котором он жил. Выбрав немного мешковатые вещи, которые скрывали бинты и гипс, парень вооружился тростью и направился к выходу из квартиры, стараясь не замечать стреляющую боль.